Твое небо под чьими-то ногами

Новый день и новое утро. Женщина проснулась в своей квартире, одна. Увидела все знакомое, посмотрела на небо в окне и встала. Широкое,  двойное, как два экрана, окно, без штор. Потому что там красиво и днем и вечером, и не знаешь даже, когда больше. Современный мир, похожий на нее, поэтому он ей и нравится. И еще – она здесь сейчас одна (или почти одна), и никто ей не мешает смотреть. Оказалось, что все-таки мешает кто-то, потому что с кухни донесся звонок. Всего один – и сразу стих. Это ее будили. Будильник она могла не услышать. Было девять, обычно в это время она была уже на работе, а сегодня должна была отвести сына к врачу. Он лежал в другой комнате, наверняка спал, вряд ли его разбудил телефон. Она решила сразу одеться, а уж потом – все остальное. Джинсы и свитер висели на спинке кресла, рядом на полу были разбросаны детальки от конструктора, на подоконнике много чего скопилось, а из незакрытой дверцами и стеклом части шкафа все вот-вот грозило вывалиться.
Но она, подумав, решила, что сейчас утром никак не успеет все это убрать, потому что еще надо было приготовить завтрак, позавтракать, собрать сына, накраситься; когда вернется, нужно будет снова готовить, а потом она уже устанет, и захочет полежать, может даже ей удастся уснуть, а потом ее разбудят и надо будет укладывать сына и опять ложиться спать. Нет, сегодня, хоть она и не работает, бардак останется бардаком. Ну и ничего, ведь он ее никогда особенно не смущал, нечистоту и неопрятность она не любила, а все остальное – издержки современной стремительной жизни. Она подошла к столу, где лежали диски, и выбрала Norah Jones. Тихий приятный голос и легкое фортепиано можно послушать утром.
Когда она зашла в другую комнату, ее сын еще спал. Он лежал лицом к стене, и она не увидела его лица, только затылок и растрепавшиеся волосы. Холодной рукой она дотронулась его ненакрытого плеча, и он вздрогнул, но не проснулся. Тогда она легонько покачала его рукой и повернула к себе. Он проснулся, и как обычно ему хотелось спать, он просил еще немножко, канючил, но она все же подняла его, отвела в ванну и умыла. Недовольный и обиженный, мальчик ушел в комнату одеваться, а она – на кухню. Так было лучше, потому что пока она готовила завтрак, он успевал проснуться и даже наполовину одеться.
На кухне было то же самое, что и в комнате, но вечером здесь она все же собиралась убраться, все равно готовить будет.
Через минуту она услышала обычный вопрос «мам, а где колготки?», и это означало, что майку он уже надел, значит, полдела сделано.
- Ищи, - что еще она могла ответить, если сама не знала.
На кухню он пришел уже в колготках, но все такой же недовольный и обиженный. Он уселся за стол, а она заметила, что он все еще дрожит спросонок. Она повернулась и улыбнулась его сердитому взгляду, почему-то подумав, какие дети беззащитные.
- Что ты улыбаешься, мне и так холодно…
- Сделай зарядку, будет тепло. – Она посмотрела на часы и поняла, что завтракать им придется быстро.
- Зачем, папы же нету…
«Да, папы нет, слава богу…»
Он ел медленно и тщательно, начинал просыпаться и задавать вопросы. А ей сейчас было некогда и не хотелось на них отвечать, она то и дело смотрела на часы. А он болтал ногами под столом, качался сам, помогая еде прожевываться, что-то брал со стола, разглядывал, пробовал на стук, тянулся за новым куском, смотрел по сторонам и в окно и вперемежку с этим слушал радио, отпуская различные комментарии по поводу того, что слышал. Ему было шесть лет. Когда он родился, мама захотела назвать его Марком.
Ждать его она замучилась и, встав из-за стола, начала убирать тарелки и чашки. Свою Марк держал в руке, и она не отобрала ее, но все остальное убрала.
- Ну, мама, я же еще не наелся.
- Допивай и вставай, к врачу опоздаем.
         -     А к какому? – Марк вспомнил, что ничего еще не знает о том враче, к которому его ведут и о том, что там с ним будут делать. У него появилась пока еще небольшая, но тревога на лице.
 - К обычному. Марк, мы правда опаздываем. – Она пошла в ванну, а Марк, допив чай, вылез из-за стола и пошел вслед за ней. Заглянув в ванну, он улыбнулся и спросил:
- К какому врачу, к зубному?
- Ну почему сразу к зубному, как будто другие врачи мучить не умеют. – Она тоже улыбнулась, бегло посмотрев на сына, а затем продолжив красить ресницы. – Не стой, иди одевайся.
Марку не понравился ответ мамы, и он не знал, что думать.
Минут через пятнадцать они вышли и закрыли за собой дверь. Что-то не было у нее сегодня настроения, ну никакого, хотя на лестничной площадке было солнечно.  Когда они зашли за угол к лифту, Марк даже закрыл глаза рукой от яркого света из окна. А ей нравился подъезд днем, а вечером – нет. Сейчас было утро, но ей он не так нравился, как обычно. В лифте она осмотрела Марка: все ли застегнуто и одето. Он уже ничего не спрашивал, видя ее серьезность. Она пропустила его впереди себя к двери и продолжала терпеливо ждать первого этажа
                «…»
 
Пришла с работы уставшая, разделась в прихожей, прошла в комнату и легла на диван. Сначала, о чем-то думая, лежала с открытыми глазами, а потом закрыла и сразу окунулась во все, что было сегодня. За окном уже ночь, хоть она ее и не видит, а в голове все какие-то люди, день, здания, метро, дома, домофон, лифт… она лежит. На кухне кто-то гремит посудой. Слышен голосок Марка, он выбегал, когда она пришла. Несмотря на все это ей тихо и хорошо, потому что она дома
                «…»