Донор любви

“Car l’amour et la mort
n’est qu’une meme chose…”
P. de Ronsard

Всю ночь я не мог заснуть. Меня мучило невероятно навязчивое чувство физической пустоты. Казалось, я человек из стекла, сосуд, из которого жадно выпили воду. Иногда сознание затуманивалось, и я уже благодарил Бога за то, что он, наконец, подарил мне смерть. Но через несколько минут я вновь приходил в себя все с тем же тяжелым ощущением. Она все это время спокойно спала рядом. Я с трудом сглатывал воздух, дрожал от озноба, но чувствовал ее ровное дыхание, и ее маленькое тельце делилось со мной крупицами животворящего тепла.
Ночь была бесконечной: пока готическая луна томно плыла по небу, сотни мыслей пронеслись у меня в голове. Я вспомнил детство, улыбки друзей, первую любовь. Понемногу картина вчерашнего вечера все ярче выступала в памяти.
Она шла мне навстречу в бледном свете фонарей, легко паря между прохожими. Наши взгляды встретились, и через секунду я ощутил на своем плече прикосновение ее руки, утянутой черной кожей перчатки, я вдохнул одурманивающий запах ее волос. Я поверил в любовь с первого взгляда: этой заплаканной осенью, в центре сумбурного города, рядом с ней во мне вдруг встрепенулась стайка волшебных бабочек. На душе стало хорошо и спокойно, я был готов бежать за ней, как на праздник.
Она завела меня в мрачную большую комнату, где царил полумрак и такая тишина, что было слышно, как  капли воска падают на подсвечник, где над потолком повисли сонаты Бетховена, звучавшие много лет назад, где от стен веяло могильным холодом и огромное окно врезалось в звезды. Внезапно пелена заволокла мне глаза, я успел уловить лишь хищную искру в ее зрачках и забылся. Ночью, с трудом приподняв окаменевшие веки, я понял, что лежу на широкой, неестественно белой кровати. Тем ярче на ней выделялось алое пятно крови. Я не мог двинуться с места, даже повернуть голову. Я почувствовал под собой теплую густую массу, и стон застыл у меня на губах.
Постепенно в комнату пробралась октябрьская утренняя серость. Дождь забарабанил в стекло. От этого звука она внезапно открыла глаза и сладко потянулась. Я почувствовал острое покалывание ее взгляда. Приподнявшись на локте, она принялась гладить мои влажные волосы и лицо. Она молчала, думала о чем-то своем, а я внутри содрогался от прикосновений ее нежных пальцев. Вдруг, как бы случайно, она провела ногтем по моей щеке, и на коже выступила маленькая красная капелька. Она ловко поймала ее губами и таинственно улыбнулась. Кто бы мог подумать! Так улыбаются дети, храня в кулачке от нескромных взглядов взрослых свои самые сокровенные секреты. Так блаженно вкушают глоток редкого дорогого вина. Это выражение ее лица так поразило меня, что я никак не мог понять, как в таком ангельском теле живет такая жестокая, веками гниющая душа, стилетами зубов раздирающая плоть, жаждущая крови. Я уже совсем не чувствовал боли, но вдруг слезы пугливыми ручейками побежали из глаз, я хотел, но не мог остановить их.
Она, видимо, удивилась, но потом рассмеялась, и я впервые услышал ее звонкий голос:
- Почему ты плачешь? Так устроена жизнь…. Любовь нынче стоит дорого.
Что она знала о жизни, будучи бессмертной?! Кого она могла любить? Много ли ей надо – всего пара первых глотков, а потом человек сам мучительно увядает. Сколько осталось ей подобных, целящихся в бешено бьющуюся голубую жилку на шее? Они небрежно вскрывают душу, как атеист недоверчиво перелистывает Библию, они отнимают лучшие чувства, разбивая надежды и мечты. А в обмен бросают пустоту и одиночество…
В мгновенье она оказалась на полу и босиком бросилась к окну. Дождь, грязный, злой дождь собирался в ее руках, и она тщательно умывала им лицо, как будто это была утренняя роса с молодой листвы. Я видел ее голые плечи, слышал мурлыканье кошки и заливистый смех. Ее губы, вздрагивая, обнажали тайну – смертоносные клыки, которые она теперь стыдливо мне показывала, как бы говоря: «Видишь, видишь, что со мной сделали?» Кто обрек ее на ненавистное бессмертие, за которое она так жестоко мстила. Мне вдруг стало ее жаль. Казалось, она хотела оказаться на моем месте, завидовала моей человеческой слабости, физической и душевной боли, на которую была не способна. Ей безумно хотелось умереть, и, сидя на краю подоконника, она об этом страстно мечтала.
А когда прилетел ангел, чтобы забрать мое сердце, она с силой захлопнула окно, перестала смеяться, и в комнату опять вошла тишина. Было слышно только, как белые крылья бились о стекло. Вымокшие под дождем перья медленно слетали вниз на оживленное шоссе…
Завтра она опять выйдет в город, чтобы найти донора, донора любви.