Пусть живет...

Весна удалась на славу. Все живое как будто только и думало о том, как занять место под солнцем. Жизнь «брала своё», в самом прямом смысле этого слова.  Деревья, ненасытно всасывая влагу, разбухали и лопались, чтобы выпустить первые листки еще не окрепшей, но уже рвущейся наружу зелени. Трава захватывала предназначенную ей землю, ползя во все стороны колючим ежиком своей зеленой щетинки. Ветер шелестел прошлогодним мусором, но казалось, что это земля, оживая от зимней спячки, стряхивает с себя последние следы сна.
Андрей шел  по парку, наслаждаясь всем своим существом запахом зелени  и откликаясь на каждое прикосновение ветра. Он был счастлив. Сегодня родился ЕГО сын! Маленький, громко кричащий, живой мальчишка, который тоже хочет взять что-то своё от этой жизни. Он уже требует, бунтует, возмущая пространство вокруг себя и напоминая о своем праве на жизнь.
«Странно, - думал Андрей, - я ведь не хотел этого ребенка, не очень ждал его и не думал о нем до тех пор, пока он не появился на свет. Еще вчера он был для меня просто чем-то, сегодня он уже кто-то и я люблю его больше всех остальных детей на свете. Глупо и не логично».  Но он знал, что никогда не сможет забыть это чувство счастья и гордости неизвестно за что, охватившее его в том момент, когда его сын закричал в первый раз в своей жизни, расправляя легкие. Всего за секунду этот красно-синий комочек превратился в того, кто теперь будет его сыном.
Устав и измучившись почти  не меньше жены, он почти бежал по аллее, не чувствуя ни усталости прошлой ночи, ни предыдущего беспокойства. Ему нужно было еще обзвонить друзей, купить какие-то странные вещи в аптеке, которые ему аккуратно на листочке записала медсестра и выгулять бедную Муську, со вчерашнего дня запертую в квартире и забытую всеми. Он ловил себя на мысли, как ему хочется сказать каждому прохожему, что он теперь отец, что у него есть сын. Андрей осматривал прохожих, пытаясь угадать, есть ли у них дети и сколько.
Почему он никогда раньше не задумывался, что у многих уже есть дети? Вот бабулька впереди тянет за руку упрямо пытающегося убежать малыша. Справа стайка детей несется через весь парк, обгоняя друг друга и пиная новенький звонко хлопающий мяч. «Да и все взрослые, они ведь тоже чьи-то дети», - вдруг пришло ему в голову. Чувства переполняли его, и Андрей искренне вслух засмеялся над своими глупыми мыслями. Он услышал смех в ответ на соседней скамейке и, не задумываясь, обернулся. Через мгновение он застыл в изумлении. То, что он принял вначале за чужое веселье, оказалось плачущей женщиной. По-видимому, именно его смех подтолкнул ее к тому, что она разрыдалась навзрыд.
На вид ей было лет двадцать пять, может быть тридцать, не больше. Скорее всего она была моложе, но ее сильно старили глубокие тени под глазами и выражение полного отчаяния на лице. Одежда на женщине была какой-то странной, не то что бы старой, скорее не модной или вернее старомодной. Длинное драповое пальто, пуховые варежки, изумительно белые и немыслимые бурые ботинки на ногах. Больше всего Андрея поразили варежки. Они никак не вязались с ярким солнечным днем и маленьким черным беретиком, который только слегка прикрывал правое ухо женщины. Андрей собирался продолжить свои путь в аптеку, но что-то, невыносимо знакомое в лице женщины, остановило его и заставило подойти ближе.
Он точно знал, что видел ее раньше, она показалась ему почти родной. Ему показалось, что он вот-вот ее вспомнит, стоит только напрячь память или услышать голос, но ответ ускользал, проваливаясь в уставшем от бессонницы мозге.
- Вам плохо?
Андрей осторожно опустился на скамейку рядом с женщиной, стараясь ее не испугать  и не спугнуть своей навязчивостью. Она медленно повернула головой справа налево, а потом заплакала и быстро закачала головой вверх и вниз в знак согласия.
- Я не знаю, что мне делать. Я беременна, но  не могу родить этого ребенка.
Женщина говорила быстро и четко. Как будто ей хотелось хоть кому-то побыстрее высказать свою боль. Она даже не оглянулась на Андрея, наверное, ей было все равно кому рассказывать.
- Не думайте обо мне плохо. У меня уже есть двое детей, и они еще маленькие. Мишутке два, а Ляльке всего полгода. У меня хороший муж и он ничего пока не знает, но я даже не хочу ему говорить. Он расстроится. Я сама должна принять это решение. Понимаете? Я должна это сделать.
Женщина тяжело вздохнула и вдруг снова заплакала навзрыд как по покойнику.
Всего несколько месяцев назад Андрею пришлось принимать почти такое же решение, но с точностью до наоборот. Он долго и с трудом привыкал к мысли, что у них будет ребенок. Злился, задерживался на работе, придирался к теще, которая настояла на его рождении. И только сегодня он понял, чего мог лишить себя: этого маленького человечка, его сына.
Впервые в жизни он не знал, что сказать. Они посидели молча еще немного, прислушиваясь к шороху листьев и шуму играющей детворы вокруг. Женщина перестала плакать и только глубоко вздыхала иногда, как бы готовясь сказать что-то, но не находила слов. Андрей поправил шарфик и произнес наконец-то то, что уже несколько часов хотел рассказать всему миру.
- У меня сегодня сын родился.
Женщина подняла на него свои заплаканные глаза и улыбнулась.
- Первый?
- Первый.
Андрею стало немного не по себе. Неуловимое сходство женщины с кем-то из его знакомых сверлило его мозг  и не давало покоя.
Женщина удивительно легко поднялась, поправила беретик и пристально посмотрела на Андрея.
- Как вас зовут?
- Андрей. А вас?
- Это не важно. Спасибо вам Андрей. Если это будет сын, я назову его вашим именем. Пусть живет, раз уже бьется его сердце. Ничего, я смогу, я выдержу.
Женщина быстро наклонилась и поцеловала Андрея в щеку, потом так же резко распрямилась и быстро зашагала в сторону метро. Она так ни разу  и не оглянулась, хотя Андрей долго провожал ее взглядом, надеясь увидеть ее лицо хотя бы еще один раз.
***
У родителей уже все спали, когда, наконец, к одиннадцати он с трудом дотащился до их квартиры. Дверь открыл старший брат Михаил и тут же строго предупредил.
- Тише, а то детей разбудишь. Я тут своих на каникулы привез.
Они потихоньку прошли на кухню, чтобы попить чаю. Вернее, им просто хотелось поболтать, пока остальные не могут им помешать. Андрей пересказывал все события прошедшего дня и ночи. В деталях описывал, что и где купил, и как с трудом втиснулся с коляской и кроваткой в лифт, а соседи уважительно остались на первом этаже ждать своей очереди. Как «околоподъездная» тетка Маня долго давала советы по воспитанию детей, которых сама видела только по большим праздникам, когда забирала из круглосуточного садика. Как обзванивал друзей и успел съездить даже к сестре Ленке за ванночкой.
Чай уже кончился, но, не смотря на дурманящую усталость, расходиться спать не хотелось. Андрей достал из серванта старый альбом с фотографиями и медленно перелистывал, пытаясь найти те, на которых он был совсем маленьким. Ему очень хотелось, чтобы сын был похож на него. На этой они с Мишкой и Ленкой втроем, первая цветная фотография. Все стриженные после ветрянки, как новобранцы. Даже красавица Ленка с ее маленькой челкой больше похожа на мальчика. А здесь он уверенно учится сидеть. А на этой он с мамой… Фотография задрожала. Картинка расплылась, и Андрей часто-часто заморгал, чтобы получше рассмотреть молодую женщину в длинном драповом пальто и маленьком беретике на левом ухе, которая держала его на руках. Как же он мог забыть, он ведь так любил эти самые нежные, самые белые варежки на свете…