Петля моя мертвая

Петля моя мертвая

Часть первая. Письмо
1.
«Что можно сказать о девушке, которая умерла? Что она была красива.   Умна.    Любила географические карты, песочные часы и прозу Набокова. Больше ничего. Да и что еще можно сказать о тебе?
   До меня у тебя был парень. Ел он всегда (даже в «Пяти оборотах») собственной вилкой. По утрам  расчесывал ей свою бороду-эспаньолку. Вы встречались пять лет. Мы были вместе три месяца. Но для меня и этого было много. За это время мы выкурили на двоих тысячу пятнадцать сигарет, тысячу шестнадцатую я бы просто не выдержал.
   Может, так оно и лучше. Все равно… Когда-нибудь… Рано или поздно…  Помню первые дни около тебя. Было трудно. Я уже тогда тебя любил, и утром первая мысль -  о тебе.  Мы лежали на нашей (извини, твоей) трехспальной кровати. Я смотрел на тебя. Открывались глаза, рука лезла под подушку и вытаскивала оттуда смятую сигарету. Другая  совершала путешествие в направлении тумбочки за зажигалкой. Натыкалась на мое лицо, пальчики задерживались на губах. «Сейчас ты скажешь что-нибудь нежное» - думал я. Из-под простыни  в ответ  раздавалось: «Слушай, иди побрейся. Я о  щетину руку поцарапала». Затем высовывалась твоя голова, на лице появлялась улыбка после первой затяжки.
- Как, похожа я с утра на любимую?
- Очень. Только завязывай с курением.
- Да пошел ты…  Нет, вернись. Пепельницу из кухни принеси.
 Приносил. Продержался  шесть дней.   На седьмой я закурил свою первую сигарету.
   Теперь ты не куришь. Бросила. А я делю сигареты  с другой девушкой. Но она тоже бросит. Так же, как и ты…


2
- Марта, я хочу дышать тебе в ухо.
  Так начались наши  отношения.  У тебя были холодные пальцы, такое впечатление, что в них не было крови. Ртуть. Чистая ртуть. Единственный из металлов жидкий при комнатной температуре. Очень летуча. Атомный номер – восемьдесят. Столько было моей бабушке, когда она умерла. Твои холодные пальцы нравились мужчинам.
     Они -  самое сильное впечатление моей жизни. Если, конечно не считать вид ртути-крови в твоих волосах в тот день. Хм… Все равно… Рано или поздно… А волосы у тебя были красивые, с острыми кончиками. Они впивались в мягкие ткани моих щек и ушей при поцелуях. Но, даже их нельзя сравнивать с твоими холодными божественными пальцами.
  Помнишь, Марта? Твои пальцы на моем лбу. Шее. Плече. Груди. Хм… Спускаются ниже. Споткнулись. Остановились. Три секунды. Два выдоха и один вдох.  Три круга ртути-крови по артериям и венам. Твои холодные пальцы внизу. Синхронные сокращения моего сердца. Сто двадцать за шестьдесят секунд. Тысячу двести за десять минут в тебе. Что ты делаешь с моим пульсом, Марта!
   Мой пульс успокаивался. Дорожка, проложенная твоими пальцами, оставалась холодной. Я мог повторить волшебный путь по этим следам. Ты выходила из душа. Я подкрадывался с полотенцем. Я любил вытирать твои волосы. Это нужно было делать аккуратно, иначе можно порезаться. Ты не любила вида крови. Поэтому я проводил полотенцем по волосам бережно, медленно и смотрел в твои глаза. Ты ненавидела меня в эти моменты. А может, уже многое понимала.
  Волосы – мертвые. Живут два-четыре года. Не то, что ты. Ты прожила целых двадцать пять. Жаль, что  я узнал тебя так поздно. Все могло бы быть по-другому. Ты понимаешь меня, Марта?  Ты согласна со мной? Волосы защищают тело от механических повреждений и потери тепла. Но тебя они не защитили, не спасли.
    Наши ночи. Я не забыл ничего. Ты, конечно, понимаешь, что наша последняя, самая лучшая ночь не состоялась.  Просто совершенство не трогают руками.
    Но твои пальцы остались навсегда со мной. Они так божественны!


3
- Ты знаешь, что делали жители Дублина 16 июня 1904 года?
- Да, я читала Джойса
Так мы познакомились.
    Я увидел в твоей сумке диск и сказал: «Если с утра не закурить, то на фиг просыпаться». Твои зрачки стали похожи на треугольники. Поэтому ты однажды и не проснулась. Я увидел в твоей сумке томик Кортасара и сказал: «Нечаянная встреча – самое чаянное в жизни. О встречах договариваются лишь те, кто пишет письма только на линованной бумаге…» Твои зрачки превратились в полоски. Тогда я понял, что ты будешь моей.
     Кортасар был прав. Мы встретились случайно, в большом городе. В шесть утра, на пустынной остановке. Марта, ты любишь гулять по городу, когда на улицах никого? Не отвечай, я и так  знаю. Только ты и питерское небо над головой. Небо, переполненное звездами. Но в то утро нас было трое. Мы шли, молчали, слушая дыхание друг друга. Марта, твой процесс потребления кислорода был совершенен. Вдох-выдох. Выдох-вдох. Я мог считать твои вдохи бесконечно. Марта, почему ты перестала дышать? Не отвечай, я и так знаю.
    Все равно… Когда-нибудь…Рано или поздно… На прощание я щекотал у тебя за ушком.
     На следующее утро я звонил узнать, не забыла ли ты принять свои витамины. Через три дня мы, лежа на твоей трехспальной кровати, читали вслух Кортасара. Через семь мы уже курили одну на двоих сигарету. Через десять я делал тебе педикюр. Через четырнадцать мы держались за ручки в кинотеатре и ходили сдавать анализы на ВИЧ. Через три месяца тебя не стало. Рано или поздно…
   Марта, а ведь мы могли пожениться… Муж и жена. Жена и муж. Муж без жены. Марта, я тебя так люблю!

4
Ты знаешь, почему мне понравилась?
Нет, не правильно. Просто, однажды я разглядел в твоих обморочных глазах страх. И захотел избавить от него. Марта, у меня получилось?
   Ты помнишь то утро, когда рухнул зеркальный потолок в ванной, осколок попал в щеку и кровь стекла до мизинца твоей левой ноги. В то утро, когда вновь раскрылись цветы, мужчины повернулись набок посмотреть, на ком женились, я вытащил осколок из щеки любимой девушки. Я увидел в твоих глазах страх и выпил все слезы с твоего лица, а потом долго смотрел, как ты пришпиливаешь пластырь к порезу, кожу к скелету и помаду к губам. В то утро мы собирались на выставку твоего знакомого фотохудожника.
   Миру  почти два миллиарда лет. Тебе было двадцать пять. Твоему другу – тридцать. Все впереди. Он мечтал стать Лашапелем. Я мечтал спать с тобой. Ты мечтала стать вновь маленькой девочкой. Мы не совпадали.
  Ты любила искусство. У тебя дома стояли альбомы по живописи. Ты различала с первых нот произведения Баха. На твоих стенах висели розовые картины. Ты знала первые строки произведений всех писателей, которые когда-либо жили. Ты знала, как умерли они и их герои. Марта, тебя это спасло? Сделало тебя счастливой? Не отвечай, я и так знаю.
    Помнишь, там, на выставке, мы видели работу некой  Хелен Чадвик. Петля свивает длинный золотистый локон  со свиными кишками в акте любви и отвращения. Может быть, эта Хелен  сестра  того физика, Джеймса, который участвовал в создании атомной бомбы? Не знаю. Поясняющий текст (я помню его наизусть) гласил: «светлые волосы символизируют девическую невинность, тогда, как внутренность животного раскрывает темную хищную сторону человеческой природы». Фотография называлась «Петля моя мертвая».  Марта, что такое красота? Молчи, не отвечай, я и так знаю. Красота – это ты, Марта, внутри и снаружи.
  Мы вышли на морозный воздух. Ты взяла меня за руку. Я спросил, куда мы идем. Ты ответила: «Туда, где кончается радуга». Я был счастлив.
  В ту ночь я узнал, что значит десять минут в тебе, Марта.
 Теперь мой пульс не превышает шестидесяти ударов в минуту. Гипотония. Понижение тонуса тканей. Мое сердце ослабло, устало, вены и артерии сокращаются в два раза реже. Марта, излечи меня от гипотонии. Вернись хотя бы на десять минут!

5
- Марта, интересно, лысый ли Бог?
Не отвечай. Я и так знаю.
Ты гадала на Таро. Попросила  вытащить карту. Марта, зачем ты доверила мне свою судьбу?
   «В прямой позиции карта указывает на предстоящее или уже начавшееся обновление личности. Это символ неразделимости жизни и смерти: что следует считать концом, а что началом? Закончен еще один этап жизни, скоро в вас созреет новая личность, иными будут мысли и даже друзья, не измениться только душа, она-то и переходит со ступени на ступень». Все правильно. Но лучше бы ты, Марта, поняла это буквально. На карте был изображен скелет, скашивающий головы на лугу. Это был старший аркан Таро - «Смерть». Марта, где твоя голова? Где твои пальцы?
Не гадай. Не кури. Молчи. Марта, ты меня любишь?
Вспоминаю последние дни с тобой. Я рисовал горячим шоколадом на твоем теле. Я готовил тебе завтрак. Каждый вечер под подушку засовывал зажигалку и сигарету. Читал Набокова. Слушал Баха и Васильева. Красил тебе ногти, целовал ресницы. Гадал по Кортасару.
 В тот вечер мы пили мате и смотрели Винни-Пуха. Ты пускала мыльные пузыри. Я ловил их и возвращал тебе. Ты попросила погадать тебе по «Игре в классики». Я открыл. Прочитал.
« Жизнь - как комментарий к чему-то другому, до чего мы не       добираемся: оно  рядом, только сделать прыжок, но мы не прыгаем. Жизнь - балет на историческую тему, а история - о прожитом факте, а факт прожит над реальным событием. Жизнь -- фотография ноумена, обладание в потемках (женщиной, чудовищем?), жизнь - сводня смерти, блистательная колода, карты Таро, значение которых забыто и которые чьи-то узловатые подагрические руки раскидывают в грустном одиночестве.»
     Марта, почему  это сбылось?
6
  У тебя был друг. Карлик-коротышка. Его звали Хиппо. Красная физиономия и волосы в большом беспорядке. Похож он был на суп из водорослей, который мы  ели в китайском ресторане. Марта, скажи, ты  с ним спала? Не говори «Да». Не то я отрежу свои пальцы от горя. Ты для меня святая. Твой образ в моем воображении чист и невинен. Не трогай  его.
 Да, я тебе изменял. Но ты понимаешь, Марта, что это другое? Другие женщины –лишь повод сравнить, лишь способ понять. Эффект полного наслаждения тобой. Я им рассказывал  о тебе. Я был с ними только для того, чтобы они почувствовали вкус твоей крови у меня на языке. Я любил, когда они спрашивали, что это за холодная дорожка у меня на теле. Я молчал. Марта – ты лучшая!
Я боялся тебя, потому что ты не рассказывала своих снов. Только в тот последний вечер ты решилась на это. Марта, ты помнишь мои последние слова? Ты помнишь, где  их слышала раньше?
 - Твой сон похож на реку, которая течет только ночью, когда ты спишь. В конце жизни эта река твоего сна вольется в море всех снов вселенной, в море, которое ждет её у устья, в месте впадения.
Марта, почему  это сбылось? Я хочу дышать тебе в ухо, вытирать твои волосы, делать тебе педикюр, курить с тобой сигареты.
Марта, почему я убил тебя в тот вечер? Почему? Даже твои холодные пальцы не смогут меня спасти».

Часть вторая Звонок
1
Где мне найти человека, который забыл все слова, чтобы с ним поговорить? Это рядом – здесь, под ногами.
Запах закончившейся жизни. Трепет свершившегося предназначения. Звонок мобильного телефона  внизу. Я стою у твоей могилы.  Как приятно с тобой говорить, когда ты не можешь ответить. Прислушивайся к моему влажному шепоту. Это единственный звук, доступный тебе.
Трубка выскальзывает. Но это не помешает сказать  все. Знаешь, что осталось от твоего образа в моем воображении? Ты удивишься, но это глаза.  Задымленные, серые и опустелые, как перегоревшие предохранители.  Сейчас я разговариваю не с тобой, а с твоими глазами. В тебе вообще мало выразительного.
     Капает дождик, его острые капли проникают за воротник и сбегают по коже. Скажи, ты можешь почувствовать мурашки на  спине? Впитать молекулы воды своими губами? Нет? Мне тебя жаль. И я буду твоим утешением.
   Помнишь фильм Бунюэля «Андалузский пес»? Мы как-то смотрели его вместе. Первый  кадр?  Режиссер, разрезающий глаз женщине. Иногда для того, чтобы понять, нужно  резко изменить  зрение, быть может, убрать его совсем. Так Эдип  ослепил себя, так Демокрит  лишил  себя зрения, чтобы лучше видеть. Так, твоя слепота – моя заслуга.  Посмотри на мир моими глазами.
На твоей могиле много цветов. И это единственное место в мире, где небо ценнее земли. Тебя никогда не забудут. Твое убийство никогда не раскроют. Ты меня никогда не простишь.
Наша история. Каждый смотрел своими глазами. Но, у  меня, кажется, получилось все рассказать за тебя.
Когда умирает любимый, с его смертью никогда не умирает твоя любовь. Тебе нужно слышать, осязать, общаться не менее, а даже более  чем это было при жизни. Возникает потребность заполнить паузы, забить пробелы словами, смыть многоточия слезами. И тогда ты начинаешь разговаривать с фотографией на стене, с записью на автоответчике, подаренной некогда игрушкой, а иногда и напрямую, без всякого материального образа. Тогда ты начинаешь писать письма без адреса и конверта, ибо больше ничего не остается. Они ложатся в стопочку и никогда не служат утешением (а может быть, искуплением, избавлением?). Но это проходит, и наступает момент, когда нужен ответ, обратная реакция. У меня этот момент наступил. И это письмо не от меня тебе, а наоборот. Здесь говоришь ты, а я  внимаю. Тобою много не сказано, поэтому  мое зрение убрано из фокуса, чтобы дать слово тебе. Дать возможность оправдаться. Вот так появилось это письмо.
Не торопись, я прочитаю. Слушай внимательно. Лови мое живое дыхание. Не перебивай.
«Что можно сказать о девушке…»
Ну, как? Тебе жаль, что жизнь переписала конец.
Я понимаю твое разочарование. Меня никогда не звали Мартой. Я никогда не умирала. И слишком хорошо знала правила, чтобы меня убить.

2
- Коснешься её волос, и они сдирают с тебя кожу.
Так ты рассказывал обо мне друзьям.
Своего предыдущего, того, что с вилкой, я разгадывала пять лет. Тебя – раскусила за три месяца.  Джи, тебе не обидно? Не отвечай, я и так знаю.
Ты выделялся из  мужчин, которые познали десять минут в Марте. А много  таких было? Достаточно.  Достаточно для того, чтобы Хиппо сел на поребрик и заплакал, услышав цифру в ответ.  Этот карлик меня любил. Сядет на кухне, вытащит свои квадратные кремовые глаза из-под век и смотрит. Мог долго смотреть, как я варю кофе, крашу ногти, раскладываю пасьянс. И не моргал. Представляешь? Спала ли я с ним? Нет.  Пятьдесят сантиметров разницы в росте разделяли нас  надежнее тысяч километров. Но, если бы я знала, что это так тебя заденет… Ответ был бы: «Да».
А ты серьезно думаешь, что карлики могут? Белые карлики. Конечная стадия звездной эволюции. Очень плотные горячие звезды малых размеров и малых светимостей. Малые люди. Ростом в метр. Их не видно со звезд. Даже карликовых. Нет, не могут.
- Марта, что такое женское счастье?
- Оно в том, что у женщин импотенции не бывает.
Я до сих пор прокручиваю фразу нашего знакомства. Очень умно. Умно делить всех девушек на тех, кто Джойса читал и тех, кто нет. Ситуация выбора упрощается. Система естественного отбора уступает твоей в совершенстве. Жаль только, что среди тех, кто читал, оказываются такие, как я.
 
3
Когда глаза закрыты, в тебе труднее разобраться. Когда ты не рассказываешь своих снов, тебя невозможно разгадать.
Когда мне сейчас видится какой-нибудь сон, я вдруг осознаю, что это - сон. А если это сон, то моя власть здесь безгранична, и я могу вызвать твой образ.
Но у меня еще ни разу не получилось. Никогда моим снам не породить желанного зверя. Да, ты приходишь, но бесформенный как непрожитое будущее, или невероятно уродливый или недопустимо огромный, или вообще не то собака, не то птица. Увы, я забыла тебя.
- Марта, чего ты боишься?
- Всего. Лифтов, эскалаторов, ползучих тварей. Твоего будущего и своего прошлого. Боюсь забвения. Боюсь несчастливой одинокости и невозможности счастливого одиночества. Боюсь людей. Тебя. Себя. Боюсь счастья. Боюсь устать и не выдержать. Все в этой жизни замешано на страхе и любви, комплексах и желании. Когда-нибудь дикая сущность внутри тебя проснется и выйдет наружу.
Я никогда не была столь искренна с тобой. Ты это оценил? Я никогда не дарила тебе себя, а лишь свой  сотканный образ. Но  все - правда, даже если этого не случилось.
У меня получалось лучше. Я пробралась в тебя глубже и понимала больше. Я знала, что твориться в твоей голове, когда ты смотрел на меня; знала, что происходило с твоим гипофизом и лимфатическими узлами,  когда ты красил мне ногти; видела, как серотонин со скоростью тысяча двести пульсирует в твоих венах при наших соприкосновениях. Я слышала в эти моменты, как ревут, стонут и хрипло дышат хромосомы X и Y  в глубине твоей души.
И ты еще удивляешься, что я осталась жива?

4
Жизнь и смерть, надежда и отчаяние, здесь и там, прошлое и будущее, страх и желание, жертва и убийца. Бинарная оппозиция. Ты и я.  Вечное противостояние. Инь и Янь. Неравноправная борьба.
Точкой первого столкновения стали сигареты. Если бы я проиграла тогда, то проиграла бы все. Поэтому я долго готовилась, и ты закурил. Никотин. Алкалоид. Сильный яд. В малых дозах действует возбуждающе на нервную систему. В больших -  вызывает её паралич. Остановка дыхания. Прекращение сердечной деятельности. Разве ты этого не знал? Малые дозы меня не интересовали. Если бы тебя не убили, ты бы умер от рака. Тысяча шестнадцатая сигарета разорвала бы твои легкие на куски.
Первые дни я не трогала тебя, лишь корректировала взглядом. Я смотрела, наблюдала, ощущала – то очень близко, то издали. Я дала тебе шанс сделать первый ход. Теперь не вини меня. Всё закончилось, как закончилось. Мои молитвы тебе больше не нужны.
Ты был не плохим противником. Выигрывая по мелочам, проигрывал в целом. Ты хорошо держался.  Нашел мое слабое место. Каждый вечер  рассказывал о своих женщинах. Ты вспоминал свою первую, которая кусала подушку каждую ночь от невозможности тебя разгадать. Она сделала из тебя мужчину. Всегда забывала спросить, а не покончила ли она с собой? Ты  приводил в пример  брюнеток, блондинок, шатенок и лысых. Я ставлю тебе «отлично» за этот тактический прием.
Из-за тебя во мне что-то изменилось. И мне хотелось убить тебя за это.

5
В сущности, любая жизнь имеет хороший конец – смерть. Кто-то или что-то может этот конец ускорить. Например, глаза понравившейся девушки или тот факт, что она читала Джойса. Мы очень часто забываем, что будущее зависит от случайного разговора или забытого в метро зонтика не меньше, чем от грузовика с пьяным водителем, который несется на нас из-за поворота. Просто это лишь отсвет его фар, прелюдия, предупреждение. Сам он появиться в следующем действии.
Грузовик этот есть у каждого. И нет такой системы мер, которая подскажет, откуда он выскочит и как будет выглядеть. Он может быть опозданием на нужный автобус. Билетом на мюзикл. Сексом с любимым человеком. Кусочком яблока, застрявшим в легких. Случайной карциномой. Незакрепленным столбом. Темным маршрутом.  Неправильной формой лейкоцитов. Перегоревшей лампочкой в подъезде. Аннушкой, разлившей масло. Сумасшествием любимой девушки. Картой Таро, случайно вытянутой из колоды. Фотографией, увиденной на выставке.  Он может быть любой вещью, которая нас окружает. Он может быть этим рассказом.
И нет от этого спасения. Нет молитвы, рецепта, способа, приема, ответа. Невозможно убежать, нельзя отказаться. Ты можешь отыграть первый, второй ходы, но тогда обязательно проиграешь третий. Ибо нельзя победить в игру, правил которой не знаешь. Ты можешь догадаться, что Марта больна, но  будешь любить её дальше. Она убьет тебя в один прекрасный день, и напишет письмо в свое оправдание. Найди ты его раньше, холодные пальцы Марты были бы с тобой. Но в реальной жизни ты никогда не прочтешь этого письма, ибо не по правилам. Умрешь, не зная того, что любимая девушка каждую минуту ждала от тебя удара со спины.
Умрешь, не зная, почему она сошла с ума.
И нет в этом неведении твоей вины.  Ты волен творить свою жизнь, но твоя смерть, увы, тебе не принадлежит.

6
 Доктор Джекил и Мистер Хайд. Детта и Одетта. Две сущности тебя. Белокурые локоны и внутренности свиньи. Две стороны одной монеты: реверс и аверс. Петля. Моя. Мертвая. Правда о тебе и в тебе.
Я поняла все, когда ты смотрел на эту фотографию. Тебе не удалось обмануть Марту. Марту, которая сделала тебя Джи. Марту, которая говорила тебе: «Будь самцом. Глядя на женщину, думай, куда бы её поцеловать. Глядя на мужчину - куда бы его ударить». Но ты не был самцом, ты был зверем.  Я почувствовала, что ты хочешь меня убить. И я подумала, почему бы тебе ни умереть вместо меня?
Джи, ты любил и умер, но никогда не знал, что такое любовь и смерть. Или больному разуму такие вопросы под силу? Смерть, всего лишь, прекращение жизнедеятельности организма, гибель его. Она, по сути, – расплата за усложнение биологической системы. Одноклеточные практически бессмертны и амеба в этом смысле счастливое существо.  Ты – тоже счастливое существо, и доказательством тому тот факт, что лежишь у меня под ногами, а я стою здесь. Помнишь, в Ветхом Завете сказано: «День смерти лучше дня рождения». Зачем его бояться?
Я никогда не думала, что есть такой вариант. Меня не терзали сомнения. «Ибо в этом мире все наперед прощено и, стало быть, все цинично позволено». Но убить – не просто. Два дня перед похоронами стали для меня адом. Два дня – ровно шестнадцать тысяч глотков алкоголя. Но я не сомневалась.
В ту ночь я просто лежала в ванной. Просто. Шестьдесят сигарет. Восемь часов. Температура воды ниже температуры тела. Но я ничего не чувствовала. Для меня не было ни тела, ни воды, ничего. Только твоя кровь ни моих холодных пальцах. Тем утром я уже знала, что дело во мне. Твое безумие было моим безумием. Просто.
Когда-нибудь я разобью все зеркала…  Чтобы не видеть больше. Петля моя мертвая.
На кладбище я вложила тебе в руку сотовый телефон. Так и похоронили. Мне нужно было тебе многое рассказать. Теперь я стою здесь, и под ногами звонит телефон, а сказать нечего. Разве что…
Джи, прости меня. Как хорошо, что ты не видишь всего этого моими глазами.



Решкова Анна, 2004г. Все права защищены