Говорили рыбы из белого серебра 5

Прошло, должно быть, несколько часов, сколько точно, я не знал потому, что хронометры никогда не носил. Это не было принципом, скорее, мне просто не нравилось, что моё время, более чем драгоценное, отмеряет беспристрастный, холодный механизм. Моё время вообще не имело границ, поскольку оно и было олицетворением абсолютной свободы, которую я ставил превыше всего. Прежде всего, человек должен быть свободным, в неволе живут только несчастные животные. Я родился человеком.
Взглянув на солнце, я прикинул, что сейчас, примерно около шести вечера. Гудящая изнутри, как будто очень тяжёлая голова полностью подтверждала моё предположение: я просидел на берегу, под ярким июньским солнцем как минимум десять часов. К тому же лицо, шея и наружные стороны ладоней изрядно пекло, а их цвет утверждал то, что я ещё и обгорел.
- Ну вот и финиш – малчык поймал зайчык… Только солнечного удара мне и не доставало, - пробормотал я охрипшим горлом и улёгся на живот, прямо на мостки.  Полностью окунув голову в спасительную прохладу водохранилища, я взъерошил пальцами волосы, чтобы лучше намокли, и только потом шумно «вынырнул». Теперь оставалось смочить как следует шею и плечи, что я и сделал, быстро раздевшись до пояса.
- Ух, так еще можно жить, - довольно профырчал я, вытряхивая из ушей воду. Покончив с этим, подошёл к рюкзаку, и к раскладному ведёрку, что стояло рядом.
- Рыбы-бедняги, где вы там, наверное, сварились сами по себе, превратились во вкусную ушку, - рассеянно пробормотал я и заглянул в ведро. А там было пусто…
- Вот так дела, - подумал я: - Что же это, такое, куда они делись, я же не выпускал их на волю, да и вода в ведёрке осталась. Не ловил же я руками скользких рыбин, вместо того, чтобы вылить вместе с водой. Нет! Я их не выпускал…, разве что птицы подтянули, у меня однажды было так, на рыбалке, сороки стащили кулёк с дюжиной чебачков. Блин…, да какие там птицы, они из воды рыбу не умеют доставать… Во дела…
В полной растерянности, я ещё раз посмотрел в пустое ведёрко, пожал плечами и вылил тёплую воду. Потом сложил удобный переносной сосуд в небольшой плоский квадратик и убрал в рюкзак.
- Что ни говори, а солнечный удар - страшная штука. Столько времени сидел и слушал, а сам даже и не помню, как выпустил говорящих.
Поругав себя за собственную беспечность и неорганизованность, я решил, что уже пора собираться домой, поскольку и голова болела, и вообще спать очень хотелось. Отхлебнув из термоса несколько больших глотков, я быстро собрал все свои пожитки и упаковал рюкзак. Потом ещё раз осмотрелся по сторонам, дабы посмотреть, не забыл ли чего, и вдруг заметил, что на берегу, неподалеку от мостков стоит невысокого роста старушонка, видимо очень древняя, и потому сморщенная, словно кора пробкового дуба. Бабулька заметила, что я обратил на неё внимание, но даже не шелохнулась, а всё также стояла на месте, изучая меня удивительно живым взглядом блестящих, совсем не старческих глаз. 
- Добрый вечер, бабушка, - нарушил я молчание.
- Пускай будет добрым, -  ответила старушка после ощутимой паузы. Голос её был одновременно отвратительным и необычным. Более всего он напоминал трескуче-свистящие звуки, которые издавали старые деревья в момент, когда свирепый ветер пытается их свалить. При этом, морщинистая шея старушки раздувалась, словно зоб обшарпанной ящерицы-игуаны.
Стряхнув с себя нахлынувшие ощущения, я ещё раз взглянул на солнце, забросил рюкзак за плечи, и двинулся по мосткам к берегу. Старушка оставалась на месте, и лишь следила за мной взглядом. Слишком уж пристально.
Поравнявшись с ней, я на мгновение замер в нерешительности, ведь согласно правилам этикета, мне следовало хоть немного поговорить о чём-нибудь со старой каргой, которая, к тому же, ростом была всего лишь со среднего подростка лет двенадцати-тринадцати.
Не зная, что и делать, снедаемый чувством внутренней неприязни к этой удивительно старой женщине,  я хотел, уже было двинуть по тропинке по направлению к станции, притом как можно более быстрым шагом.
- Ты постой маленько, бежать отсюда всё равно некуда, - лукаво проскрипела старушенция.
- Если недолго, то и постою, - ответил я нарочито бодро, вполне однозначно посматривая в сторону тропинки.
- Молодость, всё время она куда-то торопится, - снова заскрипела бабуля и, как будто выйдя из оцепенения, подошла ко мне поближе и неожиданно взяла мою руку своими иссохшими, словно старые корни пальцами. Поднеся мою ладонь совсем близко к лицу, она шумно втянула носом воздух.
- Нюхает что ли? – с ужасом подумал я про себя: - Тут, наверное, дурдом где-нибудь неподалёку.
Содрогаясь от неприязни, я вежливо, но настойчиво вызволил свою ладонь из цепких, будто железных лап бабули. Она, как будто и не возражала, просто стояла в той же позе, закрыв глаза толи от удовольствия, толи от солнца.
По спине у меня пробежала целая толпа мурашек, а тело пробил неприятный озноб, совсем уж не сочетающийся с теплом июньского дня склонившегося к ночи.
- Много ли они тебе рассказали? – прошипела старуха почти что в моё ухо.
После этих слов меня вообще прошиб столбняк: - Откуда она знает, что я говорил с рыбами, если я и сам не совсем уверен в том, что действительно поймал их. Во всяком случае, они совершенно таинственно исчезли из ведёрка, а солнышко нынче не на шутку разошлось. В отключке человеку ещё и не то привидится может…
- Ты сомневаешься в том, были ли они на самом деле? – противно проскрипела старуха и указала пальцем на воду близ берега: - Смотри…
В прозрачном стекле воды неподвижно замерла знакомая троица рыб из белого серебра.
Терпению моему пришёл конец:
- Бабушка, знаете, я, конечно, уважаю всяческие народные традиции, и вообще не против всяких там ведьм и колдунов, но ваша телепатия реально меня напрягает. Не говорите больше то, что я думаю, моя жизнь и без того переполнилась в этот день необъяснимыми событиями..., и вообще, мне домой пора… перегрелся я чего-то сегодня…, на солнышке.
- Хочешь домой, так иди: разве я тебя держу, - заскрежетала старуха ломающимся деревом: - Только помни одно: рано или поздно придётся возвратиться, ведь это теперь твоё место.
- Да с чего это вы взяли, что моё? – раздражённо парировал я, потихоньку отшагивая всё дальше от странной старушки, которая стояла, словно статуэтка из выветренного временем камня, и улыбалась.
- А разве ты не знал, что с рыбами разговаривают только рыбы? – полоснуло по ушам ясным, очень чистым и необычайно приятным голосом.
Ответа у меня не было, выносить присутствие этого чудовища дальше я не мог, и потому развернулся, и припустил по тропинке, уподобившись трусливому первоклашке.
- Не ходи обратно той же тропой – вперёд всегда ведёт другая дорога, - услышал я вдогонку, и побежал ещё шибче.


События торопили меня, чёрная тропинка казалась ухоженной и приветливой, потому я шёл быстро, с такой скоростью, на которую вообще способен человек, который практически уже не идёт, но в тоже время ещё не бежит. Так я двигался, не обращая особого внимания на окружающий ландшафт, сосредоточившись лишь на том, чтобы не потерять столь важную для меня дорожку. Голова плохо соображала…
Вскоре показался просвет. От самого берега тропинка вилась меж старых деревьев соснового бора, который утром был таким светлым и тёплым, а сейчас, отчего-то подёрнулся сумраком множества глубоких теней. Я быстро шёл вперёд, а они, казалось, смотрели на меня со всех сторон, слишком уж внимательно, также, как пялилась безумная старуха. Из-за этого мне почему-то не хотелось оглядываться назад, я даже был уверен в том, что тени вовсе не оставались на своих местах, а тихо и незаметно начинали скользить позади меня, постепенно собираясь в плотное чёрное облако, на котором восседала, словно императрица на троне, старая морщинистая женщина.
Приближаясь к просвету, который говорил о том, что вскоре тропинка вынырнет из мрачного леса и весело побежит по свежей зелёнке просторного луга, я ещё прибавил в скорости, и потому практически побежал. Это скоротало и без того недолгие секунды моего пребывания под пологом вековых сосен, но, выходя на самую опушку, я вдруг почувствовал – безумная старуха летящая позади меня на чёрном облаке снова начинает что-то скрипеть леденяще-неприятным голосом. Звука я вроде как ещё не слышал, но всем затылком чувствовал, как воздух сжимается в истлевших старушечьих лёгких, чтобы вырваться наружу чередой свербящих ужасом какофоний.
Покрывшись холодной испариной,  я вложил все силы в единый, целенаправленный бросок, и мгновением выскочил из тёмного сосняка на открытое пространство. Зловещий, протяжный скрежет, пронёсшийся чёрной волной между хмурыми стволами деревьев, бесшумно разбился о стену яркого солнечного света, и я ничего не услышал…
Открытое пространство оказалось всего лишь небольшой поляной, по которой я вроде бы и не проходил утром. Вокруг она была окружена всё тем же сосновым бором…
- Опять измена, - раздражённо подытожил я: - Должен быть луг, за которым посёлок и станция, а тут какая-то плешина. Неужто сбился с пути…, тропина-то, вроде и не делилась ни разу. 
Оглядевшись как следует вокруг, я окончательно убедился, что раньше по этой полянке не проходил, но решил всё же двигаться дальше. Тропинка была ясной и направление держала вроде бы верное.
Довольно скоро я пересёк поляну и вновь погрузился в сумрачный сосняк. Зловещие тени, как будто нарочно поджидали меня своей тёмной пустотой, залегая под стволами и в немногочисленных ложбинках. Я старался проходить мимо них как можно быстрее, но впереди, по сторонам, да и вообще вокруг возникали всё новые и новые, которые, оказавшись у меня за спиной, сбивались в плотное облако темноты. Конечно, я не видел, как они двигаются, не представлял размеры той кучи, в которую они сбивались, но знал: если оглянусь – обязательно увижу сумасшедшую каргу, стремительно несущуюся за мной верхом на темноте.      
Двигаясь очень быстрым шагом, я упрямо смотрел только вперёд, и постепенно уставал, всё больше и больше. Сколько я прошёл? Кто знает, время незаметно ускользало от моего внимания, занятого всего лишь одной проблемой, вернее целью -  вернуться!
Просвет снова забрезжил впереди, подарив мне надежду и безумное желание поскорее вырваться на ветреный простор солнечного луга, где голодные от зимы коровы щиплют сочно-зелёную траву. Собравшись в единый, упругий комок, я со всех ног бросился вперёд, чтобы как можно быстрее одолеть последнюю сотню метров, а скрипучая старуха опять что-то гаркнула вдогонку, да я не успел услышать. Словно разгорячённый вихрь, вырвался на тёплый солнечный простор…, небольшой поляны окружённой со всех сторон всё тем же хмурым сосняком…
- Сначала даже одной поляны не было, а теперь сразу две нарисовались, - подумал я про себя: - Вот и всё…, окончательно заплутал.
Впрочем… Ситуация, на самом деле, вовсе не была безвыходной. Более того, найти дорогу к станции можно было достаточно простым способом: вернуться обратно вплоть до самого водохранилища, и разыскать тропку, по которой пришёл утром. Что может быть проще? Да ничего, вот только возвращаться назад… Ссохшаяся от времени полоумная старушка отчетливо предстала перед моим взором…, неподвижная, но безупречно внимательная ко всем моим движениям и мыслям.
- Тьфу ты, гадость какая, и что она вообще делает в столь волшебном и красивом месте? – спросил я деревья, окружившие поляну плотным и очень высоким забором: - Наверное, подкарауливает и одурманивает одиноких рыбаков…, на вроде меня. А потом съедает…
Переполненный абсурдными фантазиями типа: «Немощная, восьмидесятилетняя бабулька зверски убивает молодого человека богатырского сложения, который, к тому же находится в относительно здравом уме и свежей памяти», я обошёл поляну по кругу у самой кромки леса. Опыт ориентирования в лесистой местности подсказывал мне, что тропа, по которой я шёл, может иметь ответвления. Более того, примыкающие или отходящие тропки не обязательно должны быть торными, ведь никто не знает, насколько часто ими пользуются.
Напрасно. Эту поляну пересекала всего одна дорожка. Она была утоптанной до черноты и настолько важной, что остальные тропинки не имели шанса. Они просто не существовали…   
Осознав бессмысленность передвижения по ведущёй в никуда дорожке, я поднял глаза к небу. Сейчас мне хотелось увидеть солнышко, вернее его местоположение относительно горизонта. Поймав вечернюю тень от палочки определённой длины, можно узнать точное время, а уж после нетрудно определить стороны света и сориентироваться. Если конечно солнце…, есть…
Было ещё совсем светло, но жёлтый диск бесследно скрылся за густой стеной «корабельных» сосен. Когда это произошло? Смешно, но я не заметил, а сейчас не было  видно даже бликов, которые любят разливаться жёлтым теплом сквозь верхушки деревьев.
- Ну и дела, солнце за деревья упало – значит уже часов девять, а то и полдесятого, - удивлённо пробормотал я: - бредятина какая-то выходит, совсем недавно около шести было, а сейчас? Куда время-то делось, оно же не вещь, его нельзя потерять.
В этом месте, именно сейчас, могло произойти что угодно, могло потеряться не только моё время, но и…
- Хорошо бабушка, будь что будет, я вернусь, но только попробуй отмочить что-нибудь, - процедил я сквозь зубы и решительно направился обратно. По черной, ухоженной тропинке.
Войдя в лес, я достал из чехла любимый нож, и поудобнее обхватив рукоять, спрятал прижатое к запястью лезвие в рукаве. Тени, конечно, почувствовали мою решительность и заметили манёвр с клинком. Толи от страха, а быть может из уважения, они, как будто вжались в землю, и незаметно растворились в воздухе, превратившись в ровные, притупляющие свет сумерки.   
Выдавая отчаянье за смелость, я двигался ровным, уверенным шагом, не желая торопиться, и не обращая внимание на то, что  день постепенно сменяется ночью. Темнота. Сама по себе, она меня не пугала, я появился на свет с необычным зрением. При ярком солнце глаза мои становились слабыми, и многое упускали из виду, зато в темноте… Абсолютной тьмы для меня не существовало, даже в глухой комнате, совсем без света, я худо-бедно различал предметы, а уж обычная ночь всегда любила меня, ведь я мог видеть почти всё: форму, объём и цвет. Стыдно, но временами я пользовался этим преимуществом, обычно в тот момент, когда очередная «склеенная» девушка просила выключить свет. Конечно, я нажимал кнопку, становилось темно, и пропадала их неуверенность в красоте собственного тела, зато появлялось наслаждение, которое я испытывал, наблюдая за тем, как они становятся свободными, гибкими, и улетают куда-то…, забираясь всё выше и выше.
Минут через пятнадцать показалась знакомая линия берега. Река впадала в водохранилище точно так же как и утром – именно этой дорогой я сюда и пришёл. Пронзённый неприятной догадкой, я понял так же и то, что на обратном пути поляну не пересекал.
- Что за леший играет со мной в прятки? Давненько ведь так не плутал, - озадаченно произнёс я: - Где же тропки переметнулись? Ни развилок, ни сходов точно не было…
- Нигде! Это не та дорога, по которой можно вернуться, - проскрипела старушка растрескивающимся в воздухе голосом. Она неподвижно стояла всего в нескольких метрах от меня, но не на тропинке, а подле огромной высохшей сосны, которая давно умерла, но была гордой, и не желала падать.
- Здрасьте ещё раз, - ошарашено произнёс я: - Некоторые события подсказывают мне, что Вы, наверное, правы...
- Пустое говоришь, - заскрежетала старуха и взглянула на небо: - Ночь приходит, чтобы украсть твоё время. Хочешь вернуться – держись за мной.
На этот раз слова старой женщины прозвучали более чем убедительно. Понимая, что с приходом темноты может наступить что-то ужасное, непоправимое и реально угрожающее моей жизни, я без лишних колебаний направился вслед за бабулей, которая неожиданно быстро пошла куда-то прямо через густые заросли дикой малины. Стараясь не потерять из виду замызганное до дыр одеяние старухи, я изо всех сил пытался не отставать, не обращая внимания на ветки секущие лицо и руки.  Бабушка, напротив, казалось, огибает бесчисленные кусты, ловко уклоняясь от столкновений, и в тоже время двигается с пугающей для её возраста скоростью.  Внутренне удивляясь этому, я еле поспевал за ней, прилагая к этому все силы, но примерно через двадцать минут с сожалением заметил, что начинаю задыхаться. Бешеный темп передвижения совершенно сбил моё дыхание, я начал хватать воздух ртом, и ещё через пятнадцать минут ощутил резкое покалывание в боку. Собравшись духом, я решил перетерпеть боль, и, стиснув зубы, принялся дышать только носом. Сконцентрировавшись на этом, я заметил, что старушка резко прибавила в скорости, и побежал. Отставать мне совсем не хотелось, но и догнать бабушку я почему-то не мог. Не понимая, как такое вообще возможно, я сдавил покалывающий бок локтем и со всех ног припустил за растворяющимся в полумраке силуэтом. К несчастью, пробежка оказалась совсем короткой – запнувшись о поваленное дерево, я со всего маху свалился ничком в заросли обжигающего колючками шиповника.
Падение оказалось не опасным, и, в общем-то, не очень болезненным, но драгоценные секунды были потеряны. Поднявшись, я снова побежал вперёд, но странная старушка уже скрылась из виду. Не было слышно и шума, который она могла производить при движении…
- Вот ведь старая вешалка, заманила-таки в чащобу, - рассержено фыркнул я: - Придётся, видно, переночевать здесь: завтра солнышко поднимется, и уж тогда точно к железке выйду.
С этими мыслями я и огляделся, чтобы прикинуть, где лучше всего устроиться на ночлег. Впереди виднелось какое-то возвышение: толи земляной вал, толи подножие большой, но пологой горы.  Разглядеть получше не позволяли густые кроны деревьев, но я всё равно направился туда, зная по собственному опыту, что ночевать в лесу всегда удобнее на возвышенности. Там и росы поменьше поутру, да и комаров ночных хоть немного обдувает.
Преодолев добрую сотню метров, я подобрался к подножию склона, который был густо покрыт кустарником, и не особенно задумываясь, шустро полез вверх, усмотрев подходящую лазейку в колючих зарослях боярышника. Со стороны, кряжистые переплетения серо-коричневых стволиков казались неприступными, но когда дошло до дела… Отпихивая по сторонам упрямые ветви, я порядком исколол руки пробиваясь вперёд, но всё же одолел преграду всего за несколько секунд…, а потом неожиданно вывалился в пустоту, на щебнистую насыпь железнодорожного полотна.


Впервые в жизни я сидел, поджав под себя ноги, и с удовольствием ощупывал руками замаслено-копчёные камушки железнодорожной насыпи. Мне было приятно осознавать, что они действительно настоящие, и что они пропитаны тошнотворной эссенцией многолетних испражнений пассажиров, проезжавших здесь на поездах дальнего следования.
- Железка, - только и выдохнул я вслух, а про себя подумал, что скрипучая старушка, несмотря на явные странности в поведении, всё-таки показала мне правильную дорогу. «Домой». Все мои мысли принялись кружиться вокруг этого слова, уподобившись  хаотичному рою ночных мотыльков, очарованных тёплым светом не выключенной кем-то лампы.
Пытаясь собрать их воедино, чтобы здраво оценить ситуацию, я медленно поднялся и, чувствуя в ногах свинцовую усталость, побрёл к бетонному столбику, на котором был приторочен железнодорожный указатель километража. Он находился от меня метрах  в пятидесяти, но сейчас, в момент, когда все неприятности остались позади, каждый шаг давался с великим трудом. Казалось, что тугая пружинка внутри меня неожиданно ослабла, потеряла упругость и сбросила завод. Миф о моей безграничной выносливости предательски рассеялся в липком воздухе июньского вечера. Не то, чтобы я устал, скорее я почти умер, потеряв неизвестно где и непонятно почему всю свою жизненную силу. Теперь, словно высохшая оболочка смертельно опасного некогда паука, ковылял я по вываренным в смоле шпалам, чтобы разглядеть цифры, нарисованные по трафарету на небольшой жестяной табличке.
- Вот же чертовщина, - выругался я, разглядывая цифры, выведенные на серой поверхности столба: - Судя по индексу, это Кузинская ветка, а город в той стороне… Наваждение какое-то...
Расположение железнодорожных линий в пределах нашей области я отлично знал, и потому даже  без схемы понял, что попасть на это направление можно, но для этого необходимо пересечь ветку на Дружинино, по которой, собственно, я и приехал утром.
Окончательно сбитый с толку, я поправил рюкзак, порядком покосившийся во время борьбы с кустами, завязал распустившийся шнурок на правой кроссовке и двинулся вперёд, по направлению к городу и ближайшей станции. Неторопливо вышагивая по узенькой тропинке, что пристроилась между рельсовыми путями, я пытался вспомнить, где и как я незаметно перескочил через двухполосную железнодорожную линию. Не пересечь её я просто не мог, ветка шла от самого города и пролегала вдоль берега водохранилища, чтобы после умчаться сквозь дремучие леса прямо к посёлку Дружинино. Понятное дело, обойти её было невозможно, перепрыгнуть тем более, хотя… Временами, под железнодорожным полотном выстраивали дренажное сооружение, напоминающее небольшой тоннель. Эти «дыры», предотвращали размыв насыпи во время весеннего половодья, свободно пропуская сквозь себя «взбесившуюся» воду. Естественно, со временем они зарастали кустарником и травой даже внутри, полностью сливаясь с естественным беспорядком лесной чащобы.
- Так и получилось: во время бешеной скачки за прыткой бабушкой, я впопыхах  не заметил того, как мы проскочили под железкой через дренажный тоннель, - подумал я про себя и, посмотрев на небо, понял, что уже очень поздно…