Огонь крестиком

…Ах, эти женские пальчики…Длинные и хрупкие, устремляющиеся вдаль и перебирающие в задумчивости струны, гордо демонстрирующие свою стать и строго указывающие на появившеюся невесть откуда пылинку... Чуть принарядившиеся и чуть порозовевшие.  До смеха непоседливые. И до слез обжигающие одним своим прикосновением... 

Но, нет, они уже не те…Загрустили, задумались, забылись. И нет прежней вытянутости по струнке, нет и прежней ухоженности от ноготка до запястья, нет мелодий, под которые должно  закружиться в вальсе. Играть вообще не на чем, если не считать собственные нервы. А вот для последних – раздолье…Откуда, откуда взялись все эти морщинки и трещинки? На что такое бессилие и смирение? За что этот мерзкий холодок, пробирающейся до самых косточек? Почему все заканчивается  печальными снами, в которые так и норовят погрузиться эти разленившиеся негодяи? 

Как же, как же хочется сейчас вскочить и побежать в рассвет пробуждающих улиц…Постучать каблучками по главной площади города, слиться  с бесконечными людскими потоками, двигающимися по самому бесконечному на свете маршруту, набрать, как маленькой девчонке, снега в рот и громко по-детски рассмеяться…Только вот если встретишь меня – не пугайся. Ведь все былое исчезло. Я ведь больше не любима. Не назовешь возлюбленной, не назовешь влюбленной. Знаешь, мне даже страшно представить себе, что как-то, проснувшись, ты вновь окажешься рядом. Будешь дрыхнуть, как всегда чуть улыбаясь во сне. Откроешь глаза, увидишь меня – в резких тонах и под острым углом. И мне приходится, только задумавшись о выходе в свет, напяливать старые джинсы и отращивать челку, которая почти закрывает глаза. Глаза – когда-то жемчужины неизвестного моря, теперь – совсем безликие камушки. И тогда можно в свет, если серый зимний Петербург можно назвать светом…Только на таких условиях, только здесь и так, ты не узнаешь меня. Узнавать нельзя. Хотя я очень, очень по тебе скучаю.

Некогда ты мне сказал: «Тебе будет плохо без меня!». Плохо – это слова, а как оправдались они, не передать. Ты ушел, а пришло просто одиночество. Нечто пустое, бездарное, равнодушное. Убивающие последние силы. Бороться сил нет.

Вот так мы и живем. Просыпаюсь, засыпаю, кутаюсь в одеяло, зачесываю за уши растрепавшие волосы, потираю лоб рукой. Рука ноет от боли, а каждое прикосновение ко лбу – испытание. Ну, как же рука стала такой холодной! Ведь еще вчера этими ладонями я обнимала твою голову, кудрявую, с вечно непослушными локонами. Еще недавно наш силуэт в морозное утро горел обжигающем ярким пламенем. Еще, кажется, несколько дней назад…

А теперь у меня горит окно. Я давно не задергиваю шторы, ведь за ним построили высоченный дом, я таких, знаешь, отродясь не видела. А теперь это чудо, окутываемое дивным многоцветьем веселой иллюминации, заглядывает мне прямо в окно. К небоскребу ведет длинный мост, также весь покрытый яркими фонариками. Так хочется добежать до этого моста, увидеть что там…Но…

…Всей жажды нам не утолить
по дорогам жизни будет нас кружить
метель и звездный листопад
словно пламя обожжет опять твой взгляд…

Но ты не думай, в комнате своей я совсем не одна.  В цветах, которые я посадила, ожидая что ты вернешься, и которые так и не зацвели, живет муха. Настоящая. Живая. Правда, очень сонная. Только время от времени она проявляет интерес к моей персоне. Появляется, и мается, передвигаясь по широким зеленым листьям. Ползает по холодному стеклу, которое отделяет меня, равнодушное одиночество, от промозглой уличной зимы. Мерзнет, но ползает изо всех сил, не боится. Вот такая отважная муха-цукатуха.

Да что ты, в комнате полно народа. Кошка Кнопа убежала вслед за тобой, как ты ушел, так и она исчезла из дома. Зато остались большие абрикосовые косточки, в которые она так любила играть. Ты просто не мог, попив чаю с вареньем, не порадовать Кнопу очередной косточкой. Кнопа – отчаянный вратарь, ты строгий судья. Я к вашей компании была причастна умением пополнять квартиру банками с вареньем и косточками, которые так теперь и скучают под моим диваном. Я знаю, что они там так и живут. Под диваном ждут Кнопу.

Вечером же у нас и вовсе наступают чудеса. Если на столик, что рядом с диваном, поставить глубокую тарелку с большой круглой свечой, чудеса пожалуют, открывайте только дверцу…Значит так, свечу зажигаем, постепенно маленький воробышек огня превращается в стройный  язычок пламени. Он все разгорается, а я часами на него смотрю. А ведь если очень долго на огонь смотреть, от язычка пламени разгораются два луча. Они по диагонали пересекают друг друга, такой крестик без нолика…Но нолик совсем не нужен, ведь еще чуть-чуть, и крестик превратится в маленького человечка. Ну, смотри же, две руки, две ноги, а там и за головой недалеко осталось! Такой горящий человечек, первый карандашный рисунок ребенка…Вот какой теперь ты – на этом горящем рисунке, в последнем отголоске памяти о тебе…

…А сейчас вновь простая глухая ночь. Часы, это очень старые часы, бьют из соседней комнаты ровно три часа. Огромный сервант, купленный в шестидесятые, с часами – самый хороший и верный мой сосед. Часы тикают, посуда в серванте отдает звоночками – куда же лучше…А у меня сегодня день рождения. Часы натикали девяносто шесть…Гостей…Постель и утка. Палочка, на которую уже не опереться. Розетка, из которой уже не поесть того самого варенья…Но жить – значит жить. Ведь небоскреб по-прежнему горит, муха в цветах счастливо похрапывает, посвистывая, а еще недавно размытый рисунок с маленьким человечком обретает все более четкое очертание…Да и пальцы, по-моему, немного согрелись – ведь вокруг столько огня…

…За далью снова будет даль
на дорогах жизни радость и печаль
за горами, за лесами
за полями снова даль…
а с годами, да с годами,
радость дальше, чем печаль…

17.10.2004г.

Стихи А. Поперечного (русский перевод)