Говорили рыбы из белого серебра 6
Ещё через сотню метров, кошки собрались в стаю и принялись глазеть на ровные прямоугольники ухоженных огородов. От их пристального взора становилось всё светлее и светлее, а я мерно топал по рельсам вперёд, пока не добрался до перрона, залитого слепящим солнцем столбовых фонарей.
- Ещё на один шаг поближе к дому, - устало пробормотал я и побрёл к стенду с расписанием движения поездов. Немудрёная таблица из названий населённых пунктов и времени прибытия рассказала мне о том, что электричка будет минут через двадцать. Это меня полностью устраивало, оставалось лишь притулиться где-нибудь, чтобы поудобнее скоротать обещанные расписанием минуты.
Станция, как назло, не имела даже намёка на зал ожидания. Для этих целей, очевидно, была предусмотрена утлая железная постройка с односкатной крышей, но нечистотный смрад внутри и шокирующие слова, отображённые на стенах снаружи, доказывали, что люди здесь только гадят. И уж точно не ждут.
Кроме этого, на перроне имелось металлическое ограждение из отполированных тканью труб небольшого диаметра. Оно и заменяло удобные скамейки, лавки и кресла, на которых должны были восседать ожидающие.
Выбрав местечко почище, я подтянулся на руках и умостился на тёплую ещё трубу, которая показалась мне вполне удобной. Не нужно было даже равновесие держать, ведь ноги надёжно упирались в нижнюю перекладину, а локти возложенные на коленки создавали сносную опору для подбородка.
Так я и просидел несколько минут, пока не услышал, что справа от меня, примерно в тридцати метрах, кто-то оживлённо кого-то оскорбляет по матери. Повернув голову, я увидел, что действия развёртываются напротив оранжевого продовольственного ларька, который, судя по открытому окошку, до сих пор работал.
Естественно и мгновенно, перед моими глазами возникла запотевшая прохладой баночка колы, а в горле призывно защекотали нервные окончания. Повинуясь стихийному порыву справедливо одолевающей жажды, я мягко соскочил с насеста и решительно направился к торговой точке.
- Хмыра, вали его на земь! Братва, ***рь уёбище ногами, топчи, чтобы кишкотня полезла! А-ааа, дрыгаешься, сучило позорное… - саркастически едкие возгласы разорвали пелену убаюкивающей вечерней тишины. Неподалеку от павильона, на окраине отсыпанной гравием площадки несколько дюжих молодцев самозабвенно пытались сровнять кого-то с землёй. Они по очереди пинали плюющийся ругательствами и кровью комок, периодически добавляя кулаками, очевидно в голову.
- Кого ломаем, братки? - громко и намеренно безразлично спросил я, пытаясь углядеть напитки в плохо освещённой витрине сельского ларька.
Незадачливые палачи мгновенно притихли и перестали окучивать жертву ногами.
- Чё за ***? Ты кто вообще такой, чтобы впрягаться? – злобно огрызнулся коренастый парень в чёрной кожаной кепке.
- Гоблины, - мелькнуло у меня в голове: - Такие запросто не грузятся.
Выдержав для солидности пятисекундную паузу, я собрался с мыслями и начал «бычьим» тоном:
- Ты, братуха, базар то фильтруй, а то у нас за косые *** конкретно опускают.
Крепыш мгновенно переменился в лице, будто бы сжался в упругий комок и забегал острым взглядом по сторонам. Парень повыше, одетый в китайский спортивный костюм, осторожно вышел из тени и протянул мне руку.
- Здоров будешь! Я Зоба, а эти шнурки – кодла моя. Ты на сердце не грузи, ежели что не так - они лоховастые ещё, не в понятиях. Хмыра, резко извинился, покуда я сам тебе в репу не насовал!
Прозвище «бригадира» как нельзя лучше характеризовало его же внешний вид: на тощей шее, вместо кадыка красовался здоровенный, покрытый красными крапинками зоб. Глаза парня подтверждали общеизвестные признаки заболевания щитовидной железы, так как были постоянно навыкате.
Крепыш, которого звали Хмырой, немного помялся, потом всё же подошёл ко мне и, протянув руку, сказал сдавленно-смущённо:
- Прости брат, сразу не признал… Давай мир?
По логике событий следовало простить хама, но я не торопился с этим, набивая себе цену. Увидев на витринной полочке заветную алюминиевую банку вишнёвой колы, я постучал в окошко и сделал покупку. Хмыра всё так же стоял на своём месте, выжидающе зыркая на кружащего вокруг меня Зобу.
- Ладно фраерок, забуду я твой косяк, только ты помни, что когда-нибудь твоё помело тебя и завалит. Загонишь опять фуфло реальному мэну, а он вола ****ь не станет, дёрнет волыну и ****ец… У него сатисфакция а у тебя башня с дыркой…
- Да, Хмыра, попал ты…, верняк тебе толкуют, а ты всасывай, с полгода назад таким макаром Борю приговорили. Он на вокзале чухаря какого-то пидором нарёк, оказалось, что законника. Минут через пять его прямо там, в переулке мочканули. Мерином переехали, чохом на глушняк, - ещё пуще выпучив глаза изрёк «бригадир».
- Так и есть, - добавил я, сплюнув под ноги: - Слыхал я про тот косяк, пацан ваш самого Авдея на базаре опустил. Принародно…, поэтому и не простили.
- Да, за базаром глаз да глаз нужен, а то до беды недалеко, - сокрушённо выдохнул Зоба.
- Конечно…, беда она всегда рядом, всего в паре шагов за твоей спиной, - поддержал я сумрачно-загадочным тоном.
Зобастый человек вовсе осунулся, спрятал голову в плечи, точно старый, облезлый стервятник и спросил подозрительно-прохладно: - Ты о чём это, брателло?
Едва заметно усмехнувшись, я медленно обошёл напряжённо застывшего человека, и, остановившись позади, осторожно положил ладони на влажные от липкого пота виски Зобы.
- Слушай меня, и тогда поймёшь, - сказал я почти шёпотом: - Расслабь шею, чтобы я на мгновение повернул твою голову через левое плечо. Она всегда там, и если посмотреть очень быстро, можно разглядеть. Только очень быстро, и очень внимательно. Смотри!
Вместе с последним словом, я резко, но осторожно дёрнул зобастую голову влево, и так же быстро вернул в первоначальное положение…
Стайка дегенератов напряжённо стояла вокруг, в полном безмолвии, разрывая меня взглядами, исполненными страха и непонимания. Всего несколько секунд, но всё же так долго, так ужасно… А потом Зоба издал глухой, шипящий звук, напоминающий не-то стон, не-то хрип.
- Кто ЭТО? – прокашлял он, теряя равновесие в ударившей по голове круговерти.
Спокойно, не моргая, смотрел я в чёрные от страха глаза, а человек с зобом непрерывно глотал застревающие в горле колючие сгустки…, не-то ужаса, не-то оцепенения.
- Понятно…, это Она и есть…, высоченная..., будто тень стояла…, а лицо…, - с этими словами Зоба окончательно потерял равновесие, и беззвучно, как ветхая тряпица упал на колючий гравий.
Спешить ему на помощь я не торопился, дабы не исказить чрезмерным сердоболием имидж «реального мэна», зато «шнурки» среагировали мгновенно: подхватили главаря под руки и оттащили на небольшой холмик, поросший пыльным подорожником. Двое, при этом, старались удержать полуобморочное тело в сидячем положении, а Хмыра кинулся к ларьку и истерично крикнул продавщице: - Минералки!
После нескольких шумных глотков обжигающей газом жидкости, Зоба всё-таки оклемался и сфокусировал безумные зрачки в моём направлении.
- Братуха, а откуда ты знал, что она там стоит…, никто из нас её вроде не усёк? – тихо спросил зобастый сглотнув очередной раз.
- Да как тебе сказать, - как ни в чём не бывало начал я: - В определённом смысле она вообще всё время там, всегда за левым плечом. И в своё время я тоже видел…, ну…, мне её показали.
Зоба взглянул на меня, словно агнец на голодного волка, поперхнулся и выдавил: - Бля…, а ты, стало быть, мне показал…
- Стало быть, так… Ты хотел – я показал.
Обречённо уставившись на землю, зобастый качнулся вперёд, упал на колени, и стошнил выпитой только что минералкой.
- Сколько мне осталось? – удивительно безразлично спросил он, вытирая губы синтетическим рукавом дешёвого костюма.
- Не ко мне вопрос. Увидишь её снова - узнаешь, - рассудительно пояснил я: - В следующий раз она будет ещё выше. Чем ближе она к тебе, тем и выше…, это чтобы никто не смог как следует разглядеть её лицо…, до поры до времени. Говорят, она смотрит в глаза только тем, кто умер.
- Знаю, - улыбнувшись прошептал Зоба: - Почти разглядел это мурло, да ты вовремя дёрнул…. Спасибо тебе, братан.
- Всегда пожалуйста, конкретному человеку как не помочь, - участливо ответил я дружелюбно улыбаясь: - Хмыра, сколько там натикало?
Гоблин в кожаной кепке подсказал время, и я понял, что электричка по обыкновению задерживается. Это было неприятно, мне уже давно следовало удалиться из этого замечательно гостеприимного места, да и дома….
Оглядывая как бы невзначай окрестности площадки, я с ужасом заметил, что жертва слабоумных аборигенов стоит на коленях и старательно что-то выплёвывает.
- Зубы наверно, - раздосадовано подумал я про себя: - Ну что же он ноги не сделал пока я с дебилами так занятно беседую? Неловкий какой-то…, хотя, раздолбали, видно, крепко.
- Хмыра, так ты же мне не досказал, за что вы этого лоха мочили, - как бы между прочим бросил я кивнув в сторону захлёбывающегося кровью подростка.
Коренастый хулиган с опаской взглянул на меня, картинно сплюнул под ноги и ответил с явным презрением: - Да рэпер это, уёбище городское. У него родаки дачу тута держат, ну летом короче живут, а он, сука, по улице петушиной ходит и западло всякое несёт. Ну, типа: «…все вы лохи-пидорасы, только я один крутой. На хую у вас заплаты, и одеты вы в отстой…»
Из последних сил сдерживая смех, я как можно серьёзнее сказал: - Да, обидный какой-то фольклор для местного-то населения.
- Вот и я об этом – голимое западло! – с негодованием добавил Хмыра.
Остальные участники кодлы, за исключением хворающего на травке главаря по-жлобски захихикали. Коренастый борец за правду при этом вовсе осерчал и принялся обзывать всех пятиэтажно по матери, щедро рассыпая вокруг пинки да оплеухи.
- Ну ладно, горячие финские парни, вы ещё тута подеритесь, - сквозь хохот крикнул я Хмыре: - Рэперка то этого, наглухо примочить задумали?
- Хрен его знает, это уж как получится, - ответил он весело: - Сдохнет, так до болота в мешке снесём и в топь. А спросит кто, так и скажем, что, мол, в электричку сел и в город уехал. Всего лишь!
Теперь уже я незаметно сглотнул колючий комок, мгновенно возникший в горле как будто неоткуда.
- Братва, падлёныш то очухался, позырьте, дышит гнида! – с видимым удовольствием крикнул Хмыра и подскочил к стоящему на коленках пареньку.
- На, сука, - выдохнул он и с силой пнул бедолаге по печени. Подросток мгновенно сжался от боли в комок и жалобно застонал.
- Хмыра, побереги покаместь здоровье, у меня думка дельная возникла про этого ублёвыша, - сказал я как можно более весело.
- Чё за кумека, давай, толкуй скорее, да я его доломаю, покуда электричка не причалила, - довольно ответил коренастый абориген и отвесил скулящему парню, теперь уже по голове.
- Кочуйте тогда сюды, поближе к «вождю», такое расскажу – всем интересно будет.
Глумливые недоумки с вожделением подтянулись к поросшему подорожником холмику и расселись вокруг Зобы на корточках. Я тоже подошёл, присмотрел себе место, умостился удобнее и начал.
- Дело было так. Есть у меня в городе кореш один – учились вместе. Звать его по натуре Вовчиком, но *** знает отчего, пицепилась к нему погоняла дикая – Хоттабыч.
Пытливые лица моих слушателей, и без того обиженные природой, озарила милейшая улыбка, характерная разве что для тяжёлых форм олигофрении. Искренне порадовавшись этому, я собрался с мыслями и продолжил.
- Ну так вот, учились мы вместе, учились, и понятное дело, бухали после каждой сессии…, да и просто так, впрочем, тоже…, с девками из параллельной группы. В общаге, обычно, бухали…, прямо в комнате у Хоттабыча, или даже просто на этаже. А этаж…, это был очень необычный этаж…. Знаете почему? Ага, понятно, что не знаете. Значит, слушайте….
На этом этаже всегда было только одно большое зеркало, хотя на всех других, обычно, штуки четыре. И представьте, даже это единственное зеркало время от времени пропадало. Переставало существовать и всё тут!
И в этом была страшная тайна этажа, которая была на самом деле ужасной тайной Хоттабыча. Сам я, тоже не сразу узнал, куда зеркала деваются, но потом….
Пьём мы как-то раз с Вовкой, в компании симпатнейший девчур, бухаем, и вдруг, встаёт он из-за стола, точно заговорённый и молвит: «Мне надо в глаза себе посмотреть, вы отдыхайте, а я вернусь скоро». Ну, девчата ничего, «надо, значит надо», а меня сразу измена подобрала: «На кой хер ему в глаза смотреть, да ещё и себе самому?» Подумал я об этом, завёлся интересом и шмыг за Хоттабычем в коридор, незаметно так. Иду, гляжу, стоит он напротив зеркала, на себя же пялится, а сам страшнее страшного от злости, аж трясёт всего. Ну, я поближе крадусь, интересно ведь, чего он там усёк такого, что стоит и кипятком на ляжки писает. Подошёл, смотрю на него, и на отражение в зеркале…, а там…. А там лицо…, вроде и его, но приглядишься, так и нет. Глаз нет! Там, где они быть должны, только ямы чёрные, без дна, словно колодцы старые из которых гнилью тянет.
Как увидел я это, так и охерел конкретно. Язык прикусил, стою и молчу, а у самого поджилки трясутся. Хоттабыч тоже стоял, глядел всё на отражение, а потом зачуял меня может, или просто взбеленился, взревел короче, как медведь раненый и в зеркало кулачищем хлоп! Конечно. Разбилось зеркало, да так чудно…, ни разу до этого не видал, чтобы стекло так трескалось, потому что рассыпалось оно в мелкую-премелкую пыль…. И исчезло в воздухе, словно лунный свет в тени деревьев.
Глаза деревенских троглодитов стали круглыми-прекруглыми, чёрными-пречёрными, ну точно как у Вовки-Хоттабыча. Шевелиться они тоже разучились, кто, как сидел, так и замер, жадно ожидая продолжения.
Понимая, что главное будет в финале, я важно сплюнул, вдохнул поглубже, и закончил повествование.
- Ну, в общем, похерил Хоттабыч зеркало, постоял немного напротив пустой рамки, вздохнул необычайно глубоко, будто в последний раз и неожиданно ко мне обернулся. Понял он, по моему виду, что я его тайну узнал, ткнул легонько кулаком в плечо и сказал, что это ещё не всё, и что надо вечерину ломать, поскольку базар серьёзный между нами набух.
Пошли мы вместе в комнату (глаза то у него вроде как опять нормальными стали, ну…, обычными) и ****ей прогнали. Даже и не присунули ни одной, раз такие дела, просто дверь на шпингалет и «чао бэби». После, конечно, выпили по одной, и тогда он под кровать залез. Кожилился там, пыхтел-старался, а потом, наконец, чемодан огромный выволок, вроде как кожей крокодиловой обитый. Достал и ключики из укромного места под матрацем, замки открыл…, и чемодан…
Вот вы, братцы, думаете, что я там, у зеркала припух, а на самом деле…, нет! Как увидел я, что в чемодане лежит, так чуть говорить не разучился. Представьте: огромный чемодан, и весь почти заполнен склянками разными в которых спирт желтоватый налит…, а в нём…, глаза…. Пар тридцать самых разных глаз, от совсем мелких, до огромных, с кулак примерно. Сплошные глазные яблоки, короче говоря.
В тот вечер Хоттабыч и показал мне все свои глаза. Были у него всякие: голубиные, свинячьи, коровьи, и даже от слона. Он их добыл, когда слониху в зоопарке заморили, а труп в институт привезли, чтобы скелет музейный сделать. Вырезал потихоньку, покуда сторож упившись в зюзю, под кушеткой почевал.
Но это ещё что. Самыми интересными были…, человечьи глаза. Их Хоттабыч имел около дюжины, и доставал в морге, через знакомого чувака. Конечно, всякого размера и происхождения были эти очи, но на каждой банке ради такого случая бирка имелась. Вот, например, не очень крупные, красивого тёмно-коричневого цвета глазёнки имели подпись: «Нарузмаева Гуля, 12 л.» Судя по глазницам, симпатная была, татарочка наверно, и совсем ещё маленькая. Прям жаль. А вот: «Сергеев П.П., 42 г.» - налицо замутнённая неумеренным потреблением спирта роговица, кровоизлияния в слёзных уголках, короче – алкаш. Ну и поделом ему.
Таким, вот, макаром, рассказывал мне Хоттабыч о своей глазной коллекции. Понятное дело, раскрыл я рот и слушал, прихлёбывая всё это дело пивком. И так до конца.
Когда банки кончились, вмазали мы ещё по одной, и сидим. Молчим. А потом я не вытерпел, спросил Вовку, что за хрень у него с глазами и нафига он спиртованные собирает. Сразу он не ответил, мялся-давился, потом ещё намахнул и попёр.
Собирает он глаза потому, что свои у него как будто не настоящие. Вроде бы смотришь – глазья как глазья, а приглядишься – ан нет. Вместо глаз – чёрная пустота, и в зеркале это завсегда хорошо видно. В общем – горе.
Расклад такой, понятное дело, Хоттабыча не устраивал, хотелось ему иметь нормальные глаза, ну как у всех людей, и чтобы без всяких там глюков у зеркала. По молодости с этим ничего не получалось: глазёнки выдранные у кур и поросят никуда не годились, ну не подходили по размеру и свойствам, хоть плачь. Да только куда там, Вовка парень упрямый: вырос, большим стал, умным, и затею свою не оставил. Со временем, перепробовал он изрядное количество глаз, ну, и самые забавные, стал в банки со спиртом упаковывать, на память как бы. С одной стороны странно, но если подумать, то и правильно: чего добру пропадать. А так, того и глядишь, коллекция уникальная соберётся, с годами, конечно…. Да только не в этом беда.
С опытом приходит к человеку понятие! До сих пор, Вовка только совсем мёртвые глаза примерял, ну и не получалось, конечно, ничего. А вот однажды, тётеньку в морг привезли, после аварии автомобильной, ну совсем ещё тёплую. Кореш просёк – смотрелки можно умыкнуть, и Хоттабычу сразу позвонил. Тот приехал, ну и примерил сходу…, почти удачно. Самую чуточку глаза не подошли – фокус, гады, не ловили, болтались в разные стороны, словно неваляшки старорежимные. А так всё путём, даже цвет ничего себе был.
Вот и задумался Хоттабыч с тех самых пор: а не добыть ли где-нибудь совсем живые глазные яблоки? Понятное дело, лучше, чтобы они были от чувака примерно его возраста, или немного моложе.
Сказав последнее слово, я с одобрением взглянул на аудиторию и понял, что рот открыли все до единого. Даже Зоба.
И ещё, вдалеке, у невидимого в сумерках поворота, показались знакомые огоньки опаздывающей электрички. Говорить об этом всей честной компании я не собирался, просто сплюнул подальше от себя, и многозначительно изрёк: - Ну что, братва, поможем конкретному корешу, Вовке-Хоттабычу? Подгоним ему пару подходящих смотрелок?
- Базара нет! – хрипло возвестил Зоба: - Забирай этот мешок с парашей. Ежели надо, мы тебе прямо сейчас его зенки предоставим, пальцами вырвем, осторожненько, лишь бы сгодились для братского подгона.
- По рукам тогда, - довольно сказал я и хлопнул по отвратительно-липкой от пота ладошке: - Только сейчас смотрелы рвать не надо, Вовчику нужны совсем свежие. Я прикинул и просёк, что лучше этого жмурика ему целиком притараню, а уж он сам сообразит что с ним исполнить. А то у меня-то опыта нету в таких делах, вдруг чего-нибудь накосячу, отрежу не так или выдерну. Не-е, сам пускай рулит…. Бля, электричка причаливает!
Закинув рюкзак на спину, я взял удилища и побрёл к посадочной платформе. Хмыра с Зобой лично провожали меня, а ещё двое «шнурков» тащили под руки разбитого в хлам парнишку. Передвигаться сам он не мог, только стонал, да изредка обзывался.
Электропоезд остановился с характерным шипением, и под конец привычно скрипнул колёсами. Резиново брякнули раздвижные двери, и тёплый свет плавно заструился из тамбуров и окошек. На платформе никого не было.
- Ну, давай, брателло, - просипел «бугор» роняя скупую мужскую слезу: - Ты в натуре мужик, тут уж базара нету. Корешу своему тоже от нас салютуй, ну и про подгон словечко замолви, мол, от Зобы, и его бригады.
- Само собой. Какие базары, всё затру как положено, всех перечислю. Да и вы, мужики, не скучайте тут, мы, может, дела поднимем в городе, да и к вам на залёжку упадём. Малину соберёшь?
- Обижаешь! У нас тут ****и знаешь какие? Жопа как две подушки, а сиськами вообще укрываться можно.
Зоба состроил забавную физиономию и широко растопырил пальцы: ну точно как нувориш в анекдоте. Подельники, тем временем, затолкали изломанное, перепачканное кровью тело в тамбур.
Динамик неразборчиво оповестил отправление, и я, пожав на прощание гадливо-потную руку зобастого, отшагнул в глубину пахнущего мочой тамбура. Закрылись двери.
- Усё, оторвались, кажись, - с облегчением выдохнул я и обратился к «братскому подгону»: - Вставай, пойдём на лавку что ли, а то грязно тут.
Парень кивнул, и, стиснув зубы, попытался встать, но правая нога изрядно мешала ему, неестественно болтаясь пониже коленного сустава. Поняв это, я подхватил горемыку под руку, и осторожно повёл в вагон.
Усадив битого рэпера на лавку, которая показалась наиболее чистой, я снял рюкзак, и уселся напротив. Вагон оказался пустым.
- Фу ты, ну ты, неужели домой едем? – через силу улыбнувшись спросил я у паренька.
- Ага, едем потихоньку, - неловко улыбнулся он и тут же схватился рукой за сильно распухшую щеку. Несколько передних зубов, похоже, остались где-то на гравии. В дачно-огородном посёлке Палкино.
- Тебя как звать то? – спросил я, укладывая чехол с удочками на верхнюю полку.
Парень встрепенулся и протянул мне ладонь, перепачканную сгустками запёкшейся крови.
- Серый…, ой, ну то есть Серафим.
- Действительно Серафим, или это погоняла? – удивлённо переспросил я, пожимая руку.
- При чём тут погоняла, имя это моё, ну, только я предпочитаю, чтобы меня Серым звали.
- Странно…, хотя, ты, наверное, из-за того стремаешься, что некоторых женщин называют Серафима?
- Точно, а как вы угадали?
- Несложно, - улыбнулся я и добавил: - Серафим – это имя ангела, которого изгнали из рая и обрекли жить на земле. Говорят, он и сейчас среди людей, и его даже можно узнать…, потому что у этого ангела четыре лика…. Правда, в современной Библии об этом ничего не написано – Ватикан умалчивает этот факт…, старается, чтобы люди забыли….
- Понятно, а вас как величать?
Удивлённо подняв брови, я улыбнулся, и ответил: - Моё имя не имеет значения. Можешь называть меня как угодно.
Неожиданно, и без того измученное болью лицо Серафима осунулось и приобрело неприятный серый оттенок. Парень словно сжался в комок, собрав последние силы для того, чтобы достойно….
- Да не ссы ты понапрасну, не нужны мне твои глаза, - спокойно сказал я и принялся осматривать повреждённое колено незадачливого рэпера.
- Повезло тебе, всего лишь серьёзный вывих, - пояснил я Серафиму: - Его вправить можно, ежели ты дёргаться сильно не будешь.
- Прямо здесь вправить? – изумлённо спросил парень.
- Ага, - улыбнулся я, и крепко ухватив повреждённую ногу, изо всех сил потянул на себя.
Бедняга вскрикнул, и чуть было не свалился с сидения, но противный глухой щелчок входящего на место сустава я всё-таки расслышал.
- Вот так, теперь попробуй согнуть ногу в колене.
Скорчив страдальческую гримасу, Серафим с трудом, медленно подтянул ногу к себе.
- Получилось, - довольно констатировал я: - Минут через двадцать сможешь ходить, хотя, хромать, наверное, с неделю придётся.
- Спасибо, - сдавлено ответил парень, стараясь не заплакать: - А вы доктор?
- Угу, слесарь-гинеколог.
Утирая рукавом предательски выступившие слёзы, побитый рэпер неловко засмеялся.
- А клёво вы этим уродам баки забили, такую байку страшенную придумали, что они как лохи последние купились…. И даже я повёлся, думал, кранты: вырежете мне глаза, а мясо чуркам продадите, на шашлыки для неверных.
Покачав головой, я ухмыльнулся и ответил: - Ну и фантазия у тебя, я про чурок даже и не загадывал. А то, что поверили, так это и правильно, потому как ничего я не придумывал. Просто рассказал. Про своего знакомого.
Серафим опять напрягся, почесал спекшиеся в коросту волосы на затылке и спросил: - Значит, глаза, вам, все-таки нужны?
- Нет, - ответил я спокойно: - И давай закроем эту тему.
- Как скажете, - растеряно пробормотал Серафим.
Минут пять мы сидели и молча смотрели в окно, на странные, неуловимые тени, скользящие по вязкому телу тёплой июньской ночи. А потом показались далёкие, и такие желанные огни большого города. Нашего.
- Серый, ты где в городе живёшь? – неожиданно спросил я.
- В центре обитаюсь, - ответил он через пару секунд.
- Мой дом на окраине, почти в лесу, - вздохнул я и представил, как она ждёт меня, волнуется, и, наверное, телевизор смотрит и не может заснуть.
- Они тебя за речитатив отмолотили?
- Фиг знает, первый раз встретил гандонов штопаных: они сразу бабло клянчить принялись. А я послал.
- После чего они свалили тебя на землю и принялись дружно окучивать, - иронично продолжил я.
- Точно, так и было…. Откуда вы всё знаете?
- Не знаю, научен горьким опытом.
- Даже так. Тоже попадали в передряги?
- Попадал, без этого, понимаешь, жить скучно…. А частушка про лохов, выходит, не твоя?
- Моя, - с гордостью пробубнил Серафим: - Только я её ещё днём спел, двум местным биксам. Одна, ничего из себя, прикольная, вот я и принялся знакомиться.
- Молодец, видишь, какое удачное знакомство получилось.
- Да-ааа, - озадаченно выдохнул Серафим: - За что же они меня сдали-то, козлам местным.
Невольно улыбнувшись, я потянулся на жёсткой лавочке и по-свойски объяснил:
- За то, парень, что они ведь тоже местные. Знаешь поговорку: «Своё дерьмо почти не пахнет» Все последствия из этой оперы: поливал помоями местных козлов, а обиделись больше всего их подружки.
- Во дела, а я и не догадался сразу.
- Ну и не страшно это, раз приключилось уже. Просто, наперёд думай, на чей забор писаешь, и какая за ним собака лает.
- Понятно…, второй раз также не попаду.
- Старайся, слава богу, что первый раз последним не стал.
- Да уж. Теперь я ваш должник. Спасибо, что вытащили меня из этого.... А развели вы этих лохов всё-таки виртуозно…, мне бы так научиться.
От этаких благодарностей я чуть не раскраснелся. Даже и не смог сразу ответить вразумительно, но потом загнал таки мысли в нужное русло.
- Не напрягай себя по этому поводу. Развёл я этих гоблинов красиво, хотя и говорил реальные вещи, но ты ничем мне не обязан. Ты не можешь мне помочь…, а вот если увидишь по жизни, что кому-то также привалило – выручай. Как говорится в мультике: «Делай добро и бросай его в воду».
Серафим сидел напротив и озадаченно пытался поймать мой взгляд. Левый глаз парнишки постепенно оплывал, закрывая синюшным отёком красную от лопнувших сосудов роговицу.
- Правильно вы сказали, хотя и странно. Не знаю, получится у меня или нет, но попробую…, поступать так.
- На том и договоримся, - довольно произнёс я и снова уставился в окно, на тысячи, а может быть и миллионы приближающихся огоньков.
- Скоро приедем.
- Конечно, а ты действительно рэпер?
- Реально.
- Почитай что-нибудь, если не в лом, я никогда живой рэп не слышал.
- Ладно, - удивленно сказал Серафим: - Сейчас, из нового припомню…, блин, жестоко они мне по башке настучали, позабыл всё, хотя…, вот:
Смерть,
Боль,
Секс,
Вы бросаете в нас,
Когда говорите Next!
Гоняя колёса,
Сжигая по венам гадости
Мы пустоту сливаем
Купаясь в фальшивой радости
Красивая сучка с дансинга
В кайф!
С тобой переспит,
А утром?
Сопли, сдавленно
Скажет
Прости…,
У меня СПИД.
Live!
Электричка плавно чертила подъездные пути пассажирского терминала. Всего минута, и стали видны залитые прохладным светом платформы с квадратными «мавзолеями» подземных переходов.
- Приехали, это наш город, - произнёс я, и в груди родилось знакомое, тёплое чувство привычного уюта и защищённости.
- Ага, электропоезд прибывает на пятую платформу, - забавно прокашлял Серафим голосом охрипшего динамика.
- Чуть живой, а всё шутит, - подначил я его, и подал руку.
Несмотря на болезненные ощущения, весёлый рэперок шустро заковылял к пассажирскому тамбуру. Состав плавно остановился, привычно зашипели тормоза и зелёные створки дверей шумно открылись. Прохладный ночной воздух рванулся в тамбур, а мы сошли на асфальтовую платформу родного вокзала. Серафим передвигался вполне сносно, и мы решили не топать по тёмному коридору подземного перехода, а срезать напрямик, через пути. Благо, поездов там не было.
Пройдя через вспомогательные ворота первой платформы, мы сразу оказались на площадке перед новым вокзалом, которая показалась необычно пустынной.
- Гляди-ка, нет никого, только пара ментов на лавке кемарят.
- Пускай дрыхнут, а то ещё заметут нас за неподобающий внешний вид. Тебя, вон как издербанили, да и я пообтрепался, покуда по кустам ползал.
- Точно, пошли к метро, мне до площади только, а там и пешком близко.
- Хорошо. В мою степь подальше ехать…, эх, я наверно не полезу под землю, тачку запарю на Челюскинцев и до дома.
- Лады, давай тогда пять, да побредём по своим.
Пожав испачканную кровью ладошку, я потрепал Серафима за плечо.
- Бывай, мужик, достойно рэп читаешь!
- Да кого там, тебе спасибо, что выручил. Реальные, вроде тебя, сейчас в дефиците…, и знаешь, время будет - забредай в чат на Тимусе. После десяти я там колбашусь, а ник сразу просечёшь - моё имя!
Свидетельство о публикации №204101400146