Свет впереди

Было темно и тихо. Он не двигался. Он чувствовал, что просто не в состоянии пошевелиться. Ему казалось, что его глаза были широко раскрыты, но он ничего не видел.
- Боже, что со мной?- почти закричал он.
- Успокойся, всё в порядке,- послышался где-то рядом спокойный, уверенный голос.
- Но что случилось?
- Я здесь, чтобы это выяснить. Ты должен успокоиться и рассказать всё по порядку: всё, что произошло с тобой и главное, что ты при этом чувствовал.
Этот голос успокаивал и как-то безоговорочно подчинял.
- Я и не знаю с чего начать. Всё как-то перемешалось. Где главное, а где второстепенное, я уж и не пойму,- почти оправдываясь, отвечал он.
- Ты можешь не торопиться, у нас есть время. Ты вспомнишь всё и всё расскажешь. Но говорить можно только правду и одну лишь правду. Не забывай об этом, Рон.
- Рон?!- как-то рассеянно переспросил он и добавил почти шепотом, - Я не хотел его убивать!
Молчание.
- Я даже не уверен, убил ли его,- продолжал он.
И снова тишина.
- Я не могу так. Мне кажется, что я говорю в пустоту. Мне нужна твоя помощь.
- Только ты можешь себе помочь.
- Мне было бы легче, если бы мы беседовали.
- Но здесь так не принято.
Рон чётко слышал каждую фразу, произнесённую его собеседником, но не видел его. Он находился в кромешной тьме. Он не чувствовал ни рук, ни ног и боялся признаться в этом даже самому себе. Было одно лишь его «я» - парящее, бесформенное и совсем беззащитное. Внутренний голос говорил ему, что произошло нечто страшное, но, тем не менее, страха Рон не испытывал.
- Где я?- стараясь не поддаваться панике, спросил он.
- Не мучай себя вопросами,- послышался ровный, спокойный голос собеседника. - В своё время, ты обо всём узнаешь. А сейчас, ты должен рассказать, как всё случилось. И должен сделать это так, как если бы ты был здесь один и разговаривал с самим собой. Только не забывай о главном условии – говорить только правду и ничего кроме правды.
- Мне было бы легче, если бы мы беседовали.
- Ну хорошо, я буду тебе помогать. Не забывай - ты у меня не один.
- Есть ещё такие как я?
- Есть.
- Их много?
- Да.
- Их больше десяти?
- Больше.
- Их больше ста?
- Их много.
- И с каждым ты должен переговорить?
- Да. И составить отчёт. Это моя работа.
- Но ты сказал, что я могу не торопиться и что у нас есть время. Разве тебе не надо уйти, чтобы быть с ними?
- Я уделяю им не меньше времени и поверь, я слушаю тебя внимательно и ничего не пропускаю.
- Хорошо,- сказал Рон и понял, что ничего хорошего в этом не находит.
- Итак, ты помнишь, как всё произошло?
- Я возвращался из Тель-Авива... Я помню взрыв, огонь, но убивать его я не хотел.
- Мне очень важно знать, что ты тогда чувствовал и о чём думал. Ты лучше расскажи сначала.
Рон боялся спросить, почему ничего не видит, почему неспособен пошевелиться. Что, если он тяжело ранен? Что, если он потерял зрение? Но почему нет боли? И почему он должен отвечать на все эти вопросы? Хотя, он чувствовал, что и сам хотел бы разобраться во всём. А голос собеседника успокаивал и располагал к беседе.
- Начну с того, как я там оказался,- произнёс Рон, пытаясь отогнать от себя сомнения. - Я встал рано, потому что мне предстояла поездка к новому заказчику, и я не мог позволить себе опоздать. День обещал быть хорошим. Светило солнце и не было ни одной тучи. Чувствовалось, что пришла весна.
Рон замолчал, собираясь с мыслями. Он не знал, слушают его  или он говорит сам с собой, но переспрашивать не решился.
- У заказчика я управился достаточно быстро. Речь шла о большом заказе, и я очень обрадовался успеху нашей сделки. Мне показалось, что сегодня мой день, что мне должно повезти. Я сказал себе, боясь произнести вслух, что, наконец-то, началась полоса удач, везения. Полтора года назад меня бросила жена,- тихо проговорил Рон и остановился, ожидая, что будет прерван. Но ответом ему было молчание, и он продолжал.
- Сказать, что мы до этого ладили, нельзя. Но, как никак, пять лет вместе... Правда и после двадцати разводятся. По своей инициативе я не мог её бросить, мне трудно было признаться, что ошибся, выбрав её. Она сама оставила меня. Сейчас я думаю, тогда она первая поняла, что мне не хорошо с ней и решила мне помочь. Тот парень, с которым она ушла, возможно, был лишь предлогом. А может я всё напридумывал и она вовсе не из тех, кто готов на самопожертвование. Я и не знаю, была ли любовь или было желание любить и быть любимым. Она ушла, а на следующий день я остался без работы. Одно к одному... Что это, рок? Я думаю, что началась полоса неудач. А если разукрасить в цвета, то здесь всё просто – полоса была чёрной. Поэтому, когда в тот день вечером сгорел мой новый телевизор, я почти не расстроился.
- Но ты не долго был один.
Рон, как будто, вздрогнул от неожиданности, он чуть было не забыл, что его слушают.
- Полгода. Я и не знаю это долго или нет. Тогда мне было тяжело и казалось, что дни не кончаются, а с ними и мои неприятности. Я сменил три места роботы и всякий раз, с самого начала знал, что долго там не задержусь. Потом я встретил её. Анат. Чтобы быть точным, сначала я встретился с её взглядом. Большие зелёные глаза. Да, сначала я увидел её глаза и только потом понял, что та, моя бывшая, должна была уйти. Сейчас я знаю, что всё это и называется судьбой – с Анат, мы должны были быть вместе.
Заговорив об Анат, Рон почувствовал, что успокоился. Ему захотелось снова и снова произнести её имя.
- Сказать, что я люблю её – это сказать половину, так как я любил её всегда, ещё до того как мы познакомились. И чувство необъяснимой радости и тревоги всякий раз переполнявшее меня с приходом весны, я объсняю лишь предстоящей встречей с ней. Мы не могли не встретиться.
- И неудачи прекратились...
Рон понял, что это не вопрос, а констатация и тут же согласился.
- Одна бросает меня, и меня увольняют, встречаю другую и у меня уже новая и интересная работа. Что это, как не судьба, как не начало новой светлой полосы? И тут, как бы, между прочим, я закрываю серьёзную сделку, которая обеспечит предприятие работой на несколько лет. Я и не думал, что всё окажется так просто. Ведь я отправлялся лишь договориться о предстоящей работе, наладить контакты, подготовить почву к дальнейшим переговорам. Мне явно начало везти и я уж в это почти поверил.
Рон замолчал, перебирая в памяти всё то хорошее, что произошло с ним после его знакомства с Анат.
- Итак, ты возвращался на работу.
- Да,- растерянно подтвердил Рон, вновь убедившись, что его слушают. –Я решил не объзжать Хайфу, а поехал прямо через центр города. Я знал, что могу застрять в пробках, но мне хотелось быть среди людей, как если бы это давало возможность поделиться с ними своей радостью. Мне захотелось выйти, смешаться с толпой. А ещё я вспомнил, что ничего не ел. Я остановил машину недалеко от автобусной остановки возле небольшого открытого ресторанчика. Взял колу, шуарму, салат и приготовился есть. То есть, я уже начал есть, как услышал шум подъезжающего автобуса. Я увидел, как открылись двери и начали выходить люди. На остановке было много людей, большинство студенты. Они уже выстроились в почти организованную очередь, для того, чтобы подняться через переднюю дверь в автобус. И тут, я заметил, как к задней двери, откуда ещё не вышли все пассажиры, быстрым шагом приближается мужчина в чёрной куртке. Он прошёл совсем близко от меня. Мне показалось, что он очень озабочен, я чувствовал, как он нервничает. Не исключено, что нервничал я и своё волнение приписал ему. Он направлялся к задней двери автобуса, хотя вполне успевал войти, как все, через переднюю дверь. Перед тем, как войти в автобус, он оглянулся, и я прочёл в его глазах - «смертник».
Рон замолчал, стараясь в точности вспомнить, как всё произошло. Он, как будто вновь прислушивался, стараясь разобраться, кому принадлежал этот голос и не придумал ли он всё.
- Моё заявление о том, что я хочу служить в армии, уже месяц как лежит в военкомате, но у них постоянно какие-то отговорки. Мне даже намекнули, что хотят придержать меня для какой-то особой операции.
Хоть меня и не хотят брать, но я всегда при оружии. Что делать, если тебе кажется, что перед тобой смертник? Я даже прошёл особый курс по этому предмету. Но там, на курсе, можно ошибаться. Здесь передо мной живой человек, который и думать не думает кого-то подорвать, а я по ошибке принимаю его за смертника. Но он уже поднимается в автобус, и я срываюсь с места. Я не смотрю под ноги, я не боюсь упасть, я вижу лишь его и знаю, что должен успеть запрыгнуть в автобус до того, как закроются двери. И вот уже моя левая нога на нижней ступеньке, а правая рука сжимает мою начищенную «беретту». Он прямо передо мной. Я замечаю, что его левая рука продолжает оставаться в кармане. И если там контакты от пояса смерти, то нас уж ничто не спасёт. Я прижимаю дуло пистолета к его затылку. Я должен это сделать, я должен нажать на спусковой крючок. Его нельзя схватить за руку – он успеет соединить контакты и подорвать нас всех, всех, кто находится в автобусе. Но ведь я могу и ошибиться и тогда я убью ни в чём не повинного человека. Он чувствует прикосновение пистолета к своему затылку. Он слышит щелчок снятого предохранителя. Я вижу, как он напрягся. Он медленно поворачивается и на его лице улыбка, улыбка, склеенная из ненависти, злобы и презрения. И у меня уже нет сомнений – он пришёл, чтобы лишить нас жизни.
- Ты помнишь, что было потом?
- Потом? Наверное, помню, но только мне не всё понятно. Я увидел вспышку, огонь, но самого выстрела не услышал. Нет, я не хотел убивать. Мне показалось..., я просто уверен, что передо мной был смертник.
- Я верю тебе.
- Могу я знать... я не ошибся?
- Нет,- последовал ответ, после недолгого молчания,- ты не ошибся, ты просто опоздал. Но повторяю, мне было важно, не как всё произошло, а что ты при этом чувствовал. Думаю, что теперь мне всё ясно, и я всё записал.
- Мне расписаться?- спросил Рон, не зная, сможет ли это сделать.
- Нет, моей подписи достаточно. Я сейчас же отправлю это на рассмотрение.
- Кто будет это рассматривать?
- Суд.
- И что он должен решить?
- Как быть с тобою дальше.
- Когда я узнаю о его решении?
- Всё очень просто. Как скоро ты об этом узнаешь, зависит от тебя. Сначала побудешь здесь один и ещё раз прокрутишь все события, стараясь быть до конца честным. Это тоже может повлиять на решение суда. И только тогда, когда у тебя появится уверенность, что ты готов принять приговор, только тогда ты узнаешь об окончательном решении.
- То есть, сначала я должен вынести приговор себе сам? Сколько мне отводится на это времени?
- Тебя никто не торопит, но очень скоро ты поймёшь, что оставаться в неведении похуже иной пытки.
- Кто мне скажет о решении суда?
- Никто. Тебе самому всё станет ясно. То будет или серый тусклый свет или очень яркий, белый свет, но в любом случае, ты должен пойти в ту сторону, откуда он будет исходить. Ну, вот и всё, а теперь нам надо распрощаться. Я ухожу.
И Рон снова остаётся один, в кромешной тьме. И он уже не удивляется, что не может пошевельнуться, а царящая вокруг тишина не пугает, а лишь помогает ему вновь пережить день за днём свою совсем недолгую жизнь и попытаться вынести справедливую оценку каждому прожитому мгновению.
Но как бы далеко не уносили Рона его воспоминания, перед ним снова и снова появляется тот незнакомец, к затылку которого он приставил дуло своего пистолета. И два вороса, по-прежнему, его беспокоят: нажал ли он на курок и имел ли на это право...