Первый бидон

Фазы развития
паранойяльной «бидонофобии»

(История болезни,  том 1)

«Так, так! Бидончики, значит! Отлично! Разберемся!» – удовлетворенно потирает руки главврач и погружается в чтение…

Шли по земле мужчина и женщина! Шли, шли, – сперва порознь. Шли, конечно, в переносном смысле,  ну не шли же они беспрерывно.
Они учились, познакомились на парадной лестнице Второго медицинского института, потом ходили на работу, учили других, уставали, снимали дачу, ходили в лес, ездили к морю и за море, грустили, смеялись, шутили, ругались, ели, спали, пели, говорили и молчали. Одним словом – жили!
И нажили двух мальчиков. Ждали девочку.
И тут началась война!
Умные люди, освоившие арифметику, гнали толпы людей умирать. Умные люди, освоившие немножко физику с ее тоннами, километрами, давлением, температурой, кровью проверяли на людях ее законы.  Законы критических масс.
И кровь лилась рекой. Пепел Клааса стучал в сердце. Пепел поруганных изб, плетней и горшков вырабатывал огромное количество адреналина. Но закон духа вступал в силу.  Дух не подчинялся элементарной физике.  Дух правил и побеждал.
И родился мальчик, а не девочка. И теперь на свете было три брата. Все довоенной выделки. И тут появляется бидон, которому автор присваивает номер нуль, потому что память не сохранила этот бидон, – братья рассказали.
На фронте воевали, а в тылу выживали. Хотелось есть! Пустые кастрюли, миски и бидоны… И –  немота!
Поселок Бакшеевка под Пензой. Ручная сорока кружит в огороде над детской коляской. Выжидает подходящий момент, выхватывает яркую детскую игрушку, торжественно кружит с ней в воздухе и бросает в заросли крапивы. Братьям приходится доставать ее оттуда после продолжительных поисков.
Мальчики издалека несут молоко домой, – корова была одна на всю улицу. Интрига начинается, поскольку несут они молоко в  бидоне. Одному – одиннадцать, другому пять лет.  Старший брат объясняет младшему закон центробежной силы. Тот не понимает, и тогда старший предлагает продемонстрировать его на бидоне, уверяя, что содержимое не выльется, если бидон вращать по вертикальному кругу на вытянутой руке. Младшему жалко молоко, себя, маму, которой нечем будет накормить всех.
Старший брат начинает вращать бидон на вытянутой руке сначала в горизонтальной плоскости, постепенно  увеличивая наклон кольца к «петле Нестерова», которой грезили все подростки. Вот бидон уже преодолел силу тяжести и вытянулся в плоскости вращения. Сейчас из него вытечет молоко… Младший брат начинает реветь, предчувствуя непоправимое. Но бидон в крепкой руке старшего брата на огромной скорости вращается по вертикальному кольцу, а молоко не выливается. Теперь бы остановить его вращение так, чтобы не разлить содержимое. Эта задача трудней, чем раскрутка. Говорят, что все завершилось благополучно, раз не было порки, и в устном предании сохранилось.
И вот отъезд, передислокация из одного госпиталя в другой, – из Пензы в Ярославль. Телега с нехитрым скарбом, тощая лошадь, – кожа да кости, и мальчики, толкающие за ней по осенней  дороге старую коляску с младшим братом.
На телеге поверх мешковины красуется бидон. Над всем этим кортежем кружит сорока: прощается, летит до самой станции. Может, сороки тоже плачут? Грустно…
1942 год. Карабиха – поселок на Ярославщине. Барская усадьба на холме – имение Н. А. Некрасова.  Под холмом, обжитым старым парком, – семь родников, соединяющихся в один прозрачный, холодный, журчащий ручей, впадающий в искусственный пруд для забора воды на спиртзавод, построенный еще дедом Некрасова.
Воду держит маленькая, умно расположенная плотинка с шандором для спуска воды. Умели предки место выбирать и  винокурничать с пользой, выгоняя спирт на родниковой воде. Этот древний допотопный заводик до шестидесятых годов прошлого века выдавал отменный спирт, северную водку.
За всеми этими рукотворными сооружениями – заводской поселок, именуемый «Речной», потому что расположен на реке Которосль, дивной и сказочной. Это  на ней дед Мазай спасал зайцев. А из окна усадьбы страдающего барина видны были синие лесные дали и деревни по холмам, по которым бродили мужики с вопросом: «Кому на Руси жить хорошо?»
Для приготовления спирта нужно было сырье. И служила этим сырьем картошка, доводившаяся до нужной кондиции в солодовнях. Солодовня – огромная землянка с воротами для въезда и выезда. На земляном полу тонким слоем насыпалась картошка и прорастала.  Была и должность – солодовщик, – мужик, периодически переворачивающий слой картофеля и  отгружающий его в подводы.
Мужики заводские были всегда под хмельком, – разрешалось пить восьмиградусную брагу. А сам спирт, перегонка которого занимала одну декаду, был на строгом учете под неусыпным контролем инженера и главного ключника – кладовщика и хранителя готовой продукции, за которой на Руси нужен глаз да глаз.
Инженер был призван следить за опломбированным краном огромного круглого чана – бочки, величиной с трехэтажный терем, обшитый дервянным, посеревшим от времени, горбылем. Чаны напоминали средневековые башни, наподобие башен псковского кремля.
Там и случился бидон, которому присваивается номер первый, по хронологии «бидонофоба».

Старая серая заводская лошадь еле тащилась десять верст от базара, что при железнодорожном поселке, на котором совершилась мена.  По морозу!
На подводе, обсыпанной видавшей виды соломой, полулежал мужик, – кучер, конюх, кладовщик, солодовщик, истопник и главный порученец  по всем делам.
Лошадь слушалась только его, так как он один мог  выговаривать пароль, произносимый ей в ухо шепотом, потому что вслух – не дозволялось при детях и женщинах.
За ним  сидела спасительница с закутанным в мешковину бидоном. А в самом бидоне торжественно плескалось о стенки оно, молоко!
Бидон прибыл, когда на крик у того самого, родившегося в начале войны мальчика, уже истощились силы.
Шла война! И немота прерывалась голодным воплем. А голод – не тетка! Но тетка была! Была спасительница, святая Анна, выменявшая спирт, полученный на спиртзаводе, где она работала, на молоко.
Неважно на чем стоял прибывший бидон, важно то, что он был и сохранен памятью на всю жизнь.
И, наконец, подогретая сине-белая жидкость наполнила страждущего. На протест у малыша сил уже не было. Песня заполнила его гаснущее сознание. Песня блаженства и покоя.
«Отходит!» – услышал он слово в этой песне.
«Кому – война, кому – мать родна!» А, может быть, и не было бидона?  «И был ли мальчик?» Мальчик был! Анна, тетя Нюра, была! Она была потом всю жизнь, оставив неизгладимый след в формировании будущего Петрушки. Были причитания и повязанные платками головы женщин были… 
И были глаза, светящиеся сквозь немоту начала. Нет, бидон должен был быть! В том бидоне оказалась подкрашенная толченым мелом известь. Герой жив, но до сих пор «отходит».