Потомок Ганнибала

 
 Роды должны были состояться со дна на день. Вера вышла в коридор. Душно, в районном роддоме просто ужас как душно. Вдобавок мухи и вонь. Слава богу, что хоть страшный токсикоз, мучивший её почти всю беременность, на  последнем месяце отступил.
Ну, почему? Почему кто-то рожает в палате с кондиционером? Почему к ним приходят каждый день мужья, с цветами и трезвые? Почему у неё этого нет? Нет, и не будет, наверное, никогда. У кого-то совсем другая жизнь. Она надеялась, что и у неё будет тоже другая. Но ничего не получилось. Ничего…
  Год назад, когда она впервые легла с Антуаном в постель, она думала что, сорвала весь банк. Думала, что вот, наконец, встретился ей принц и теперь можно будет дождаться, когда Антуан доучиться в фармацевтической академии, и увезёт её во Францию. Он обещал, что увезёт. Вера уже видела Эйфелеву башню, торчащую посреди бескрайних Елисейских полей. Она так и представляла себе эти поля. Бескрайние, плотно заросшие  маленькой, ярко-зелёной газонной травкой. А по периметру магазины, магазины и люди такие модные, яркие, красивые. А из репродукторов поют шансонье и Патриция Касс.
А вместо этого районный роддом, с видом на загаженную речку и убогие домишки. Жара, насекомые и запах из забившегося три дня назад туалета.
 Что там дома? Дома муж, Генка, пьёт с того самого момента, как она сюда легла.
Хотя он пил и до этого. И потом будет. Он так и сказал: «Родиться сын, пью три недели подряд, если дочь две недели». Хотя он и так пьёт всё то время, что они знакомы. Зачем она вышла за него? До чего же глупо получилось. После того как Антуан уехал во Францию один. Внезапно, даже не попрощавшись. А может и не во Францию, может домой в Конго. Он ведь родом из Конго. Да, да, Антуан чернокожий. Ну не очень сильно, скорее, наверное, мулат. Иногда встречаются африканцы совсем иссиня–чёрные, а он просто, как будто бы, до чрезвычайности смуглый. Да она и не обращала внимания на это. Ей всё в нём нравилось. Она любила его. Любила в нём всё. Его акцент, его темперамент, его начитанность.
С ним было интересно. Да и деньги всегда водились и он не был жадным.
А потом он уехал. Просто исчез. И не было никакой возможности больше увидеть его, связаться с ним. А Генка, тогда сделал предложение. Он ведь давно поглядывал на неё. С девятого класса, с перерывом на армию. Они жили в соседних совхозных домах. Вместе купались в Суйде, протекавшей через их деревню, вместе гоняли на великах, ходили в лес.
Только никакого страстного чувства, всепоглощающего желания, истомы в груди, мурашек по всему телу, при поцелуях, Генка никогда у неё не вызывал. Ни раньше, ни теперь. Ну, муж и муж. Просто очень близкий родственник.
Другое дело Антуан.
 Генка он не плохой. В душе добрый, только вот слишком податливый, а компания вокруг нехорошая. Скорее работящий, чем ленивый, хотя абсолютно не предприимчивый. Жаль, в совхозе нет теперь работы. Вот и болтается без дела.  На что только пьёт? Ведь когда она уходила в роддом, в доме ни копейки не оставалось. Хорошо мать, да соседки нашли старых распашонок да пелёнок.
Кроватку Олег, Генкин брат, принёс. Коляску тоже, где-то нашли. Всё готово.

 Но и бегство Антуана, и пьянство мужа, и бедность, и токсикоз, и вонь в роддоме, всё это было мелочами, по сравнению с той страшной мыслью, которая неотступно грызла душу Веры. С этим приходилось ложиться, с этим вставать, есть, пить, делать процедуры.
Эта страшная мысль отравляла всю радость предстоящего материнства.
Она не знала точно от кого ребёнок! Не знала, чьё чадо носит в себе! Может Антуана, может Генки? Малыш вполне мог быть чернокожим! Что тогда? Как она покажется в  совхозе? Как посмотрит в глаза Генке? А его друзья? Каким смешным он будет выглядеть перед ними. Да он убьет всех, и себя, и её, и этого несчастного негритёнка.
 Исчезновение Антуана настолько парализовало её, что она, словно под действием наркотиков, стремительно и не раздумывая, тут же согласилась выйти за Генку, который звал её замуж постоянно и уже очень давно. В голове была лишь обида и желание назло Антуану, назло всему миру выйти замуж, словно доказать: наплевать, не пропаду, смогу устроиться в этой жизни.

 Она и в загс ехала, не отдавая себе отчета, что и зачем она делает.
Находясь, в каком-то забытьи и до свадьбы и во время, и когда началась её семейная жизнь.
Вскоре после свадьбы она поняла, что беременна, но ясно представить, что ребёнок может быть не от мужа, и всё подсчитать она догадалась только лишь на четвёртом месяце и все подсчёты говорили в пользу Антуана.
 Подруга Нинка, провожая её в роддом, не могла её понять, когда всё узнала.
-Верк, ну как же ты могла, ну как ты с негритёнком жить-то будешь? Раньше-то чего думала? Ну не маленькая же. Двадцать один год всё-таки.
-Не знаю, не знаю, Нинка, как вышло всё. Словно во сне, каком. Когда он уехал, я даже руки на себя хотела наложить. Я любила его Нина. Любила!
 Да, она никого так не любила раньше. Конечно, он был не первый у неё, но с ним всё становилось как-то по особенному. Сразу не разобрать как. Только потом, когда он исчез, она поняла, в чём разница между ним и совхозными парнями. Он видел в ней женщину. Он, бывавший в разных странах, ухаживал за ней также как ухаживал бы и за парижанкой и за американкой. Он видел в ней не дочь  Марьи Пантелеевны, вся жизнь которой прошла между коровником, огородом и пятиэтажкой с убогой обстановкой.  Не Верку, которую запросто можно пригласить в заросли кустарника, на стакан портвейна, после дискотеки. Нет. Он видел в ней женщину! А может, просто притворялся. Ведь уехал же. Не попрощавшись даже. Наплевал в душу, дальше некуда. Хотя если и притворялся, то так красиво.
Все эти противоречия сумбурным комом навалились на бедную девушку, и давили, давили, гигантским прессом.
Повезёт или нет? Может быть, от Генки всё-таки. Может бог просто испытывает её.
Просто наказывает за беспутную юность, за гулянки, за Антуана, за грубость с матерью, за то, что в церковь редко ходила. Но бог простит, обязательно простит, и родиться маленький беленький человечек, и всё нормально будет.
 А если всё-таки родиться чёрненький? Если испытания не кончаться. Что же тогда?
Ужас. Ужас был ещё и в том, что она нутром чувствовала, как не любит этого не родившегося малыша. Скорее даже ненавидит за все страдания и унижения, которые притаились и ждут, чтобы выйти наружу вместе с ним.
Какие взгляды встретит она в поликлинике, в магазине, во дворе дома. А в детском садике? Даже если его туда и примут, то кроме обид его ничего там не ждёт. А она не сможет защитить его не сможет помочь этому малышу ни в чём, потому что весь мир будет настроен против неё. Надо уезжать из совхоза. Только куда?
 С Антуаном они встречались в квартирке, которую тот снимал на Чернышевской, недалеко от Летнего Сада. Она несколько раз приходила туда, после его исчезновения, но на звонки никто не открывал. А уж теперь там, наверняка, живут другие люди. А может и нет. Может Антуан продолжает там жить только с другой женщиной. Может он и не уезжал никуда.
Будущее, после рождения ребенка представлялось безрадостным и пугающим.
Ни в какую общагу, как раньше сейчас не возьмут, и работы нигде нет. Да и как с негритёнком ехать-то куда нибудь. Везде, скинхеды, нацболы и прочие головорезы  маршируют.
 Верка отошла от окна и побрела в палату. Нет, определённо, нет, человека несчастнее её нет.

 Маленькая комнатка в совхозной пятиэтажке освещена лишь мёртвенным отблеском уличных фонарей. Её комнатка. Здесь она писала первые прописи, здесь пряталась от бушевавшего после получек отца, пока тот не выпил, случайно, уксусную кислоту вместо спирта. Здесь она впервые, в восьмом классе отдалась парню, Генкиному старшему брату.
А теперь здесь в кроватке лежит младенец. Маленький чернокожий мальчуган.
Всё-таки чернокожий. У него, пока так и нет имени. Он пришел, ворвался в эту жизнь и окончательно сделал несчастной её, Верку. Навсегда перечеркнул надежду на хоть какую-то личную жизнь, отторгнул от неё мужа, мать, друзей и подруг.
«Негритянская шлюха»,- это прилипло моментально, словно репейник.
Ребёнок захныкал. Верка встала, накинула старый линялый халат. Так и есть. Описался. Поменяла подгузники. Хорошо Нинка подарила целую пачку из  гуманитарной помощи, которую на работе у той раздавали.  Но они скоро кончаться и снова придется пользоваться тряпочками из старых простыней.
Верка взяла его на руки. Покачала, промурлыкав колыбельную собственного сочинения. Сдается, уснул. «Нет, класть назад не буду. Наверное, надо сделать всё сегодня… Сегодня… я, кажется, готова Это единственный путь… Лучший для всех и для него, пока он ничего не понимает».
Вера, через кухню вышла на лоджию. Тепло. Тёплая летняя ночь. Вон вдалеке огни машин на шоссе. Как они манят. Всегда манили, с детства. Всегда, сколько себя помнит, ей хотелось выскочить из дома и бежать, бежать, куда-то далеко. Туда куда вело это шоссе. Казалось, оно вело в далёкие счастливые, тёплые места.  И теперь она осуществит свою мечту.  Она тоже пойдёт туда. На шоссе. И уедет отсюда навсегда. Автостопом в Белоруссию, на Украину, в Одессу, в Крым. Да в принципе, всё равно куда. Лишь бы не видеть больше никогда этих унылых полей, с бело-чёрными пятнами коров, этой дороги – месива из глины, её пятиэтажки, с горячей водой включаемой по графику, с промерзающими стенами, с замызганной кухней и вздутыми полами. Больше не будет насмехающихся лиц, не будет «негритянской шлюхи». И «Верки» тоже больше не будет. Она придумает себе другое, красивое имя. Может Кристина или Виолетта. Ведь неудачи они и от имени тоже. Ну почему её назвали Верой, каким-то древним именем. Верка – звучит словно, какой то штамп. Назовут не думая, а ведь будто печать шлёпнут на всю твою жизнь. Шлёп.
 Для новой жизни всё было готово. Собранная сумка с вещами лежала уже несколько дней. Только никак было не решиться. Но вот сегодня вроде бы решилась.
 Вера вошла назад на кухню, свет не включала. Темнокожий комочек сопел своим носиком пуговкой. Носик, совсем как у Антуана. Сейчас она зажмёт эти носик и ротик своей сильной рукой и подержит. Подержит пять, десять минут. Посмотрит, как забьётся в конвульсиях человечек. Забьется и затихнет. Навсегда. Только пять минут. Пять минут и свобода. Вновь свободная жизнь. А он… Он ещё ничего не понимает. Он не понимает, что для него жить здесь с таким цветом кожи - это только мучиться. Это будет то же самое что аборт.
Вера опустила ему на лицо свою ладонь. Всё.

Нет!- вскрикнула она, отдёрнув руку от спящего малыша. - Господи, прости, что ж это такое!
Ноги покосились и Верка села прямо на пол, рядом с кроваткой малыша. Тот проснулся, она вновь покачала его, затем дала грудь.
«Так не смогу. Не смогу видеть его, умирающего на моих руках. Ну почему я не могу!? Ведь я так ненавижу этого черномазого выродка, искалечившего мне всю жизнь. Нет. Надо по другому. Надо резко. Раз и всё. В один миг».
Вера вновь вышла на лоджию. Тихо. Сейчас около трёх. Во дворе ни души. В соседнем доме, горит только одно окно, на первом этаже. Местный притон, там пьют сутки напролёт и её Генка там же. Там сейчас не до неё.
 Третий этаж. Разобьётся или нет? Определённо разобьётся. Только кинуть именно на асфальт, а не на клумбу и вниз головой. Тогда всё наверняка и быстро. Это получиться, это не то, что душить.
Верка подошла к краю балкона. Страх исчезал, появлялась решительность. Вот сейчас этот комочек жизни, беззащитный и слабый сопит возле её груди, и он полностью, полностью в её власти. Какая-то звериная ярость клокотнула внутри, и пыталась вырваться наружу. Ярость, смешанная со страхом и с жаждой этого убийства.
Верка подняла его на вытянутых трясущихся руках над перилами балкона.  Лицо её было перекошено улыбкой. Как это необычно чувствовать себя всесильным над чужой жизнью. Пусть даже над жизнью беззащитного малыша.
Такое же ощущение было как-то раз в детстве, лет в двенадцать. Они с подругами часто дрались тогда с мальчишками и однажды, сговорившись, подкараулили и, сбив с ног, били палками одного парня - дачника, всё время запускавшего руку им под юбки.
Он лежал на земле, с окровавленным лицом из-за разбитого носа и только прикрывал голову от палочных ударов. Его не было жалко. Внутри разлилось, неведанное раньше, жгучее чувство, оно, словно вино, подогревало ярость. И она била тогда этого парня ещё и ещё, не понимая потом, спустя буквально полчаса, откуда взялась это животная радость – причинить боль или даже убить.
 Вот и сейчас было что-то похожее. Она понимала, что это неестественно, что должна возникнуть жалость к этому комочку жизни. Родному комочку. Но её не было.  Верка разжала трясущиеся руки. Белое пятно пелёнок полетело вниз.
Ноги всё ещё подкашивались, но не было страха и не было ужаса от содеянного.
Всё, теперь быстрее вниз, схватить трупик и к речке. Верка представляла, как запеленает вместе с тельцем кирпич и бросит в Суйду.
Неслышно отперев дверь, она устремилась по лестнице вниз. И тут её передёрнуло. С улицы раздался громкий детский плач. Жив!
Задыхаясь от волнения, она бросилась вниз ещё быстрее. Послышались щёлканья замков.
 Наверху раздались шаги, какие то возгласы. И вот тут-то появился страх.
 Верка выскочила на улицу. Возле плачущего ребёнка уже склонилась тётя Надя с первого этажа. Наискосок из соседнего дома бежал Генка с приятелями. Лицо его было перекошено яростью. Она никогда не видела его таким. Страшное нечеловеческое лицо с оскалом. Вот ещё люди из соседнего подъезда. Затем вслед за ней и из её парадного выходили соседи в накинутых на скорую руку халатах. Вышла мать. Мать схватилась за голову и бросилась на колени перед окровавленными пелёнками. Крик. Надсадный, срывающийся крик.
-Что же ты наделала! Что же ты наделала! Верка!
Всё кружилось. Знакомые и незнакомые люди. Народ всё прибывал. Стоял гомон голосов. Плачь женщин. Крик матери до сих пор звенел в ушах. Её толкали. Генка ударил её наотмашь по лицу, но боли она не чувствовала. Во рту пересохло. Тряслись все поджилки. Хотелось бежать, но ноги не шли.
Кто-то поднял на руках младенца и протянул ей. Верка отворачивала глаза. Она не могла посмотреть. Не могла заставить себя.
-Что ты наделала! Смотри!
-Смотри, дрянь!
-Негритянская, шлюха!
-Мразь!
-Убийца!
Вера подняла глаза. Подняла и не могла ничего понять. На руках у людей лежал абсолютно беленький, с пушком светленьких волосиков, хорошенький, голубоглазый мальчик и улыбался. Крови нигде не было. Он был жив! Жив и тянул к ней свои ручонки.
-Ну, вот и всё! – это подошёл участковый. Взяв Веру за руку, он защёлкнул на запястье наручники.
-Нет! – закричала Верка…, вскочив с кровати.
 
В роддоме было время послеобеденного сна. Три соседки по палате удивлённо уставились на неё. В палату входила, её  подруга Нинка.
-Да что ты орёшь?
-Мы же родим раньше времени!
-Вот чума! Приснилось, что ль чего?
Все соседки не преминули высказаться, потом захохотали.
Верка с минуту соображала, где она находиться, потом аккуратно, придерживая живот, села на кровати, и разрыдавшись, прильнула к Нинке.
-Ну что ты? Что? - Нинка погладила её по голове.
-Да сон такой Ниночка. Такой сон, - сквозь всхлипывания быстро повторяла
 Вера, – я, даже рассказать не могу.
-Ну, перестань, перестань.
-Пойдем, покурим.
-Сейчас тебе. Размечталась. Ну, прекрати, прекрати. Вот дурёха-то. Я же к тебе не просто так. Тут идея такая возникла. Закачаешься.
-Да, мне теперь только идеи прокручивать.
-Пойдём, пойдём во двор. Прогуляешься. Переоденься, вон мокрая вся, в поту. Что приснилось то?
И действительно, за время сна Верка пропотела насквозь, пот был холодный и липкий.
Во дворе роддома хорошо. Лёгкий ветерок колыхал кроны могучих лип. Мягкий шелест успокаивал. Они уселись на лавочку. Нинка закурила. Дала пару раз затянуться Вере.
-Слушай, - было заметно, как Нина вся просто вибрирует от нетерпения. – Тут я такое придумала. И в твоём положении, это, похоже, единственный шанс.
-Утопиться?
-Да замолчи ты. Вот смотри, ты о генетике, что нибудь слышала?
-Да. Это какая-то лженаука.
-Сама ты лженаука. Это великая вещь. Никто ещё до конца так и не понял загадки генетики, но к примеру, доказано точно, что если твой далёкий, далёкий предок был к примеру цыганом или японцем, то даже спустя много лет у тебя может родиться ребёнок японец или цыган. Смекаешь?
-Нет.
-Может родиться японец от русского отца.
-Да иди ты.
-А может и не японец. Может и негритёнок родиться. Негритёнок при русских папе и маме.
-Да откуда он возьмется-то?
-Из генов, деревенщина.
Нинка глубоко затянулась и выбросила окурок, лицо её было напряжено, она боялась упустить мысль.
-Ты знаешь, что наши места давным-давно принадлежали Ганнибалу. Абраму Петровичу Ганнибалу, арапу Петра Первого? – с прищуром спросила Нинка.
-Ну, знаю, конечно, кто ж не знает. Да и музей же открыли.
-А ты была в этом музее хоть раз?
-Что я туристка? Ты, можно подумать, была.
-Была, меня Юрка мой затащил в прошлые выходные. И там дали нам вот эту брошюрку.
Нинка полезла в сумочку и с победным видом достала раскладной буклетик.
-Ну, тут всё про Ганнибала, да про поместье, а вот это то, что надо. Этот Ганнибал был большой охотник до крепостных девок. Африканец, горячая кровь, ну ты понимаешь. И наплодил он огромную кучу внебрачных детей. Какой-то историк, вот и фамилия здесь его указана, раскопал, вот читаю: «Самые старинные фамилии в деревне – Туркины, Горюнковы, Шарапенковы, Ванюшкины…», дальше не буду перечислять, «…являются внебрачными потомками Ганнибалов.» Вот, чёрным по белому. Ты ведь Ванюшкина, а Генка твой Горюнков. Теперь въезжаешь, откуда негритянский ген может у вас появиться. Двойной вариант.
 Верка недоверчиво посмотрела на Нинку, потом взяла буклет. Несколько раз всё ещё раз перечитала.
-У нас и Ванюшкиных и Горюнковых в деревне полно, помимо нас.
-Ну и что? Здесь же инициалы не указаны.
-Ну, ведь случаев-то таких раньше не было. Да и вообще, ну кто в эту чушь поверит.
-А почему нет? Теоретически это возможно. То, что ты с негром спала, никто в деревне не знает. Мой Юрка говорит: Ложь должна быть колоссальна. Это он где-то вычитал. Он знаешь, какой умный. Он кого-то в районной газетке знает. Мы туда твою фотографию поместим с малышом. Так и так потомок Ганнибала родился. Да тебе, может, за это, даже премию дадут и в книгу занесут. В книгу рекордов Гиннеса.
-Да вот рекорд так рекорд, - грустно улыбнулась Верка, - Как самой интернациональной шлюхе в совхозе.
-Да не ной ты. На вот буклет. Мы с Юркой поможем тебе. Он с Генкой поговорит и статью в газете организует. Ну, получилось так. Надо же выкручиваться.
-А если Генка анализ потребует? Тест на отцовство сейчас вон делают. Какой там Ганнибал. А если проверят и выясниться, что всё это выдумки. Позорища, то ещё больше будет. Ой, Ниночка, не могу я, не могу! Как ужасно всё как ужасно!
-Слушай, подруга. Я придумала что могла. Если не хочешь, то беги из роддома, куда глаза глядят. Рожай в другом месте и сюда не показывайся. Иначе жизни тебе не будет. Генка тебя убьёт, а весь совхоз засмеёт и задразнит. Ты этого хочешь? Думай, а, я поехала. И давай не кисни.
 Нинка поцеловала Веру в щёку и, стуча каблучками, пошла по больничному двору к проходной. Стройная, красивая, самоуверенная, у неё нет таких проблем. У неё всё хорошо. И Юрка молодец. На машине, не пьёт, поженятся осенью. А тут…

На следующий день Вера несмело вошла в ординаторскую.
-Пал Петрович, можно.
Пал Петрович, заслуженный врач – акушер, в предпенсионном возрасте, оторвался от чашки чая и посмотрел на Веру поверх очков.
-Заходи, Верочка. Беспокоит что?
-Да нет…
-Скоро, скоро, со дня на день, не волнуйся.
-Да я не об этом. Пал Петрович, а вы в генетику верите?
-Ха. Так это же не религия, чтобы в неё верить или нет. Это наука.
-Ну, так верите?
-Ну, верю.
Верка протянула ему буклетик.
-Что это? А, усадьба Ганнибала. Ну и что?
-А у меня, Пал Петрович, может негритёнок родиться?
Глаза доктора раскрылись, казалось шире очков, лицо приняло изумлённый вид.
-Да, да, и я, и муж мой, потомки Ганнибала. Здесь написано. Вдруг там ген, какой нибудь выскочит, и родиться негритёнок. Как я жить потом буду? – Верка всхлипнула.
-Кто это принес, и кто тебе это внушил?
-Подруга,  - всхлипнула Верка от натуральной жалости к себе.
-Иди немедленно спать, а подругу твою я на пушечный выстрел не подпущу к роддому. Дикость, какая. Насмотрелись телевизора. Там несут, чёрт знает что, для сенсации. Развесили уши. – Пал Петрович рассердился, было не на шутку, но тут же остыл и улыбнулся - Всё нормально у тебя будет. Иди, иди не волнуйся.
 Но через пару дней он сам, от волнения, чуть не выронил крошечного плачущего темнокожего малыша, которому только что помог родиться на свет.

  -Это, Гена генетика. Такая наука, – втолковывал Генке за кружкой пива, в местном пивбаре Юрка. – И пути этой генетики неисповедимы.
-Мне то ладно. А что я пацанам-то скажу? – тупо глядя в пустоту в который раз нетрезво бормотал Генка, теребя чёлку.
-Да плевать на пацанов. Такое раз в триста лет бывает. Может у тебя, великий человек родился. И это твой сын. Твой. Понимаешь? Ты должен быть выше всяких сплетен и всего такого. У нас вся деревня потомки Ганнибала. Вы с Веркой деревню нашу прославите.
Гена уронил лицо на залитый пивом полированный стол.
-Да уж прославились, ничего не скажешь.

  Местная газета, только пару лет назад, сменившая название «Ленинское знамя» на «Местный вестник», не отличалась ни правдивостью, ни сенсационными статьями. Здесь всё было по старому. Те же строчки заголовков. Те же надои и доярки. Ветераны и передовики. Только названия новые. Вместо райкома, администрация. А так всё та же «неусыпная забота и неуклонный рост». Поэтому её почти не читали. Выписывали, в основном, из-за программки телевидения. Но этот номер все рвали друг у друга из рук.
На первой полосе вместо привычных хвалебнов областным и районным властям поместили большой портрет семьи Горюнковых: счастливая Верка, держит на руках новорожденного темнокожего малыша, рядом серьёзный Генка в строгом костюме с белой рубашкой и галстуком.
Статья называлась: «Потомок Ганнибала».
Молодая семья жила в Веркиной квартире, в маленькой комнатке. Ещё одну такую же комнатку занимала Веркина мать. Мать почти не разговаривала с ними. С Генкой как-то не о чём, даже когда он трезвый, а с  Веркой, наедине лишь одни и те же диалоги:
«-Тварь, негритянская шлюха, опозорила мать на всю деревню, на весь район!
-Мам, ну это же генетика.
-Знаю я, мать твою так, какая это генетика! Кто в это поверит?
-Ты статью то читала?
-Да говорят это Нинкин Юрка, за деньги статью заказал. В деревне правду не скроешь. Говори, шлялась с неграми?
-Прекрати, мама!
-Я прекращу, когда в гроб ляжу! Когда вы, с Геночкой с твоим, меня туда загоните! Ты мне рот не затыкай! Мать не дура, как твой Геночка. Мне ты мозги не запудришь Ганнибалом своим. Негритянская…!»
 Так продолжалось изо дня в день. И только взяв на руки малыша, и уйдя в свою комнатку, если дома не было Генки, Вера чувствовала себя, словно загнанный зверёк, норку которого обложили, а он забился в неё, и ощущает относительный покой, хотя подсознательно понимает, что в любой момент и туда может ворваться беда. Вокруг действительно было не спокойно. Были и косые взгляды, и натянутые улыбки и перешёптывания за спиной. Генка молчаливый, всё время что-то недоговаривает. Он выставил дружкам за сына, ящик водки и они праздновали на берегу реки появление потомка Ганнибала уже несколько дней.
-Ты, Генк, не переживай. Если бы ребёнок от кого другого, так это понятно. – говорил приятель Генки, Вова. - А тут от самого Ганнибала. У нас тут вся деревня от его. А после ещё и Пушкин постарался. Он тут тоже жил.
-Да я и не переживаю. Просто как-то непривычно. Люди тоже смотрят, - понуро отвечал Генка.
Друзья наперебой успокаивали:
-Наплюй, будь выше. Это же чудо свершилось! Через столько-то веков.
-Если бы родился похожий на Ваньку Смирнова или на Олега Колбаскина, тут понятно, а здесь же негр. Негров, то у нас в совхозе, со времён Ганнибала, то и не было. Значит ясно, ребёнок от его.
-Как же от него, Когда он умер, сколько лет назад? Больше ста? – пытался возразить Гена.
-Больше двести!
-Тем более.
-Да, говорят же тебе через гены.

Так прошёл первый месяц жизни маленького Ганнибала Геннадьевича. И тут закрутилось. В питерской газете «24 часа» появилась статья, перепечатанная из «Местного вестника» и весть о потомке Ганнибала облетела всю страну.
Вскоре смущающуюся Верку с младенцем фотографировали корреспонденты «Комсомолки». А когда у подъезда их дома остановилась машина областной телекомпании, то все раскрыли рты и в назначенный день прилипли к телеэкранам. Потом уже не удивлялись, увидев во дворе машины с логотипами «Вести РТР» и «НтВ». Телевизионщики установили, в подарок молодым родителям, комплект спутникового телевидения «НтВ плюс», правда, приём в этих местах был слабый, но всё равно приятно.
В музее Ганнибалов, бывшем неподалёку, в одном из подъездов, обычного двухэтажного старого жилого дома, так как построек того времени не сохранилось, программу экскурсии теперь расширили посещением Веркиной квартиры. Однажды один экскурсант прикоснулся к младенцу и сказал, что у него прошла боль в руке. Новость распространилась с быстротой электрического тока. Односельчане потянулись прикоснуться к маленькому Ганнибалу. Помогало. Верке дарили вещи, приносили: кто половину курицы, кто свининки, кто конфет, кто свежих яиц, кто бутылку вина, а иногда и деньги. Особенно расщедривались за бутылочку мочи младенца. По словам прихожан, она помогала буквально от всех болезней. Ею натирали поясницы, измученные остеохандорозом, гнойники и ссадины. Некоторые,  даже пили её от гастрита и капали в нос от насморка. Потянулись жители соседних деревень, а подчас и горожане с тугими кошельками увозили в иномарках и «Жигулях» заветные бутылочки.
 Мать Верки смягчилась, и её критика в адрес дочери почти прекратилась. Генка тоже начал, наконец, улыбаться и даже начал делать перерывы в пьянках. А однажды заявил, что после Нового года бросит пить вообще. Верку вся эта кутерьма отвлекла от грустных мыслей. Она сама верила, что у неё потомок Ганнибала. Всегда нарядная, готовая к визиту гостей и делегаций счастливая мать приободрилась, приосанилась. В голосе её появилась уверенность, во взгляде проскакивала порой даже высокомерность. Накрашенная, с новой причёской, выводила она гулять своё теперь любимое и обласканное чадо в новой яркой колясочке.
 Однажды во время такой прогулки Верка увидела, как во двор их пятиэтажки въехал минивэн, из которого выходят трое чернокожих молодых людей в строгих костюмах, словно фэбээровцы из кино, и направляются к её подъезду.
Верка вздрогнула. Внутри всё затрепетало, проскочила мысль, что это от Антуана, или он сам приехал за ней.
На нагрудных карманах чёрных пиджаков висели таблички гласившие: «Братство темнокожих иудеев-евангелистов», и далее имена.
Когда они поняли, что перед ними и есть легендарная Верка со своим младенцем, то на  неплохом русском попросили разрешения сфотографироваться с ним на руках, вручили Верке конверт с письмом, пообещав приехать за ответом.
 Дома Вера открыла конверт. Оттуда выпал толстый буклет, вещавший о задачах и деятельности евангелистов, пятьдесят долларов и приглашение:

«Госпожа Горюнкова!
Братство темнокожих иудеев- евангелистов, приветствует Вас.
Весть о рождении Вашего замечательного сына и его необычайных способностях, достигла и стен нашего братства.
Это эпохальное событие в жизни всей планеты. Необычность рождения Вашего мальчика доказывает и его необыкновенность. Мы все, словно заблудшие овцы, ждём спасителя и мессию и вот, наконец, посреди северных полей он появился.
Это доказывает правильность нашего учения. Доказывает явление темнокожего Христа.
Наше братство просит принять, сей скромный дар и приглашает Вас, вместе с сыном,
посетить представительство нашего братства в Санкт-Петербурге по следующему адресу…

С уважением,
Магистр Санкт-Петербургский и Ладожский      Р. Джонсон »


-А что, может съездить? – спросила Верка, протягивая, матери письмо.
Марья Пантелеевна внимательно изучила бумагу, потом дико вытаращила глаза.
-Это же секта, дура! Сама отправляйся куда хочешь, а внука я не отдам!
В тот же день мать сбегала к отцу Владимиру, жившему неподалёку от церкви устроенной в старом бараке.
Вечером священник зашёл к ним и долго беседовал с Верой о вреде, разного рода сект и о правильности православной веры.
-Да не собиралась я в секту! – отбивалась Верка, - Они сами припёрлись. К нам теперь кто только не ходит.
-Через неделю, в воскресенье, будем крестить  крестить маленького Ганнибала, пора уже, - сказал отец Владимир, прощаясь.
На следующий день, Генка, с друзьями, поднимали по лестнице, привезённый из города, большущий холодильник, за которым уезжали с раннего утра.
Мать готовила закуску по этому случаю. Вера только что пришла из магазина, как вдруг на пороге появилась Нина.
-О привет, ты как раз во время. Холодильник обмывать будем, - поприветствовала её подруга.
-Холодильник новенький – это хорошо, - с ходу бросила Нинка, улыбаясь  с каким-то хитрым прищуром.
-Да, вот. Продуктов столько несут. В старый не помещались, да его и вообще пора давно было менять, - словно оправдываясь, произнесла Вера и быстро добавила, словно торопя, - Пойдём ко мне в комнату, поболтаем, кофе, чай будешь?
-Что-то ты подруженька редко ко мне теперь заходишь.
-Да с ребёнком всё.
-Да, да с ребёнком, да денежки считаешь.
-Ну что ты, какие денежки?
-Да, наверное, есть. Смотри-ка холодильник новый. Могла бы поделиться с подругой.
-Нинка?!
-А, что? Чай я тоже тебе не последний человек, а ты зазнаёшься.
-Ну, и сколько же я тебе должна?
-Ну, я не знаю, ведь всё-таки я придумала это всё. У тебя теперь рог изобилия, могла бы, и помочь подруге. А то у Юрки вон уже месяц как работы нет. А вам, говорят, квартиру в районе обещали.
-Да брехня всё это! Кто сейчас квартиру то даст? Хоть Ленина роди, с бородой и в кепке, и то не получишь.
-Не знаю, не знаю. Только зазнаваться нехорошо. Наверное, и сама теперь веришь, что это потомок Ганнибала. А если как все узнают, кто на самом деле его отец?
Нинка задела за живое. Вера и действительно сама давно и крепко верила, что ребёнок потомок Ганнибала. Лишь иногда ночью, вновь ложась, после того как подходила к проснувшемуся малышу, вспоминала Антуана. Как же красиво он любил её… как нежно….
Верка достала с полки свою любимую книжку, тоненькую повесть «Лёхина месть», в которой лежали пятьдесят долларов, подаренные евангелистами, и протянула Нинке. Очень хотелось, чтобы та поскорее ушла. Нинка поджала губы, и обиженно взяв зелёную бумажку, направилась к двери, покачивая бёдрами на длинных ногах.
-Ещё поговорим, подруга, - многозначительно бросила она, проскользнув мимо мужиков вносящих холодильник в коридор.
Вера вернулась в комнату и долго сидела и смотрела на маленького Ганнибала улыбавшегося ей. Как она могла когда-то ненавидеть это милое существо. Как она любит этого человечка теперь. Всей душой, всем сердцем. Никто не нужен ей кроме этого малыша. Уехать бы с ним на необитаемый остров, чтобы не видеть всех этих окружающих её людей – рептилий. Вот и Нинка тоже… Лучшая подруга. Ведь ещё в крёстные матери планировалась.
Хорошо, что повседневная суета отвлекала от горьких мыслей. Вся неделя была полна визитов. Были и экскурсанты и пациенты за свежей мочой и просто желающие приложить ручку Ганнибала к больным местам.
Мать драила квартиру. Верка завела строжайшую дисциплину. Заставляла снимать обувь и по очереди надевать белый халат, подаренный ей знакомой медсестрой.
Вся деревня была оклеена объявлениями:
«В воскресенье в 12.00 в церкви Воскресения Христова состоится обряд крещения почётного гражданина нашей волости, потомка великого А.П. Ганнибала, Ганнибала Геннадьевича Горюнкова. После крещения, возле клуба праздничное народное гулянье. Ярмарка . Шашлыки. Распродажа секонд-хенд. Концерт районной самодеятельности.
Выступление заместителя районной администрации и директора музея.
Ждём Вас на праздник.
Администрация волости.»

Объявление очень сильно взбудоражило всех односельчан. Хотя праздники на селе были и не в новинку, но такого повода ещё не было. Говорят, ожидались даже большие светские и церковные тузы из города и из района.
А в субботу самым первым посетителем был дядечка лет пятидесяти пяти с волнистыми седыми волосами, в очках. В сером костюме с галстуком. На шее чёрный вязаный шарф, хотя было ещё не так холодно, в руке потёртый кожаный портфельчик.
-Натан Васильевич Рунгель, кандидат исторических наук. Разрешите пообщаться с вами.
-Что болит? – с понимающим видом спросила Мария Пантелеевна, приглаживая свои растрёпанные седые волосы.
-Нет, ничего не болит. Дело в том, что я хотел поговорить с матерью ребёнка.
-Что говорить-то, - насупилась Пантелеевна.
-Дело в том, что рождение вашего малыша является большим научным и историческим событием.
-Ну, это знаем мы.
Из  своей комнаты вышли Верка и Генка.
-Да вы проходите, - пригласил Генка его, - садитесь.
-Чай, кофе? – предложила Вера.
-Спасибо, кофе, если можно.
-Мама, кофе, - попросила Вера.
Мать тихо матюгнулась под нос и удалилась на кухню
-Если не возражаете, я перейду прямо к делу, - начал Рунгель. – Дело в том, что новость о рождении вашего малыша повергла учёный мир в изумление, и более того перечеркнула многие учения и возможно карьеры. Поэтому, я первый решил найти вас и предложить проделать анализ ДНК.
-Чего это? – спросила Вера.
-Ну, это как тест на отцовство, - объяснил Генка.
-А мы итак знаем, чей ребёнок, - вышла из кухни мать.
-Да нет, дело не в этом, - вкрадчиво продолжил Натан Васильевич, артистично подыгрывая мимикой лица каждой фразе. - Дело в том, что в последнее время в исторической науке тоже началась перестройка и многие исторические события, как вы знаете, подаются теперь совсем не так как раньше и многие исторические фигуры тоже. Вот точно так же сложилось и с Ганнибалом. Большая группа историков, многие очень уважаемые люди считают, что он не был негром или арапом, как тогда говорили. Я не сторонник этого, поэтому и для меня и для тех, кто разделяет моё мнение рождение этого ребёнка величайшее доказательство и открытие.
-А что же говорят те, другие? – спросил Гена.
-Те, другие, - Натан Васильевич отхлебнул принесённый Марьей Пантелеевной кофе, и немного засмущавшись и слегка покраснев тихо сказал: - Те, другие доказывают, что он был... еврей.
-Еврей? Да нам со школьной скамьи…
-И, тем не менее, такая версия есть, а всё потому, что нераскрытых вопросов и домыслов много. А родились они из-за того, что о Ганнибале мало что известно. Например, откуда богатство у мальчика раба, позволившее ему скупить такие обширные и плодородные земли. Его имя Абрам, имя его сына Исаак. Хотя вполне было бы уместно, если бы он был, к примеру,  Ибрагимом, так как в тех местах, откуда, по легенде, он родом, было  мусульманство. Он не попал в опалу после смерти Петра, а, будучи чернокожим, в дикой и далеко не в свободной стране продолжал спокойно жить до старости, владея своими поместьями. Не потому ли, что за ним стоял капитал немецких и голландских евреев, которые помогали Петру Первому обустраивать Россию? И этот капитал никто не посмел тронуть, потому что те же самые влиятельные финансовые круги, олигархи, говоря по современному, всё время крутились возле тронов императриц и императоров.
 Рунгель распалялся всё больше. Хозяева с интересом слушали.
-А если посмотреть на карту мира того времени. Где нибудь ещё в Европе разве могли быть столь обширные поместья у человека негритянского происхождения. Это в то время, когда корабли с чернокожими невольниками бороздили океаны, негры рабы беспощадно эксплуатировались во всех уголках мира. Влиятельная общественность не допустила бы этого! Это удар всей мировой системе! Вдобавок не сохранилось ни одного портрета, ни одного скульптурного изображения. Да и его потомки,  на портретах больше похожи на сынов Авраамовых. Есть версия, что Ганнибала поставили приглядывать за Петром его западные хозяева.
Натан Васильевич перевёл дух, и чуть снизив тон, продолжил:      
 -Определённая чушь! И мы с вами докажем это, если вы согласитесь на анализ ДНК. У нас уже есть согласие одного из явных прямых потомков, и если код ДНК совпадёт, это положит конец всем сомнениям и сплетням. Не хватает правда финансирования, но будет. Мы обращаемся в министерство культуры, есть спонсоры, в конце-то концов.
Рунгель достал из портфельчика прозрачную папочку с бумагами.
-Вот это ваше согласие на проведение обследования. И договор. Нужно только поставить ваши данные и подписать.
 Верка была в отчаянии. А Генка, кажется, был готов всё подписать. Ситуацию невольно спасла вошедшая мать:
-А что мы получим за это?
-В смысле? – Рунгель поднял вверх брови.
-Что мы получим за то, что повезём нашего малыша на анализ?
-Как что?! – Рунгель прыснул горячим кофе, и со стуком поставив чашку, громко зашептал:
- Истина! Вы поможете науке, поможете восстановить доброе имя великого государственного деятеля, соратника Петра.
-Мы понимаем это, но что мы будем за это иметь? Мы, лично. Не вы, - наука, а лично мы. Наша семья, - не унималась бабушка.
-Как, вам разве не всё равно!?
-По большому счёту будь Ганнибал, хоть трижды еврей, мне всё равно,- включилась Верка, - Посмотрите на нашего малыша. Я уверена, что вот он то точно не еврей.
-Ну,- мрачно буркнул Генка.
Ганнибал стукнул ручкой по натянутым над ним на кровати погремушкам, и что-то заворковал по-своему, весело поднимая вверх ножки и ручки.
 Натан Васильевич грустно убрал бумаги назад в портфель, и тихо сказав:
-Извините, мы обсудим с коллегами возникшую проблему, и я ещё заеду, может быть, если вы не возражаете, - откланялся.
-Вот наука, всё на шару норовите, - проводила его до дверей мать и дружелюбно похлопала по плечу.

 В воскресенье, в одиннадцать, семья Горюнковых вышла из своего подъезда и направилась потихоньку в сторону церкви.
Все были нарядные и весёлые. Белёсое солнце светило, время, от времени закрываясь летящей пеной облаков. За облаками время от времени раздавалось курлыканье. Но сентябрь ещё радовал последними тёплыми деньками.  Под ногами уже шелестели жёлтые лисья. Прохладный и свежий воздух наполнялся особым осенним запахом. В оранжевые краски оделись парк Ганнибалов, лес, за бурыми полями, деревья, росшие между совхозных пятиэтажек и во дворах частных домов.
Гул машин с шоссе стал громче из-за поредевшей листвы и как всегда, куда-то манил.
По пути к Генке и Верке с матерью, катящим по очереди коляску, присоединились Генкины родители и брат. Затем подошли друзья, будущие крёстные отец и мать. Возле ларька остановились. Выпили пива. Шутили. Смеялись. Верке было тепло и хорошо в этом кругу старых знакомых.
Вроде бы ничего и не менялось в жизни. Все, так же, как и в молодости. И природа и люди и настроение. Прекрасное воскресное настроение.

 Народу возле церкви было множество. Всем не терпелось посмотреть, как будут крестить маленького негритёнка, хотя войти, конечно, смогли не все. Чтобы предотвратить давку, отец Владимир распорядился закрыть двери от наседавших любопытных. Маленький Ганнибал вёл себя мужественно и заплакал лишь после того, как батюшка несколько раз надолго окунал его в купель, то ли невольно хотел отмыть, то ли придать больше святости.
 Когда Горюнковы с друзьями вышли из церкви на площади уже началось гулянье.
Пахло шашлыками. Народ потешался привезённым из райцентра караоке. «Самодеятельность» в кокошниках и длинных нарядных платьях готовилась к выходу на сцену. В сторонке стояли две чёрные «Волги» начальства. Из микроавтобуса выгружала аппаратуру рок-группа. Торговля, по периметру площади, уже развернула свою деятельность.
Люди пили пиво. Вера вынула Ганнибала из коляски и, держа его на руках, пошла, посмотреть, как местная детвора прыгает на надувном батуте-«крепости».
Генка с братом и с друзьями нацелились на пивной павильон. Старшее поколение отправилось домой готовить праздничный стол.
Первым на трибуну залез глава местной администрации, Вячеслав Геннадьевич. Защёлкали фотовспышки. Попросив тишины у караочников, он начал речь с успехов тружеников совхоза в уборке корнеплодов и картофеля, потом перешёл к бытовым и социальным вопросам, к ремонту бани и уже собирался, было, перейти к главному событию последних месяцев – рождению малыша Ганнибала, как вдруг, прямо на площадь, въехал, не очень новый, но аккуратно намытый, забрызганный лишь свежей местной деревенской глиной «Фольксваген–Гольф».
 Глава осёкся. Из «Гольфа» вышел элегантный молодой парень в расстёгнутом бежевом пальто, под которым виднелся  тёмно-зеленый костюм с широкими модными брюками со стрелками. Блестяще начищенные ботинки завершали его туалет. Но самое удивительное было то, что парень был чёрнокожий, с коротенькими, явно недавно отросшими, но уже начинающими закручиваться в «мелкий бес», волосами. Самый настоящий негр! «Наверное, это опять из каких нибудь общественных организаций», - подумал глава, и уже хотел, было продолжать речь, как вдруг и площадь и, казалось весь небесный свод, потряс звонкий крик:
-Антуан!
Верка, с Ганнибалом на руках, через всю площадь подбежала к Антуану и, расплакавшись, приникла к его груди. Тот улыбнулся и обнял её. Малыш тоже разревелся.
-Антуан… Антуан, где ты…, где ты был, почему уехал… - задыхаясь, сквозь слёзы шептала она.
-Да, так получилось. Я никуда не уезжал.  Меня арестовали. Случайно, якобы за наркотики, по ошибке. А сообщить я не мог. Я был в «Крестах». Адвокат вытащил.  Теперь уже отпустили совсем. Всё выяснилось. Я не виноват. Я приехал за тобой и за нашим ребёнком.
 Площадь замерла. Даже малыши перестали прыгать на батуте. Несмотря на рёв Ганнибала слова Антуана, на ломанном русском, слышали почти все.
-Я люблю тебя!
У Генки из рук выпала бутылка пива и с шипеньем разбилась. Он остолбенело, наблюдал, как Верка садиться в машину и вместе с расфранчённым негром и его ребёнком  «Фольксваген» плавно и негромко урча двигателем, отъезжает с площади.
-Я убью её, - прошипел Генка. - Убью эту дрянь и ещё кое-кого.
Расталкивая руками пытавшихся удержать его друзей, Гена увидевший в толпе Юрку с Нинкой, бросился к ним.
-Значит, говоришь, генетика! Видели, какая генетика! Все видели! – закричал он, схватив Юрку за грудки.
-Пусти его! Причём тут он, если она шлюха! – завизжала Нинка, вцепившись в Гену.
-А...А...! – Генка отбросил Нинку на асфальт, а затем удар кулака обрушился Юрке в лицо.
Протянув руку и, схватив со столика бутылку с пивом, Юрка стукнул ею в голову Генке. Показалась кровь. Страшный женский визг понёсся по площади. На помощь подоспели ребята из Генкиной компании,  повалили Юрку на землю и принялись бить ногами.  Но и Юркины друзья не дремали и принялись бить Генкиных. Пивной павильон опрокинулся. Зазвенели бутылки. Матери спешно хватали детей и разбегались.
Участковый что-то закричал, но на него никто не обращал внимания.
-Успокойтесь, давайте продолжать праздник! - пытался увещевать в микрофон глава администрации.
Начальство спешно садилось в «Волги» и отчаливало. С грохотом рушились лотки торговцев.
-Милицию! Скорую! - слышались женские голоса. Торговцы спасали ящики с пивом.
Рок-группа спешно грузила оборудование назад. «Самодеятельность» бежала к автобусу. Все разделились на две или три группировки. Мат, крики и глухие удары были слышны далеко. Из близлежащего забора вытащили штакетник, и он теперь с громким треском лупил по головам и спинам. Кто-то или нечаянно, или специально ткнул ножом в надувной батут и стены «крепости» осели и накрыли барахтающихся там малышей.
Несколько сцепившихся человек выскочили на сцену, сбив с ног главу и микрофонную стойку. Страшный писк-фон, из микрофона поплыл по деревне.
 Экскурсионный автобус, плавно плывший от музея, остановился и через окна, экскурсанты, качая головой, смотрели на драку.
-Горячая кровь, африканская, - усмехнувшись, сказал один из пассажиров.
-Потомки Ганнибала, - добавил другой.
Все засмеялись, и автобус медленно тронулся в сторону шоссе.

А.Оредеж
5.08.02.


© Copyright: Андрей Оредеж, 2004