Шиз облажался, гл. 3

3
Если девушка вам не дала, то это еще не повод жениться на ней. Я стал вспоминать, не произошло ли между нами что-нибудь в те редкие часы, когда я под воздействием спиртного и наркотиков плохо соображал, что со мной происходит. Хотя ничего не вспоминалось, я твердо решил разобраться со всем этим немедленно.
Поэтому на следующее утро я парковал свой мотороллер возле дома тети Офелии. Голова трещала после дури, которую я поздней ночью купил на Вестминстерском вокзале у одного знакомого бомжа, и взгляд еще не очень точно наводился на отдельные предметы, но зато решимости вывести всех на чистую воду было хоть отбавляй.
Как это обычно бывает на даче погожим летним днем, весь народ свалил из помещения подальше на природу, и мне пришлось топать по грязным дорожкам в поисках одушевленных предметов. Это занятие меня сильно напрягло, и только услышав чьи-то голоса, я успокоился и высморкался под куст.
Какой-то фраер лапал на полянке симпатичную деваху. Я помахал им рукой, но они меня не заметили, зато заметил их бультерьер. Это грязное животное с рычанием кинулось на меня.
Должен отметить, что новомодные средства вроде газовых пистолетов и баллончиков совершенно не действуют на животных и алкашей. Можно пшикать хоть сорок раз подряд такому бультерьеру прямо в морду, и он даже не чихнет. Поэтому несколько лет назад я решил спасти мир и придумать средство от этих тварей. Запершись в собственном доме, я смешивал ДДТ с ТНТ, дихлофос с нитрофосом, перец с Пересом и т.п., пока не получился замечательный порошок, который я назвал «средством Шустера». Одной щепотки такого порошка хватит, чтобы слоновья стая легла на землю и умерла.
Однако сейчас Средства Шустера со мной не было, и пришлось обойтись куском пиццы, случайно завалявшимся у меня в кармане с прошлого понедельника.
Бультерьер, увидев пиццу, издал радостный вопль и кинулся прямо на меня. В последний момент изменив траекторию полета на правильную, он хватанул пиццу и проглотил ее, даже не прожевав. Потом эта изголодавшаяся по нормальной пище псина села у моих ног и благодарно уставилась на карман, где лежал кусок яичницы, оставшейся от вчерашнего завтрака с Геррингом.
Пока я практиковался в зоологии, парень вытащил руку из-под чужой юбки и уставился на меня.
- Ты – Вилли Хрен? – прямо спросил я его.
- Ну да, а тебе что надо?
- Берту хочу.
Тут метелочка оживилась и решила влезть в мужской разговор.
- Я Филис Шмиллс.
- Ага, а я Джеймс Бонд.
- Правда???!!!
- Дядя шутит, - авторитетно сказал Вилли и показал мне кулак.
- А я знаю, кто ты, - Филис хитро улыбнулась и провела язычком по верхней губе. – Ты друг Реджи Герринга, да?
- Ага.
Наш разговор Вилли очень не понравился. А когда я добавил, что Реджи просил шлепнуть ее по заднице, бедный парень вообще пятнами пошел.
- Слушай, чувак, шел бы ты, - сказал он мне.
- Не парься, приятель, мне Берта нужна.
- Вот и иди к ней – она на берегу косячок забивает.
Я хотел дать парню в глаз, но посмотрел на Филис и передумал. Я ему по-другому отомщу, позже.
Не успел я отойти на пару шагов, как Вилли снова запыхтел и полез Филис под юбку. Бультерьер блевал тремя кустами левее.

Хотя в Могилово озеро все называют озером, но на мой взгляд, это всего лишь обычная лужа. Местные алконавты устраивают на его берегу свои сабантуи, после которых нет-нет – и выловят очередного жмурика. На этот раз вместо алкашей на берегу сидела Берта и сосредоточенно курила шмаль.
Я подкрался сзади и облил ее холодной водой.
- Очень смешно, - меланхолично заметила Берта, разглядывая погасшую самокрутку. – Что за сволочь пошутила? А, Берти, это ты такой мудак?
- Ага, это я. Не горюй, Берта, я привез с собой целебный порошок.
- Это хорошо, - сказала Берта и снова уставилась на воду. В таком состоянии она могла пробыть сутки, а то и двое, поэтому пришлось пнуть ее ногой.
- Ну чего тебе?
- Твоя маман мне звонила.
- А… Она и мне звонит. Любит она это дело.
- Так она по делу звонила.
- Типа – из-за обьявы в Таймсе? Ну как, проняло тебя?
- Так чего, это ты сделала?
- Ну да. Это все из-за Геринга.
- Скажи еще – из-за Геббельса.
- Не знаю такого.
- Вот идиот!
- Значит, по твоему, дорогая Берта, все, кто не знаком с твоим Геббельсом – идиоты?
- Нет, Берти, ты просто так идиот. Пошевели извилинами.
Я попробовал. Нет, ничего не зашевелилось.
- Ладно, обьясню тебе. Я хочу за Герринга замуж.
- Ага, кто из нас идиот! Мне бы и в голову не пришло выйти замуж за тебя, Берта, чтобы потом выйти замуж за Геббельса.
- Потому что ты осел, а ослам в голову приходит только корм. Неужели тебе не ясно – я хочу за Герринга замуж.
- Т.е. старина Триппер..
- Не называй его так!
- Он мой друг, Берта, - сказал я с ноткой теплоты в голосе. – Поэтому мне лучше знать, как называть его. А с чего это ты вдруг собралась за него замуж?
- Мы весело провели отпуск в Швейцарии на Рождество. Он учил меня кататься на лыжах, а потом обьелся горохового супа, и вся гостиница не спала целую ночь. С тех пор я и влюбилась в него.
- И ты не умерла со смеху, когда он портил воздух в этой чудесной стране?
- Конечно, нет. Я прониклась к ниму симпатией и пониманием.
Я задумался. Роберта Срикхем была горазда на всякие пакости, и готов биться об заклад – в этом супе был не только горох.
- Ладно, допустим, - сказал я.- Ты и Триппер решили идти по жизни неразлучно. Но какого рожна ты решила для этого выйти замуж сначала за меня?
- Из-за мамаши своей, - спокойно заявила Р. Срикхем, пуляясь камешками в мирно плавающих в озере уток.
- Берта, у тебя белочка?
- Где?!!
- В Караганде!
- Берти, ты ничего не понял. Моя мать ненавидит тебя.
- Я горжусь этим.
- Когда она слышит твое имя, ее тянет блевать. И если она вдруг узнает, что из-за Триппера ты не сможешь жениться на мне, она будет очень счастлива. Очень, Берти. И любая возможность послать тебя в одно место будет для нее лучше всех даров небесных.
- И эта возможность – Триппер?!
- Ну да! Какой же ты тупой.
- Ну ты и замутила. Похлеще Шиза, детка. Но с чего ты взяла, что твоя маман будет без ума от Триппера?
- Берти, хоть на минутку стань умным и представь, что ты у родителей родился негритенком. Что бы на это сказала тетя Офелия?
- Фиг ее знает. Вообще-то она негров не очень любит.
- Ну.. А теперь представь, что на следующее утро тебя помыли хорошенько, и оказалось, что ты китаец. Как думаешь, тетя твоя этому обрадовалась бы?
- Не знаю, Берта, - честно ответил я. – Она и китайцев того.. не очень..
- Ладно, что с идиотом разговаривать. Поверь мне на слово, Берти, она бы очень обрадовалась. Вот так же и моя мать..
- Но ведь я же не негр, а Герринг – не китаец!
- У моей матери повар – китаец. Так что это только тебе с родственниками не повезло!
- Ага, понял, - сказал я, хотя не понял ровным счетом ничего.
- Моя мать будет руки Реджи целовать, когда узнает, что он – это не ты, придурок!
Я задумался. С одной стороны, пусть Бертина мамаша целует руки кому захочет, но с другой стороны, Берта ведь будет ревновать, а если она будет ревновать, то чего доброго может захотеть оставить все по-старому и выйти замуж за меня, а этого я не мог допустить ни при каких условиях. Поэтому я решил помочь ей с Триппером, чем смогу.
- Ладно, Берта, я все понял. Я должен изобразить из себя жениха, да?
- Во-во, и понатуральнее.
- А по заднице тебя можно хлопать?
- Только попробуй, сразу руки засуну откуда ноги растут!
- Ладно-ладно, я только для правдоподобия.
- Ну если для этого, то можешь шлепнуть пару раз. Но тихонечко!
- Вот так? – и я изобразил нежный шлепок из разряда тех, коими балуют друг друга киты во время спаривания тихими зимними вечерами в безбрежном море возле Кейптауна.
- Ой, какой ты проказник, Берти! Поосторожнее, меня это заводит. Ну да ладно, мне пора к столу, а то уже живот болит от голода. Кстати, твоя тетя нас кинула по-крупному – ее сынок Бонзо сидит в обезьяннике, разбил кому-то голову – так что она проведет эту ночь вместе с ним в каталажке. Я тут сейчас за старшего, Берти, но мне надо срочно повидать мать. После того, что она прочитала в газете, ее геморрой резко обострился, и мне надо спешить, чтобы наследство не перешло в чужие руки. Крепись, Берти, теперь ты глава всех местных олигофренов!
- Это что за звери такие?
- Так тебя моя мать назвала вчера. Кажется, Берти, это такие уроды, что сидят целый день у компьютеров, пьют пиво, смотрят порнуху и периодически дрочат.
- А что, приличные люди, - обиделся я.
- Ладно, Реджи не такой, он пиво не пьет, только квас.
И заорав что-то про наступающий климакс, она бодренько умчалась вдаль со скоростью сумашедшего страуса. Я так не умею.
Поэтому у меня было время пошевелить извилиной.
Перво-наперво, я подумал, что Берта и Триппер – парочка хоть куда. Берта – динамит-девка, тольлко у Голдберга или братьев Кличко есть шанс прожить больше года, поимев ее в жены. А Триппер, каким я его знал, был хоть и хороший парень, но и трех раундов бы в постели не продержался – шлюшки из Студня мне о нем много чего порассказали. Да и рожей он не вышел. 
Конечно, кроме внешности еще богатый внутренний мир нужен. Но и этим Триппер похвастаться не мог – сроду ни одной книжки не прочитал, только по предисловиям и писал рецензии. Но на самом деле Берте это должно было нравиться – все ее бывшие ухажеры читали исключительно по слогам, и Триппер с его умением писать на их фоне выгодно выделялся.
Итак, сплетая из извилин причудливые узоры, я взял курс на дом тетушки Офелии. Извилины сплетались и расплетались, потом опять сплетались и снова расплетались, и вот когда их узор стал мне что-то напоминать, я налетел на мягкий и вонючий предмет. Сперва я подумал, что это чучело-вонючка, которое дядюшка Том ставил ежегодно для защиты курятника от лис (хотя лисам эта вонь была по барабану, и кур они лопали за обе щеки).
При ближайшем рассмотрении чучело оказалось Обри Ганджоном.
При ходьбе я машу руками и шевелю губами, так что с ходу я влепился в Обри всеми шевелящимися частями тела. Минут через пять, когда он отлип от меня, я смог рассмотреть его получше.
Старикан заметно изменился со времени нашей последней встречи в Малверн-Хаусе. Педофилические наклонности заметно подорвали его и так неважное здоровье, прибавив прыщей на лбу и слой перхоти на воротнике. Сейчас я бы ни за что не подставил свою задницу под его розгу, а скорее, сам бы разделал его на холодец.
И еще этот поганец отрастил длинные пейсы! Под черной шляпой, вдоль оттопыренных ушей болтались рыжие завитые локоны. Это сразило меня наповал.
- А, привет, Ганджончик, - заорал я ему на ухо. – Куда прешь!
- Вы кто? – тихо спросил он.
- Это я, Шустер. Дружище, как давно не виделись. Пойдем, попьем пивка, по бутерброду с грудинкой сьедим.
- А, это вы, Шустер, - тихо сказал он, глядя вдаль сквозь меня. Я обернулся, но за моей спиной никого не было.
- А ты изменился, старина. Вон какие косички отпустил!
- Да, - он недобро посмотрел на меня, - вы тоже хреново выглядите, мистер Шустер.
Я обнял его за плечи, хоть он и пытался вырваться, и повел старину Обри к столу, который накрыли возле мусорной кучи на заднем дворе.
Когда мы вышли на поляну, за столом сидела только Берта. Вилберт, наверное, все-таки завалил Филис на поляне, а миссис Хрен беседовала с унитазом после очередного шедевра Толяна. Мы уселись за стол и уже приготовились хорошенько подкрепиться, как вдруг возле нас возник дворецкий, волоча за собой тележку с напитками.
Если я говорю «дворецкий», то только в смысле внешности. Он напялил одежду дворецкого, так же кривлялся и гримасничал, но это был точно не дворецкий.
Это был наш домашний доктор, сэр Родерик Хлопхлоп.