Красавчик

Ты его ненавидишь, но если его убьют прямо у тебя на глазах, первым делом ты сблюешь. А потом, может, и заплачешь.

Тяжело быть красивым в шестнадцать лет. Ты сделал это заключение совсем недавно. Действительно, все думают, что все любят красивых, но те, кто так думают, сами же их как раз и не любят. Ты пришел к такому выводу. И правда, красивых будто бы боятся любить, ими просто восхищаются, чаще – просто завидуют.
И Джейн, ты сам-то не знаешь, любишь ты ее или нет. Ну да, вы встречаетесь, ходите, взявшись за руки. И уже даже целовались. Друзья постоянно твердят тебе, что ты просто счастливчик. Но так и должно быть. Джейн, с этим никто из парней не стал бы спорить, самая красивая девочка в классе. Ну а ты, как ты сам не без оснований полагаешь (не зря ведь тебе строили глазки все девчонки, каких ты только знал), самый красивый мальчик в классе. Это естественно, что вы встречаетесь. Также как и то, что Солнце восходит на Востоке, а температура кипения воды 100 0С.
Красавчик. Так прозвали тебя друзья. С тех пор, как вы стали собираться по вечерам возле лодочной станции, ты стал замечать, что твои шутки самые смешные. Ты душа компании. Ты больше всех выпиваешь за раз: вы пьете портвейн прямо из бутылок. Правда, ты еще не пробовал курить травку. Но это успеется. Одним словом – красавчик.
Но это тяжело – быть красавчиком. Все красавчики в душе страдают. Как и ты. Ведь тебя никто не любит по-настоящему, ты в этом убежден.
В вашем классе есть парень, тот, который все время поправляет пиджак и ходит держа руки по швам. Как его имя? Не помнишь. Зато, наверное, помнишь его кличку. Вы называете его Дебил. Да, именно так. Хотя, если быть честным, в физике, например, он разбирается не хуже тебя. Почему вы его так прозвали? За то, что он стеснителен, странен? Все время ходит в одном костюме с заплатами на локтях?
Девочки любят издеваться над ним, подходя к нему и что-нибудь спрашивая. Он жутко стесняется, краснеет, начинает заикаться и смотреть в пол. Джейн переплюнула всех: однажды она подошла к нему на перемене и спросила, есть ли у него девушка. Дебил как всегда покраснел и промолчал. Но она на этом не остановилась. Когда волна жуткого хохота сзади спала (ты смеялся чуть ли не громче всех), Джейн сказала: если и есть, она, должно быть, глухонемая. Тут весь класс загремел так, что даже директор прибежал узнать, не случилось ли чего.
Конечно, мальчики вытворяли с ним другие штуки: прятали портфель, плевались шариками из жеваной бумаги. Раз даже слегка побили его. Ты еще завелся и ударил его шваброй по ногам, но Поль остановил тебя.
Иногда, видя беспомощность Дебила, ты чувствовал жалость, как и остальные. Пытался понять, каково быть объектом насмешек и унижений. Но чаще, посмотрев на его глупое лицо, ты начинал ненавидеть его. Ладно бы просто глупое. У него был самодовольный вид. Конечно, не тогда, когда над ним смеялись или когда его били – тогда у него были глаза ягненка. В перерывах, когда его оставляли в покое, у него был самодовольный вид. И ты не мог понять причины этой гордыни.
И тогда ты стал его ненавидеть. Ты не знал, что такое любовь. Но что такое ненависть, уже представлял.
Вскоре ты заметил, что Наташа, она сидит впереди и слева, милая девчонка и грудь у нее уже давно сформировалась, в отличие от Джейн, все время смотрит на Дебила во время уроков. Ты понял: она в него влюбилась. Конечно, эта любовь основана только на жалости. Ты где-то читал, что женщины часто любят из жалости всяких уродов и неудачников. Но это была любовь. Ты видел, как она кладет руку под подбородок и следит за ним. И только по этому движению – тому, как она закладывает руку под свой чуть пухленький подбородок, ты понял: это любовь. Ты возненавидел его еще сильней.
Настал момент, когда Наташа не смогла больше скрывать своих чувств – на уроке она послала ему записку. Ты догадывался, что там написано. Тебе писали такие же. Конечно, он сначала подумал, что это опять дурацкий розыгрыш, но так как никто не засмеялся, он повернулся в ее сторону. Она подмигнула ему, и он улыбнулся. Ты в первый раз увидел его улыбающимся.
Ты закрыл глаза и вспомнил его самодовольную рожу, как он поправляет свой пиджак.
Однажды ты не стал после уроков провожать Джейн, как обычно. Сказал, что тебе нужно зайти к Полю. Мы ведь сегодня встречаемся на станции, там его и увидишь, - сказала она. Мне нужно, ты слегка оттолкнул ее и пошел. Ты пошел вслед за ними. Ты догадался, что в той записке Наташа просила Дебила проводить ее домой. Стало быть, они уже как неделю, как ходят вместе.
Ты шел чуть вдалеке. Они держались за руки. Она смеялась. И он вел себя просто. Правда, не перестал поправлять пиджак.
Ненавижу, твердил ты. Вот они остановились. Через минуту Наташа поцеловала в щеку Дебила и зашла в подъезд. Дебил поправил пиджак и пошел домой. Ты опять последовал за ним.
Как же ты его ненавидишь. Вдруг ты понял, что хочешь его смерти. «Чтоб он сдох! Как бы я хотел, чтоб он сдох! Исчез ко всем чертям!» - ты начал ругаться шепотом. Вы шли по площади. Кругом было много людей. Ты даже чуть не потерял его из виду в какой-то момент.
Как бы я хотел, чтоб его убили, - сказал ты и не успел заметить, что сказал это вслух, как это случилось. Его убили. Прямо на площади.
Сейчас ты смотришь в зеркало у себя дома в ванной и видишь три капельки крови на своем лице. Одна на носу, справа, чуть пониже глаза. И две подальше, на щеке. Совсем рядом друг от друга. Такие крошечные и такие похожие. Как близнецы. Капельки-близнецы. Ерунда, все капли похожи. Но та, на носу, побольше. И когда ты дотронешься двумя пальцами правой руки осторожно и медленно до этих двух капелек, и попытаешься стереть, – не выйдет, старик, они засохли. Понадобится вода. Или просто поскрести немного ногтем. Но ты не станешь этого делать. Твои зрачки увеличатся: ты приближаешься к зеркалу. И смотришь на себя. На эту кровь. Чужую кровь. В былые времена, помнишь, после драки у кинотеатра, да так, не драки даже, а потасовки, ты пришел домой и также стоял у зеркала и рассматривал свою разбитую губу. Трогал ее, хоть и было больно. А потом сморкался кровью. Ты не обращал внимания на ту кровь, хотя она сливалась в раковину ручьем, вперемешку с холодной водой из-под крана, по часовой стрелке. Не замечал, что по часовой стрелке? Ну да, мы же в Северном полушарии. В Южном кровь смывают против часовой. Не знаю, брат, это физика. Знаешь ведь, что я в ней не силен. Какие-то там магнитные полюса.
А здесь две капли. Крохотные. Три – забыл про эту, на носу. Может, это даже не кровь, а крошечные кусочки мозгов. Ну да, его убили выстрелом в голову, так. Значит, вместе с кровью и мозги тоже разлетелись в разные стороны. Вполне возможно, что это мозги. Ты ведь был рядом. Ну не слишком уж близко, иначе лицо у тебя было бы погрязнее да и одежда. Кстати, у тебя следы блевотины на рубашке. Может, снимешь ее? Нет. Тебе не до этого, понимаю. Ты будешь пялиться в зеркало до часа пятнадцати ночи. И только потом смоешь эти пятна. Сунешь голову под струю воды, конечно, ты забудешь открыть горячую воду, и вскрикнешь. Холодно! Не бойся, родители не проснулись. Они думают, что ты уже спишь. Сестра могла услышать, ее комната ведь рядом. Но она занята: она сейчас мастурбирует и думает о том парне с длинными волосами из старших классов. Как его зовут? Ты же его знаешь. Эрика же тебе про него рассказывала, и когда узнала, что ты с ним знаком, начала расспрашивать, а ты выгнал ее из своей комнаты.
Ты не обратил внимание, что в последнее время стал груб со своей сестрой? И перестал подглядывать за ней в душе с тех пор, как стал встречаться с Джейн. Ты ведь специально сломал еще прошлой весной защелку в ванной, зная, что отцу будет некогда починить, а ты сможешь беспрепятственно наблюдать за ней, когда она моется. Иногда ты даже специально заходил, прикидываясь, что не знал, что Эрика там. Она смущенно хватала полотенце, а ты, извиняясь, с идиотской ухмылкой, ретировался. Один раз она, правда, позволила тебе войти, и ты прошел к унитазу и демонстративно помочился у нее на глазах.
Сделав воду погорячей, ты снова сунешь голову под кран и начнешь яростно и долго тереть лицо руками. Чтоб наверняка. А потом поднимешь голову и увидишь, что их уже нет. Нет этих противных капель. Через пять минут ты пойдешь спать с мокрой головой. Но уснуть тебе не удастся.
Ты будешь отчаянно вспоминать те три секунды. Жалкие три секунды. Он поправляет пиджак. Выстрел. Кровавые брызги. С мозгами, помнишь? Он падает, почти сразу. Как-то странно падает. Не как актеры в театре или кино, которых якобы убивают. Те падают чуть в сторону – назад или вперед. Он падает вниз. Прямо вниз. Как тряпка. А все потому, что его убили по-настоящему. Глухой удар. Глупо раскинутые руки и скрюченные ноги. Все. Три секунды, по моим подсчетам. Ты ведь хотел его смерти.
А кто же его убил? Вокруг было столько людей. И никто после выстрела не убегал. Помню, как закричала грузная женщина в желтой кофте. Она так вперилась в этот труп. А я побежал. Я убежал. Идиот. Они же могут подумать, что это я. Я побежал в парк, сразу как только я остановился возле большого дуба, меня стошнило. Потом я сел, облокотившись на него, и, кажется, плакал. Потом пошел на наше место, на станцию. И сидел там, ждав товарищей. Очень долго сидел, а когда они пришли, ничего не сказал им. Хотя они все гадали: что это произошло, кругом полиция.
Вы пили портвейн. Ты был молчалив как никогда. Мало пил и ни разу не посмотрел на Джейн. Она очень расстроилась из-за этого. И после того, как вы попрощались, ты пошел домой один. Ты ведь единственный, кто живет на той стороне реки. Хотя раньше ты делал приличный крюк и провожал Джейн. А приятели все спорили: что это случилось с красавчиком. И утешали Джейн. Питер даже пытался, воспользовавшись случаем, приударить за ней. Но Поль, твой лучший друг, быстро поставил его на место. Да, Поль за словом в карман не полезет. Ты улыбнулся – представил себе эту картину.
Посмотри лучше на часы: да-да, сейчас уже утро. Скоро нужно собираться в школу. Отец уже встал и ходит на кухне. Включи телевизор. Зачем? Там идут новости. Я знаю, что ты не смотришь новости. Включи!
Рассказывают про убийство. На улице. Выстрел из толпы. 38-ой калибр. Убит подросток. Вот его родители. Мать вся в слезах. Убийца, скорее всего, псих какой-то.
Не выключая телевизора ты идешь в спальню родителей. Ты, между прочим, с вечера так и не разделся. Ты помнишь, отлично помнишь, как отец показывал тебе свой огромный серебристый револьвер и давал даже потрогать, и повторял, потрясая им: «Тридцать восьмой калибр. Пусть кто-нибудь только посмеет сунуться в наш дом». Сначала он хранил его в сейфе, но после того, как потерял ключи и пришлось вызывать слесаря, стал прятать в шкафу среди нижнего белья матери. Ей это жутко не нравилось, но он думал, что дети там его ни за что не найдут. А ведь ты частенько примерял мамино белье, когда оставался дома один. В отличие от Эрики, у которой были простые трусики, она бюстгальтер-то только начала носить, у мамы было кружевное белье и всякие там завязочки-чулочки. Ты трогал пистолет, держал в руках, один раз даже засунул дуло себе в рот.
Ты в спальне. Мама в ванной. Папа напевает что-то на кухне: у него сегодня хорошие планы на вечер, естественно, не с твоей матерью. Даже Эрика – она сейчас только проснулась – это уже давно поняла. Все, кроме мамы: она упорно не хочет этого видеть. Ты достаешь блестящий револьвер, отводишь эту штуковину сзади, чтобы легче было жать на курок – отец рассказывал, засовываешь дуло в рот. В первый раз было даже страшнее.
И ты не успел. Не успел понять, как ты любил сестру. К черту Джейн. Она будет плакать, но тебе все равно. К черту всех! Тебе плевать на всех, кто будет плакать на твоих похоронах. И на тех, кто не будет, как Поль, например. Тебе уже на все наплевать. Ты только что это понял. Но не успел понять, что любишь сестру. Она тебя тоже любила. Этой ночью я соврал: Эрика мастурбировала, думая о тебе. Она же первая и прибежит в комнату. И умрет она, кстати, как и ты, девственницей.