Последний экзамен

Опять шел дождь. Нет... Лучше начну с другого. Предки мои были "идеальными родителями": отец стоматолог, получал он хорошо и поэтому, наверное, был человеком бескорыстным (лечил всю нашу школу бесплатно), мама - редактор какого-то престижного журнала (никогда не помнил, как он называется). В общем, люди образованные. Интеллигенция, так сказать. Я - единственный ребенок. Второго они рожать не стали: денег тогда было мало, и я, трехлетний, все время хотел есть. Единственный. Аж до 15-ти лет. Был. А потом пошел дождь. И у мамы стал расти живот. Весна, короче. Предки уже не переживали из-за денег (мы, как говорила бабушка, давно миновали "порог будности") - они, вроде, насчет меня нервничали. Типа того что ревновать буду, или комплексы вдруг появятся... А я вовсе не беспокоился... Но они подолгу шушукались на кухне, ругались даже. Они растили меня с 15 лет, но абсолютно не врубались, что мне плохо, а что хорошо. Мне было, по сути, все равно, а может, я бы даже не прочь был иметь брата, ну или сестру.

Шел дождь, поэтому мне ужасно хотелось спать. А надо было вставать в школу - сегодня я шел туда только потому, что были мои любимые предметы: история и литература. (По правде, я всегда вставал к первому уроку, но в школе бывал редко.) Историк мне нравился потому, что был единственный "реальный" мужик в нашей округе, а литераторша никогда не грузила, как другие учителя, и нам всегда было интересно на ее уроках. Я сделал вид, что позавтракал, вытащил у мамы из кошелька сотню, и вышел на улицу без зонта, хотя из-за двери я в стотысячный раз слышал: "Сынок, возьми зонтик!" На самом деле, мне в то время очень хотелось заболеть: вымокнуть до нитки и долго мучиться приступами бронхита, никуда не вставать с раннего утра - и иметь на это полнейшее право. Чтоб никто не занудствовал над ухом ни в школе, ни дома. Но (как на зло!) дождь меня не брал, пиво холодное тоже. Так что я брел в школу в ботинках, полных воды, без зонта, только лишь с ручкой и дневником на дне рюкзака.

Народу было немного, как обычно на первых двух уроках. Цербер, наша завуч, попыталась наехать на меня из-за отсутствия сменки, но я быстро прошмыгнул на лестницу, оставляя за собой лужи грязи и втихаря оттопыривая в ее сторону средний палец.

- Вы только не удивляйтесь, что я так подробно описываю этот день, - я ничего не придумал. Просто помню его хорошо, и все, доктор.
- Можешь называть меня Татьяна...
- Ну уж нет, фокус не пройдет: не пытайтесь заигрывать со мной, доктор, - не надо втираться в доверие, я и так все расскажу.

Так вот. Я бежал по лестнице, глядя себе под ноги, и думал: "Надо же, с утра уже все заплевали! И куда, интересно, подевалась эта дура-уборшица?" На третьем этаже по дороге в класс я прижал к стенке пару-тройку "отбившихся от стада" семиклашек. Они чуяли, что я старше, и не возникали. (За что я стопудово был благодарен своим старикам, так это за мой рост - у нас в классе многие были ниже даже этих мелкашей, представляете, как им было хреново.) За парту я сел еще до звонка - такое со мной уж точно не часто случалось. Но Сан-Пан (наш историк) обещал кино: того времени, про Первую мировую, если мы будем хорошо себя вести, конечно. Я вовсе не собирался "хорошо себя вести", мне просто было интересно, да и все эти разговоры Сан-Пана про поведение были так, для прикрытия ( ну то есть, если вдруг начальство заявится). А фильм бы он нам и так показал. Все сидели в ожидании звонка, даже девчонки, - и видно было, что ждать уже невмоготу. Сан-Пан опоздал почти на пять минут, он не стал делать перекличку: весь класс был на месте. Я оглянулся по сторонам: нет, кого-то не хватает. Не было Серьги. (Вообще-то его звали Семен, но эта кликуха к нему приклеилась из-за того, что он у нас единственный из всех пацанов носил серьгу в ухе. Причем, не какую-нибудь маленькую, как некоторые парни из 11-х, а обязательно с фишкой - ну там с пацификом или пером.) Я подумал: "Ну конечно, зачем нам эти убогие школьные просмотры, нам все дома уже показали просветленные предки". Вообще Серьга был тот еще жук, постоянно выделывался. Зато с ним было всегда интересно, и, в общем, он был моим другом. Он меня иногда подбешивал, конечно, но остальные были уж слишком скучные.

Фильм был реально прикольный, и я остался на второй урок. Там был опрос: нужно было рассказать о своем впечатлении об увиденном, ну и всё прочее. Все наши как-то глупо бекали и мекали, и мне эта бодягя надоела. Я взял у девчонок листок, написал, что думаю о фильме, сдал работу и отпросился выйти. Сан-Пан меня, как обычно, отпустил, только сказал, чтобы я не забыл взять оценку за свои каракули после урока. Я дождался звонка в туалете, пока курил отцовскую "пелл-меллину". А когда я шел в класс, меня настигла математичка и грозно напомнила, что ее урок - следующий. Я поклялся, что непременно буду, но, забрав свою законную четверку по истории, незаметно прошмыгнул мимо кабинета алгебры и смылся из школы. Решил, что пойду домой к Серьге, раз он забил сегодня на учебу. Дождь кончился, но я не пропускал ни одной лужи, и поэтому, когда я подходил к его пятиэтажке, ноги снова были мокрые. Странное дело, в детстве, стоило мне хоть каплю замерзнуть или промокнуть, я тут же подхватывал простуду, раз десять болел ангиной, а в третьем классе пропустил целую четверть из-за какого-то гриппа. Но теперь дождь на меня не действовал, и я почему-то (будто бы мне снова было шесть лет!) представлял себе, что мокрые ноги превращают меня в отчаянного героя, который совершает трудное путешествие в далекую и неизведанную страну.