В степи молдаванской

(Моему отцу -Анатолию Григорьвичу А. -посвящается)

Мои родители всю жизнь прожили в Бессарабии. Бессарабия (то что сейчас называется Молдовой) располагалась в междуречье Днестр и Прут. Практически всю свою историю она находилась под властью каких-то империй. После турецкого периода наступило время российского владения  этой территорией. После Октябрьского переворота Бессарабия  стала румынской провинцией. Граница с Советской Россией проходила посредине Днестра. Именно за незаконное пересечение Днестра  был депортирован Остап Бендер, предварительно ограбленный и избитый румынскими пограничниками.
Мои родители жили в городе Бендеры, расположенном на правом берегу Днестра. Начав как подданные России, они после переворота стали жителями королевской Румынии и могли теперь смотреть на бывшее отечество с другого берега, прогуливаясь по днестровской набережной. Бендеры был довольно большой по тем временам уездный город. Население многонациональное с преобладанием русских, евреев, украинцев. После гражданской войны в город хлынул поток убегавших от большевиков российской аристократии и разночинной интеллигенции. Многие из них «застряли» в Бендерах надолго,  что способствовало значительному повышению уровня культуры и образования в городе.У меня были несколько старых учителей «царской» выучки. Некоторые из них обучали ещё моих родителей, и поверьте это были замечательные профессионалы и педагоги.
Несмотря на приоритет румынского языка и культуры, власти на первых порах терпимо относились к существованию и активности других культур. Так, например, «имперские» названия улиц были переименованы на «королевские». Однако, часть из них получила имена  великих русских писателей. Так улица Константиновская  стала улицей Льва Толстого; Сергеевская – Гоголя; Владимирская - Достоевского; Комендантская-Тургенева. И только тенистая Пушкинская сохранила своё имя. . Непонятно, чем не угодили русские классики  новой власти, но в процессе советизации Бессарабии улицы снова поменяли названия, получив имена большевистских вождей и героев. Улица Толстого стала Кирова; Гоголя-Котовского; Достоевского-Дзержинского; Тургенева-Лазо. И только на Пушкинскую даже у большевиков не хватило духу. Я не знаю, как теперь называются эти многострадальные улицы в демократичесой Молдавии, но хочу верить, что Бендеры сохранили Пушкинскую.
Итак, средина двадцатых годов прошлого века. Бендеры  часто посещает и успешно выступает Александр Вертинский. Мой отец – старшекласник реального училища-обожает его. Как сейчас говорят, он-«фанат» певца; знает все песни великого барда, исполоняет их под гитару. Его поклонение удостаивается награды. Мэтр дарит ему своё фото с надписью: «Дорогому Толику от любящего его Вертинского». К сожалению, эта семейная реликвия, как и многие другие, была утрачена в войну.
Прошли годы. Отец продолжал любить Вертинского, смотрел фильмы с его участием, и пел мне под гитару его песни. Чаще всего он исполнял «В степи молдаванской», которую сегодня считают шедевром творчества Александра Николаевича. Отец мне рассказывал, что она была написана в средине 20-х годов в Бендерах, и он якобы был косвенным свидетелем её создания, поскольку прогуливаясь с отцом по берегу Днестра, Вертинский напевал отдельные четверостишия будущей песни. Понятно, что я выучил её наизусть и даже пытался аккомпанировать на гитаре. В Советском Союзе пластинки с записями песен Вертинского не издавались, и только в 60-е годы был выпущен диск с его избранными песнями. Я подарил пластинку отцу. Была там и песня «В степи молдаванской». После её прослушивания, я спросил отца, заметил ли он какие-то измененения в тексте песни. «Разумеется»,- быстро ответил он,-«В этом куплете изменено одно слово». И отец пропел:

      Звону дальнему тихо я внемлю
      У Днестра на зелёном лугу.
      И Российскую милую землю
      Узнаю я на том берегу...

-Так вот, тогда он пел не «МИЛУЮ», а « Российскую ГОРЬКУЮ землю»,-закончил отец.
-А ты не мог ошибиться?- засомневался я.-Ведь он любил Россию, думал о возвращении  и вернулся в тяжелое для страны время.
-Нет не ошибся! Он пел «горькую» - отрезал отец.
В душе я чувствовал, что папа прав. В 1925 году певец вряд ли «остыл» после неприятия большевистского переворота и слово «горькую» в этом контексте более приемлимо. С другой стороны, какую редакцию слушал Сталин? Ведь по одной из версий, после прослушивания именно этой песни он разрешил Вертинскому вернуться. Вообщем, сомнения оставались. Прошло много лет, появились персональные компьютеры, а затем  Интернет- многоязыкая демократическая энциклопедия. Огромное количество текстовых и звуковых страниц в ней посвящены песне «В степи молдаванской». Но в текстах, датированых 1925 годом, и в более поздних авторских записях, везде находил я «милую землю».Уже  совсем отчаяшись,  включил последнюю не датированную запись, и неповторимый голос великого барда отчетливо пропел « и Российскую горькую землю узнаю я на том берегу». Ты был прав, отец!

                В СТЕПИ МОЛДАВАНСКОЙ

 Тихо тянутся сонные дроги
 И, вздыхая, ползут под откос.
 И печально глядит на дороги
 У колодцев распятый Христос.
 Что за ветер в степи молдаванской!
 Как поет под ногами земля!
 И легко мне с душою цыганской
 Кочевать, никого не любя!

 Как все эти картины мне близки,
 Сколько вижу знакомых я черт!
 И две ласточки, как гимназистки,
 Провожают меня на концерт.
 Что за ветер в степи молдаванской!
 Как поет под ногами земля!
 И легко мне с душою цыганской
 Кочевать, никого не любя!

 Звону дальнему тихо я внемлю
 У Днестра на зеленом лугу.
 И российскую горькую землю
 Узнаю я на том берегу.
 А когда засыпают березы
 И поля затихают ко сну,
 О, как сладко, как больно сквозь слезы
 Хоть взглянуть на родную страну...
 
 1925, Бессарабия