Капустный лист

Глава 1: Начало.

По реке пошёл лёд, крошась о каменные ступни мостов. Первые тучи повисли над стрелкой, а учиться осталось месяц - самое время объяснить будущим врачам их реальные перспективы, вкратце, а также сделать человеколюбивые предложения. В назначенный день в дорогом сердцу коридоре деканата собрались шестикурсники, группы шумели и одна за другой стали исчезать за чёрной таинственной дверью.
Подошло время, и Серёжина группа вошла получить рекомендации на дальнейшую жизнь. Незнакомая комната была обставлена старинной мебелью, вероятно принадлежавшей ещё первыми педиатрами. Говорила женщина, сидящая во главе громадного тяжёлого стола, остальные молча ждали.
Женщина объяснила, что знания и навыки, полученные во время учёбы, выпускники смогут продемонстрировать, поднимая покосившуюся медицину Российских окраин, именно там больше всего нужны простые трудолюбивые доктора. И двигаясь по бесконечным дорогам родины, от села к селу, от посёлка к посёлку, они смогут принести людям здоровье, а поселковые больнички станут им домом. Судьба врача – нелёгкая, но достойная судьба! - заключила женщина.
Алёша с Сергеем, в душе, с последним доводом согласились и решили поискать счастья в глубине страны. Возможно, там кто-то захочет передать им свой опыт бесплатно.
Быстро промелькнули оставшиеся учебные дни. Академия отдавала студентам свои последние истины, а потом, отчаянно выпив, плакала на выпускном вечере. Улетели детки из родимого гнезда.



Глава 2: В пути.

Алёша любил слушать длинную песню колёс, утвердительные созвучья умиротворяли. Давно уже исчез вокзал, оборвались гаражи и заводы. Изредка мелькали одинокие домики. Ещё реже – посёлки.
Деревья,
кусты,
речушки с мостиками.
Болотца, одинокие чахлые сосенки.

Заканчивался третий день пути, впереди оставалось дороги ещё дней пять. Они ехали на Сахалин, продолжить профессиональный путь.
Алёша лёжа смотрел в окно на мелькающие деревья, рядом покоилась любимая книга - «Спутник терапевта», поддерживая чувство защищённости. С этим «спутником» можно и в огонь и в воду. Конечно, за долгие годы учёбы Алёша мог бы выучить его наизусть, но не выучил, и был рад возможности в нужный момент найти необходимую страничку.
Наблюдая за изменением пейзажа, он радовался, что Серёга согласился поехать на поезде. Долгая дорога даст собраться с мыслями.
Сергей лежал на нижней полке и спал. Чем ещё в дороге будущему хирургу заниматься? Копить силы.
Ведь не известно, кого уже сейчас везёт специальная бригада скорой помощи, с сиреной и мигалками, в твой Приёмный покой. Возможно, тебе в полном одиночестве предстоит думать, что делать с этим бледным пациентом, и почему речь его становится такой невыразительной и неразборчивой.



Глава 3: Холмск.

> Россия, Сахалин, 2 августа ..года.
> г.Холмск, центральная районная больница, ординаторская.

Свет восходящего солнца вырисовывает силуэты людей сидящих за столом. Тихо играет старое радио, из которого изливается и смешивается с молочным утренним светом piano concertos 2 Сергея Рахманинова.
Закончилось первое дежурство молодых докторов.
Играет музыка. Поднимается солнце!
Люди за столом неторопливо пьют.
- Не пьёт лишь фонарный столб, да и то, потому, что у него чаша вниз опущена – делится опытом пожилая женщина-акушер.
Сердце начинает биться спокойнее, уходит напряжение. Медленный разговор, воспоминания прошедших суток, истории старушки-акушерки.
Кровать Романова, пианино Рахманинова… дедушки-бабушки, трудящиеся и дети – наркоз, разрез, дренаж, нитроглицерин и Охотское море, «а до Японии рукой подать». Дед Андрей в ожидании новых пациентов курит у порога.



Глава 4: Потянулись...

Дежурили через сутки. Ни праздников, ни выходных, больничная еда и хочется спать, очень хочется спать. Так они учились лечить. И лечили. Проникали в суть болезней.
Вытаскивая палец из попы больного Сергей уже знал, что скажет родственникам, как разрежет и как сошьёт. Алёша учился «дотягивать» до утра. Но каждое утро санитары везли свой «груз» в маленькое здание, стоящее особняком. Просто больница была большая, районная. Дед Андрей с угрюмым постоянством встречал новых пациентов.
А вот и весна!



Глава 5: Несколько слов о жизни города.

Город Холмск был небольшим, уездным, как сказали бы в стародавние времена. Расположение его было самое выгодное: удалённость от столицы и соседство с Японией. Не стоит и говорить, что в городе было всё, что нужно для нормальной человеческой жизни. А чего не было, но очень хотелось, жители создавали сами. Вообще, по Дальневосточному краю, Холмск славился негасимой творческой активностью. Любая деятельность старалась взлететь к высотам искусства, что поощрялось... Каждый занимался своим делом и не мешал другому. Вот, например, администрация города – построила кольцевую дорогу и испытывало свои серьёзные машины на скорость, прочность и т.д. Это делалось для того, что бы узнать, чем они, собственно, лучше нашего, например, Урала. Естественно, для чистоты эксперимента брались не маломерки, а нормальные траки. Кольцевая была однополосная, больше и не нужно было, всё равно по ней никто не ездил кроме правительства.
Дорога являлась важной достопримечательностью города. Не зря на её строительство был потрачен весь кредит от города-побратима Вакканай. Инженерная мысль постаралась на славу: то здесь, то там, неожиданно из-за поворота появлялся «сад камней» (реверанс побратиму) либо другое препятствие. К слову сказать, выборы губернатора, после смерти или тяжёлой травмы предыдущего, также проходили здесь.
Другой гордостью города был авангардный театр им.Малевича. В театре творила исключительно интеллигенция (врачи вышеупомянутой больницы), склонённые к творчеству начмедом по лечебно-методической части. Администрация больницы разъяснила подчинённым правильное понимание изречения Гиппократа: «Ars longa, vita brevis…», (в рамках той же здоровой идеологии персонал участвовал в зимних, исконно любимых, видах отдыха и спорта).
В связи с природой актёров театр и выбрал авангардное направление, так тяготевшее к любимой докторами абстрактности. Благодаря театру медицина в Холмске занимала второе месте по значимости после правительства.
Раз в два месяца, ровно столько было необходимо на репетицию нового спектакля, город одевался афишами, с которых пестрели всем известные имена: Елесин, Козловская, Ульхеров, Раевский, другие знаменитости.



Глава №6: Работа, работа. Праздник.

- Чтобы стать профессионалом, необходимо работать много и бесплатно, - говорила Сергею Анастасия Фёдоровна, врач УЗИ, пока они кружились в медленном танце.
В этот день больница отмечала 8 Марта!
Коллектив приобрёл откровенный половой диморфизм. Как по волшебству врачи стали превращаться кто в женщину, кто в мужчину, более того, этот процесс никого не страшил. Он многим даже нравился… Вот и Серёжа увидев в коллеге женщину, наполненный щемящим чувством, предавался с ней танцам.
Доктор Елесин, хоть и не любил делить подчинённых, все они для него были боевыми товарищами,  не отставал от юных колег в развлечениях и с дамами был очень галантен. Елесин потанцевал уже со всеми жёнами, пришедшими на вечер, он был честный мужчина и поэтому танцевал только с жёнами.
Раевский, поскольку много прожил, был мудр и в медсёстре видел женщину всегда. Вот и сейчас поклонницы облепили его кружком. В дальнем конце стола, прижавшись друг к другу, сидели сестры-близняшки: Вера Леонидовна и Вера Коммунаровна. Вера Леонидовна родилась на пару минут раньше сестры, поэтому родители её считали старшей, так и в отделении повелось. Сестрёнки всю жизнь росли вместе, вместе пошли в училище, вместе стали работать. Правда на работе, отдавая себя целиком любимому делу, они мало общались; а дома – семья. Зато с лихвой недостаток общения восполнялся на праздниках. Найдя тихое место они беспечно болтали, о том о сём.
Пока Алексей разговаривал с доктором Варыпой, Сергей танцевал уже второй танец с Анастасией Фёдоровной, молодой женщиной 35 лет. Эта симпатичная шатенка, не стремилась скрыть свою привлекательность и много времени отводила общению с молодёжью.
Анастасия Фёдоровна, наклонившись к Серёжиному уху, попросила:
- Называйте меня по имени.
- Попробую. Знаете…, - ответил Сергей, приблизившись, чтобы почувствовать тёплоту её дыхания.
- Понимаю, - произнесла она и отстранилась, ловя его взгляд.
- Вы очень хорошо танцуете, - вновь приблизившись, сказал Сергей.
- Спасибо родителям, - расмеялась она. – В школе меня учили танцевать танго. Я бы и сейчас смогла, но… нужна другая музыка. Более страстная! – говоря это, она провела пальчиком по его шее.
Сергей судорожно сглотнул и нечаянно наступил ей на ногу. Анастасия споткнулась и упала ему на грудь. Подошедший Елесин назвал происходящее Санта-Барборой, спросил, почему Анастасия Фёдоровна сняла обручальное кольцо и пригласил её на следующиё танец.



Глава №7: Театр. Премьера!

> Конец августа, осень.
> Max Gorky, “Song about Burevestnik” by Doro Kheryu.

В театре новая премьера - трагедия «Песня о Буревестнике» - по одноимённому произведению Горького.
Была выбрана самая интересная, на взгляд труппы, интерпретация «песни» Горького. Интерпретация вышла из под пера, ещё молодого, но, несомненно, талантливого японского драматурга Доро Кэрю. Мистер Кэрю создал свою версию по законам эллинской трагедии. И его стиль, пожалуй, более всего напоминает манеру Еврипида. Во-первых, достаточно вольное обращение с первоисточником, в нашем случае - «песней» о неком предвестнике грозной Стихии, который то ли не побоялся бури и был наказан, то ли сам эту бурю и «накликал», наказав всех остальных. Собственно, обозначенный дуализм и воплотился в реконструированной «Песне». Во-вторых, тонкая проработка характеров героев, создающая многоплановость персонажей: двух-трёх цветные герои мифов становятся сложнее, обрастая человеческими мелкими чертами.
Трагедия в меру приобрела японский колорит. Буревестник - японец, естественно не простой, а монах-дзен, не сумевший преодолеть негативное отношение к страданиям и окончательно выбраться из сетей Мары. Зато Буревестник способен на подвиг! И вот уже герой вызывает у нас сострадание, зритель плачет. Таково зерно трагедии. Кстати, Буревестника играет молодой актёр, недавно окончивший ординатуру - Виссерманн Игнат. В театре решили, что молодости легче понять молодость и роль японского Буревестника отдали именно ему. Так что в этот день в театре была премьера и дебют.
Для придания драме большей авангардности приняли смелое решение:  заменить классический хор восточно-германским коллективом Rammstein. В театре надеялись, и не без оснований, что замена вернёт трагедию к её истокам – феерии Диониса. Но пользы от немецких музыкантов оказалось ещё больше, чем думалось. Они привезли с собой много пиротехники. В результате, слово “драма” заменили на “единственное в мире Пиротехническое Супершоу Мистерия”.

Но вот…
Звонок!
Зрители притихли в ожидании начала.

Раз
Два
Три
Тайко – удар!
Ещё удар

Удар, Удар, Удар,
вступает Koto – струны набрасывают трансовый ритм, напряжение… внимание приковано к сцене… напряжение растет, растет… Koto обрывается.
(!?)

Медленно, осторожно объявляется и нарастает гул…
Это клавир Rammstein берёт первые ноты на Dark фоно.
Вот фоно уже в полную силу льёт мрачный стринг. Умелые пальчики, прихотливо и в тему, вращают резонансный фильтр: воет ветер!
Вступает первая драммашина, вторая.
Тре.. это опять Koto. Стоп!
(Тишина).

Появляется человек, покуривая трубку, идёт к краю сцены.
Корифей: - Безрадостна судьба борцов за человеческое счастье…

(На заднем плане, в костюмах чаек: старшие медсёстры, Козловская и др.)
Океаниды: - Как больно сердцу мученья брата видеть, к скале прикованного холодной медью.

(Голос сверху)
Власть и Сила: - Почил он смертных свыше всякой меры. За ЭТО будет сторожить скалу!

Дополнительным прожектором подсвечивается на фоне скалы прикованный Прометей (Елесин) – прозорливый, но не послушный титан. Сверху спускается Гермес (Ульхерадзе).

Гермес: - Тяжело тебе?..
Прометей отвёл гордый взгляд в сторону.
Гермес: - Отец-Зевс хочет знать: что там, на счёт бога-освободителя, коим он и будет низвергнут?
Прометей: - Ничего не скажу!
Гермес: - В мире слывёшь ты прозорливцем, а себе помочь не хочешь… Зевс не кидает на ветер слова - наказание жди горше нынешнего!
Прометей: - Одной лишь силой Зевс захотел во власти утвердиться! Но я вижу его предел и слова больше не скажу!

Гермес удаляется. Гремит гром, разряды молний озаряют небо.
Ветер…

А на сцену выходит Виссерманн в кимано, с виноградной лозой в волосах и серыми крыльями за спиной - Буревестник.

Буревестник:
- Ио-о!

Хор Вакханок (Rammstein с сильным немецким акцентом):
- Просит бури, просит бури!!
(Гитарный забой)

Буревестник:
- Ио-о, Вакханки! Ио-о-о-о, Вакханки!
(Потому что Буревестником овладел дух Диониса)
Уходит.

…
Сергея, внимательно следившего за сценой, подёргали за локоть, попросили приехать в больницу (сегодня он остался ответственным доктором – больше некому. И нельзя сказать, что он радовался этому факту).
…

С расставленными в стороны руками, из-под купола, на верёвках опускается Буревестник, останавливается, его раскачивают в стороны. Реет!
Прожектор, следивший за птицей, скользит дальше вниз, освещает скалу с прикованным Прометеем.
(Управлявший прожектором, Алёша печальным взглядом проводил уходящего друга)

Хор Вакханок: - Это смелый Буревестник гордо реет между молний над ревущим гневно морем; то кричит Порок победы…
(получилось несколько вразнобой)

Буревестник: - О, бедный Прометей! Зла воля Зевса – к твоей печени приближается мучитель! - Пусть сильнее грянет буря!.. уже скоро, скоро грянет БУРЯ!

Прометей (устало): - Не боюсь я воли Зевса... Пусть подавится!

Появляются два коршуна (мальчик и девочка) взявшись за руки, двигаются в направлении Прометея.

На подлёте к Прометею на одного коршуна (мальчик) сверху падает Буревестник и начинает его душить виноградной лозой. Разгорается короткая, но бескомпромиссная схватка. Окровавленный Буревестник, цепко схватив неприятеля, увлекает его в бушующее море.

Второй коршун (девочка), обезумев от горя и ярости, бросается к Прометею, вонзает когти в его бедро, клюёт печень.

Прометей (взвыв от боли) произносит:
- Глупышка… я ведь добра им хотел, - теряет сознание.
В скалу попадает молния, погребая под камнями титана.
(Тишина).

Появляется человек, с кубком в руке идёт к краю сцены – Корифей; за спиной океанида (Козловская) с диадемой в волосах и в белом плаще,
обращаясь к Корифею:
- Нет больше Прометея… И мы скоро умрём. Нас, верных слуг, забудут. Старик, нас ведь никто не придёт навестить!

Корифей: - Мы существуем, пока мы служим!
Выпивает кубок, поднимает его вверх.

Хор поёт дифирамб Дионису.
Опускается занавес.
Буревестник опускается в буддийский ад.



Глава №8: Осенний марафон.

Ранним утром следующего дня город проснулся от шума двигателей. Если бы Холмск был обычным провинциальным городом, то местные жители с кроватей своих вскакивать не стали бы, списав гул на очередные танковые манёвры. Но в Холмске манёвров никогда не было. Зато проходил ежегодный марафон «Осенний Трак». Марафон был международный и в нём, само собой, принимала участие исключительно буржуазия сопредельных государств: Японии, Китая, USA, а также ребята с Филиппин.
Что тянуло всех этих людей в небольшой русский город? Несомненно, любовь к машинам, быстрой суровой езде и зайцам.
Заяц – особенность данного марафона – его символ и суть. Если с символом всё понятно – серая дерзкая морда на лазурном фоне, взгляд, устремлённый вперёд, сломанное левое ухо и мотоциклетные очки, то суть заключалась в том, что участники соревнования пытались догнать зайчишку на своих громоздких машинах.
Последние три года героической личностью является заяц по кличке «Беглец». Зверёк, своим стремлением жить, так полюбился публике, что правила автогонок смягчили в его пользу. Теперь запрещено:
1) Загонять зайца в ловушки.
2) Разворачиваться на зайце.
3) Пугать зайца злобным бибиканьем.
4) Использовать зайца в рекламных целях.

Естественно, если что-то народу нравится, то это можно показать по телевизору, паузы заполнить рекламой, провести общественный опрос, сделать национальную телеигру… и коллег-побратимов будет на что достойно встретить. Чем собственно руководство Холмска успешно и занималось.
К сожалению, имя человека придумавшего марафон остаётся неизвестным, никакой информации о нём в прессу не просачивается, руководство соревнований тайны не разглашает.
Ходят, конечно, разные слухи.
Но, пожалуй, с уверенностью можно сказать, только о великой фантазии этого человека. Городские жители его условно именуют - «Алмаз не гранённый», намекая на скромность создателя.
Тайна – тайной, но говорить, как это делает жёлтая пресса, что Алмаз-мол и не человек вовсе, а НЕЧТО ИНОЕ, слишком надуманно. Была же найдена записка, рукой написанная, с подписью «Алмаз не г.». Принёс её в местную газету доктор Варыпа, сказав, что «под дверь подсунули». Не трудно догадаться какой шум по этому поводу поднялся в городе и больнице.
Записка содержала буквально следующее:

               ***********************************************

Дорогие горожане!               
Я всем сердцем полюбил природу нашего края.
И теперь во многом раскаиваюсь.            
Пожалуйста, пожалейте зайца!               
Алмаз не г.               
              ***********************************************
С тех пор отношение к длинноухому зверьку стало совсем другим. За неделю до марафона и неделю после местное духовенство молилось за душу косматого. Смягчили правила гонок. Перед самыми соревнованиями доктор Елесин, в стороне от чужих глаз, массировал зайчишку, приводил его в боевую форму, хотя ходили слухи про какие-то андрогены, ко-карбоксилазу, цитохромы. Слухи не подтверждались, об этом, вообще, старались много не говорить. Сразу после гонок доктор Раевский вез изуродованное тельце в свою реанимацию, где денег не считали, ночи не спали, чудеса творили.



Глава № 8*: Несколько слов о Забаве.

С вечера уже можно было купить подарочные буклеты, нелицензированную видео запись гонок с бонусом из фрагментов личной жизни зайца. В передаче «Кушайте вместе с нами» предлагались модные в этом сезоне рецепты приготовления зайчатины. Партия Зелёных организовала митинг, на котором громко рекомендовалось муниципалитету заменить зайца «любой корумпированой свиньёй». Вскоре появилась группа молодых людей в кожаных плащах и костюмах, быстро и совершенно бесплатно раздававшая пирожки с клевером собравшейся толпе, чем программа митинга была нарушена. Где-то, по слухам, даже давали запивать морковным напитком для взрослых.

В 5:00 участники соревнований начали прогревать свои машины. На городской площади, развивая по воздуху листовки «Зелёных», разгонялись и шумно тормозили траки, проверялась работоспособность основных узлов. Работали чётко, не отвлекаясь на разговоры.
В 5:30 колонна на маленькой скорости выехали из цента, и, утопая в пыли, двинулись к восточной окраине города - месту старта.
Соревнования проходили в долине у подножья Западного Хребта, к которому гнали зайца машинами, выстроенными в линию от Холмска до посёлка Правды.



Глава №9: «заяц – Пошёл!».

Приезда Раевского уже ждали.
В палате интенсивной терапии приготовили место, вытащили из холодильника кровь (Специально для трансфузионных целей, доктор Гольденбрутт на своём садовом участке держал небольшое поголовье зайцев, так что в случае необходимости можно было перелить и тёплую).
В операционной сестра собирала инструменты, санитар готовил лапароскоп, анестезистка Козловская в наркозный аппарат вливала фторотан. Гольденбрутт в очередной раз чинил аппарат Искусственной Вентиляции Лёгких. В общем, каждый делал свое дело.
Наверху, в ординаторской, собрали консилиум. Взгляды были прикованы к негатоскопу (рентген сделали). На обзорном снимке (зайчик вошёл в кадр целиком) переломы конечностей, газ в брюшной полости, двусторонний пневмоторакс, ателектаз правого лёгкого; оторванный хвостик «лежал» тут же. Вошёл санитар, сказал: «Уже зовут». Пошли в операционную.
Пока бригада «мылась», Раевский внёс тельце, положил его на белую простынь стола, анестезиологи заработали. Появились хирурги, решили, что операционное поле ограничивать не имеет смысла.Разобрались с пневмотораксом, восстановили дыхание.
Елесин надрезал кожу, проколол троакаром фасцию и брюшину, стал вводить видеокамеру. Камера пролетела по металлической трубке в брюшинную полость: спавшийся синий кишечник, из-за печени кровит, в малом тазу кровь… пошли на «открытую».
Работали долго, устали. Елесин попросил стул.
Кровануло, давление упало … засуетились… разбилась склянка… санитар побежал ещё за растворами… анестезистка подключила каполку с кровью… разбивается ещё какая-то склянка… вводят адреналин… Елесин быстро ушивает печень, ничего не слышит… давление стало подниматься.

Когда закончили с основным и стали «собирать» конечности, Сергею дали подержать заднюю лапку при репозиции.
Хирурги ушли. Анестезиологи  поставили центральную вену.
Зайчик лежит на боку - Алёша ставит «перидуру».



Глава №10: Не спится.

#Пролог.
В кабинете, главного хирурга районной больницы города Холмска, вышеупомянутого доктора Елесина, висел портрет. Когда-то, очень давно, ещё молодой тогда Елесин принёс в свой кабинет портрет и повесил не над столом, как обычно вешают портреты, а в тихом месте - над шкафом, справа от входа. Это был двойной портрет: на переднем плане изображение мужчины средних лет, с табличкой на груди «проф.., комитет по Здравоохранению Дальневосточного края». За спиной профессора виднелся другой – портрет старика с копной седых волос, густыми бровями и серьёзными умными глазами, этот человек был стар, но в нём чувствовалась сила, двигающая жизнь.
Как-то ночью на дежурстве, Елесин, указав на портрет, сказал Сергею: «Ты не видел его живым, и ты не увидел его мёртвым». В тот день старика хоронили.
Очень много людей - выросших пациентов, обязанных жизнью, учеников, коллег - пришли проститься с доктором. Сергей действительно только читал об этом человеке, учился по его книгам.
Когда заканчивается старое - находят новое, чтобы жить. И Алёшка с Серёгой застали уже это новое. Оно им пока нравилось, и они с удовольствием в нём жили, как водится, не ведая печали.

#Эпизод I.
> 4 августа. Где-то в больничных коридорах.
Выше уже упоминалось, что доктор Варыпа был особенный человек, его многие уважали, но относились, пожалуй, с недостаточным вниманием – просто живёт рядом такой вот Варыпа -  трудится, и, слава богу. В принципе, так ко всем относились. И правильно.
Кто ты? – ты Доктор!
Вот иди и работай.
А Варыпа был ещё и скромный доктор. А что случается со скромным доктором, да еще, если он по натуре творец? Трудно ему. Вот и работает он в основном ночами, в детском отделении, не мозоля глаза.
Сегодня, а именно 4 сентября ..года, «скромный бескомпромиссный творец» пришёл в отделение в крайне возбуждённом состоянии: глаза горят, немногие оставшиеся волосы взъерошены, щёки небриты... Зашёл в учебную комнату, заперся, на обход не вышел.
(?)
Всю последнюю неделю Варыпа был задумчив и  малоречив. Что, конечно же, заметил только Елесин, но решил, что это от переутомления, и коллеге предложил… коллега, на удивление, отказался.
И вот нате вам!
В 11 часов 27 минут доктор Варыпа выйдя из своего кабинета, направился к Елесину. Вошёл без стука, дверь не закрыл, положил на стол документ. В заголовке значилось: «Новая парадигма лечения аппендицита». Далее в часовой беседе он сообщил, что на мысль его натолкнули какие-то материалы найденные в пирамиде Хеопса! И что, необходимо как можно скорее попробовать – вот, как раз: кто-то поступил с «болью в животе».
Елесин опять коллеге предложил, коллега опять, на удивление, отказался. Поняв, что делу просто так не уняться, сказал, что сам такие вопросы решать не может, хоть и согласен… и вообще, «у нас есть хорошенький новый лапароскоп»… в итоге, необходимо собрать учёный совет, утвердить.
Мало сказать, что доктор Варыпа расстроился, конечно, он понимал – рисковать нельзя: жизнь больных, и всё такое. Но ИСТИНА не давала ему покоя. А, получается, что Инерция опять победила.

Спустившись в операционную, он взял там 3 бутылки заменителя спирта. Поднялся в свой кабинет, вылил бутылки на себя.
Зажигалка не работала.

Елесин сидел перед компьютером и считал (с трудом) годовую статистику. Постучался и вошёл Варыпа, попросил спичек (нечем прикурить). Елесин подал коробок, не отрываясь от монитора.
Варыпа достал спичку.
Чиркнуть не успел, за спиной прозвучал голос:
- Вы что здесь спирт пьёте? Опустились!
Варыпа обиделся:
- Нет. Мы им руки обрабатываем, перед операцией.
Голос за спиной принадлежал проф.Ульхерадзе, который решил навестить любимых коллег, посмотреть как они тут живут на окраине.
Варыпа с ироничным (необъяснимо) выражением на лице попросил у профессора огонька.
- Идите сначала, переоденьтесь – сказал Ульхерадзе, – посмотрите на себя, вы весь мокрый, а ведь доктор - ДЕТСКИЙ доктор!
Выражение лица Варыпы сменилось с ироничного на угрюмое.
Елесин подумал: «Опять уйдёт»

#Эпизод II.
А в это время внизу в реанимации медсестра стелила новую кровать. В палате было 5 пациентов: две бабушки с ИБС тихо спали, девочка с нефростомой рисовала свою любимую киску. У самого окна лежал пятилетний мальчик с плевропневманией и плакал.
Когда дети в реанимации плачут, приходит доктор Раевский. Сидя на маленьком стульчике у кровати больного, он читал вслух сказку, с подушки на него смотрели мокрые недоверчивые глаза.
Периодически доктор Раевский отрывался от чтения и внимательно вглядывался в содержимое посылочного ящика, стоящего рядом. В стенках ящика были сделаны отверстия для улучшения аэрации, в него входили многочисленные трубки капельниц, шланг от аппарата искусственной вентиляции лёгких, а исходили провода к монитору, следившему за дыханием и сердцебиением, а также выпускник, по которому оттекала в мешочек красно-коричневая жижа. Это приют зайца.
В новом домике у него пошли уже вторые сутки жизни, только он об этом ещё не знал – сознание ушастика пока пребывало не с нами, а, видимо, где-то в бескрайних… зелёных… капустных полях.
Для зайца, конечно, это был особенный день, но для реанимации очередной трудовой понедельник.
Именно о понедельнике, подумала постовая медсестра, взглянув в окно, в котором увидела знакомый вездеход «медтранспорт» из посёлка Дальняя и выходившего из транспорта доктора Йоф’а. Доктор Йоф когда-то был перспективным реаниматологом, но сделался печален, и решил удалиться от шума большого города, став сельским врачом. Печать сделанного шага до сих пор сохранилась на его лице. Каждый понедельник этот доктор привозил с южных окраин Сахалина больных в районную больницу на обследование и лечение.
Вот его физиономия появилось над столом медсестры и грустным добрым голосом сообщила, кого привезла. Оставив сестру разбираться с новыми пациентами, Йоф, лишённой суетности походкой, направился посмотреть, что нового в родной реанимации. К которой в это время подходила целая делегация: Елесин, Алёша, Сергей (с пачкой историй, каких-то бумаг, рентгенограмм) и некто из администрации города с ведёрком чищеной моркови в руке.
Все собравшиеся подошли к Домику зайца, заглянули внутрь. Мохнатое тельце недвижно лежало. Некогда толстые щёки осунулись, пушистые бока как-то «механически» раздувались под действием аппарата искусственной вентиляции лёгких – с одинаковой силой, через равные промежутки времени: вдох-выдох, вдох–выдох; тарахтел инфузомат, гоня по капельнице инфузионный раствор. Гость от правительства видимо остался доволен увиденным, лицо его просияло.
Раевский доложил о состоянии больных, представитель администрации суетливо бегал глазами по палате, по окончанию доклада повернулся опять к ящику. В это время молодой реаниматолог для чего-то поднял зайцу веки, посветил в глаза маленьким фонариком и сообщил: «Реакция на свет - есть». Раевский стоял к ним спиной и просматривал свежие ответы на анализы. Закончив читать, он заметил, как гость высыпает из ведёрка морковку и, ногой, пододвигает её к ящику.
Раевский сказал: «Не надо».
Гость: «Ничего-ничего. Это подарок».
В ящике что-то зашуршало и слабой лапой царапнуло стенку.
Молодой реаниматолог, заглянув в коробку, сообщил: «Пришёл в сознание!».
Раевский поднял усталый взгляд на пискнувший монитор:
тахикардия…
вскоре монитор запищал – аритмия…
перешла на мерцание.
Сестра побежала к шкафчику с лекарствами, Йоф потянулся за дефибрилятором. Гости удалились.
Через некоторое время ритм восстановили.



Глава № 11:  «…повествование о 1757 годе».

#Эпизод I.
> Весть о наступлении Манкольма настигла лагерь в разгар лета, в час, когда день клонился к вечеру.

Этот вечер был преддверием новой жизни, возможно недолгой…
Ранним утром следующего дня, после коротких сборов, солдаты построились в боевые отряды. Алёша вместе с остальными волонтёрами покорно занял место на левом фланге.
Переход из форта Эдвард в форт Уильям-Генри давался новобранцам нелегко. Большинство двигающихся сейчас по старому военному тракту, занимали мысли о французском свинце, ирокезских томагавках и собственных скальпах. Кто-то думал об оставленной позади жизни, кто-то о предстоящей схватке, кто-то о глупости генералов. Только один человек не думал в этот момент о войне.
Алёша не понимал, куда он идёт, и как он оказался посреди дороги в строю солдат. При попытке сориентироваться во времени и пространстве в голове всплывали слова: «дальневосточная лихорадка», значения которых он припомнить не мог. Память от него ускользала, сил хватало только идти, ему так не хотелось куда-то идти, не хотелось оставаться среди чужих людей. Но с каждым шагом по старому тракту окружающий мир становился СВОИМ, выплывая из сна, оставляемого позади, в реальность, ждущую впереди. Когда подошли к форту Уильям-Генри, Сергей ненавидел французов уже как никто!
Подкрепление пришёл посмотреть сам Седоголовый Мунро. Генерал обвёл прибывших взглядом, затем произнёс короткую сильную речь, взволновавшую сердца. А уже на следующий день по форту пронеслась ужасная весть об исчезновении дочерей Мунро и с ними молодого майора Хейворда. Всё вокруг пропиталось болью. Эта боль захватила и Алёшу.
Надо было куда-то идти, что-то делать…
Но мир стал расплываться, кто-то его звал по имени.
- Алёша, Алёша! Не надо никуда идти. Мы в больнице.

Серёжин голос…
Откуда он слышен?

- Что очнулся? – спросила Марья Филипповна.
- Трудно сказать… бормочет чего-то, – ответил Серёжа.

На пробуждение Алёши пришли посмотреть две медсёстры и бабушка санитарка – то есть весь медперсонал маленькой больнички посёлка «Дальняя». Сентябрь и уже почти весь октябрь Алёша и Серёжа успели отработать в этой больнице, получившейся из расширения медпункта. Сюда они были направлены после окончания интернатуры в помощь одинокому доктору Йофу. Администрация края надеялась, превратив медпункт «Дальняя» в одноимённую больницу, сократить приток больных в перегруженную ЦРБ Холмска, а на месте освободившихся коек, открыть самоокупаемые кабинеты.
Попытка реформирования была предпринята лет 10 назад и поначалу всё шло хорошо, – доктор закрыл собой брешь, но затем был замечен перерасход наркотических анальгетиков, а в последствии доктора пришлось поместить в психиатрический стационар. Йоф’ом амбразуру закрыть не удалось, он лишь ездил по округе на своём вездеходе, собирая больных, и затем отвозил их в ЦРБ. Если Йоф пропадал на месяц-другой, в Холмске не волновались, знали – у «отшельника» (так его звали между собой коллеги) начался медитативный период, и доктор где-то в горах наблюдает за луной или слушает как падает снег, записывая танки, которые ему навевает мгновение. На статистику это особенно не влияло.

#Эпизод II.
Никогда Алёша так плохо себя не чувствовал, как сейчас, став краснокожим индейцем Магуа, злым и коварным Гуроном. И он уже успел смириться…
Не понимал Алексей только, почему сейчас он берёт томагавк и кидает его в голову испуганной красивой девушки с чёрными вьющимися волосами. Девушка ивовыми прутьями была привязана к дереву и Магуа-Алексею явно нравилась.
Расстроившись по поводу промаха, срезав лишь прядь этих чёрных локонов, он подумал: «ведь даже ни одной капли крови не залило ненавистного прекрасного лица».
…Да, да,  он - её ненавидел!
Магуа вспомнил, латинский стишок, которому его научили друзья французы:
 «Люблю и ненавижу!
Как возможно такое? - ты спросишь.
Не знаю…
Но так чувствую я, смертно томясь».
А ещё вспомнил, как седовласый отец этой прекрасной девушки унизил дух Магуа, выпоров свободолюбивого вождя.
И пусть никто не подумает, что «Хитрый Лис» ненавидел Кору, просто из-за её женской сущности. Конечно, он называл её «бледнолицей ленивицей». Ну и что? Индеец мог поселить её в своём вигваме… правда она оказалась гордой и даже надменной(!). А может она надсмехается над Магуа, великим вождём? Алёша потянулся за следующим томагавком.
Череду этих грустных размышлений прервал, чей-то выстрел. И Магуа услышал, как в ужасе кто-то прокричал имя - «Длинный карабин», а затем кто-то другой тихо сказал «Мария Филипповна, сознание опять возвращается».
Зло не всегда заканчивается явно видимым наказанием, но природа никогда не прощает мужчине вероломства по отношению к женщине. И хорошо, если он умрёт сразу. Древние «канадские праотцы» сказывали: у воина, переступившего через женщину, отсыхают яйца. Тут уже и томагавк войны, и трубка мира бесполезны.
Возможно поэтому, открыв глаза, Алексей ощутил мощнейший прилив радости. Он рассмеялся, хотел раскинуть руки, но они оказались привязаны бинтом к кровати. Радость ещё не окончательно успела покинуть его лицо, как на нём уже стало появляться недоумение. Странная смесь эмоций, только что очнувшегося Алёши, обеспокоила коллег, и ему ввели 2 кубика реланиума, из жалости к  изможденному лихорадкой сознанию. Алёша снова уснул.
К этому времени в больницу «Дальняя» приехал долгожданный гость – доктор Гольденбрутт, и привёз с собой всё, что он обычно с собой привозит. Устроили праздник. Вообще-то, Гольденбрутт приехал навестить своего старого друга Йоф’а.

Через 5 часов праздника за столом остался только Серёжа  и Гольденбрутт… разговор зашёл о жизни. В космогонии Гольда центром являлось отделение реанимации, центр с остальным миром связывала скорая помощь, иногда можно было попеть под гитару, вот как сейчас. Гольд напел: «Вот солнце закатилось, Замолк шум городской, Маруся а-А-травилась, Вернувшися домой»,или посмотреть по телевизору, кого они в очередной раз спасли.Но ни деньги ни спасённые жизни старого реаниматолога уже не волновали, а занимал его только кураж.
«Кураж в ургентных отделениях» – очень интересная тема, и плохо, что ей не уделяется достаточного внимания. Являясь движущей силой, кураж делает реаниматолога на ступеньку духовнее других специалистов, например, хирургов. Что движет последними вообще не ясно. «Надо будет спросить у Елесина», - заключил Гольденбрутт, выпил ещё и продолжил бормотать над струнами: «Измена друга злая, Яд в сердце ей влила, Душа её млада-ая, Обиды не снесла».
Вот так сидели они… разговаривая о жизни. Потом стали обсуждать состояние Алексея, вспомнили, что тот давно не мочеиспускался, и решили его «размочить». Катетер привычным движением, само-собой, на 7 часу праздника не ставился. После нескольких неудачных попыток Алексей размочился сам. Пережитые ощущения забрали много сил, и он вновь заснул.

Проснулся Алёша почему-то уже с открытыми глазами, падающим со скалы.
Ункас упал между Магуа и телом только что убитой Коры. Магуа убил и Ункаса, три раза ударив ножом в грудь.

#Коммос.
Вот она. Вновь он видит её чёрные глаза - бескрайняя глубина чёрного цвета – нежность, радость сменились вечностью. Он почувствовал успокоенность, которой никогда не было в его жизни.
Кора!

#Эксод.
Утреннее солнце подкрасило желтизной небольшую каменистую возвышенность, над которой синело небо. У её подножья текла бурная речушка, разбиваясь о каменистый берег в облака мелких брызг. Туман, разорванный на большие куски, медленно сползал по течению. Солнце от облаков водяной пыли прочертило хвост радуги. Красотой этой любовались два доктора, Йоф и Алёша. Они сидели на камне, свесив ноги, и обсуждали Алёшины приключения, которые он пережил в лихорадке.
- Почему именно «Последний из могикан»? Я эту книгу раз в детстве читал, – спросил Алексей.
Созерцая радужные брызги, Иоф рассудил:
- Вообще, по жизни, много вопросов возникает… Я вот всегда задумывался, почему могиканин умер в этой книге, а Следопыт только в последней?
Алексей следил за полётом птички, чёрной точки посреди неба.
Йоф продолжил:
- Что бы что-то делать, надо понимать, зачем это нужно. К примеру, лечить.
- Как зачем? Чтобы они были здоровыми, – ответил Алексей.
- Может им нужно болеть? Могикане умирают, люди болеют, - улыбнулся Йоф.
- А что делать-то? – удивился Алёша.
- В горах, - начал повествование Иоф, - становишься спокойным, замечаешь свои поступки, но, возвращаясь к треволнениям повседневной жизни, быстро превращаешься в даогуацюэ – птицу висящую вниз головой. «Как быть?» - думал я, пока искал причину своей суетности.
Алёша хмурил брови и согласно кивал, по ходу повествования.
- Однажды, погружённый в эти невесёлые размышления, я споткнулся и упал лицом в грязь... вот, как сейчас была осень, распутица. И словно луч света, пронзил тьму – пришло ко мне осознание. Я перевернулся на спину и застыл, испытывая счастье. Но в туже минуту ко мне подбежали случайные прохожие, с тревогой подняли меня. Придя в себя, я захлопал в ладоши и радостно закричал: «Зачем мне чужое?».
Алёша, затаив дыхание, следил за рассказом, ловя каждое слово.
- Эту историю с хорошим концом, я рассказал тебе, чтобы разъяснить: не бери у жизни чужое, но береги свое!
Алёша изумлённо глядел на Иофа открытыми голубыми честными глазами.

Минут пять они молча любовались убегающей водой.
Осеннее солнце поднялось, и его успели закрыть тучи. Пропала радуга. Начал накрапывать дождик.
Решив, что разговор закончился, Алёша сообщил:
- Скоро мы с Сергеем уедем отсюда на материк.
- Хочешь, на прощание, я подарю тебе стихотврение? – воодушевился Йоф. Алёша кивнул. Йоф задумчиво посмотрел в даль и произнёс:
- Сумерки, дорога, моросит дождь.
Хорошо, что есть куда идти.
- Хмм, – вырвалось у Алёши.
- Пойдём, - улыбнулся бывший реаниматолог.



Глава №12: Прощание.

Вчера была официальная часть прощания, приезжали «большие» гости из Холмска: Ульхерадзе сказал речь; Елесин поискал остеомиелиты – не нашёл и уехал. Ребятам подарили по новой шариковой ручке с надписью – «медицина XI века».
А сегодня собрались на прощальный ужин.
С самого утра, пока Йоф багрил лосося на реке, медсёстры – Марья Филипповна и Татьяна Матвеевна варили овощи, резали салаты, а бабушка санитарка всецело занималась тортом. Во время этих приготовлений Алёшка и Сергей гоняли по окрестностям на Йофином вездеходе в попытке проститься со всеми жителями.
Выйдя на крыльцо, что бы позвать ребят к столу, Йоф заметил столб пыли, движущийся по направлению к больнице. Он покачал головой, пробормотал, что-то на счёт загубленного ягеля и потраченной солярки, зажёг сигнальный костёр: мол, пора уже, и спустился в подвал за самогоном.
Ребята приехали не одни. С печальными, отчасти трагичными, физиономиями они вытащили из вездехода маленького медвежонка.
Персонал настороженно наблюдал за происходящим с крыльца. В первый момент казалось, что ребята нечаянно сбили животное, но медвежонок зашевелился. И это очень расстроило бабушку санитарку. Подозревая недоброе, бабуля медленно произнесла:
- Зачем это?
Алёша с Серёжей на перебой загалдели:
- Он совсем маленький.
- Ему так плохо.
- Похоже гипоксия в родах!
- Он один не выживет!
Бабуля рассвирепела:
- А кто за ним убирать будет, говны вы поганые?! Он же вырастет при хорошем уходе и засрёт здесь всё!
- Может он мышей научится ловить, – робко предположил Серёжа.
- А ещё… - начал Алёша.
Марья Филипповна невозмутимо созерцавшая происходящее, проронила:
- Представляю, как он будет носиться по деревне за какой-нибудь маленькой мышкой весь такой большой, косолапый.
- Ой! – испугалась Татьяна Матвеевна, - а если он кротовые норы разрывать станет?.. Я недавно клумбы засеяла цветочками многолетними, хризантемы посадила.
Казалось, бабушку от таких слов разбил паралич. Безмолвно смотрела она на несчастный пушистый комок, вращающий глазами в поисках чего-нибудь материнского. Во взгляде бабули бушевало пламя. Но это пламя утихло, на его месте появились слёзы, когда комок поднялся на трясущиеся лапы, и жалобно промычав, двинулся в её сторону. Наблюдая картину, Алёша убедительно пообещал:
- Да не будет он ни за кем носиться. Не сможет. У него такая перинатальная патология, что и трёх метров не упав, пройти не может.
В этот момент медвежонок рухнул, но с завидным упорством стал подниматься, а затем, не обращая внимания на непослушные косолапки, вновь двинулся к бабушке.



Глава №13: Поезд.

Алёша с детства любил слушать стук колёс…
Он лежал на верхней полке и вот уже час разглядывал кем-то оставленную надпись: «Дураки все. Кроме всех!». В этой фразе наверно спрятан был смысл, но Алеша  не пытался его понять, просто рассеяно созерцал буквы. В голове проплывали мысли, и ни одна не задерживалась.
На нижней полке сопел Сергей. Алёша перевернулся на бок, поправил подушку и хотел было заснуть, но его привлёк чей-то тихий разговор. Два человека шёпотом обсуждали. О чём они говорят? - Алёша прислушался.
Первый голос:
- Лозен. Лозен… да, может у него и было безмерно большое сердце, а может не было и вовсе!
Второй голос:
- Я думаю есть два типа мужской любви: любовь к Нечто-женскому Вообще и любовь к одной женщине Всегда.
Первый голос:
- Твой абсолютизм от многодумания, а чем дольше без Них, тем лучше. Море, океан, солнце в него опускается. Я помнится, кричу капитану Воссу: «Вытравливайте ваш плавучий якорь, мы приводимся к ветру лагом»…
Третий голос:
- Вам что делать нечего? Бездельники, хоть серьёзным людям спать не мешайте!
Первый голос:
- Да уж, пора… и людям мешаем.
Второй голос:
- Ничто не помешает им спать.
Первый голос:
- Им же надо заработать деньги на дом, сына и дерево.
Второй голос:
- …новые туфли и шубку – для жены, чулки и бельё - для подружки.
Первый голос:
- А если не спать, то сил работать не будет.

Тишину нарушал лишь стук колёс.
Алёша почувствовал, как будущее: работа, проблемы, старость, ещё не возникнув в реальности, уже подступили и начали давить. Ему захотелось назад в Холмск. Засыпая, он вспомнил Йофино прощальное стихотворение.