Забытый мудрец

 Жил однажды мудрец Эвстас. Мудрецом его звали, потому что мудр был, а жил, потому что умер. Он ещё с детства рос мальчиком гениальным. Всё выдумывал что-то, конструировал, размышлял над всем, да стремился узнать как можно больше про всё вокруг. И школу он досрочно закончил, и академию философо-политологическую.  Естествознанием увлекался, психологией. Ну, обо всём хотел всё знать.
 Бывало, обложиться весь древне-аравийскими письменами, запасется лучинами, и неделями у себя в жилище, по ночам над переводами печётся. Книги и свитки с письменами древних учёных и философов ему со всех уголков земного шара привозили. Эвстас знал 76 языков и диалектов, и в особенности преуспел в изучении Египетских иероглифов и древнекитайской письменности, отчего в познании мироздания он добился таких высот, имея представление о взглядах на схожие вещи и явления величайших умов разных народов, что собственным мышлением, путём синтеза и додумывания получаемой информации, стал способен поведать миру уже свои гениальные теории. Творчество вскипало и рвалось наружу, но времени на свои труды не хватало. В мире: на земле и за её пределами оставалось ещё столько непонятностей, столько вопросов. И чем больше он узнавал, тем больше убеждался в том, как ничтожны и скудны наши представления о жизни, о взаимоотношениях, о строении тел и веществ, о видах энергии, о космосе – обо всём. И тем больше он стремился вникнуть во всё, добиться от книг и от разума хоть малой части ответов на нескончаемые вопросы. Эвстас очень много читал. Он читал вечерами и ночами. Казалось, он жил в этих пергаментах и горах вселенской мудрости. А днём он спал. Спал почти до самого вечера, потому как мирская суета его раздражала, сбивала с мыслей, отвлекала своей праздностью, своим бессмысленным стремлением к неизвестному, порой даже пугала своей бездумностью, жестокостью выживания и отторгала серостью и наивностью животных – людей. «Они же все стадо. Именно стадо, где есть вожаки и законы присмыкания. Живущие сегодняшним днём. Да разве они хоть пытаются предвидеть последствия свершаемых поступков?
 О, почему я так глуп, почему мне не дано придумать способ всё изменить, сделать всех счастливыми? Ведь этот способ однозначно есть, его не может не быть. А может я вновь ошибаюсь? Может они все и так счастливы? Может именно в неведении счастье? Возможно это зависть. Наверно я завидую их свободе от тяжести осознания побочности своего ничтожного и бессмысленного присутствия в гармоничной системе природы.» - подобные мысли размышлял Эвстас по пробуждении и шёл на свежий воздух, в лес, в уединение от базарного городского шума и возни. Он бегал по тропинкам и, упражняясь во владении копьём, выплёскивал избыток мышечной энергии, восполняя недостаток движения от книжной неподвижности. Укрепление тела способствовало повышению активности работы мозга, и антиодрябляющим эффектом придавало свежих сил к усердию и жадности в изучении наук и прочтении книг. Он впитывал и впитывал знания… Наверно никто ещё до него не обладал таким багажом знаний и идей, как он. Немыслимая мудрость выражалась в каждом его взгляде, в каждом движении; ей веяло даже от аскетичной обстановки его скромного жилища. Он жил во имя и ради познания. С каждым годом, становясь мудрее, он множил свои знания и догадки. Ни на день не отрекаясь от книг, он поглощал всё новые страницы информации. И вскоре его трактованиям подчинялись уже любые явления. Философская логика и тонны усвоенных наук вершили истинное ясновидение во взглядах. И взгляды эти были предельно верны и правдивы, но только не имели путей к высвобождению, ни говоря уж о социальной доступности.
 Эвстас жил один и не имел даже учеников или последователей. В своём стремлении всё познать он  не мог позволить себе такой роскоши, как ведение учений и взращивание сыновей науки. Мудрые наставления отбирали бы драгоценные часы, а время и так стремительно утекало.
 Эвстаса не признавали учёные мужи, современники, считая все его отшельнические высказывания сумасшедшим пустословием, а цари побаивались возможности волнений среди верующих и в строгости следили за его деяниями. Он был очень умён, и все это понимали.
 Отныне вся история человеческого развития умещалась в его разуме, где мудрость древнего Китая дополнялась видением бытия Греческих философов, где из мифологии и убеждённого вымысла выцеживались иносказательные утверждения древних Египтян, а накопленная база изучения наций и социологии выстраивали структуру построения идеального цивилизованного общества.
 Терпение, размеренность последовательность, упорство, настойчивость и спокойствие явились главными составляющими его колоссального умственного развития, которому он посвятил всю свою жизнь…
 Ирония…, но, не дожив до 53-х лет, так ли, иначе ли, Эвстас умер от неизвестного по тем временам недуга – инсульта. Его скромную обитель «сквернословий» и убеждений, ломящуюся грудами писаний, сожгли в тот же день.