10.
- Вот, Кот… Так мы и встретились. Что облизываешься? Понравилась история?
Мишка сидел в густой траве и задумчиво теребил зверя за мохнатую холку. Тот валялся рядом, вольно раскинувшись под жаркими солнечными лучами, довольно жмурился и тихо урчал.
- Знаешь… Мне сейчас очень плохо. Ее нет. Где искать – не знаю. Такое впечатление, будто она провалилась в какое-то параллельное измерение… А может – в перпендикулярное! Я чувствую – она где-то рядом! Только от этого не легче…
Кот приоткрыл желтый глаз и внимательно взглянул на хозяина – будто в душу с лапами залез.
- Что говоришь? Вернется? А ты откуда знаешь? Да нет, нет, что ты… Какой допрос! Просто… Ты же понимаешь, как это для меня важно!
Он улегся прямо на мягкий кошачий бок, будто на подушку, и мечтательно поглядел в облака.
- Вот, послушай, какой я стих сочинил… Про нас с тобой, про нее…
Разделены запретами
Законов мироздания,
Мы существуем в параллель
В разрозненных мирах.
Ты - неоткрытая звезда,
А где - одни гадания...
И все надежды долететь
Обречены на крах.
В хитросплетениях времен,
Кривых, как сферы Римана,
Блуждаю я - мне не уйти
Из наших злобных царств.
Душа погрязла в черноте
Вселенского континуума
И в липких псевдоподиях
Закрученных пространств…
Здесь Бога нет. Здесь пустота,
Насколько мысль протянется.
И рай – иллюзия! Но ад
Объемлет все вокруг.
Здесь я исчезну. Ничего,
Наверное, не останется…
Но исчезать не тороплюсь:
А вдруг?.. А вдруг?.. А вдруг?..
Кот вдруг поднялся, стряхнув с себя Мишкину голову, как репей. Он беспокойно метался из стороны в сторону – три шага туда, три шага сюда,- хлестал себя хвостом, скалил клыки-гвозди, прижимал уши… Мишка сидел, поджав ноги и, морщась, потирал ушибленный затылок:
- Ну, ты, чокнутое создание! На фига так скакать-то! У меня же чуть башка не отлетела! Если на тебя так стихи действуют, я тебе больше ни строчки читать не буду!
Кот бухнулся рядом и вытянул передние лапы. Сидит, как Сфинкс, смотрит куда-то за горизонт. В желтых глазах, как в зеркальцах, отражаются кивающие головки колокольчиков и ромашек. Мишка хлопнул его ладонью по пыльной мохнатой ляжке:
- Ну вот! И не дрыгайся!
Он снова положил свою голову на зверя и блаженно потянулся.
- Так ты говоришь, Лайти вернется? А когда? Хотя, что за глупости я говорю… Разве здесь бывает – «когда»? И – «где»?.. Значит, мы встретимся где-нибудь когда-нибудь! Что ж – пусть так. Если только не врешь!
Оба надолго затихли. Мишка лежал с закрытыми глазами и беззвучно шевелил губами. Кот сидел, не шелохнувшись. Он жадно впитывал хлещущие через край эманации Мишкиной души, но то, что зверь возбужден до последнего предела, выдавали только нервно подрагивающие уши и дергающийся кончик хвоста. Мишка, не открывая глаз, время от времени потряхивал головой и делал короткие взмахи руками – будто подгонял застревающие где-то рифмы. Иногда он вздрагивал, как бывает у людей на грани сна и реальности, затихал, но скоро снова начинал бормотать ползущие из ниоткуда строки. Наконец, он открыл глаза и сел. Повернулся к зверю, дернул его за ухо:
- Мне кажется, ты такое любишь… За качество ритма и рифм не ручаюсь… Может, и смысла большого нет, но… Короче – вот тебе обед!
Неуют в душе,
неуют,
Будто за упокой
поют...
Непокой...
Такой непокой!
Будто сердце сдавили
рукой...
Так и хочется
выть, выть,
И беду свою
лить, лить,
Чтоб сухие мои
глаза
Кипятком обожгла
слеза...
Боже! Где ты?
Услыши мя!
Нет ни ночи мне,
нет ни дня...
Грешный раб твой
молит
с тоской:
- Ой, верни мне,
верни
покой!
Без Тебя мне тошным-
тошно!
И на сердце черным-
черно!
Я устал уже
столько лет
Верить в то,
что Тебя - нет!
Ну к кому пойти,
побежать?
Ну кому мне все
рассказать?
Чем утешиться?
Как покаяться?
Иль до смерти мне -
жить, да маяться?
Я глазами пустыми
вокруг гляжу,
Что-то потерял,
да не нахожу,
Я Тебе - чужой,
я себе - чужой...
И сквозь зубы льется
тихий волчий вой.
Кот благодарно заглянул в Мишкины глаза и положил ему на колени пудовую когтистую лапу. Потом широко зевнул и облизнулся. Мишка рассмеялся:
- Вкусно? Я почему-то так и думал. Все-таки боль рифмованная усваивается лучше, чем сырой полуфабрикат. Ох, избалую я тебя, кошак! Ох, избалую! Смотри – повадишься деликатесы лопать, потом на простую еду и глядеть не захочешь!
Кот снова зевнул и уставился вдаль. Мишке показалось, что тот улыбается.
- Ну что, так и будем валежничать?
Зверь недовольно приоткрыл зубы.
- Я к тому – может, сходим куда? Прошвырнемся, проветримся… Что бездельничать? Належимся еще… В свое время!
Кот, пусть и нехотя, но поднялся. Мишка хлопнул его по спине, выбив целое облако пыли:
- Веди, Сусанин!
Зверь двинулся напрямик сквозь дремучие травы, Мишка потопал следом. Чтобы не отставать, дурашливо ухватил Кота за хвост. Тот не заревел, не дернулся, а только остановился и с упреком обернулся к хозяину: «Ты, парень, я гляжу, вовсе край потерял – из оглобель бьешь…» Мишка сразу хвост отпустил, виновато улыбнулся, пожал плечами и спрятал руки за спину. Зверь передернулся – видно, не легко ему далась такая сдержанность,- и пошел дальше.
Сначала неимоверно долго тянулся какой-то бетонный забор, потом в заборе обнаружились здоровенные стальные ворота, над которыми красовалась сверкающая вывеска:
SERVICE CENTRE
«CORONA»
Кот кивнул Мишке на распахнутые створки – «Иди!»
- А что там?
Но зверь уже развернулся и скрылся в зарослях двухметровой полыни.
- Ладно… Пойду, разведаю!
За воротами по горячему асфальту бродил разморенный солнцем вахтер-секьюрити с болтающейся на поясе резиновой дубинкой. На Мишку он не обратил ни малейшего внимания. Тот, в свою очередь, неторопливо пересек широкую площадь и приблизился к стеклянному входу в солидный супермаркет. Двери раскрылись и навстречу вышли две нарядные дамы с яркими пластиковыми пакетами в руках. Одна была Мишке незнакома, но вторая…
- Майк! О, Майк!.. Боже мой, ты все-таки меня нашел!..
Она что-то прощебетала на ухо своей спутнице, та, улыбаясь, взглянула на Мишку, и кивнула. Лайти сунула ей в руки свой пакет и бросилась Мишке на шею:
- Боже мой! Боже мой!..
Он стоял в страшном смущении, разведя руки в стороны, и все никак не решался ее обнять. Но Лайти уже дотянулась до его губ… Что было потом, он помнил смутно – осталось только ощущение невероятного полета и столь же невероятного счастья. Они тонули друг у друга в глазах, а мир вокруг плыл, как мороженое в вазочке! Строения вытягивались извивающимися столбами и таяли в синеве, асфальт волновался под легким ветерком и бился прибоем о выбеленный бордюрный камень, тучи неслись у них над головами, как угорелые, закручивались грандиозными атмосферными вихрями и громоздились друг на друга, будто льдины в половодье…
Она уже тянула его за руку – пойдем! Они брели по безбрежному зеленому ковру, расцвеченному яркими пятнами цветов, но смотрели только друг на друга: он – на нее, она – на него.
- Ах, Лайти! Где мне найти слова, чтобы высказать все, что у меня на сердце? Представляешь, мне вдруг захотелось, чтоб ты стала маленькой-маленькой, как Дюймовочка!
Она хитро улыбнулась:
- И что тогда?
- Тогда я бы посадил тебя за пазуху и не расставался бы с тобою ни на одну секунду!
Лайти легонько раздвинула Мишкину рубашку и заглянула между пуговиц.
- М-м-м!.. Там можно жить!
Он крепко прижал ее к себе и она не отстранилась. Только очень тихо прошептала ему в ухо:
- У меня осталось три минуты… Не молчи, пожалуйста! Говори! Я хочу запомнить твой голос… Навсегда!..
Мишка с усилием проглотил торчащий в горле ком, улыбнулся сквозь слезы:
- Жаль, ты не котенок.
Ты не щуришь глазки,
Не пищишь тревожно,
Робок и несмел...
Взял бы я пушистый
Легонький комочек,
Очень осторожно
На груди б согрел ...
Почесал бы шейку,
И погладил спинку,
Целовал бы глазки,
Лапки б щекотал...
Жаль, ты не котенок.
Я бы не стеснялся!
Сколько нежных слов
на ушко
Я б тебе сказал ...
- Ах…
Лайти смотрела на него, прижав руки к груди, и ее небесные глаза светились любовью. Они опять целовались, они опять плескались друг у друга в глазах, а неумолимые мгновения утекали от них, как вода из худого ведра…
- Не молчи, не молчи, умоляю!..
Мишка все никак не мог унять колотившую его дрожь.
- Я… Я попробую тебе спеть. Это вальс, под него можно танцевать, но… В общем, слушай…- и он запел срывающимся на хрип и сип голосом, стараясь только хоть как-то попадать в три четверти:
Как же ты, Лайти, красива,
Невыразимо мила!
Стал бы я самым - самым счастливым,
Если б ты рядом была!
Я целовал твои руки,
Я их к груди прижимал,
Я бы в такое и сам не поверил,
Если бы кто рассказал!
Звездочка!
Солнышко!
Легкая,
Как облачко!
Нежное,
Чистое...
Самая
Единственная!
Трогаю губы губами
И растворяюсь в глазах...
Только позволь - и на край Земли
Унесу я тебя на руках!
В сердце безумная скрипка
Верхние ноты берет:
"Лайти! Ласточка - Лайти", -
Плачет она и поет...
Он потерянно замолчал на полузвуке и понурил голову. За спиной из травы вылез Кот и уселся рядом. Мишка медленно обернулся. Долгую минуту они смотрели друг другу в глаза. Потом он упал перед зверем на колени, вцепился закаменевшими пальцами в мягкую шкуру и уткнулся лицом в пахнущую травой и солнцем шерсть. Кот отрешенно разглядывал облака. Мишку сотрясали рыдания.
11.
- А я тебе еще раз повторяю: здесь живу я! И пошел ты на хер, бичара вонючий!
Мишка стоял в коридоре возле двери с номером 10 и, сжав кулаки, с ненавистью разглядывал лысенького пузатика, который ни в какую не желал пропустить его за порог.
- Товарищ, я вам еще раз повторяю: может быть, здесь теперь действительно живете вы. Но вещи-то отдайте! Мои костюмы, мои рубашки вам безнадежно велики! Зачем они вам? Отдайте, и я уйду!
Пузатый лысик совсем перешел на визг:
- Да имел я тебя в… ! Да видал я тебя на… ! Да иди ты к… ! Какого … тебе надо? Нет тут ничего твоего, убирайся, …! Я сейчас полицию позову!
Терпение у Мишки лопнуло. Он силой втолкнул гадкого мужичишку вовнутрь и сам вошел следом. Бросив случайный взгляд на кровать, понимающе ухмыльнулся:
- У нас тут забавы…
Мужичок не умолкая визжал, но Мишка не обращал на него никакого внимания. Забрал из шкафов понравившийся светлый костюм, пару туфель, сумочку с деньгами. Уходя, даже дверью хлопать не стал – прикрыл тихо и аккуратно. Внизу, у стеклянной будочки, помахал рукой сердитой дежурной – прощайте! Она серьезно, с достоинством наклонила голову.
На улице он все же дал волю развинтившимся нервам – обернулся, да и плюнул на крыльцо! В воздухе сухо щелкнуло, и дом пропал. Вместе с домом пропали лес, озеро, сараи… Сумеречная степь окружила его шорохами, тягучими запахами мокрых от росы трав и цветов.
«И куда же теперь?»
Куда… Действительно – куда? Если ты знаешь, что тебе нужно, тогда ты знаешь, куда тебе идти. А если не знаешь? Если тебе все равно? Если цели твоей жизни безвозвратно утрачены, мечты не сбылись и уже никогда не сбудутся, розовые иллюзии растворились в воздухе, обнажив грязную и пошлую реальность?.. Если все, что у тебя осталось – лишь кровавые закатные сумерки, да возможность выбрать любое направление движения, хотя и так заранее известно, что путь твой короток и закончится пустотой?
Сумочка, что болталась у него на запястье, вдруг мелодично запела:
- Ах, мой милый Августин, Августин, Августин…
Он щелкнул замочком и достал мобильный телефон.
- Да, алло…
- Я уже и не знаю, что думать! Есть у меня муж, или его нет! Дети спрашивают – где папа? Что им отвечать?
- Здравствуйте, Елена Петровна…
- Знаешь, я не хочу желать тебе здоровья! После того, что ты сделал, я вообще не представляю себе нашу совместную жизнь!
- Что же я сделал? Мне велели умереть – я умер. Сейчас ты требуешь моего воскресения?
Несчастная мембрана зазвенела так, что он невольно отстранил телефончик от себя подальше:
- Прекрати издеваться! Прекрати умничать и пить мою кровь! Ты – подлец, и помни об этом! Ты предал свою семью, предал меня, предал детей! Ты…
- Хорошо. Давай поговорим об этом не по телефону. Я приду, мы все обсудим.
На другом конце линии всхлипнули:
- Мне кажется, ты уже никогда не придешь…
Он горько усмехнулся:
- Да куда же я, на хрен, денусь… Тут я… Всегда под рукой. Бери и пользуйся. Все для вас, все бесплатно…
- У нас опять в подъезде нет ни одной лампочки…
- Ничего. Зажги свет в комнате – я увижу, куда мне идти.
Далеко-далеко, у самой границы темной земли и почти столь же темного небосвода, вспыхнул желтый огонек. Мишка перекинул вещи через плечо и быстро пошагал. Брюки и туфли моментально промокли в обильной росе, но он этого не чувствовал.
«Что ж… Может, так и лучше. Тоже своего рода смерть. Хотя и не телесная. Ну да какое это теперь имеет значение?»
Прошагав два, а может, и все три часа, Мишка вдруг остановился. Желтый огонек все еще призывно блестел в окружившей кромешной тьме, но достигнуть его не представлялось возможным. Конечно, случись это позавчера, или даже вчера, он бы покорно улегся в росу и к утру наверняка умер бы от переохлаждения. Но сегодня… Слишком много он сегодня узнал, слишком много испытал и прочувствовал, чтобы его пустили под нож, как теленка на бойне!
«Морок! Огонь вовсе не там, куда я иду! Мне кажется, будто я двигаюсь прямо к нему, а на самом деле он только удаляется!»
Он решительно развернулся и пошел в обратную сторону – прямо по пробитому в густой траве следу. Теперь дела пошли лучше. Оглядываясь на мерцающую светлую точку, он все явственней убеждался, что идет в правильном направлении. Ночь, как и Мишкино путешествие, казалась просто бесконечной. Когда, наконец, он без сил рухнул на скамейку у подъезда, было так же непроницаемо темно, как и в начале его пути.
«Да… Сидеть, конечно, хорошо. Но не думаю, что кто-то понесет меня на пятый этаж на руках. Надо идти…»
Собрав в кулак остатки воли, он, чуть не на корячках, дополз до своей двери. Она тут же открылась. Его ждали. Он немножко поплюхал холодной водой в ванной, приводя себя хоть в какое-то чувство, потом прошел в ярко освещенную комнату. Жена сидела в кресле, забравшись в него с ногами, и, закусив губу, глядела в противоположную стену. Мишка спросил первое, о чем подумалось:
- А где же пацаны?
Она молчала. Мишка почувствовал смутную тревогу. Задать вопрос еще раз он попросту боялся – она может расценить это как агрессивную навязчивость,- но ведь ответа не было! Что делать? Он все-таки решился:
- Лен, ты мне сказала, что мальчишки обо мне спрашивали. Значит они дома?
Тишина. «Ох, какая пауза длинная… Копец мне, ребята! Сначала сделают фарш, а потом…»
- Ты хоть сам понимаешь, какая ты сволочь?
- Да, Лена.
- Ну и что ты решил?
- Решать – не моя компетенция. У нас для этого есть ты. Мое дело – исполнять.
Жена набрала полную грудь воздуха,- он ожидал душераздирающего крика,- но она всего лишь выпустила этот воздух со свистом сквозь плотно сжатые зубы.
- То-то я гляжу, как ты исполняешь…
- Как могу…
Она вдруг усмехнулась.
- Ты, наверное, думаешь, у нас снова разговор идет о деньгах?
Мишка искренне удивился:
- А о чем у нас может идти разговор?
- Не прикидывайся дурачком – тебе не идет. Что ж, не будем темнить – мне все известно.
Мишкино сердце провалилось куда-то вниз и затерялось на полу среди разбросанных в беспорядке книг и газет. Тем не менее, он довольно быстро сумел взять себя в руки:
- Нельзя ли чуть конкретней? Если ты о том трупе в городской канализации, или о банковском сейфе, то учти – я буду все отрицать!
Она презрительно и, вместе с тем, скорбно улыбалась, кивала:
- Паяц!.. Боже мой!.. Какая мразь…
Они довольно долго глядели друг другу в глаза. Елена всхлипнула:
- Почему? Ну скажи – почему? Что я тебе такого сделала? За что ты меня так ненавидишь?
Он пожал плечами.
- Можно подумать – ты от меня без ума…
В следующий момент он ожидал чего угодно, но только не того, что произошло - жена вдруг дотянулась до него рукой и робко произнесла:
- Не бросай меня… Пожалуйста!
Это совершенно выбило его из колеи. Он растерянно заморгал, руки и колени затряслись, и он наверняка грохнулся бы на пол, если б вовремя не схватился за дверной косяк. Много лет подряд она уверенно ТРЕБОВАЛА. Требовала одно, другое, пятое, десятое… Если ей казалось,- и, ах, как часто это случалось!- что ее права, льготы, привилегии и тому подобная халява кем-то в чем-то ущемлены, тогда сразу небу становилось жарко, чертям – тошно, а Мишке просто хотелось повеситься. Но сейчас… Сейчас она впервые ПРОСИЛА. Просила жалобно и неуверенно. И такие интонации он тоже слышал в ее голосе впервые. А потому черепаший панцирь, в который он всегда прятал свою душу при общении с супругой, вдруг треснул, развалился кусками, и осталась Мишкина душа голая и беззащитная – чуть кольни словом, чуть укуси интонацией,- тут же кровить начнет.
Жена вытерла слезы и спросила совершенно спокойным, будничным голосом, каким обычно спрашивает, купил ли он к обеду хлеба:
- А она красивая? Наверное, блондинка? Тебе же все беленькие нравятся…
- Но при чем тут…
- А как же. Вам же, кобелям, сучки нужны привлекательные. На меня тоже, между прочим, мужики западают. Ты не знал?
- Что ж тут знать… Я не слепой. Ты дама видная. И очень даже красивая.
И тут она взорвалась!
- Так какого же хера тебе еще надо? Из ста баб моего возраста девяносто девять – квашни и уродины! Чем же она-то лучше меня? Чем? Что у нее есть такого, чего нет у меня? У нее сиськи больше, или дырка уже, или приемы она знает особо изощренные? В чем дело?
Мишке бы промолчать! Ему бы, дураку, прикусить язычок, да сопеть в две дырочки! Но он оказался совершенно не готов к атаке: смешался, запутался, да и брякнул, что в этот момент в мозгах кружилось:
- Когда она рядом – мое сердце поет. Рядом с тобой оно даже плакать не решается. С ней я говорю стихами, с тобой – на прокурорском сленге. При встречах с ней моя душа тает, при тебе – каменеет… И не нужно сюда приплетать внешность. Как самка, ты не хуже. Но как человек…
Она скрючила пальцы с острыми когтями и скрипнула зубами:
- Убирайся…
Он пожал плечами:
- Совсем?
- Да.
- Умирать сегодня не надо?
- А вот это уже не тебе решать.
Мишка удивленно вздернул брови, но ничего не сказал. Вышел в прихожую, быстренько обыскал карманы своих шмоток, что болтались там на крючках. Нашел сигаретную пачку, а в ней – единственную сигарету. Погремел спичками и открыл дверь на лестничную клетку – дома он никогда не курил. За спиной в комнате громко взвизгнула жена. Это не был вопль о помощи; скорее, это было похоже на выкрикнутое со злом слово. Свет мигнул, где-то далеко по степи прокатился громовой раскат. Он опять пожал плечами и шагнул за порог. Пола под ногами почему-то не оказалось. Вывернувшись по-кошачьи, он кое-как ухватился одной рукой за ручку двери, а другой за порог. Так и повис над темной бездной, беспомощно болтая ногами. Хотя и не хотелось звать на помощь жену, однако пришлось.
- Лена! Лен!.. Ну, пожалуйста!..
Дверь дернули изнутри, приоткрылась узкая щель, оттуда выглянуло улыбающееся лицо Елены.
- Что, жена понадобилась? А ты свою блондинку позови! Может быть, прискачет? Нужен ты ей, как собаке пятая нога! Ты на себя-то посмотри! Сморчок вонючий! Таких, как ты, у каждой пивнушки стада бродят!
- Я же не алкаш…- просипел Мишка севшим от страха голосом.
- А какая мне разница? Толку от тебя, как от мужика, мало. Только алкаш свое мужское достоинство пропил, а ты, как выяснилось, для блондинок бережешь! Алкаш деньги пропивает, а ты еще проще делаешь – ты их просто не получаешь!
- Ты мне поможешь? А то я уже пальцев не чувствую…
- Если дашь слово!
- Чего ты хочешь?
- Во-первых, никаких больше блондинок. Во-вторых, ты должен любить меня. Писать мне стихи, посвящать песни! Сколько ты ей песен написал? Мне напишешь в десять раз больше. Это - пока. А потом подумаю и еще что-нибудь вспомню. Ну, что? Даешь слово?
- О, черт! Черт! Я же сейчас…
- СЛО-ВО!
Тут у него рука с порога соскользнула, он пытался схватиться снова, но деревянные пальцы совершенно не держали! Коротко вскрикнув, он полетел вниз, прямо сквозь исчезнувшие по заклинанию Елены лестничные марши. Но бетонный пол нижней площадки никуда не исчез. И никуда не исчез торчащий на первом этаже лепестковый радиатор. Этот радиатор, будто бритва, аккуратно отделил Мишкину голову от тела и она, прыгая как мячик, выскочила из подъезда, откатилась в траву и уставилась удивленными глазами в светлеющее небо. Там зажигались звезды. Жаль, что его глаза их уже не видели.
12.
- Кот! Я очень хорошо понимаю, что взывать к твоей совести – самое глупое занятие на свете. Но ведь я же не прошу меня пожалеть! Я предлагаю сделку! И заранее согласен на любые твои условия!
Зверь неторопливо шел сквозь высоченные травы, а Мишка бежал рядом и все пытался просительно заглянуть ему в глаза.
- Тебе же это ничего не стоит! Все равно ведь болтаешься по прерии просто так, без всякой цели! А я тебе за это – ведро слез, а? Или, если хочешь, можешь меня просто погрызть… В любом месте!
Но Кот, казалось, не обращал на него никакого внимания. Чуть-чуть вздернул верхнюю губу, приоткрыв клыки,- и все.
- Но почему? Почему ты так думаешь? С чего ты взял, что это меня убьет? И потом – какое твое собачье дело? Пусть убьет – тебе то что?
Зверь, по-прежнему не останавливаясь и не оборачиваясь, издал тихий утробный рык.
- Да! Да, черт бы тебя побрал! Это я понимаю! Не хочешь с голоду подохнуть - это твое право! Но почему твои права существуют в ущерб моим? Что говоришь? У нас общие интересы? Что-то не вижу! Мой интерес ты знаешь, но навстречу мне идти не хочешь, гад!
Кот все-таки остановился. Достал его Мишка конкретно, буквально задолбал он его своей простотой! Уселся Кот перед ним, будто фарфоровая копилка, голову чуть набок склонил, разглядывает Мишку с молчаливым сожалением: «Да-а, брат… Влип ты по самое не могу… Даже и не знаю, что с тобой делать!»
- А что делать? Или к ней веди, или прямо сейчас откуси мне башку!
«Да пойми ты, голова садовая, не нужен ты ей! Она свой выбор сделала, ее долг – в семье остаться. Так же, как и твой, кстати».
- Врешь! Врешь, чудовище! Я видел ее глаза в нашу последнюю встречу! И я ее глазам верю, а не тебе, завистливая тварь!
Зверь вздохнул. Совсем, как человек, пытающийся убедить другого не делать явную глупость и увидевший вдруг всю бесполезность своих стараний.
«Я не говорил, что она тебя не любит. Я сказал, что она СДЕЛАЛА ВЫБОР. И выбрала не тебя. Если хочешь знать мое мнение, она совершила ошибку. Но мое мнение значит мало – я слишком к тебе необъективен».
- Прекрати! К черту твою жалость! Пусть она скажет сама, пусть меня от себя прогонит! А пока этого не произошло, я ничего не хочу слышать!
«Напрасно. Слушать нужно всегда в оба уха. И смотреть в оба глаза. Мир слишком опасен, чтобы позволять себе хоть на мгновение терять голову. Я не могу запретить тебе совершить самоубийство, но и помогать тебе в этом не собираюсь».
- Да с чего ты взял, что встреча с Лайти – самоубийство? Если хочешь знать, я только и живу, когда она рядом!
«Ты безумен. Потому за свои слова отвечать не можешь. Равно, как и за чувства. Тебе кажется, что рядом с ней ты живешь. На самом деле - рядом с ней ты гибнешь. Себя она уже погубила. И никому ее не спасти. Ты собираешься составить ей компанию – я этого допустить не могу».
- Что ты говоришь, Кот! Что ты мелешь, зверюга злая? Лайти грозит опасность? А я должен сидеть, сложа руки? Немедленно! Ты слышишь, немедленно доставь меня к ней!- завизжал Мишка, вцепился ногтями в котовью морду и тут же получил ответную оплеуху тяжелой, как бревно, лапой. Но урок ему впрок не пошел. Он быстро вскочил с земли и снова бросился на зверя с кулаками. Второй удар оказался сильнее – Мишка летел по воздуху метра два, потом пахал мягкий грунт носом, потом несколько минут обалдело тряс головой и плевался забившей рот травой и песком.
- Сла?.. Тьфу, бля… Сладил, падла? Раскормил тебя на свою голову! Будешь, тварь, на диете сидеть! Пока не похудеешь! И ко мне не приближайся – я тебя видеть не могу!
Кот возмущенно фыркнул и отвернулся – «Не больно-то и хотелось!»
Мишка решительно зашагал прочь. Окровавленная рубашка засохла и стояла колом, деревянный воротник больно тер шею. «Пойду сейчас к Реке, отмоюсь, отстираюсь, и буду искать Лайти. Буду ходить кругами, пока ее не найду! Она сама говорила: «Захочешь найти – найдешь!» Вот и буду искать. Буду искать и обязательно найду! Найду и спасу! Любой ценой! Конечно, мерзкий Кот прав в том смысле, что я ей не пара. Что я могу ей дать, кроме моей любви? Но ведь это тоже немало. Если только моя любовь ей нужна! А если не нужна… Тогда я сам себе не нужен».
В тихой заводинке он внимательно разглядел свое отражение. По шее алел широкий круговой шрам – результат ночного обезглавливания. Что именно с ним произошло, он, разумеется, не помнил, но догадывался – случилось что-то страшное. Одежда хрустит кровавой коркой, носки и трусы присохли так, что снять их, не отмачивая, невозможно. Волосы тоже схватились монолитом – если трясти головой, то болтаются на лысине, будто тяжелая каска. Пришлось лезть в воду одетым, нырять, чтоб все хорошенько отмокло, и только потом раздеваться и пытаться отстирать свои шоболы. Конечно, дочиста ничего не отстиралось, но, по крайней мере, одежда вернула свою привычную мягкость.
На берегу в сумке-барсетке телефон запиликал свою тупую мелодию про милого немца Августина. Мишка с шумом вылез из воды:
- Да, алло…
- Я могу услышать господина Ван Рома?
Услышав голос в трубке, Мишка едва не выронил телефон.
- Лайти, это же я! Я, Лайти!
На другом конце линии в сомнении замолчали. Потом милый голосок нерешительно произнес:
- Майк, это ты?
- Я! Конечно, я! Какое счастье, что ты позвонила!
- А что у тебя с голосом? Он стал совсем чужим…
- Не знаю… У меня что-то с горлом нелады. Ну да это неважно! Главное – мы с тобой разговариваем!
- Майк…- ее тон вдруг стал очень серьезным,- Майк! Я хочу тебе сказать, что меня очень пугает твое поведение! И я не хочу менять свою жизнь. Я могу быть тебе только другом, ты меня понимаешь?
То ли от того, что ему только что сказала Лайти, то ли от недавней кровопотери, но у Мишки в глазах пошли разноцветные круги. Он сидел на мелководье, разинув рот, и тщетно пытался вдохнуть или выдохнуть.
- Алло, Майк! Ты меня слышишь?
Ему все-таки удалось как-то взять себя в руки и закончить разговор:
- Да. Я скоро приду. Где тебя найти?
- Послушай! Ты, наверное, не понял, что я тебе сказала?
- Я все понял. Ты только скажи, где ты.
- Но у меня совершенно нет времени!
- Будет достаточно десяти минут. У тебя найдется десять минут?
Она растерялась.
- Десять найдется…
- Так где?
- Ну, приходи опять туда же… Я увижу тебя в окно.
- Хорошо.- Он надавил на кнопку отключения.
«Она не понимает, что делает! Не понимает! Ей нужно просто объяснить, и тогда ничего страшного не случиться! Но нужно торопиться! Нужно сейчас же бежать! Иначе будет поздно…»
Он натянул мокрую одежду и побежал. Куда именно бежит, он не имел ни малейшего представления – просто бежал, и все. Боялся он только одного – остановиться и задуматься. Если остановится и задумается – конец. Тогда ему придется признаться самому себе,- вслух!- что он не знает дорогу к Лайти, что бежит он просто так, чтобы только не оставаться на месте, не думать, не сходить с ума!
В легких уже не осталось воды – шелестят они при дыхании как два сухих пыльных мешка. Чугунные ноги топают по траве, удары подошв о землю отдаются в мозгах мрачным набатом: бом, бом, бом, бом… И столь же мрачно и однообразно в черепной коробке прыгает и колотится одна-единственная фраза: «Не найти – не спасти… Не найти – не спасти…»
«Что там мелькает в розовом мареве? Живое существо, или пустынный мираж? Похоже, скотина опять жрать пришла…» Он заговорил срывающимся от недостатка воздуха и нечеловеческой усталости голосом, стараясь придать своим словам строгий, бескомпромиссный тон. Но получалось это, прямо скажем, не очень.
- Я же… Я же сказал – не хочу тебя видеть! Какого… Какого пса тебе надо? Пропусти! Я тороплюсь.
Кот выгнул спину и зашипел.
- Я не вернусь, слышишь? С дороги!
«Прекрати! Зачем ты себя убиваешь? Что это даст? Ты же говорил с ней – что тебе еще не ясно?»
- Пропусти! Я должен ее увидеть еще один раз!
«Безумец! Ты ничего не изменишь! Все происходит по законам, которые тебе неподвластны! Неужели твоя долгая жизнь так тебя ничему и не научила? ЧУДЕС НЕ БЫВАЕТ!»
- Пусть! Пусть так! Но я – должен!
«В таком случае – делай. Ты взрослый человек, никто не может тебе это запретить. Но мне – жаль».
В ту же секунду бесконечная саванна исчезла, и Мишку окружили знакомые строения «Короны». Полусонный охранник посмотрел на него отсутствующим взглядом и отвернулся. Лайти стояла посреди огромной асфальтовой площади к Мишке спиной. Она прижимала к груди побелевшие кулачки и что-то неслышно шептала. Он тихо приблизился. Она медленно обернулась.
- Майк…- ее голос был бесконечно усталым и бесконечно грустным.- Майк… Я же тебе сказала… Меня пугает твое поведение, я так не могу.
Он пожал плечами.
- Я делал и говорил только то, чего ты хотела.
- Ну, хорошо, хорошо! Может быть, и я в чем-то была не права! Прости меня, если можешь…
- Ты сказала, что мы можем быть друзьями. Это на самом деле возможно?
Она облегченно вздохнула и жалко улыбнулась:
- Ну, конечно! Однако мы не можем встречаться часто – только раз в неделю!
Он с трудом скроил ответную улыбку и отрицательно помахал пальцем:
- Раз в ДВЕ недели!
Все-таки она не выдержала. Губы запрыгали, глаза наполнились слезами.
- Мне очень хорошо рядом с тобой! Только когда ты рядом, у меня на душе легко и спокойно… Но, в то же время, это так…
-…Больно?- подсказал Мишка.
- Да. Очень больно…
- Значит – твоя душа все еще жива…
Она снова прижала руки к груди, на лице – страдание:
- Я не хочу менять свою жизнь, ты слышишь? Не хочу! Я не хочу эту боль! Я хочу жить спокойно – разве это много? У меня столько проблем, я просто не знаю, за что и хвататься! И тут еще – ЭТО! Я просто не выдержу! Я сойду с ума!..
Он смотрел на нее с жалостью. «Разве она не понимает, что делает? Она не хочет душевной боли… Боже мой, какое несчастье!»
- Я боюсь, твоя жизнь изменится в любом случае. И, скорее всего, эти изменения тебе не понравятся.
Она схватила его за руку и заглянула в глаза:
- Ты мне все равно не сможешь помочь!
- Я не могу ПРОСИТЬ тебя принять мою помощь. Просто уже видно – ты относишься ко мне не так, как я к тебе. И поэтому…- он обреченно махнул рукой.
- Меня ждет муж…- тихо сказала Лайти.
- Где?- Мишка оглянулся по сторонам.
- Вон, возле ворот. У газона.
У Мишки в ужасе полезли на лоб глаза:
- Это – ТВОЙ МУЖ?
- Куда же теперь его деть? Какой есть… Ладно, мне пора идти.
- Ты идешь С НИМ?
- Да.
- Но…
- Не надо…- она приложила пальчик к его губам.- Я пошла. Пока!
И она пошла, низко опустив голову. Муж направился за ней. Он шел танцующей походкой, скреб когтями горячий асфальт и в нетерпеливом предвкушении хлестал себя по ногам длинным пушистым хвостом. У самых ворот она обернулась и помахала Мишке рукой:
- Я обязательно позвоню тебе, хорошо?
Он улыбнулся сквозь слезы и кивнул:
- Я буду ждать…
Ему было совершенно ясно, куда они направляются. Не в силах больше на это смотреть, он отвернулся.
«Ну вот, ты выполнил свой долг. Ты ПОПЫТАЛСЯ. Тебе стало легче?»
- Мне стало тяжелее, Кот. Но проще. У меня больше нет надежды. Только боль.
«Я предупреждал. Куда пойдем?»
- Теперь уже не имеет значения. Можно пойти на Последнюю Поляну, если хочешь.
Вокруг них снова расстилалась зеленая саванна. Синее небо, желтое солнце, белые облака, черные стервятники…
- Ты убьешь меня быстро? Мы же все-таки в последнее время были как бы не совсем чужие…
«Я не собираюсь тебя убивать. Я не хочу тебя убивать».
- Но зачем?.. Зачем тогда мы здесь? Неужели?..
Кот поднял глаза к небу:
«Иди… Отдай ПОСЛЕДНИЙ долг. Ей, конечно, теперь уж все равно, но ты-то жив… По вашим законам ее останки должны быть спрятаны. Сумеешь?»
Мишка судорожно глотнул и кивнул головой. Кот вытянул передние лапы и улегся, как Сфинкс: не поймешь – здесь он, или уже где-то в других Галактиках… Мишка на трясущихся ногах побрел высокой травой. Когда среди зеленых метелок мелькнул знакомый белый свитер, ему показалось, что сердце остановилось! Но это только показалось.
Лайти была еще жива. Несмотря на страшные раны, она даже не потеряла сознание, хотя было совершенно очевидно, что ей остались считанные минуты. Мишка провел дрожащей ладонью по ее щеке, она тихо улыбнулась в ответ. Он наклонился и, задыхаясь от слез, поцеловал быстро холодеющие губы. Потом был бесконечно долгий день и бесконечно долгий закат… Он стоял на коленях, держал в руках ее давно закостеневшие пальцы, и глядел в небо. Неизвестно, что он там видел, но видел он определенно не то, что было на самом деле. Потому что губы его беспрестанно шевелились,- то ли жалуется, то ли молится,- но ни молиться, ни жаловаться было в этом небе решительно некому. Когда солнце коснулось краем земли, он подобрал обкусанную с одной стороны берцовую кость и вырыл неглубокую яму. Выгребая горстями землю, сорвал на пальцах кожу и ногти, но даже этого не заметил. «Прощай, моя радость… Жизнь моя, прощай! Слишком поздно я тебя нашел, слишком поздно…»
13.
- Теперь моя очередь. И не надо отворачиваться – все равно тебе придется это сделать. Ты это знаешь, и я это знаю. Не будем тянуть кота за хвост – через десять пятнадцать минут будет совсем темно. Хотя, конечно, какая разница…
Кот все же решился взглянуть хозяину в лицо – нашел приличный повод:
«Ты еще не выполнил своего обещания!»
- В смысле – плата? Ну, как же - я все помню! Что обещано – то свято. Лишь бы ты о своих обещаниях не забывал! Вот, лопай…
В черноте бытия
Нет к тебе мне пути,
Мне тебя не найти!
Мне тебя не спасти!
Знаю, что виноват,
Только ты мне поверь:
Слишком близко к тебе
Твой находится Зверь!
Хоть молчи, хоть кричи –
Мне к тебе не поспеть,
Здесь бессильны врачи,
И всесильна здесь смерть…
Я бегу – наразрыв
Мое сердце стучит,
Я молю – отзовись!
Даже эхо молчит…
Не укрыться тебе
И за сотней дверей,
Он ведет за собой
Миллионы зверей;
За улыбкою губ
Притаились клыки,
И за лаком туфель
Не видны коготки!
Ты их впустишь к себе
Чтоб любить и ласкать –
Они тут же тебя
Начинают терзать;
Они пьют твою боль
За стаканом стакан,
И на шею тебе
Надевают аркан,
И уводят туда,
Где спасения нет,
Где ты встретишь закат,
Но не встретишь рассвет…
И я буду бежать,
А быть может – лететь,
Мне легко опоздать,
Невозможно – успеть,
Ты, быть может, жива,
Но уже не жилец,
Мы заплачем вдвоем
В перестуке сердец,
И никто не заметит –
Ни ты, и ни я,
Как слились две слезинки -
Твоя и моя…
Они надолго замолчали. Потом Кот поднялся и исчез в быстро наползающей темноте. Вот так вот просто взял, и сбежал! Мишка остался один.
- Эх, кошак, кошак… Все-таки нет у тебя ни стыда, ни совести! Всю грязную работу мне оставил, эстет херов! И как же прикажете поступить? Перегрызть вены зубами? Найти острый костяной обломок и проткнуть кишки? Тьфу… Все-таки зверь – он и есть зверь. Никакой жалости…
«Ах, мой милый Августин, Августин, Августин!..»
- Екарный бабай! Кому ж не спится в ночь глухую? Алло! Да говорите громче, черт бы вас!.. Что? Прямо сейчас? Вы хоть знаете, который час?.. И я не знаю! Ага… Да… А я думал – вы мне скажете! Ну, красота – я же еще и идиотом оказался! Угу… Ах, вот как! Это я вас беспокою? Я вам докучаю?.. Вы мне зачем позвонили – чтобы оскорбить? Поздравляю – это вам удалось! А теперь – пошли на …! Да, именно туда! Вам что – по буквам повторить? Харитон, Устинья…
…Ту-ту-ту…
- Вот народ!.. Им до лампочки – вешаешься ли ты, травишься ли… Им надо - значит все остальное по барабану! Сами у себя они - на первом месте! И как такому объяснить – товарищ, вы не вовремя! Мне, товарищ, в данный момент не до вас! Вы бы, товарищ, оказали мне любезность - дали бы подохнуть спокойно! Но нет! Этого они не понимают! Только когда херами обложишь – тут до них доходит! Так бы, мол, сразу и говорил…
Он уронил телефончик в траву и сел на корточки, схватившись за голову. Слез давно уже не было. Душа почернела и обуглилась, но и угли остыли.
ПУС-ТО-ТА…
БЕ-РАЗ-ЛИ-ЧИ-Е…
«Закурить бы сейчас… А лучше – напиться, да поблевать!.. Поколотить посуду, изломать мебель, поджечь дом к чертовой матери! Ленке, заразе, морду набить!»
- Ну, невозможно ведь так жить! НЕ-ВОЗ-МОЖ-НО!
Вернулся Кот. Стоит, поджав хвост, смотрит виновато – «Прости подлеца!» Мишка уже перекипел и на зверя почти не злился. Похлопал разодранной ладонью по земле рядом с собой – садись! Тот покорно сел. Мишка, кривясь от боли, потрепал его по лоснящейся холке – «Хорошая скотина! Хорошая. Хотя и скотина!..» Зверь довольно замурлыкал.
- Я так понимаю, Лайти мне не вернуть?
«Так».
- Ага… А вот сознайся, зверюга: ведь это ты все подстроил! Ты привел ее ко мне!
Кот ухмыльнулся.
- А зачем? Что, сильно сладенького захотелось?- Мишка снова начал заводиться.
«Тебе это было нужно не меньше, чем мне».
- А нельзя ли чуть конкретней, мой добрый вампирчик? С чего ты взял, что мне ЭТО было нужно?
«Теперь ты узнал, что такое СЧАСТЬЕ».
Мишка зло и истерично рассмеялся.
- Узнал! Ты представляешь – узнал! Ты помахал мне счастьем откуда-то из-за горизонта – цыпа-цыпа-цыпа! И я, дуралей, помчался: «Дай-дай-дай! Мне-мне-мне!» А в результате…
«Обычный результат. Такой же, как у других. В основном».
Мишка, который уже начал, было, метаться и ломать руки, что он делал всегда, находясь в предельном волнении, огорошено остановился:
- Ты хочешь сказать…
«Я повторю. Для особо одаренных.»- Кот поднял хвост, словно требуя особого внимания.- «Ты – не исключение. Ты – правило. Скучное, обыденное, банальное, навязшее в зубах, надоевшее, осточертевшее…»
- О-о-о… Да у тебя уже местами рифмы проскальзывают!
«С кем поведешься, родной… Так ты понял, о чем я?»
- Частично. Я понял, что ты сказал обо мне. Но не понял твою мысль о счастье.
«Сложи два и два. Простейший силлогизм: «Я – как все. Мое счастье было слишком коротким. Следовательно…»
- Ты предлагаешь мне этим утешиться?
«Ты не в состоянии утешиться. Тебе всегда больно. И ты с готовностью берешь себе чужую боль. Потому ты жив. И потому - бессмертен. Это тебя утешает?»
- Нет.
Оба замолчали. Мишка дул на ободранные руки и болезненно морщился. Кот смотрел в пустое черное пространство. Еле заметный ветерок чуть слышно шелестел сухими травинками. Быстро холодало.
- Я хочу знать кое-что еще.
Зверь медленно повернул голову – «Да, конечно».
- Я был счастлив, это правда. Хотя и очень недолго. Так недолго, что не успел даже начать мечтать, строить планы, надеяться… И - все равно! Плата за это почти игрушечное, за это учебно-тренировочное счастье оказалась такой большой, что теперь моя душа АБСОЛЮТНО ОПУСТОШЕНА!
Кот строго насупился.
«Ты опять смотришь на вещи с бугорка своей мнимой исключительности. Или,- что еще глупее,- обиды. Для тебя твоя плата, может быть, велика, а другим – плюнуть и растереть. И потом! Какая цена за счастье может быть ЧРЕЗМЕРНОЙ? Если бы мы с тобой торговались заранее, ты,- я просто уверен!- согласился бы на любые условия! Разве не так? Кто сходил с ума сегодня утром и бегал по степи кругами в хлюпающих ботинках? Кто бросался на меня с кулаками, требуя сию же минуту предоставить ему даму сердца? Кто умолял растерзать его в обмен на короткое свидание? И,- заметь!- заранее зная, что это свидание будет последним! И ничего хорошего любимая ему не скажет! А то, что скажет, придется слушать, скрипя зубами и наматывая на кулак собственные нервы! Так о какой же чрезмерности платы ты мне толкуешь? Твое счастье стоило ровно столько, сколько ты смог за него заплатить. И никак не меньше!»
Мишка горестно кивал и хлюпал носом. Да! Все так. Что тут возразишь… Потом поднял на Кота растертые до красноты глаза:
- А мне сейчас с работы звонили… Отзывают из отпуска, суки. Я их, конечно, на хрен послал! Только хренами от них не отмашешься…
Кот внимательно на него посмотрел, но ничего не сказал.
- Дома уже давно не был… Пацаны, поди, скучают! Жена, опять же… Одному буржуйчику личную Интернет-страничку сделать обещал, да все никак…
Зверь смотрел на него все так же, не мигая, все так же - молча. Ждал. Мишка тихо затосковал. Он размазывал по лбу и щекам горючие слезы, а они все катились и катились. Наконец, он решился и высказал все напрямую, без обиняков:
- Вот что! Ты из меня выжал все, что было. Больше,- сам видишь!- взять нечего. Давай теперь решать серьезно – что дальше? Резать меня ты почему-то отказался. Мало того – моей душе бессмертие посулил! Тогда укажи дорогу! Куда мне идти? Где выход? Мне нужно домой. Меня ждут. Я должен быть там. Понимаешь? Должен.
Кот тяжело вздохнул, хлопнул пару раз хвостом по земле,- до чего ж не хочется!- потом поднялся и приглашающее мотнул башкой – «Пошли».
Они прошли совсем немного – впереди замелькали освещенные окна. Мишка увидел ту самую кирпичную пятиэтажку, где он бегал в безуспешных поисках, и где его так бесцеремонно выставили из его же комнаты. Несмотря на полную иллюминацию, здание оказалось совершенно пустым. Врывающиеся в разбитые окна и сорванные двери сквозняки гоняли по коридорам бумажные обрывки и сухие желтые листья. Кот вел его прямо на пятый этаж.
- Зачем мы здесь, Кот? Разве я что-то забыл?
Зверь не отвечал. Он пропустил хозяина вперед, а сам остался у дверей. Мишка огляделся. На широком подоконнике лежал забытый венок. Тот самый, из больших белых ромашек. Они были совершенно сухими и тоскливо хрустели под пальцами. Падающие на них слезы жадно впитывались иссохшими порами, но, конечно, не могли вернуть им былую свежесть и красоту.
«Я не хочу, чтобы ты что-то забыл».
Мишка утерся рукавом и обернулся:
- Я не забуду.
«Теперь – нет».
Потом он привел себя в порядок: хорошенько отмылся, побрился, причесался, оделся в самый лучший костюм… Терпеливо ожидавший Кот вывел его на волю – в степь. Они стояли в высоченной траве друг напротив друга,– человек и его зверь,- глядели друг другу в глаза и молчали. Никакой радости по случаю своего скорого отбытия Мишка почему-то не чувствовал. Наоборот, ему было очень грустно и невыразимо тоскливо. А потому неуклюже заторопился:
- Ну, будем прощаться?
«Пожалуй… Тебе осталось узнать последнее. А потом…»
- Тогда не тяни.
«Здесь нет выхода. Как нет и входа. Потому, выйти можно, лишь войдя. Ты согласен?»
- Да. Но я бы хотел ЕГО предостеречь. У меня есть пять минут, чтобы оставить записку?
«У тебя есть ВЕЧНОСТЬ»
Мишка пошелестел в барсетке, нашел ручку и блокнотик. Выдрал листок, прищурился – света, падающего из разгроханных окон, было очень мало. Присев на корточки, кое-как нацарапал: «Ничего не бойся! Никому не верь! Ничего не проси! Тогда…» Потом решительно смял бумажку и швырнул в темноту.
- Нет! Не то! Что же я? Эх…
«Ты сделал правильные выводы. Но выбрал неправильные слова. Прощай?»
- Мне кажется, я уже никогда от тебя не избавлюсь!
Он улыбнулся, оскалив клыки:
«Все может быть!»
Мишка сделал шаг.
Внизу, у самой воды, виднелась нескладная фигура в замызганной телогрейке и старой драповой фуражке. Небритый мужик сидел к нему спиной и сосредоточенно глядел на поплавки. Мишка прикрыл глаза и задержал дыхание – сердце билось слишком сильно,- до сих пор он видел сам себя только в зеркале. «И все же, он должен. Иначе – вся его жизнь была напрасна! Он должен через это пройти… И, кажется, я ему даже завидую!»
- Здравствуй! Бог в помощь! И где рыба?
Счастливчик не обернулся.
10.
- Вот, Кот… Так мы и встретились. Что облизываешься? Понравилась история?
Мишка сидел в густой траве и задумчиво теребил зверя за мохнатую холку. Тот валялся рядом, вольно раскинувшись под жаркими солнечными лучами, довольно жмурился и тихо урчал.
- Знаешь… Мне сейчас очень плохо. Ее нет. Где искать – не знаю. Такое впечатление, будто она провалилась в какое-то параллельное измерение… А может – в перпендикулярное! Я чувствую – она где-то рядом! Только от этого не легче…
Кот приоткрыл желтый глаз и внимательно взглянул на хозяина – будто в душу с лапами залез.
- Что говоришь? Вернется? А ты откуда знаешь? Да нет, нет, что ты… Какой допрос! Просто… Ты же понимаешь, как это для меня важно!
Он улегся прямо на мягкий кошачий бок, будто на подушку, и мечтательно поглядел в облака.
- Вот, послушай, какой я стих сочинил… Про нас с тобой, про нее…
Разделены запретами
Законов мироздания,
Мы существуем в параллель
В разрозненных мирах.
Ты - неоткрытая звезда,
А где - одни гадания...
И все надежды долететь
Обречены на крах.
В хитросплетениях времен,
Кривых, как сферы Римана,
Блуждаю я - мне не уйти
Из наших злобных царств.
Душа погрязла в черноте
Вселенского континуума
И в липких псевдоподиях
Закрученных пространств…
Здесь Бога нет. Здесь пустота,
Насколько мысль протянется.
И рай – иллюзия! Но ад
Объемлет все вокруг.
Здесь я исчезну. Ничего,
Наверное, не останется…
Но исчезать не тороплюсь:
А вдруг?.. А вдруг?.. А вдруг?..
Кот вдруг поднялся, стряхнув с себя Мишкину голову, как репей. Он беспокойно метался из стороны в сторону – три шага туда, три шага сюда,- хлестал себя хвостом, скалил клыки-гвозди, прижимал уши… Мишка сидел, поджав ноги и, морщась, потирал ушибленный затылок:
- Ну, ты, чокнутое создание! На фига так скакать-то! У меня же чуть башка не отлетела! Если на тебя так стихи действуют, я тебе больше ни строчки читать не буду!
Кот бухнулся рядом и вытянул передние лапы. Сидит, как Сфинкс, смотрит куда-то за горизонт. В желтых глазах, как в зеркальцах, отражаются кивающие головки колокольчиков и ромашек. Мишка хлопнул его ладонью по пыльной мохнатой ляжке:
- Ну вот! И не дрыгайся!
Он снова положил свою голову на зверя и блаженно потянулся.
- Так ты говоришь, Лайти вернется? А когда? Хотя, что за глупости я говорю… Разве здесь бывает – «когда»? И – «где»?.. Значит, мы встретимся где-нибудь когда-нибудь! Что ж – пусть так. Если только не врешь!
Оба надолго затихли. Мишка лежал с закрытыми глазами и беззвучно шевелил губами. Кот сидел, не шелохнувшись. Он жадно впитывал хлещущие через край эманации Мишкиной души, но то, что зверь возбужден до последнего предела, выдавали только нервно подрагивающие уши и дергающийся кончик хвоста. Мишка, не открывая глаз, время от времени потряхивал головой и делал короткие взмахи руками – будто подгонял застревающие где-то рифмы. Иногда он вздрагивал, как бывает у людей на грани сна и реальности, затихал, но скоро снова начинал бормотать ползущие из ниоткуда строки. Наконец, он открыл глаза и сел. Повернулся к зверю, дернул его за ухо:
- Мне кажется, ты такое любишь… За качество ритма и рифм не ручаюсь… Может, и смысла большого нет, но… Короче – вот тебе обед!
Неуют в душе,
неуют,
Будто за упокой
поют...
Непокой...
Такой непокой!
Будто сердце сдавили
рукой...
Так и хочется
выть, выть,
И беду свою
лить, лить,
Чтоб сухие мои
глаза
Кипятком обожгла
слеза...
Боже! Где ты?
Услыши мя!
Нет ни ночи мне,
нет ни дня...
Грешный раб твой
молит
с тоской:
- Ой, верни мне,
верни
покой!
Без Тебя мне тошным-
тошно!
И на сердце черным-
черно!
Я устал уже
столько лет
Верить в то,
что Тебя - нет!
Ну к кому пойти,
побежать?
Ну кому мне все
рассказать?
Чем утешиться?
Как покаяться?
Иль до смерти мне -
жить, да маяться?
Я глазами пустыми
вокруг гляжу,
Что-то потерял,
да не нахожу,
Я Тебе - чужой,
я себе - чужой...
И сквозь зубы льется
тихий волчий вой.
Кот благодарно заглянул в Мишкины глаза и положил ему на колени пудовую когтистую лапу. Потом широко зевнул и облизнулся. Мишка рассмеялся:
- Вкусно? Я почему-то так и думал. Все-таки боль рифмованная усваивается лучше, чем сырой полуфабрикат. Ох, избалую я тебя, кошак! Ох, избалую! Смотри – повадишься деликатесы лопать, потом на простую еду и глядеть не захочешь!
Кот снова зевнул и уставился вдаль. Мишке показалось, что тот улыбается.
- Ну что, так и будем валежничать?
Зверь недовольно приоткрыл зубы.
- Я к тому – может, сходим куда? Прошвырнемся, проветримся… Что бездельничать? Належимся еще… В свое время!
Кот, пусть и нехотя, но поднялся. Мишка хлопнул его по спине, выбив целое облако пыли:
- Веди, Сусанин!
Зверь двинулся напрямик сквозь дремучие травы, Мишка потопал следом. Чтобы не отставать, дурашливо ухватил Кота за хвост. Тот не заревел, не дернулся, а только остановился и с упреком обернулся к хозяину: «Ты, парень, я гляжу, вовсе край потерял – из оглобель бьешь…» Мишка сразу хвост отпустил, виновато улыбнулся, пожал плечами и спрятал руки за спину. Зверь передернулся – видно, не легко ему далась такая сдержанность,- и пошел дальше.
Сначала неимоверно долго тянулся какой-то бетонный забор, потом в заборе обнаружились здоровенные стальные ворота, над которыми красовалась сверкающая вывеска:
SERVICE CENTRE
«CORONA»
Кот кивнул Мишке на распахнутые створки – «Иди!»
- А что там?
Но зверь уже развернулся и скрылся в зарослях двухметровой полыни.
- Ладно… Пойду, разведаю!
За воротами по горячему асфальту бродил разморенный солнцем вахтер-секьюрити с болтающейся на поясе резиновой дубинкой. На Мишку он не обратил ни малейшего внимания. Тот, в свою очередь, неторопливо пересек широкую площадь и приблизился к стеклянному входу в солидный супермаркет. Двери раскрылись и навстречу вышли две нарядные дамы с яркими пластиковыми пакетами в руках. Одна была Мишке незнакома, но вторая…
- Майк! О, Майк!.. Боже мой, ты все-таки меня нашел!..
Она что-то прощебетала на ухо своей спутнице, та, улыбаясь, взглянула на Мишку, и кивнула. Лайти сунула ей в руки свой пакет и бросилась Мишке на шею:
- Боже мой! Боже мой!..
Он стоял в страшном смущении, разведя руки в стороны, и все никак не решался ее обнять. Но Лайти уже дотянулась до его губ… Что было потом, он помнил смутно – осталось только ощущение невероятного полета и столь же невероятного счастья. Они тонули друг у друга в глазах, а мир вокруг плыл, как мороженое в вазочке! Строения вытягивались извивающимися столбами и таяли в синеве, асфальт волновался под легким ветерком и бился прибоем о выбеленный бордюрный камень, тучи неслись у них над головами, как угорелые, закручивались грандиозными атмосферными вихрями и громоздились друг на друга, будто льдины в половодье…
Она уже тянула его за руку – пойдем! Они брели по безбрежному зеленому ковру, расцвеченному яркими пятнами цветов, но смотрели только друг на друга: он – на нее, она – на него.
- Ах, Лайти! Где мне найти слова, чтобы высказать все, что у меня на сердце? Представляешь, мне вдруг захотелось, чтоб ты стала маленькой-маленькой, как Дюймовочка!
Она хитро улыбнулась:
- И что тогда?
- Тогда я бы посадил тебя за пазуху и не расставался бы с тобою ни на одну секунду!
Лайти легонько раздвинула Мишкину рубашку и заглянула между пуговиц.
- М-м-м!.. Там можно жить!
Он крепко прижал ее к себе и она не отстранилась. Только очень тихо прошептала ему в ухо:
- У меня осталось три минуты… Не молчи, пожалуйста! Говори! Я хочу запомнить твой голос… Навсегда!..
Мишка с усилием проглотил торчащий в горле ком, улыбнулся сквозь слезы:
- Жаль, ты не котенок.
Ты не щуришь глазки,
Не пищишь тревожно,
Робок и несмел...
Взял бы я пушистый
Легонький комочек,
Очень осторожно
На груди б согрел ...
Почесал бы шейку,
И погладил спинку,
Целовал бы глазки,
Лапки б щекотал...
Жаль, ты не котенок.
Я бы не стеснялся!
Сколько нежных слов
на ушко
Я б тебе сказал ...
- Ах…
Лайти смотрела на него, прижав руки к груди, и ее небесные глаза светились любовью. Они опять целовались, они опять плескались друг у друга в глазах, а неумолимые мгновения утекали от них, как вода из худого ведра…
- Не молчи, не молчи, умоляю!..
Мишка все никак не мог унять колотившую его дрожь.
- Я… Я попробую тебе спеть. Это вальс, под него можно танцевать, но… В общем, слушай…- и он запел срывающимся на хрип и сип голосом, стараясь только хоть как-то попадать в три четверти:
Как же ты, Лайти, красива,
Невыразимо мила!
Стал бы я самым - самым счастливым,
Если б ты рядом была!
Я целовал твои руки,
Я их к груди прижимал,
Я бы в такое и сам не поверил,
Если бы кто рассказал!
Звездочка!
Солнышко!
Легкая,
Как облачко!
Нежное,
Чистое...
Самая
Единственная!
Трогаю губы губами
И растворяюсь в глазах...
Только позволь - и на край Земли
Унесу я тебя на руках!
В сердце безумная скрипка
Верхние ноты берет:
"Лайти! Ласточка - Лайти", -
Плачет она и поет...
Он потерянно замолчал на полузвуке и понурил голову. За спиной из травы вылез Кот и уселся рядом. Мишка медленно обернулся. Долгую минуту они смотрели друг другу в глаза. Потом он упал перед зверем на колени, вцепился закаменевшими пальцами в мягкую шкуру и уткнулся лицом в пахнущую травой и солнцем шерсть. Кот отрешенно разглядывал облака. Мишку сотрясали рыдания.
11.
- А я тебе еще раз повторяю: здесь живу я! И пошел ты на хер, бичара вонючий!
Мишка стоял в коридоре возле двери с номером 10 и, сжав кулаки, с ненавистью разглядывал лысенького пузатика, который ни в какую не желал пропустить его за порог.
- Товарищ, я вам еще раз повторяю: может быть, здесь теперь действительно живете вы. Но вещи-то отдайте! Мои костюмы, мои рубашки вам безнадежно велики! Зачем они вам? Отдайте, и я уйду!
Пузатый лысик совсем перешел на визг:
- Да имел я тебя в… ! Да видал я тебя на… ! Да иди ты к… ! Какого … тебе надо? Нет тут ничего твоего, убирайся, …! Я сейчас полицию позову!
Терпение у Мишки лопнуло. Он силой втолкнул гадкого мужичишку вовнутрь и сам вошел следом. Бросив случайный взгляд на кровать, понимающе ухмыльнулся:
- У нас тут забавы…
Мужичок не умолкая визжал, но Мишка не обращал на него никакого внимания. Забрал из шкафов понравившийся светлый костюм, пару туфель, сумочку с деньгами. Уходя, даже дверью хлопать не стал – прикрыл тихо и аккуратно. Внизу, у стеклянной будочки, помахал рукой сердитой дежурной – прощайте! Она серьезно, с достоинством наклонила голову.
На улице он все же дал волю развинтившимся нервам – обернулся, да и плюнул на крыльцо! В воздухе сухо щелкнуло, и дом пропал. Вместе с домом пропали лес, озеро, сараи… Сумеречная степь окружила его шорохами, тягучими запахами мокрых от росы трав и цветов.
«И куда же теперь?»
Куда… Действительно – куда? Если ты знаешь, что тебе нужно, тогда ты знаешь, куда тебе идти. А если не знаешь? Если тебе все равно? Если цели твоей жизни безвозвратно утрачены, мечты не сбылись и уже никогда не сбудутся, розовые иллюзии растворились в воздухе, обнажив грязную и пошлую реальность?.. Если все, что у тебя осталось – лишь кровавые закатные сумерки, да возможность выбрать любое направление движения, хотя и так заранее известно, что путь твой короток и закончится пустотой?
Сумочка, что болталась у него на запястье, вдруг мелодично запела:
- Ах, мой милый Августин, Августин, Августин…
Он щелкнул замочком и достал мобильный телефон.
- Да, алло…
- Я уже и не знаю, что думать! Есть у меня муж, или его нет! Дети спрашивают – где папа? Что им отвечать?
- Здравствуйте, Елена Петровна…
- Знаешь, я не хочу желать тебе здоровья! После того, что ты сделал, я вообще не представляю себе нашу совместную жизнь!
- Что же я сделал? Мне велели умереть – я умер. Сейчас ты требуешь моего воскресения?
Несчастная мембрана зазвенела так, что он невольно отстранил телефончик от себя подальше:
- Прекрати издеваться! Прекрати умничать и пить мою кровь! Ты – подлец, и помни об этом! Ты предал свою семью, предал меня, предал детей! Ты…
- Хорошо. Давай поговорим об этом не по телефону. Я приду, мы все обсудим.
На другом конце линии всхлипнули:
- Мне кажется, ты уже никогда не придешь…
Он горько усмехнулся:
- Да куда же я, на хрен, денусь… Тут я… Всегда под рукой. Бери и пользуйся. Все для вас, все бесплатно…
- У нас опять в подъезде нет ни одной лампочки…
- Ничего. Зажги свет в комнате – я увижу, куда мне идти.
Далеко-далеко, у самой границы темной земли и почти столь же темного небосвода, вспыхнул желтый огонек. Мишка перекинул вещи через плечо и быстро пошагал. Брюки и туфли моментально промокли в обильной росе, но он этого не чувствовал.
«Что ж… Может, так и лучше. Тоже своего рода смерть. Хотя и не телесная. Ну да какое это теперь имеет значение?»
Прошагав два, а может, и все три часа, Мишка вдруг остановился. Желтый огонек все еще призывно блестел в окружившей кромешной тьме, но достигнуть его не представлялось возможным. Конечно, случись это позавчера, или даже вчера, он бы покорно улегся в росу и к утру наверняка умер бы от переохлаждения. Но сегодня… Слишком много он сегодня узнал, слишком много испытал и прочувствовал, чтобы его пустили под нож, как теленка на бойне!
«Морок! Огонь вовсе не там, куда я иду! Мне кажется, будто я двигаюсь прямо к нему, а на самом деле он только удаляется!»
Он решительно развернулся и пошел в обратную сторону – прямо по пробитому в густой траве следу. Теперь дела пошли лучше. Оглядываясь на мерцающую светлую точку, он все явственней убеждался, что идет в правильном направлении. Ночь, как и Мишкино путешествие, казалась просто бесконечной. Когда, наконец, он без сил рухнул на скамейку у подъезда, было так же непроницаемо темно, как и в начале его пути.
«Да… Сидеть, конечно, хорошо. Но не думаю, что кто-то понесет меня на пятый этаж на руках. Надо идти…»
Собрав в кулак остатки воли, он, чуть не на корячках, дополз до своей двери. Она тут же открылась. Его ждали. Он немножко поплюхал холодной водой в ванной, приводя себя хоть в какое-то чувство, потом прошел в ярко освещенную комнату. Жена сидела в кресле, забравшись в него с ногами, и, закусив губу, глядела в противоположную стену. Мишка спросил первое, о чем подумалось:
- А где же пацаны?
Она молчала. Мишка почувствовал смутную тревогу. Задать вопрос еще раз он попросту боялся – она может расценить это как агрессивную навязчивость,- но ведь ответа не было! Что делать? Он все-таки решился:
- Лен, ты мне сказала, что мальчишки обо мне спрашивали. Значит они дома?
Тишина. «Ох, какая пауза длинная… Копец мне, ребята! Сначала сделают фарш, а потом…»
- Ты хоть сам понимаешь, какая ты сволочь?
- Да, Лена.
- Ну и что ты решил?
- Решать – не моя компетенция. У нас для этого есть ты. Мое дело – исполнять.
Жена набрала полную грудь воздуха,- он ожидал душераздирающего крика,- но она всего лишь выпустила этот воздух со свистом сквозь плотно сжатые зубы.
- То-то я гляжу, как ты исполняешь…
- Как могу…
Она вдруг усмехнулась.
- Ты, наверное, думаешь, у нас снова разговор идет о деньгах?
Мишка искренне удивился:
- А о чем у нас может идти разговор?
- Не прикидывайся дурачком – тебе не идет. Что ж, не будем темнить – мне все известно.
Мишкино сердце провалилось куда-то вниз и затерялось на полу среди разбросанных в беспорядке книг и газет. Тем не менее, он довольно быстро сумел взять себя в руки:
- Нельзя ли чуть конкретней? Если ты о том трупе в городской канализации, или о банковском сейфе, то учти – я буду все отрицать!
Она презрительно и, вместе с тем, скорбно улыбалась, кивала:
- Паяц!.. Боже мой!.. Какая мразь…
Они довольно долго глядели друг другу в глаза. Елена всхлипнула:
- Почему? Ну скажи – почему? Что я тебе такого сделала? За что ты меня так ненавидишь?
Он пожал плечами.
- Можно подумать – ты от меня без ума…
В следующий момент он ожидал чего угодно, но только не того, что произошло - жена вдруг дотянулась до него рукой и робко произнесла:
- Не бросай меня… Пожалуйста!
Это совершенно выбило его из колеи. Он растерянно заморгал, руки и колени затряслись, и он наверняка грохнулся бы на пол, если б вовремя не схватился за дверной косяк. Много лет подряд она уверенно ТРЕБОВАЛА. Требовала одно, другое, пятое, десятое… Если ей казалось,- и, ах, как часто это случалось!- что ее права, льготы, привилегии и тому подобная халява кем-то в чем-то ущемлены, тогда сразу небу становилось жарко, чертям – тошно, а Мишке просто хотелось повеситься. Но сейчас… Сейчас она впервые ПРОСИЛА. Просила жалобно и неуверенно. И такие интонации он тоже слышал в ее голосе впервые. А потому черепаший панцирь, в который он всегда прятал свою душу при общении с супругой, вдруг треснул, развалился кусками, и осталась Мишкина душа голая и беззащитная – чуть кольни словом, чуть укуси интонацией,- тут же кровить начнет.
Жена вытерла слезы и спросила совершенно спокойным, будничным голосом, каким обычно спрашивает, купил ли он к обеду хлеба:
- А она красивая? Наверное, блондинка? Тебе же все беленькие нравятся…
- Но при чем тут…
- А как же. Вам же, кобелям, сучки нужны привлекательные. На меня тоже, между прочим, мужики западают. Ты не знал?
- Что ж тут знать… Я не слепой. Ты дама видная. И очень даже красивая.
И тут она взорвалась!
- Так какого же хера тебе еще надо? Из ста баб моего возраста девяносто девять – квашни и уродины! Чем же она-то лучше меня? Чем? Что у нее есть такого, чего нет у меня? У нее сиськи больше, или дырка уже, или приемы она знает особо изощренные? В чем дело?
Мишке бы промолчать! Ему бы, дураку, прикусить язычок, да сопеть в две дырочки! Но он оказался совершенно не готов к атаке: смешался, запутался, да и брякнул, что в этот момент в мозгах кружилось:
- Когда она рядом – мое сердце поет. Рядом с тобой оно даже плакать не решается. С ней я говорю стихами, с тобой – на прокурорском сленге. При встречах с ней моя душа тает, при тебе – каменеет… И не нужно сюда приплетать внешность. Как самка, ты не хуже. Но как человек…
Она скрючила пальцы с острыми когтями и скрипнула зубами:
- Убирайся…
Он пожал плечами:
- Совсем?
- Да.
- Умирать сегодня не надо?
- А вот это уже не тебе решать.
Мишка удивленно вздернул брови, но ничего не сказал. Вышел в прихожую, быстренько обыскал карманы своих шмоток, что болтались там на крючках. Нашел сигаретную пачку, а в ней – единственную сигарету. Погремел спичками и открыл дверь на лестничную клетку – дома он никогда не курил. За спиной в комнате громко взвизгнула жена. Это не был вопль о помощи; скорее, это было похоже на выкрикнутое со злом слово. Свет мигнул, где-то далеко по степи прокатился громовой раскат. Он опять пожал плечами и шагнул за порог. Пола под ногами почему-то не оказалось. Вывернувшись по-кошачьи, он кое-как ухватился одной рукой за ручку двери, а другой за порог. Так и повис над темной бездной, беспомощно болтая ногами. Хотя и не хотелось звать на помощь жену, однако пришлось.
- Лена! Лен!.. Ну, пожалуйста!..
Дверь дернули изнутри, приоткрылась узкая щель, оттуда выглянуло улыбающееся лицо Елены.
- Что, жена понадобилась? А ты свою блондинку позови! Может быть, прискачет? Нужен ты ей, как собаке пятая нога! Ты на себя-то посмотри! Сморчок вонючий! Таких, как ты, у каждой пивнушки стада бродят!
- Я же не алкаш…- просипел Мишка севшим от страха голосом.
- А какая мне разница? Толку от тебя, как от мужика, мало. Только алкаш свое мужское достоинство пропил, а ты, как выяснилось, для блондинок бережешь! Алкаш деньги пропивает, а ты еще проще делаешь – ты их просто не получаешь!
- Ты мне поможешь? А то я уже пальцев не чувствую…
- Если дашь слово!
- Чего ты хочешь?
- Во-первых, никаких больше блондинок. Во-вторых, ты должен любить меня. Писать мне стихи, посвящать песни! Сколько ты ей песен написал? Мне напишешь в десять раз больше. Это - пока. А потом подумаю и еще что-нибудь вспомню. Ну, что? Даешь слово?
- О, черт! Черт! Я же сейчас…
- СЛО-ВО!
Тут у него рука с порога соскользнула, он пытался схватиться снова, но деревянные пальцы совершенно не держали! Коротко вскрикнув, он полетел вниз, прямо сквозь исчезнувшие по заклинанию Елены лестничные марши. Но бетонный пол нижней площадки никуда не исчез. И никуда не исчез торчащий на первом этаже лепестковый радиатор. Этот радиатор, будто бритва, аккуратно отделил Мишкину голову от тела и она, прыгая как мячик, выскочила из подъезда, откатилась в траву и уставилась удивленными глазами в светлеющее небо. Там зажигались звезды. Жаль, что его глаза их уже не видели.
12.
- Кот! Я очень хорошо понимаю, что взывать к твоей совести – самое глупое занятие на свете. Но ведь я же не прошу меня пожалеть! Я предлагаю сделку! И заранее согласен на любые твои условия!
Зверь неторопливо шел сквозь высоченные травы, а Мишка бежал рядом и все пытался просительно заглянуть ему в глаза.
- Тебе же это ничего не стоит! Все равно ведь болтаешься по прерии просто так, без всякой цели! А я тебе за это – ведро слез, а? Или, если хочешь, можешь меня просто погрызть… В любом месте!
Но Кот, казалось, не обращал на него никакого внимания. Чуть-чуть вздернул верхнюю губу, приоткрыв клыки,- и все.
- Но почему? Почему ты так думаешь? С чего ты взял, что это меня убьет? И потом – какое твое собачье дело? Пусть убьет – тебе то что?
Зверь, по-прежнему не останавливаясь и не оборачиваясь, издал тихий утробный рык.
- Да! Да, черт бы тебя побрал! Это я понимаю! Не хочешь с голоду подохнуть - это твое право! Но почему твои права существуют в ущерб моим? Что говоришь? У нас общие интересы? Что-то не вижу! Мой интерес ты знаешь, но навстречу мне идти не хочешь, гад!
Кот все-таки остановился. Достал его Мишка конкретно, буквально задолбал он его своей простотой! Уселся Кот перед ним, будто фарфоровая копилка, голову чуть набок склонил, разглядывает Мишку с молчаливым сожалением: «Да-а, брат… Влип ты по самое не могу… Даже и не знаю, что с тобой делать!»
- А что делать? Или к ней веди, или прямо сейчас откуси мне башку!
«Да пойми ты, голова садовая, не нужен ты ей! Она свой выбор сделала, ее долг – в семье остаться. Так же, как и твой, кстати».
- Врешь! Врешь, чудовище! Я видел ее глаза в нашу последнюю встречу! И я ее глазам верю, а не тебе, завистливая тварь!
Зверь вздохнул. Совсем, как человек, пытающийся убедить другого не делать явную глупость и увидевший вдруг всю бесполезность своих стараний.
«Я не говорил, что она тебя не любит. Я сказал, что она СДЕЛАЛА ВЫБОР. И выбрала не тебя. Если хочешь знать мое мнение, она совершила ошибку. Но мое мнение значит мало – я слишком к тебе необъективен».
- Прекрати! К черту твою жалость! Пусть она скажет сама, пусть меня от себя прогонит! А пока этого не произошло, я ничего не хочу слышать!
«Напрасно. Слушать нужно всегда в оба уха. И смотреть в оба глаза. Мир слишком опасен, чтобы позволять себе хоть на мгновение терять голову. Я не могу запретить тебе совершить самоубийство, но и помогать тебе в этом не собираюсь».
- Да с чего ты взял, что встреча с Лайти – самоубийство? Если хочешь знать, я только и живу, когда она рядом!
«Ты безумен. Потому за свои слова отвечать не можешь. Равно, как и за чувства. Тебе кажется, что рядом с ней ты живешь. На самом деле - рядом с ней ты гибнешь. Себя она уже погубила. И никому ее не спасти. Ты собираешься составить ей компанию – я этого допустить не могу».
- Что ты говоришь, Кот! Что ты мелешь, зверюга злая? Лайти грозит опасность? А я должен сидеть, сложа руки? Немедленно! Ты слышишь, немедленно доставь меня к ней!- завизжал Мишка, вцепился ногтями в котовью морду и тут же получил ответную оплеуху тяжелой, как бревно, лапой. Но урок ему впрок не пошел. Он быстро вскочил с земли и снова бросился на зверя с кулаками. Второй удар оказался сильнее – Мишка летел по воздуху метра два, потом пахал мягкий грунт носом, потом несколько минут обалдело тряс головой и плевался забившей рот травой и песком.
- Сла?.. Тьфу, бля… Сладил, падла? Раскормил тебя на свою голову! Будешь, тварь, на диете сидеть! Пока не похудеешь! И ко мне не приближайся – я тебя видеть не могу!
Кот возмущенно фыркнул и отвернулся – «Не больно-то и хотелось!»
Мишка решительно зашагал прочь. Окровавленная рубашка засохла и стояла колом, деревянный воротник больно тер шею. «Пойду сейчас к Реке, отмоюсь, отстираюсь, и буду искать Лайти. Буду ходить кругами, пока ее не найду! Она сама говорила: «Захочешь найти – найдешь!» Вот и буду искать. Буду искать и обязательно найду! Найду и спасу! Любой ценой! Конечно, мерзкий Кот прав в том смысле, что я ей не пара. Что я могу ей дать, кроме моей любви? Но ведь это тоже немало. Если только моя любовь ей нужна! А если не нужна… Тогда я сам себе не нужен».
В тихой заводинке он внимательно разглядел свое отражение. По шее алел широкий круговой шрам – результат ночного обезглавливания. Что именно с ним произошло, он, разумеется, не помнил, но догадывался – случилось что-то страшное. Одежда хрустит кровавой коркой, носки и трусы присохли так, что снять их, не отмачивая, невозможно. Волосы тоже схватились монолитом – если трясти головой, то болтаются на лысине, будто тяжелая каска. Пришлось лезть в воду одетым, нырять, чтоб все хорошенько отмокло, и только потом раздеваться и пытаться отстирать свои шоболы. Конечно, дочиста ничего не отстиралось, но, по крайней мере, одежда вернула свою привычную мягкость.
На берегу в сумке-барсетке телефон запиликал свою тупую мелодию про милого немца Августина. Мишка с шумом вылез из воды:
- Да, алло…
- Я могу услышать господина Ван Рома?
Услышав голос в трубке, Мишка едва не выронил телефон.
- Лайти, это же я! Я, Лайти!
На другом конце линии в сомнении замолчали. Потом милый голосок нерешительно произнес:
- Майк, это ты?
- Я! Конечно, я! Какое счастье, что ты позвонила!
- А что у тебя с голосом? Он стал совсем чужим…
- Не знаю… У меня что-то с горлом нелады. Ну да это неважно! Главное – мы с тобой разговариваем!
- Майк…- ее тон вдруг стал очень серьезным,- Майк! Я хочу тебе сказать, что меня очень пугает твое поведение! И я не хочу менять свою жизнь. Я могу быть тебе только другом, ты меня понимаешь?
То ли от того, что ему только что сказала Лайти, то ли от недавней кровопотери, но у Мишки в глазах пошли разноцветные круги. Он сидел на мелководье, разинув рот, и тщетно пытался вдохнуть или выдохнуть.
- Алло, Майк! Ты меня слышишь?
Ему все-таки удалось как-то взять себя в руки и закончить разговор:
- Да. Я скоро приду. Где тебя найти?
- Послушай! Ты, наверное, не понял, что я тебе сказала?
- Я все понял. Ты только скажи, где ты.
- Но у меня совершенно нет времени!
- Будет достаточно десяти минут. У тебя найдется десять минут?
Она растерялась.
- Десять найдется…
- Так где?
- Ну, приходи опять туда же… Я увижу тебя в окно.
- Хорошо.- Он надавил на кнопку отключения.
«Она не понимает, что делает! Не понимает! Ей нужно просто объяснить, и тогда ничего страшного не случиться! Но нужно торопиться! Нужно сейчас же бежать! Иначе будет поздно…»
Он натянул мокрую одежду и побежал. Куда именно бежит, он не имел ни малейшего представления – просто бежал, и все. Боялся он только одного – остановиться и задуматься. Если остановится и задумается – конец. Тогда ему придется признаться самому себе,- вслух!- что он не знает дорогу к Лайти, что бежит он просто так, чтобы только не оставаться на месте, не думать, не сходить с ума!
В легких уже не осталось воды – шелестят они при дыхании как два сухих пыльных мешка. Чугунные ноги топают по траве, удары подошв о землю отдаются в мозгах мрачным набатом: бом, бом, бом, бом… И столь же мрачно и однообразно в черепной коробке прыгает и колотится одна-единственная фраза: «Не найти – не спасти… Не найти – не спасти…»
«Что там мелькает в розовом мареве? Живое существо, или пустынный мираж? Похоже, скотина опять жрать пришла…» Он заговорил срывающимся от недостатка воздуха и нечеловеческой усталости голосом, стараясь придать своим словам строгий, бескомпромиссный тон. Но получалось это, прямо скажем, не очень.
- Я же… Я же сказал – не хочу тебя видеть! Какого… Какого пса тебе надо? Пропусти! Я тороплюсь.
Кот выгнул спину и зашипел.
- Я не вернусь, слышишь? С дороги!
«Прекрати! Зачем ты себя убиваешь? Что это даст? Ты же говорил с ней – что тебе еще не ясно?»
- Пропусти! Я должен ее увидеть еще один раз!
«Безумец! Ты ничего не изменишь! Все происходит по законам, которые тебе неподвластны! Неужели твоя долгая жизнь так тебя ничему и не научила? ЧУДЕС НЕ БЫВАЕТ!»
- Пусть! Пусть так! Но я – должен!
«В таком случае – делай. Ты взрослый человек, никто не может тебе это запретить. Но мне – жаль».
В ту же секунду бесконечная саванна исчезла, и Мишку окружили знакомые строения «Короны». Полусонный охранник посмотрел на него отсутствующим взглядом и отвернулся. Лайти стояла посреди огромной асфальтовой площади к Мишке спиной. Она прижимала к груди побелевшие кулачки и что-то неслышно шептала. Он тихо приблизился. Она медленно обернулась.
- Майк…- ее голос был бесконечно усталым и бесконечно грустным.- Майк… Я же тебе сказала… Меня пугает твое поведение, я так не могу.
Он пожал плечами.
- Я делал и говорил только то, чего ты хотела.
- Ну, хорошо, хорошо! Может быть, и я в чем-то была не права! Прости меня, если можешь…
- Ты сказала, что мы можем быть друзьями. Это на самом деле возможно?
Она облегченно вздохнула и жалко улыбнулась:
- Ну, конечно! Однако мы не можем встречаться часто – только раз в неделю!
Он с трудом скроил ответную улыбку и отрицательно помахал пальцем:
- Раз в ДВЕ недели!
Все-таки она не выдержала. Губы запрыгали, глаза наполнились слезами.
- Мне очень хорошо рядом с тобой! Только когда ты рядом, у меня на душе легко и спокойно… Но, в то же время, это так…
-…Больно?- подсказал Мишка.
- Да. Очень больно…
- Значит – твоя душа все еще жива…
Она снова прижала руки к груди, на лице – страдание:
- Я не хочу менять свою жизнь, ты слышишь? Не хочу! Я не хочу эту боль! Я хочу жить спокойно – разве это много? У меня столько проблем, я просто не знаю, за что и хвататься! И тут еще – ЭТО! Я просто не выдержу! Я сойду с ума!..
Он смотрел на нее с жалостью. «Разве она не понимает, что делает? Она не хочет душевной боли… Боже мой, какое несчастье!»
- Я боюсь, твоя жизнь изменится в любом случае. И, скорее всего, эти изменения тебе не понравятся.
Она схватила его за руку и заглянула в глаза:
- Ты мне все равно не сможешь помочь!
- Я не могу ПРОСИТЬ тебя принять мою помощь. Просто уже видно – ты относишься ко мне не так, как я к тебе. И поэтому…- он обреченно махнул рукой.
- Меня ждет муж…- тихо сказала Лайти.
- Где?- Мишка оглянулся по сторонам.
- Вон, возле ворот. У газона.
У Мишки в ужасе полезли на лоб глаза:
- Это – ТВОЙ МУЖ?
- Куда же теперь его деть? Какой есть… Ладно, мне пора идти.
- Ты идешь С НИМ?
- Да.
- Но…
- Не надо…- она приложила пальчик к его губам.- Я пошла. Пока!
И она пошла, низко опустив голову. Муж направился за ней. Он шел танцующей походкой, скреб когтями горячий асфальт и в нетерпеливом предвкушении хлестал себя по ногам длинным пушистым хвостом. У самых ворот она обернулась и помахала Мишке рукой:
- Я обязательно позвоню тебе, хорошо?
Он улыбнулся сквозь слезы и кивнул:
- Я буду ждать…
Ему было совершенно ясно, куда они направляются. Не в силах больше на это смотреть, он отвернулся.
«Ну вот, ты выполнил свой долг. Ты ПОПЫТАЛСЯ. Тебе стало легче?»
- Мне стало тяжелее, Кот. Но проще. У меня больше нет надежды. Только боль.
«Я предупреждал. Куда пойдем?»
- Теперь уже не имеет значения. Можно пойти на Последнюю Поляну, если хочешь.
Вокруг них снова расстилалась зеленая саванна. Синее небо, желтое солнце, белые облака, черные стервятники…
- Ты убьешь меня быстро? Мы же все-таки в последнее время были как бы не совсем чужие…
«Я не собираюсь тебя убивать. Я не хочу тебя убивать».
- Но зачем?.. Зачем тогда мы здесь? Неужели?..
Кот поднял глаза к небу:
«Иди… Отдай ПОСЛЕДНИЙ долг. Ей, конечно, теперь уж все равно, но ты-то жив… По вашим законам ее останки должны быть спрятаны. Сумеешь?»
Мишка судорожно глотнул и кивнул головой. Кот вытянул передние лапы и улегся, как Сфинкс: не поймешь – здесь он, или уже где-то в других Галактиках… Мишка на трясущихся ногах побрел высокой травой. Когда среди зеленых метелок мелькнул знакомый белый свитер, ему показалось, что сердце остановилось! Но это только показалось.
Лайти была еще жива. Несмотря на страшные раны, она даже не потеряла сознание, хотя было совершенно очевидно, что ей остались считанные минуты. Мишка провел дрожащей ладонью по ее щеке, она тихо улыбнулась в ответ. Он наклонился и, задыхаясь от слез, поцеловал быстро холодеющие губы. Потом был бесконечно долгий день и бесконечно долгий закат… Он стоял на коленях, держал в руках ее давно закостеневшие пальцы, и глядел в небо. Неизвестно, что он там видел, но видел он определенно не то, что было на самом деле. Потому что губы его беспрестанно шевелились,- то ли жалуется, то ли молится,- но ни молиться, ни жаловаться было в этом небе решительно некому. Когда солнце коснулось краем земли, он подобрал обкусанную с одной стороны берцовую кость и вырыл неглубокую яму. Выгребая горстями землю, сорвал на пальцах кожу и ногти, но даже этого не заметил. «Прощай, моя радость… Жизнь моя, прощай! Слишком поздно я тебя нашел, слишком поздно…»
13.
- Теперь моя очередь. И не надо отворачиваться – все равно тебе придется это сделать. Ты это знаешь, и я это знаю. Не будем тянуть кота за хвост – через десять пятнадцать минут будет совсем темно. Хотя, конечно, какая разница…
Кот все же решился взглянуть хозяину в лицо – нашел приличный повод:
«Ты еще не выполнил своего обещания!»
- В смысле – плата? Ну, как же - я все помню! Что обещано – то свято. Лишь бы ты о своих обещаниях не забывал! Вот, лопай…
В черноте бытия
Нет к тебе мне пути,
Мне тебя не найти!
Мне тебя не спасти!
Знаю, что виноват,
Только ты мне поверь:
Слишком близко к тебе
Твой находится Зверь!
Хоть молчи, хоть кричи –
Мне к тебе не поспеть,
Здесь бессильны врачи,
И всесильна здесь смерть…
Я бегу – наразрыв
Мое сердце стучит,
Я молю – отзовись!
Даже эхо молчит…
Не укрыться тебе
И за сотней дверей,
Он ведет за собой
Миллионы зверей;
За улыбкою губ
Притаились клыки,
И за лаком туфель
Не видны коготки!
Ты их впустишь к себе
Чтоб любить и ласкать –
Они тут же тебя
Начинают терзать;
Они пьют твою боль
За стаканом стакан,
И на шею тебе
Надевают аркан,
И уводят туда,
Где спасения нет,
Где ты встретишь закат,
Но не встретишь рассвет…
И я буду бежать,
А быть может – лететь,
Мне легко опоздать,
Невозможно – успеть,
Ты, быть может, жива,
Но уже не жилец,
Мы заплачем вдвоем
В перестуке сердец,
И никто не заметит –
Ни ты, и ни я,
Как слились две слезинки -
Твоя и моя…
Они надолго замолчали. Потом Кот поднялся и исчез в быстро наползающей темноте. Вот так вот просто взял, и сбежал! Мишка остался один.
- Эх, кошак, кошак… Все-таки нет у тебя ни стыда, ни совести! Всю грязную работу мне оставил, эстет херов! И как же прикажете поступить? Перегрызть вены зубами? Найти острый костяной обломок и проткнуть кишки? Тьфу… Все-таки зверь – он и есть зверь. Никакой жалости…
«Ах, мой милый Августин, Августин, Августин!..»
- Екарный бабай! Кому ж не спится в ночь глухую? Алло! Да говорите громче, черт бы вас!.. Что? Прямо сейчас? Вы хоть знаете, который час?.. И я не знаю! Ага… Да… А я думал – вы мне скажете! Ну, красота – я же еще и идиотом оказался! Угу… Ах, вот как! Это я вас беспокою? Я вам докучаю?.. Вы мне зачем позвонили – чтобы оскорбить? Поздравляю – это вам удалось! А теперь – пошли на …! Да, именно туда! Вам что – по буквам повторить? Харитон, Устинья…
…Ту-ту-ту…
- Вот народ!.. Им до лампочки – вешаешься ли ты, травишься ли… Им надо - значит все остальное по барабану! Сами у себя они - на первом месте! И как такому объяснить – товарищ, вы не вовремя! Мне, товарищ, в данный момент не до вас! Вы бы, товарищ, оказали мне любезность - дали бы подохнуть спокойно! Но нет! Этого они не понимают! Только когда херами обложишь – тут до них доходит! Так бы, мол, сразу и говорил…
Он уронил телефончик в траву и сел на корточки, схватившись за голову. Слез давно уже не было. Душа почернела и обуглилась, но и угли остыли.
ПУС-ТО-ТА…
БЕ-РАЗ-ЛИ-ЧИ-Е…
«Закурить бы сейчас… А лучше – напиться, да поблевать!.. Поколотить посуду, изломать мебель, поджечь дом к чертовой матери! Ленке, заразе, морду набить!»
- Ну, невозможно ведь так жить! НЕ-ВОЗ-МОЖ-НО!
Вернулся Кот. Стоит, поджав хвост, смотрит виновато – «Прости подлеца!» Мишка уже перекипел и на зверя почти не злился. Похлопал разодранной ладонью по земле рядом с собой – садись! Тот покорно сел. Мишка, кривясь от боли, потрепал его по лоснящейся холке – «Хорошая скотина! Хорошая. Хотя и скотина!..» Зверь довольно замурлыкал.
- Я так понимаю, Лайти мне не вернуть?
«Так».
- Ага… А вот сознайся, зверюга: ведь это ты все подстроил! Ты привел ее ко мне!
Кот ухмыльнулся.
- А зачем? Что, сильно сладенького захотелось?- Мишка снова начал заводиться.
«Тебе это было нужно не меньше, чем мне».
- А нельзя ли чуть конкретней, мой добрый вампирчик? С чего ты взял, что мне ЭТО было нужно?
«Теперь ты узнал, что такое СЧАСТЬЕ».
Мишка зло и истерично рассмеялся.
- Узнал! Ты представляешь – узнал! Ты помахал мне счастьем откуда-то из-за горизонта – цыпа-цыпа-цыпа! И я, дуралей, помчался: «Дай-дай-дай! Мне-мне-мне!» А в результате…
«Обычный результат. Такой же, как у других. В основном».
Мишка, который уже начал, было, метаться и ломать руки, что он делал всегда, находясь в предельном волнении, огорошено остановился:
- Ты хочешь сказать…
«Я повторю. Для особо одаренных.»- Кот поднял хвост, словно требуя особого внимания.- «Ты – не исключение. Ты – правило. Скучное, обыденное, банальное, навязшее в зубах, надоевшее, осточертевшее…»
- О-о-о… Да у тебя уже местами рифмы проскальзывают!
«С кем поведешься, родной… Так ты понял, о чем я?»
- Частично. Я понял, что ты сказал обо мне. Но не понял твою мысль о счастье.
«Сложи два и два. Простейший силлогизм: «Я – как все. Мое счастье было слишком коротким. Следовательно…»
- Ты предлагаешь мне этим утешиться?
«Ты не в состоянии утешиться. Тебе всегда больно. И ты с готовностью берешь себе чужую боль. Потому ты жив. И потому - бессмертен. Это тебя утешает?»
- Нет.
Оба замолчали. Мишка дул на ободранные руки и болезненно морщился. Кот смотрел в пустое черное пространство. Еле заметный ветерок чуть слышно шелестел сухими травинками. Быстро холодало.
- Я хочу знать кое-что еще.
Зверь медленно повернул голову – «Да, конечно».
- Я был счастлив, это правда. Хотя и очень недолго. Так недолго, что не успел даже начать мечтать, строить планы, надеяться… И - все равно! Плата за это почти игрушечное, за это учебно-тренировочное счастье оказалась такой большой, что теперь моя душа АБСОЛЮТНО ОПУСТОШЕНА!
Кот строго насупился.
«Ты опять смотришь на вещи с бугорка своей мнимой исключительности. Или,- что еще глупее,- обиды. Для тебя твоя плата, может быть, велика, а другим – плюнуть и растереть. И потом! Какая цена за счастье может быть ЧРЕЗМЕРНОЙ? Если бы мы с тобой торговались заранее, ты,- я просто уверен!- согласился бы на любые условия! Разве не так? Кто сходил с ума сегодня утром и бегал по степи кругами в хлюпающих ботинках? Кто бросался на меня с кулаками, требуя сию же минуту предоставить ему даму сердца? Кто умолял растерзать его в обмен на короткое свидание? И,- заметь!- заранее зная, что это свидание будет последним! И ничего хорошего любимая ему не скажет! А то, что скажет, придется слушать, скрипя зубами и наматывая на кулак собственные нервы! Так о какой же чрезмерности платы ты мне толкуешь? Твое счастье стоило ровно столько, сколько ты смог за него заплатить. И никак не меньше!»
Мишка горестно кивал и хлюпал носом. Да! Все так. Что тут возразишь… Потом поднял на Кота растертые до красноты глаза:
- А мне сейчас с работы звонили… Отзывают из отпуска, суки. Я их, конечно, на хрен послал! Только хренами от них не отмашешься…
Кот внимательно на него посмотрел, но ничего не сказал.
- Дома уже давно не был… Пацаны, поди, скучают! Жена, опять же… Одному буржуйчику личную Интернет-страничку сделать обещал, да все никак…
Зверь смотрел на него все так же, не мигая, все так же - молча. Ждал. Мишка тихо затосковал. Он размазывал по лбу и щекам горючие слезы, а они все катились и катились. Наконец, он решился и высказал все напрямую, без обиняков:
- Вот что! Ты из меня выжал все, что было. Больше,- сам видишь!- взять нечего. Давай теперь решать серьезно – что дальше? Резать меня ты почему-то отказался. Мало того – моей душе бессмертие посулил! Тогда укажи дорогу! Куда мне идти? Где выход? Мне нужно домой. Меня ждут. Я должен быть там. Понимаешь? Должен.
Кот тяжело вздохнул, хлопнул пару раз хвостом по земле,- до чего ж не хочется!- потом поднялся и приглашающее мотнул башкой – «Пошли».
Они прошли совсем немного – впереди замелькали освещенные окна. Мишка увидел ту самую кирпичную пятиэтажку, где он бегал в безуспешных поисках, и где его так бесцеремонно выставили из его же комнаты. Несмотря на полную иллюминацию, здание оказалось совершенно пустым. Врывающиеся в разбитые окна и сорванные двери сквозняки гоняли по коридорам бумажные обрывки и сухие желтые листья. Кот вел его прямо на пятый этаж.
- Зачем мы здесь, Кот? Разве я что-то забыл?
Зверь не отвечал. Он пропустил хозяина вперед, а сам остался у дверей. Мишка огляделся. На широком подоконнике лежал забытый венок. Тот самый, из больших белых ромашек. Они были совершенно сухими и тоскливо хрустели под пальцами. Падающие на них слезы жадно впитывались иссохшими порами, но, конечно, не могли вернуть им былую свежесть и красоту.
«Я не хочу, чтобы ты что-то забыл».
Мишка утерся рукавом и обернулся:
- Я не забуду.
«Теперь – нет».
Потом он привел себя в порядок: хорошенько отмылся, побрился, причесался, оделся в самый лучший костюм… Терпеливо ожидавший Кот вывел его на волю – в степь. Они стояли в высоченной траве друг напротив друга,– человек и его зверь,- глядели друг другу в глаза и молчали. Никакой радости по случаю своего скорого отбытия Мишка почему-то не чувствовал. Наоборот, ему было очень грустно и невыразимо тоскливо. А потому неуклюже заторопился:
- Ну, будем прощаться?
«Пожалуй… Тебе осталось узнать последнее. А потом…»
- Тогда не тяни.
«Здесь нет выхода. Как нет и входа. Потому, выйти можно, лишь войдя. Ты согласен?»
- Да. Но я бы хотел ЕГО предостеречь. У меня есть пять минут, чтобы оставить записку?
«У тебя есть ВЕЧНОСТЬ»
Мишка пошелестел в барсетке, нашел ручку и блокнотик. Выдрал листок, прищурился – света, падающего из разгроханных окон, было очень мало. Присев на корточки, кое-как нацарапал: «Ничего не бойся! Никому не верь! Ничего не проси! Тогда…» Потом решительно смял бумажку и швырнул в темноту.
- Нет! Не то! Что же я? Эх…
«Ты сделал правильные выводы. Но выбрал неправильные слова. Прощай?»
- Мне кажется, я уже никогда от тебя не избавлюсь!
Он улыбнулся, оскалив клыки:
«Все может быть!»
Мишка сделал шаг.
Внизу, у самой воды, виднелась нескладная фигура в замызганной телогрейке и старой драповой фуражке. Небритый мужик сидел к нему спиной и сосредоточенно глядел на поплавки. Мишка прикрыл глаза и задержал дыхание – сердце билось слишком сильно,- до сих пор он видел сам себя только в зеркале. «И все же, он должен. Иначе – вся его жизнь была напрасна! Он должен через это пройти… И, кажется, я ему даже завидую!»
- Здравствуй! Бог в помощь! И где рыба?
Счастливчик не обернулся.
Люди и звери главы с 10 по 13
© Copyright: Александр Борисов, 2004
Свидетельство о публикации №204100800124
Свидетельство о публикации №204100800124
Рецензии