Путь к Храму

Грумант был богат, но незнатен. Его порода брала начало от людей-парусов, безошибочно умеющих улавливать нежный бриз шелестящих банкнот экономических и политических перемен. Грумант обладал даром всегда оказываться на перекрестке дорог нового и старого мира, получая щедрую мзду от того и другого.
Круг деловых интересов Груманта был обширен: финансовые махинации, игра на бирже, спекуляция землей и недвижимостью.  Был у него деловой авторитет и в преступном мире, но Закону никак  не удавалось поймать его «за руку». Совесть и мораль не отягощали этого человека. «Если дело приносит прибыль, значит оно праведно!» - такова была жизненная установка Груманта, и он не собирался от нее отступать. Деньги множились на его банковском счету подобно опаре, помещенной в кадушку на блины опытной стряпухой. Грумант процветал. У Груманта было все, что может пожелать и купить себе нувориш. Бесчисленные слуги и поверенные выполняли любые его поручения с быстротой и точностью персональных компьютеров, а армия адвокатов и юристов зорко стояла на страже его интересов. Грумант был хорош собой и к тому же обладал феноменальной памятью. Он помнил имена и фамилии всех людей, с которыми сталкивала его судьба, а так же их адреса и телефоны. Он помнил  названия стран, городов, о которых слышал хотя бы один раз в жизни, любые даты любых событий, и многое другое. Он не хотел вспоминать только об одном - о детстве, но и оно не отпускало его, доставая из глубин подсознания корнями отравленный сок.
У Груманта не было блистательного, родовитого прошлого, которым можно гордиться. Он родился и вырос в небогатой семье, проживавшей в провинциальном городке. Мать до его рождения работала стенографисткой в местной газете, а затем уволилась и делила все свое время между домашним хозяйством и его воспитанием.
Дома было хорошо, тепло и уютно, пока она не начала пить.  Когда мальчику было десять лет, она пошла, уже изрядно захмелевшей, в лавку за новой порцией спиртного, и угодила под колеса грузовика.
Его отец, горный инженер, постоянно находился в разъездах и мальчик, пока был маленьким, редко с ним виделся. Уже потом, став старше, Грумант часто ездил с ним в экспедиции, обучаясь распознавать породу и совершенствуясь в подрывном деле. Все это здорово пригодилось ему позднее,  когда, сколотив команду себе подобных отчаянных парней, он ушел в горы искать золото и нашел его.
Грумант рос умным, сильным, хитрым и злым. Злость чувствовалась в каждом его взгляде, движении, слове. Он пускал фразы подобно арбалетным болтам, и они стремительно летели в цель, раня, коверкая и убивая. Он обладал даром предвидения событий и поступков и привык всегда оказываться в нужное время в нужном месте. Грумант умел схватить синюю птицу удачи и не выпускать до тех пор, пока та не выполняла  всех его желаний. Чужие судьбы его не волновали, а свою он держал под уздцы крепкой рукой. Дела круто шли в гору, и уже в двадцать пять лет он переехал жить в столицу.
Так текло время, пока не случилось дело, перевернувшее его жизнь, подобно ломтю земли, отрезанному острой лопатой землекопа. Случилось же вот что: Грумант захотел построить себе дворец в родном городе рядом с храмом. А нужно заметить, храм был роскошным. Его построили сто лет назад, и был он самым высоким и красивым храмом в стране. Как так случилось, что в небольшом, в общем-то, городишке, появилась такая красота, к делу теперь не относится. Речь о другом: Грумант захотел, чтобы его дворец поднялся выше храма и, превзошел своими очертаниями божественное великолепие. 
Не постояв за ценой и не торгуясь, скупил он несколько домиков рядом с храмом и, сломав их, приказал рыть на том месте огромный котлован. Выписал из столицы лучших архитекторов и проектировщиков, составил договор с одной из крупнейших строительных фирм, и работы начались.
Днем и ночью выли экскаваторы и трактора, мяли воздух узорчатые стрелы подъемных кранов, бренчали серпантины движущихся лент и хлюпали длинные хоботы бетономешалок. Работа шла слаженно и четко: днем светило солнце, а ночью - прожектора.
И рванулся дворец к небу, на ходу прихорашиваясь гранитной и мраморной отделкой; колонны из целых кусков яшмы встали на страже у входа, поддерживая изящные своды, атланты и кариатиды смешались в бешеной пляске, а комфорт и великолепие лезли в глаза из окон и дверей. Имя Груманта было у всех на устах. Груманту завидовали. Груманта проклинали, возносили и поносили. Но ему было все равно. Он хотел построить дворец, который встанет выше храма и закроет своими башнями тени его детства.
Строительные работы шли полным ходом, осталось достроить лишь последний этаж. Но тут в дело вмешался высший разум. Как-то вечером, когда Грумант сидел в своем кабинете, пустота перед ним сгустилась и пошла радужным золотым свечением. Было оно ровным, надежным и сильным, приковывающим к себе даже не сознание, а саму сущность. Грумант как бы превратился в соборный орган, клавиш которого касались руки, привыкшие повелевать. И зазвучал Голос:
- Опомнись, сын мой! Гордыня, точно ржа, изъела твою душу и убивает ее. Отступись от своего сатанинского замысла, покайся, пока не поздно!
Но Грумант расхохотался в ответ:
- Я не боюсь кары небесной, я сам почти бог. Все, что у меня есть, я сам взял от этой жизни вот этой головой и этими руками.  Где же раньше ты был, Господи, когда погибала моя мать, и когда некому было утереть мне слезы?! Почему не помог, когда мне не на что было учиться, и почему пришел лишь теперь, когда у меня есть все?! Я сам поднял, и сам построил себя кирпичик за кирпичиком, этаж за этажом и сам буду вершить свою судьбу. Ты не властен надо мной, Господи!  Отойди в сторону, не мешай мне.
- Слепец! - взревели трубы органа, - я послал тебе испытания, чтобы ты в них очистился и был достоин повести за собой паству! Ты ничего не понял. Ничего. Быть может, ты еще прозреешь...
Радужное сияние стало слабеть, затихая, и вскоре исчезло совсем...
После этого разговора Грумант совсем с ума сошел, забросил все свои дела и стал заниматься только дворцом. Всех торопил и подгонял, бешено разбрасывая деньги направо и налево. Он был умен и понимал, что спор между небесным и земным только начинается и потому спешил, спешил, спешил.
Невзгоды начались с того, что городские власти, всегда бывшие с Грумантом в добрых отношениях по причине щедрости последнего, стали присылать комиссию за комиссией для того, чтобы приостановить возведение  дворца. Стали подниматься и по новой пересматриваться все документы, относящиеся к строительству. Но Грумант был бойцом, и к тому же Золотой божок был в его руках, служа ему верой и правдой с ретивостью цепного пса. Золото вновь было роздано и строительство продолжалось. Снова день и ночь грохотали механизмы и десятки рабочих рук возводили строение.
И сразился Всевышний с Золотым божком и победил его, неся разорение и хаос делам Груманта. Словно от взрыва «лопались» его банки и финансовые компании. Денежный корабль Груманта попал в шторм, паруса акций сбило ветром, сквозь прорехи бортов дочерних компаний вытекало золото, команда спасалась вплавь, переходя работать в другие фирмы. С бизнесменом-Грумантом было покончено, но Грумант-боец нимало не пострадал.
Как только начался финансовый крах, он первым делом купил все материалы для окончания строительства и очистил от закладных все, до последнего кирпича относящееся к дворцу. Ему было все равно, что станется с его богатством, он уже переступил черту синдрома боязни нищеты. Заработав один раз, он был уверен, что заработает еще. А теперь он играл в другую игру.
Понимал ли он, на что замахнулся? Обдумал ли все последствия? На этот вопрос вряд ли мы получим когда-нибудь ответ, известно одно - строительство продолжалось.
Но тут обанкротилась  фирма, которой было уплачено за производство работ. Не стало денег, не стало и зарплаты рабочим. Люди не любят работать бесплатно, к тому же об этом строительстве поползла дурная слава, и стройка замерла. Но не совсем. На следующий же день после происшествия Грумант сам вышел на работу.
Здесь нужно сказать, что в юности Груманту, для того, чтобы собрать денег на экспедицию в горы, приходилось работать сначала помощником каменщика, а потом - каменщиком. Так что работа была ему знакомой. Оставалось построить совсем немного, и Грумант надеялся успеть.
Весь город высыпал смотреть, как высоко, под небесами, стал класть кирпич к кирпичу в стену бывший самый богатый житель города. Взрослые молчали, а мальчишки улюлюкали и пытались докинуть до него комочками грязи. Грумант продолжал строить.  Упорно, шаг за шагом. Отделка нижних этажей была почти завершена, так что за ночлег можно было не беспокоиться. Запасы продовольствия и вина хранились в обширных подвалах, а финансовых неоконченных дел совсем не осталось. Молча, кирпич за кирпичом строил Грумант свой храм. Ему уже было неважно, что с ним станет после строительства, но достроить он был должен. Он знал только это.
Так прошел месяц, за ним - второй и третий. Кончилось лето, дни становились все короче, и по утрам на лужах стала появляться хрусткая корочка льда. Природа засыпала, готовясь выбросить зиме белые флаги.
Как-то утром, когда Грумант проснулся, умылся и, поев, пошел работать, он почувствовал, что с организмом что-то произошло: чем выше по лестнице он поднимался, тем страшнее ему становилось. Наконец, поднявшись на стройплощадку и бросив взгляд вниз на маленькие деревья и дома, Грумант по всепоглощающему страху понял: он болен.
Боязнь высоты никогда не была присуща ему раньше, наоборот, высота пьянила и возбуждала его подобно молодому вину. В юности Грумант лазал по самым рисковым горным кряжам и даже занимался альпинизмом.
Но теперь приходилось считаться и с Этим. Обжигающий комок поднялся из желудка к самому горлу, и он упал на колени, уставясь в близкую совсем прочность бетонного перекрытия. Его трясло и колотило очень долго. Наконец Грумант встал и, смотря себе под ноги, поплелся к куче кирпича. Он взял один и, медленно волоча ноги, побрел к незаконченной кладке. Все его естество молило о пощаде, но он дошел до края и, глядя себе под ноги, на ощупь, положил кирпич. Пока просто так, пока без раствора и не ровняя. Затем так же медленно вернулся к центру площадки и, стараясь не смотреть по сторонам, приготовил раствор и плюхнул лопатой его в ведро. Ведро было доставлено к краю бездны, и кирпич был положен уже по-настоящему, на раствор. Потом был еще кирпич, и еще...  Человек может привыкнуть ко всему, даже к постоянному страху. Кладка стала шероховатой и неровной, но строительство продолжалось.
А через несколько дней Грумант ослеп. Вот еще мгновение  назад он видел носки своих ботинок (за последние дни он успел изучить их очень хорошо) и вот уже не видно ничего. Темнота.  Если бы ранее ему не было послано  испытание страхом  высоты, возможно, что Грумант бы испугался. Но теперь он только удивился. Первой мыслью было: «Почему погасили свет?» Но сознание быстро подсказало истину:  игра велась по правилу «Правил не существует».
В этот день он больше не работал. И в следующий. И потом.  Он просто сидел и думал. Вечером четвертого дня Грумант вышел в город. Из небесной темноты сыпался первый снег, было гулко и зябко. За мелкую монету он нанял пробегавшего мимо мальчишку проводить его к дому, в котором вырос. Отец умер два года назад, и дом стоял закрытым.
Грумант не посещал дома со дня похорон, но ключи у него были. Он надеялся, что то, ради чего он пришел, сохранилось в целости. И точно: в кладовке на полу стоял большой армейский брезентовый мешок с лямками, а в нем - ящик с толовыми шашками и отдельно - детонаторы и бикфордов шнур к ним.
Все это осталось от профессии покойного отца. Камень хмур и суров и взрывчатка у отца была всегда.  Грумант вскинул мешок на плечо и покинул дом, даже не закрыв дверь. К чему?! Возвращаться же не придется. Его провожатый ждал на крыльце и Грумант, положив руку ему на плечо, вернулся к недостроенному дворцу.
В эту ночь он не лег спать, а дождался, когда темнота сровняет его зрение с остальными жителями городка. Затем вышел из дверей недостроенного дворца и направился к храму, благо было совсем близко. Зеленый армейский мешок горбил его спину и гнул к земле. 
Подрывное дело Грумант любил и знал хорошо. Познакомившись с ним в юности, он, постоянно совершенствовался в нем.  Ему нравилось очарование мощного высвобождения спящей еще секунду назад энергии. Он и себя любил отождествлять с этаким взрывоопасным веществом, которому достаточно лишь искры для того, чтобы разнести вдребезги любое препятствие. И теперь именно взрыву он желал поручить установить истину в споре между земным и небесным. Умело и не торопясь стал распределять Грумант толовые заряды под углами храма. При проектировании своего дворца он намеренно многие элементы взял из храмовых построек, так что слабые места божественного строения были известны ему хорошо. Ночь уже перевалила за середину, и храм давно был пуст, лишь в сторожке дежурил сторож, но Грумант надеялся, что взрывом его не зацепит. У него были счеты с небесным, но не с земным.
Бикфордовы шнуры были отрезаны специально с солидным запасом - слепому всякая дорога длинна. Наконец все было готово, и маленькие светлячки стали разбегаться, беря храм в смертоносное кольцо. 
И грянул взрыв. На фоне свежевыпавшего снега и ночной темноты он был подобен жар-прице, выхваченной из мешка молодецкой рукой. Обломки камня мешались с бронзой колоколов, оседая в грохоте взрыва. От перестрелки зарядов дрожала земля, и небо плакало растаявшими в воздухе снежинками. Вот уже главная колокольня храма закачалась, потеряв опору, и рухнула вниз...
Грумант воздел руки к небу и закричал. Он кричал, что победил, что теперь его дворец выше храма, лежащего в обломках у его ног...
Его крик остановил рухнувший крест колокольни. И стало тихо, лишь камни с шорохом оседали, не в первый раз привыкая к новому положенью под этим небом.
Грумант так и остался лежать, обняв в предсмертных судорогах золоченый крест. Лишь много позднее, с большим трудом удалось разъединить металл и то, что недавно было человеком.
Поступок Груманта всколыхнул всю страну.  Одни считали его извергом, другие - мучеником. Только после того, как нашли документ, по которому дворец Груманта переходил городу, люди сошлись во мнении, что он ниспослан небом для того, чтобы возвести новый храм, прекрасней прежнего. На похороны Груманта собралось очень много народу. Город хоронил его со всей пышностью, на которую был способен. На могилу было пролито много слез и возложено море цветов. Отпевал Груманта сам патриарх, причислив его к лику Святых. 
А дворец горожане перестроили в новый храм, поднявший свои купола выше прежнего.  Церковь освятила его и нарекла Храмом Святого Груманта, повенчав и примирив Бога и Человека.