Мальчик из подземелья

Родители назвали его Данилой. То ли виноват в этом был "Брат", то ли "Хозяйка Медной горы"... Кто знает? Никто не знает, да и все равно уже ничего не поделаешь...
Даня рос нормальным ребенком и все бы ничего, так бы и помер нормальным, но жил он в Апрелевке. Апрелевка - городок маленький, и делать там во время школьных прогулов совершенно нечего. Вот он и ездил в Москву. А чтобы было еще веселей - катался в метро. В Метрополитене было хорошо: во-первых, тепло, а во-вторых - там его не били, потому что вокруг были люди и милиционеры. Лицо Дани обладало странным свойством: в гражданах старше двадцати пяти оно взывало сострадание, а у сверстников - резкое неприятие. Может, потому, что сверстники еще не набрались чего от взрослых, а может, потому что набрались этого самого уж слишком много.
Долго ли коротко ли, но однажды его все-таки побили, причем прямо в метро. И отняли все деньги. И поставили фингал. И такое у него стало лицо, что подошедший тридцатилетний дяденька, даже не будучи педофилом, стал участливо спрашивать, что случилось, да чем помочь... И Даня сквозь хрустальные детские слезки, цепляясь ручками за добротное пальто, как на духу поведал и про Апрелевку, и про то, как били, и что денег нет, а еще жалобно попросил проводить до вокзалу... Дяденьке было не по пути, и он счел, что в данный момент пятьдесят рублей - красная цена за слезинку ребенка.
У Дани, перед тем, как его начали бить, было пятнадцать рублей двадцать пять копеек. И хотя по математике и прочей геометрии он выше тройки не поднимался, но уже подъезжая к Апрелевке, сосчитал, что моржа составила тридцать пять деревянных, а накладные расходы - попорченная внешность. Но на фингалы плевать, тем более что папа ставил не меньше двух за раз, и то, когда был ласковый. Мама же его не била, поскольку еще с пару лет назад потерялась на одном из жизненных перегонов. Может, оно и к лучшему.
Так и пошло. Папа ставил ему синяки, дитятко садилось в поезд и мчалось в Москву. В подземных дворцах метрополитена он подходил к дяденькам за двадцать, едущим в противоположную от вокзала сторону и... нормальный хороший фонарь цвета спелой сливы приносил до пятисот за день.
Даня знал, что народ нынче пошел черствый. Даже ему, с такой-то рожей, деньги давал только каждый пятый. Что уж говорить про одиноких матерей, собирающих на операцию арендованному ребенку, бабушек, долгими годами выпрашивающих на похороны, и калек, давящих колесами носы бесчувственных ботинок...
Поэтому он работал по-умному. Денег не просил. Подходя к очередному дяденьке, Даня прикидывался попавшим в передрягу отличником и выдавал:
- Извините, не могли бы вы отвезти меня на вокзал, я должен сесть на электричку и доехать домой, к маме...
Когда дядя справедливо отвечал, что ему в другую сторону и лез в карман за мелочью, Даня срывающимся голосом отказывался:
- Нет. Я денег не возьму. Я только хотел попасть на вокзал.
И, прихрамывая, весь потускневший от непонимания и бесчеловечности взрослых, медленно отходил. Если дядька оказывался в нужной кондиции, то Даню догоняли, останавливали и долго и тщательно объясняли, как ему добраться до вокзала. Даня тоскливо озирался, стараясь показать следы очередных побоев в наиболее выигрышном ракурсе. Обычно к этому моменту клиент доставал уже не презренную мелочь, а что-нибудь бумажное. Даня продолжал страдать и не брал, только всхлипывал жалостно-жалостно...
Тут главное было - не пережать. Когда мужик начинал поглядывать на часы под шум приближавшегося поезда, Даня, наконец, делал понимающее лицо, переспрашивал про пересадку, милостиво брался за денежку и, сверкнув на прощание подбитым глазом, исчезал среди колонн.
Пятидесятки он складывал во внутренний карман, десятки небрежно засовывал в джинсы. Разбомбив очередного лоха, шел жрать чипсы. Плодотворней всего работалось на Калужско-Рижской. Юго-западный округ Москвы - традиционное место проживания научно-технической интеллигенции. А главное - вследствие этого профессиональные нищие из мафии сюда заглядывали нечасто. Лучшей же станцией Даня считал именно Калужскую. Тихая, спокойная, в округе полно всяких НИИ и менты добрые. За вечер он сшибал до четверти папиной зарплаты.
Вскоре папа перестал бить Даню и стал пить. Серьезно и много. Даня купил игровую приставку и, чтобы папа ее не пропил обратно, платил родителю отступного. Синяки сошли, обновилась одежонка... Словом, за полгодика он сделался профессионалом и обнаглел. Теперь Даниил работал проще. Наметанным взглядом выделив очередного клиента, быстро походил и ошарашивал краткой вводной:
- Деньги мне не нужны. Проводите меня до вокзала, пожалуйста. Мне надо домой, к маме.
Работать ли с дядей дальше или все равно ни хрена не выйдет, становилось ясно после первого же ответа.
И вот как-то раз Даня подошел к томному пареньку с плеером - не бедный. На пальце тускло светилось кольцо - женат. Стоял паренек на той стороне, что от центра - в самый раз. Короче, исходные данные - лучше не придумаешь, и вид у клиента самый располагающий - добродушный, холеный, нетрезвый, не работяга и без наколок. До следующего поезда по вечернему времени оставалось около четырех минут. Можно начинать.
- Деньги мне не нужны. Проводите меня до вокзала, пожалуйста. Мне надо домой, к маме.
Паренек слегка скосил взгляд на Даню и, не снимая наушников, из которых доносился разухабистый "E-Type", сунул руку в звякнувший карман.
Но жесты мальчонки были достаточно красноречивы: денег не надо, а надо чего-то совсем другого. Тогда меломан снял наушники и медленно обозрел данилино лицо.
- Мне деньги не нужны. Пожалуйста, проводите меня до вокзала. Мне надо домой, к маме.

Владик уже с неделю пребывал в том состоянии, когда все вокруг кажется совершенным и исполненным глубокого внутреннего смысла. То есть в состоянии алкогольного опьянения средней тяжести. В прошлый четверг его, наконец, признали ну абсолютно негодным к несению как строевой, так и нестроевой службы. Конечно, месяц в диспансере - не шутка, да на разные лапы хоть сколько, а отвалить пришлось. Но священный долг и почетная обязанность - оно куда хуже. Поэтому, Владик последнюю неделю всех любил и делал людям всякое добро, по возможности, конечно. Вот и сегодня, уже возвращаясь после хорошей гулянки на флэту у кента, он помог старушке спустить объемную тележку. А то, что выронил он эту клятую колесную чемоданищу - с кем не бывает? Он же хотел как лучше. Потом купил для бездомной собачки булочку с вареньем. Ну, не было у них с мясом. Неблагодарная скотина есть варенье отказалась. Сука! Владик пнул тварь под ребра и впихнул пирожок в разбитый плафон. Уже спускаясь по лестнице, он оглянулся в поисках каких-нибудь нуждающихся матерей-одиночек, а то мелочь в кармане уже достала. Но никого не нашел.
Оказавшись на перроне, по привычке свернул налево - процедурная в дурке тоже была слева. Эх, а вот бы сейчас к нему подошел кто-нибудь и попросил бы чего-нибудь - о, с какой бы радостью он исполнит просьбу! И тут перед ним возникла маленькая фигурка и стала чего-то спрашивать. Владик сунул руку с латунным кольцом от фиктивной женитьбы в карман и выгреб мешающую денежную шелуху. Но фигурка стала подавать какие-то знаки. Владик стянул провода с головы.
- Мне деньги не нужны. Пожалуйста, проводите меня до вокзалу. Мне надо домой, к маме.

- Как тебя зовут, незнакомец? - неожиданно выдал клиент слегка хрипловатым баритоном. Даня отстранился.
- Да нет, мне не деньги нужны, мне надо домой, к маме, до вокзала, я думал, может, проводите, билет бы мне купить...
- Я, кажется, спросил тебя русским языком - как тебя зовут? - С легким, раздражением повторил непредсказуемый субъект и медленно развернулся к собеседнику. - Вот меня, например, зовут, Владислав Николаевич. Итак?
Даня понял, что влип. Самым опасным в его ремесле было нарваться на наркомана в депрессии. И вот, пожалуйста, нарвался...
- Мне, наверное, в другую сторону... Я, кажется, перепутал...
Клиент покивал головой, как будто подтвердились его самые худшие подозрения.
- Да, незнакомец, тебе в другую сторону. Но ты не волнуйся, я тебя провожу. До вокзалу. Так до какого вокзалу, ты говоришь?
Даня оглянулся, но подземный дворец был пуст. Только воробышки летали меж красноватых граненых колонн.
- Киевский. - С затаенной надеждой попасть не в масть бухнул Даня.

Владику, собственно, и надо-то было на Киевский. Он схватил мальчонку за руку и поволок к прибывшему в сторону центра поезду.
- Давай, давай, парень, шевелись! Счас доедем до твоего Киевского!
Двери захлопнулись. Вагон был почти пуст, клиент усадил Даню на угловую скамейку и плюхнулся рядом.
- Знаешь, когда я лежал в дурдоме, почти отвык от человеческого общения. Ни поговорить толком, ни выпить, ни покурить, ни музыки тебе. Ты музыку любишь? "E-Type" любишь?
Даня, услышав про дурдом, одеревенел и только время от времени утвердительно кивал. Клиент тем временем нацепил на Даню наушники, врубил плеер и, устроившись поудобнее, задремал, прижав подопечного к дверным поручням.
- "Станция Октябрьская. Переход на кольцевую линию" - строгим голосом произнес динамик. Клиент встрепенулся, вскочил, выдернул с сиденья полуоглохшего Даню и вылетел на платформу.
- Ну, сейчас на пересадку и оглянуться не успеешь, как на вокзале очутишься. А у тебя, поди, и денег нет?
Даня сделал отчаянное лицо. Во внутреннем кармане лежало рублей шестьсот.
- Ничего, что-нибудь придумаем, - с пугающим оптимизмом воскликнул спаситель, и, поскользнувшись на пивной банке, растянулся на полу вместе с Даней. Мальчишеская рука непроизвольно вырвалась из-за пазухи со всеми сжимаемыми пятидесятирублевками и от удара о гранитный пол разжалась. В воздушном потоке, идущем из тоннеля, весело заплясали синие прямоугольники. Даня взглянул в лицо клиенту и попятился.
- Ах, ты ж говно мелкое. - Неподдельная обида сквозила в его голосе. - У меня ж билет белый. Псих я, понял!

Владику было очень обидно. Он не любил, когда ему врали. А ведь говорил психоневролог, говорил, одной рукой пряча в карман четыреста баксов, а другой подписывая справку и о полной негодности: ни одно доброе дело не остается безнаказанным.
Владик для начала с силой толкнул Даню в плечо. Даня отлетел назад, покачнулся и, не удержавшись на краю платформы, спиной упал в яму между рельсами. Тут же налетел поезд.

Над заходящимся в крике Даней с диким свистом пролетали визжащие оси, сцепки, стробоскопически мелькал свет, сыпались фиолетово-ослепительные искры. Он вжался в шпалы, но какой-то кабель...

Владика, как имеющего белый билет, посадили обратно в дурку. Только теперь, в качестве социально опасного, к буйнопомешанным, которые живо научили его Родину любить. Врача, против которого уже готовилось дело о получении взяток, оправдали. Милиционеры, задержавшие психа, заработали благодарность в приказе. А машинист получил полумесячный отпуск - неделю на восстановление после стресса и столько же на выход из запоя.

Даня пролежал в больнице два месяца, где ему сделали четыре пластических операции. По выходе он обнаружил, что папа успел таки пропить игровую приставку.
Приведя отремонтированного сыночка домой, родитель хотел было поставить ему пару-другую синяков... Но, посмотрев на новое лицо отпрыска, опустил руку. Последний раз на последние деньги нажрался в хлам и устроился охранником на склад в ночную смену - сынка частенько посещали плохие сны, а спать под крики оказалось совершенно невозможно. Даню же с тех пор больше не жалели. Правда, не били тоже.