Любимые цветы

Гл.1

Если бы этот диван из натуральной кожи оказался сейчас в квартире Рона, то он бы тут же прямо на нём и заснул. Рон закрыл глаза и попытался успокоиться. Сегодня у него была вторая встреча с его психологом Риной. Рон ещё раз сказал себе, что он не болен, что у него, как и у многих других людей, свои жизненные сложности и что психологи существуют для того, чтобы помочь людям разобраться в проблемах и подсказать направление к их разрешению.

В прошлый раз они говорили, казалось, о пустяках, но Рон постоянно следил, как Рина почти не переставала делать какие-то записи в свой большой журнал. Диктофон на столе Рины не выключался. Ему бы очень хотелось заглянуть в её тетрадку, но это было против правил и, не исключено, что повредило бы всей процедуре. А ещё ему бы хотелось получше рассмотреть её ноги, но тогда он уж точно не сможет сконцентрироваться на своих проблемах… Но, может, это и было решением – хоть на время отвлечься и немного успокоиться. Правда, сегодня у него нет необходимости вспоминать о своём детстве, сегодня всё должно быть намного проще - ему было велено рассказать о своих злоключениях, не беспокоясь о хронологии. Следует рассказывать обо всём том, что придёт в голову и не пытаться давать оценку происшедшему. Главное – выговориться и позволить Рине разобраться во всём с научной точки зрения.
И Рон приступил к рассказу.

Я бы не сказал, что во что-то или в кого-то особо верил, но и совсем свободным от всякого рода суеверий тоже никогда не был.

Перед своей первой свадьбой я не обращался с молитвами к Всевышнему, но подать нищенке, стоявшей перед входом в зал торжеств, посчитал необходимым. Насколько эта нищенка нуждалась в деньгах и была ли она вообще нищенкой – неизвестно. Ясно только то, что в отличие от кошки она хорошо разбиралась в приметах и поэтому в нужном месте и в нужное время протянула руку и настойчиво посмотрела мне в глаза. Жалости у меня не было, тем более что, как мне показалось, она и не пыталась скрыть насмешку, мол, куда ты денешься, всё равно раскошелишься. И я раскошелился. Хотя, как оказалось, пожертвованные деньги мне никакой помощи не оказали. Нет, мне не жаль той мелочи, но и избавиться от чувства, что меня просто-напросто провели – совсем непросто.

Сразу после росписи нельзя отказывать нищим. Почему? Плохая примета. То есть, надо дать и всё будет хорошо. Обойдётся. Так почему же моя первая жена упала с балкона четвёртого этажа? Может потому, что я с теми деньгами распрощался не с радостью, а что называется, отдал их скрепя сердцем? А то, что я их всё-таки отдал, не считается?!

В фильмах если и падают с балкона, то прямиком в мусорный бак или на пышную крону дерева или в стог сена. Под нашим балконом сена не было, был ровный асфальт.

Первое, что было сделано – меня потащили допрашивать. То есть, у них не возникло мысли меня утешить, как-то успокоить, нет, меня просто-напросто решили упрятать в тюрьму. Какие отношения у меня были с моей женой? Часто ли мы ссорились? Где и с кем я был, в то время когда моя жена летела с балкона? Отвечаю на их вопросы, а сам так чётко вспоминаю, как сунул нищенке в руку денег надеясь, что у нас всё обойдётся. Может потому, что денег я дал лишь на одного, она упала, а я остался цел и невредим? Может мне следовало ещё тогда договориться с той попрошайкой, и заплатить сразу за двоих? Если так, то виноват я.

Или всё дело не в подаянии, а в том, как и из какого материала, строили балкон?

И уже я звоню следователю. Оказалось, что это направление ими отработано. Инженер, проектировавший здание, уже отсидел положенный срок за другой сорвавшийся на голову прохожему балкон. В нашем случае, сорвался не балкон, а лишь его ограждение, что не рассматривалось как отдельное преступление. За ошибки в проектировании дома он уже отсидел. Если можно так выразиться – глобально отбыл срок за все погрешности в проектировании. И какие бы новые части дома не продолжали отваливаться, инженера больше судить не станут.

Лиза, моя первая жена, упала лицом вниз. По правилам, я должен был её опознать. Мне было достаточно посмотреть на её ноги безупречной формы, чтобы не испытать малейшего сомнения, что передо мной она.
Лица её я так и не увидел, решили мне его не показывать, а я не настаивал.

После того, как Лизу подняли с асфальта, её попытались привести в порядок, но у них ничего не получилось. Так, заколотив гроб, Лизу похоронили, не дав родственникам взглянуть на неё в последний раз.

Не знаю как другие, но после того, как засыпали землёй гроб, мне довелось её увидеть ещё раз. Это было в первую ночь, после похорон. Было достаточно темно, но я видел её очень чётко. Волосы полностью закрывали лицо Лизы, и она, резко взмахнув головой, откинула их назад. У меня перехватило дыхание. Я боялся пошевелиться, но когда вместо лица, превратившегося в сплошную рану, я увидел перед собой мою Лизу без единой царапины или синяка, то тут же успокоился, сообразив, что сплю. Ещё я понял, что ей не терпится мне что-то сказать. Я не стал кричать самому себе «проснись!» и не попытался ущипнуть себя. Мне было приятно, что на её милом личике не видны следы асфальта. Я понимал, что Лизы больше нет, что она умерла, и по её грустному выражению лица, мог догадаться, что и для неё это не было тайной. Я улыбнулся как можно приветливей и махнул рукой, типа «привет!».

 «Привет!», - услышал я.
Ну да, это был голос Лизы. Она, не мигая, смотрела на меня, и в её взгляде было столько грусти и страдания, что я тут же засомневался, сплю я или нет?
- Рон,- тихо сказала она,- я знаю, ты не большой любитель животных, но завтра, когда тебе попадётся брошенный всеми чёрный котёнок, возьми его к себе.

Я лишь кивнул в ответ.
- Да,- произнесла Лиза, как будто что-то вспомнила,- назови её Принцессой.

Она собралась уходить, но тут вдруг обернулась и сказала:
- Я не буду тебя больше беспокоить, хотя мне тебя всегда будет не хватать.


* * *

Утром, проснувшись, я тут же вспомнил мою беседу с покойной. Тогда, в ответ на её просьбу я покорно махнул головой, мол, возьму котёнка, и поэтому чувствовал себя связанным обещанием.

Я котов не люблю. Не переношу их запах. Надо не забывать их кормить, убирать за ними, менять песок, покупать молоко… И потом, мне всё это приснилось! Это из-за переживаний о потере близкого человека. Отсюда всякие вещие сны.

Я мог ещё много рассказывать себе, но когда я собирался выйти из дома, то был почти уверен, что мне обязательно попадётся черный котёнок.

И он попался. Сначала я отвернулся, посмотрев на проезжающую мимо машину, но он жалобно и достаточно громко мяукнул. Я просто не мог притворяться, что не вижу его. Я согнулся и внимательно присмотрелся к зверю. Он был пушистый, чёрный и смотрел как-то очень требовательно. Прочтя в моём взгляде определённую неуверенность, он ещё раз пискливо мяукнул. Я аккуратно поднял его с земли и вернулся домой.

Только мы вошли в квартиру, как котёнок, ни секунды не сомневаясь, направился на кухню. Я погрел немного молока, и пока животное насыщалось из блюдечка, размышлял, как мне теперь быть.

Для начала я его, как мог, продезинфицировал и даже расчесал. После осмотра животика, пришёл к выводу, что мой зверь женского рода, то есть, кошка. И уже не сомневаясь, назвал её Принцессой.

Маму моей покойной жены зовут Жанна.
Вот я не знаю, как правильнее сказать: моя покойная или моя бывшая жена? При упоминании о покойнице меня сразу начинают жалеть. Я этого не люблю. Поэтому, я говорю: моя первая. Но, как быть с мамой моей первой жены? Если бы мы были в разводе, то я называл бы её своей бывшей тёщей. Но, так как умерла моя жена, а не её мать, то называть тёщу бывшей вроде как не правильно. После развода я бы прекратил быть родственником её мамы, но поскольку она (моя жена) умерла, то её мать продолжает оставаться моей родственницей.

Жанна частенько приходила ко мне. Я её терпел. В глубине души я был ей благодарен за то, что она, сразу же поверила, что я не толкал её дочку с балкона. И не только потому, что в этом доме это был не первый случай со смертельным исходом, просто она мне верила и всегда хорошо ко мне относилась.

Жанна подняла с пола мою Принцессу и, нежно так, начала поглаживать её за ушком.
- Лиза очень любила животных. Особенно кошек,- задумчиво произнесла она.- Только я вот ей не разрешала держать их в доме.

Мне не хотелось рассказывать Жанне о своих ночных видениях и говорить, что у неё на коленях, возможно, сидит её дочь.
- Рон,- вдруг сказала она,- тебе бы не мешало с какой-нибудь девушкой познакомиться. Не хорошо быть одному.
- Если бы я нашёл девушку, у которой мать была бы похожа на вас, то я бы даже и жениться мог,- ответил я, в полной уверенности, что говорю правду.

Но это оказались пустые разговоры.
Когда через полгода, я познакомился с Линой, то даже не поинтересовался, есть ли у неё родители. Врать не стану, боль от потери моей первой не прошла, но она была уже не такой острой. Боль, можно сказать, притупилась, как если бы Лиза упала не лицом в асфальт, а просто на землю или даже на траву.

Когда я с головой окунался в бездонные серые глаза Лины, мне казалось, что я полюбил впервые и что сильнее этого чувства ещё ничего не испытывал. А когда я видел, как Принцесса, ворча, трётся спиной о ноги Лины, то уже не сомневался, что нашёл ту единственную, с которой буду всегда и до самого конца.

Год со смерти своей первой я отметил бракосочетанием со своей второй – Линой.

Она, как и Лиза, тоже очень любила животных и поэтому мы втроем с Принцессой зажили счастливо. Лина очень хотела обзавестись птичками, но перед этим я должен был пообещать, что не буду забывать их кормить, если, по какой-то причине Лины не будет дома. Поскольку на мне лежала забота о Принцессе, то я не очень торопился принять на себя дополнительные хлопоты, и поэтому приобретение певчих всякий раз откладывалось. Пока не настал тот злополучный день.

Я с самого утра чувствовал беспокойство. Но это не могло послужить причиной, чтобы в очередной раз не пойти на птичий базар. Лина бы подумала, что я не люблю птиц и не хочу сделать ей приятное. Поэтому мы отправились за пернатыми. Погода стояла хорошая, и мы решили весь путь проделать пеши.

Не успели мы перейти улицу, как вдруг Лина вскрикнула, хлопнув ладошкой себя по лбу.
- Рон, жди меня здесь, я мигом вернусь,- почти скороговоркой произнесла она и бросилась назад к нашему дому.

И тут суждено было сбыться моим надеждам, не расставаться с ней до самого конца.

Когда Лина бросилась бежать назад, то даже не посмотрела по сторонам и проезжавшая на скорости машина отбросила мою любимую на противоположную сторону дороги. Машина не остановилась, и я даже не заметил её номеров. У меня перехватило дыхание. Как завороженный я лишь пронаблюдал за траекторией полёта Лины. Она упала, ударившись виском о каменный бордюр.

Лина лежала совсем близко от того самого места, где ещё год назад нашла свою смерть моя первая...
Увидев, как вокруг головы моей любимой вязкой лужей медленно растекается кровь, я закрыл глаза, и про себя продолжил отсчёт, тихо произнеся «вторая».

 * * *

И снова кабинет следователя, и снова подозрительные взгляды. Почему мы шли вместе, а под машину попала только она? Может, я случайно толкнул её? То есть, мы могли поссориться, и я оттолкнул её, а она, потеряв равновесие, попала под колёса проезжавшей машины? И как это я не запомнил номер этой машины?! Может в ней сидели мои друзья, с которыми я вступил в сговор? Если я признаюсь, то мне ничего не будет. Нет, ну отсижу какой-то там минимальный срок, но на душе будет спокойно, и кошмары по ночам мучить не будут.

И всё это вместо того, чтобы оставить меня в покое!

А может это способ как-то отвлечь от чёрных мыслей, чтобы я вдруг не задумал чего дурного с собой сделать?

Нет, это было бы слишком мило с их стороны.

Мне удалось заснуть только на третий день после гибели Лины.
- Рон,- услышал я знакомый голос моей второй. - Только не включай свет,- поспешила добавить она.

Я постепенно начинал привыкать к визитам покойников. Мы были в полумраке, но по голосу и знакомым очертаниям, я узнал Лину. Я даже разглядел, как прилипли окровавленные пряди волос к её левому виску. Странно. Перед тем, как положить её в гроб, Лину помыли и одели во всё чистое… Она и в жизни была очень мнительной.
- Ты снова один с Принцессой,- сказала она.
- Ты мне снишься,- скорее констатировал, чем спросил я.
- Да. Лучше так. Приди я к тебе вечером, когда ты один… у тебя могли бы появиться комплексы.

Я не стал ей говорить, что если бы она пришла ко мне тёмным вечером, когда я был один в доме, то я просто мог бы свихнуться. Если только помешательство она не причисляет к комплексам.
- Ты, почему вдруг решила вернуться домой?- вдруг вспомнил я, как Лина угодила под колёса автомобиля.
- Знаешь, я как раз очень жалею, что тогда поспешила. Надо было хотя бы по сторонам посмотреть, как в школе учили… Но я вдруг вспомнила, что пообещала Жанне книгу о вкусной и здоровой еде… Думала за пару минут смотаться… Вот, смоталась!- тяжело вздохнув проговорила она.

Мне тоже было её чертовски жаль, но я никак не мог найти слов, чтобы как-то утешить её и поэтому молчал.
- Рон, мы ведь собирались птиц купить, помнишь?

Я сразу понял, к чему она клонит. У меня уже был определённый опыт.
- Так вот, сходи завтра в магазин «Живая природа» и купи жёлтого попугайчика-самочку. Назови её Ликой. И чтобы клетка попросторнее. Не скупись.

Мне показалось, я расслышал, как она вздохнула и, не попрощавшись, рассеялась в полумраке сна.

Утром я вспомнил весь сон до малейших подробностей. Если так будет продолжаться, то моя квартира превратится в настоящий зоопарк. Я бы мог проигнорировать просьбу моей второй, так как это был всего лишь сон. И я бы так и поступил, если бы не решил сначала кое-что выяснить. Так, для себя.

Я позвонил Жанне.
После того, как мы обменялись впечатлением о похоронах, я рассказал ей об увиденном сне.
- Рон, ты должен сегодня же купить попугая,- категорично заявила она.
- Но его надо кормить, поить… Надо знать чем и когда. И не забывать…
- Тебе в магазине всё расскажут,- успокоила меня Жанна.
- Жанна, я вот вспомнить никак не могу. Лина обещала тебе что-то принести. Ты не знаешь о чём это она?

Моя тёща немного помолчала, и мне показалось, что я вижу, как вдруг она подняла брови и, широко раскрыв глаза, проговорила: «Ну да, она мне хотела подарить поваренную книгу!»

Я понял, что должен купить попугая.

В этот же вечер нас уже было трое: я, Принцесса и попугай Лика.

Первое, что я узнал – попугаев нельзя кормить петрушкой, это может привести к гастриту. Лучше всего кормить специальным кормом. Но надо следить, чтобы не перекормить и выпускать летать по комнате, чтобы не ожирела. Так что, мне приходилось подсчитывать, сколько семечек она уже съела и достаточно ли времени полетала по квартире. А что делать? Лику я выпускал летать только после того, как плотно кормил Принцессу – это, чтобы усыпить её охотничьи инстинкты.

Приходил следователь Дима. Выразил свои соболезнования. Сказал, что меня преследует злой рок, и посоветовал больше не испытывать судьбу. Сказал, что хоть он мне и верит, но после третьих похорон я уж точно загремлю в тюрьму.

Дима подержал у себя на коленях Принцессу, затем попересвистывался с Ликой. Потратил минут пятнадцать, пытаясь заставить её повторить за собой «не женись!» и «тюрьма».

Когда он уходил я сказал, что теперь я уж точно не женюсь, что хватит с меня всех этих похорон, что, наверное, следует смириться с судьбой.

И это были не просто слова - я твёрдо верил, что больше не женюсь. И вера моя была непоколебима до того самого дня, пока, ровно через полгода, я не встретил Риту.

В первый же день нашего знакомства мы почувствовали влечение друг к другу. Никто из нас не предпринял попытки этого скрыть. Мой траур не заглушил учащённого сердцебиения и не заставил меня отвернуться от внезапно вспыхнувшей страсти.

И вот я провожаю Риту домой, держа её за руку. И она не позволяет мне попрощаться с ней, потому что не хочет прощаться. Рита не отпускает моей руки и тянет за собой на второй этаж.

В то время пока вещи, которые только что были на нас, разлетаются по разным сторонам спальни, я не могу собраться с мыслями и рассказать ей всю правду о себе. Я решил, что она должна знать обо мне всё. Пусть лучше от меня, чем от посторонних людей она узнает о ещё совсем свежих могилах в моём недавнем прошлом. Я ничего не успеваю ей сказать. Она прижимается ко мне своей упругой круглой грудью, обхватив меня своими длинными ногами, левая рука на моей пояснице, правая на затылке… Её действия мешают мне сосредоточиться и рассказать всю правду о себе. Я забываю о Принцессе, о Лике, ожидающих меня дома. Я даже не слышу, как поворачивается ключ в замке входной двери квартиры Риты.

Потом я понял, что если и не рассказал ей всё о себе, то не должен испытывать особого чувства вины, так как и Рита не была со мной до конца откровенной. Отдавшись страсти, она не успела признаться, что уже более пяти лет как замужем. Причём муж, как оказалось, очень ревнивый и грубый. Он постоянно следил за Ритой, при малейшем подозрении закатывал ей грандиозные скандалы, ну а с мужиком, попавшим под подозрение, разбирался отдельно. «Разбирался» - это, безусловно, эфимизм. Речь даже и не шла о словесных войнах, в дело вступали кулаки или любые другие предметы, случайно оказавшиеся под рукой этого взбесившегося самца.

Как оказалось, он уже несколько дней следил за нами и, почуяв неладное, сообщил Рите, что ему необходимо срочно отправиться в командировку. Он даже, для маскировки, купил билеты на самолёт, чтобы у неё не возникло никаких подозрений. Но вместо того, чтобы уехать, он караулил из подъезда напротив, боясь, что его Рита изменит ему.

И она изменила. Не предупредив меня! Во-первых, мы могли то же самое проделать и у меня дома. Во-вторых, я с чужими жёнами любовью не занимаюсь, поскольку это грех, прелюбодеяние. Поэтому, будет правильней перевести это моё правило в раздел «во-первых». Я не собирался подниматься к ней в квартиру - это Рита крепко взяла меня за руку и потащила за собой. И потом, откуда мне было знать, что она замужем да ещё за нервнобольным?!

Всё это я бы мог привести в свою защиту дай он мне высказаться. Но мне не была предоставлена такая возможность. Я в ужасе смотрел как этот ненормальный, вскочив на нашу кровать, наносил мне бесчисленные удары кухонным ножом в спину, разбрызгивая во все стороны мою кровь.

Мне не было больно, боль прошла сразу же после первого удара. Мне было муторошно. Наблюдал я за происходящим со стороны, как если бы смотрел театральное представление. Рита в крови без сознания лежала на полу у кровати, муж-садюга весь в моей крови сидел на мне неподвижном, а я сам безучастно смотрел на весь этот ужас из-под самого потолка спальни.

Потом без всякого перехода передо мной вдруг оказалась моя тёща Жанна. Причём она плакала не из жалости ко мне, а из страха, что общается со мной. Она пыталась себя уговорить, что я ей приснился. Но это не было правдой – я чётко ощущал её присутствие и мог поклясться, что всё происходит наяву.

Я не знал, как долго мы сможем с ней общаться, и поэтому попросил её позаботиться о моём зверинце. Чтобы как-то успокоить её, я по традиции, попросил приобрести щенка и, чтобы быть более конкретным, даже указал породу. Это должен был быть далматинец.




 Гл.2

 
- Тебе не надо вскакивать всякий раз, когда я задаю вопрос. Ты не на работе и можешь отвечать мне лёжа.

Скоро исполнится полгода с первого визита Рона к своему психологу Рине, но неловкость от общения с ней, в то время как он лежит, всё никак не проходила.
- Рон, когда ты уходишь с работы, тебе не следует снова и снова мыслями туда возвращаться и, тем самым, продолжать свой рабочий день. Тебе надо освободиться от всех неурядиц и производственных проблем. Им никогда не будет конца, чего не скажешь о здоровье.
- Док, я и вправду много работаю, но меня раздражают не только мои сослуживцы. У меня ещё есть соседи, все те, кто стоит передо мной в очереди в кассу или стучит вечером в мою дверь, выпрашивая пожертвования.
- Это реалии, от которых, к сожалению, не спрятаться и нужно научиться с этим жить.

Рон лежал на кожаном диване своего психолога и, прищурив глаза, рассматривал её ровные ноги. Ему надо было научиться отвлекаться от постоянного давления на работе, от козней сослуживцев, от завистливых взглядов соседей. Чтобы там не происходило на производстве, но, вернувшись домой, он должен был оставить всю эту суету. Попытаться обо всём забыть.

Рон заметил, что лучше всего у него это получалось лёжа на диване у Рины. Особенно, когда она садилась перед ним и скрещивала ноги. Правда, в этом он ей не признавался.

Рина включила диктофон и раскрыла тетрадь, куда по ходу беседы записывала возникающие вопросы. Рону очень хотелось, заглянут в эту тетрадку. Ему бы очень хотелось прочесть, как Рина, взволнованной рукой, написала «Боже, как мне удержаться и не лечь рядом с ним?!»

Как ученик влюбляется в учительницу, так и больной может начать испытывать влечение к своему врачу. Рон попытался взглянуть на Рину с этой позиции, но у него ничего не получалось. Какой бы ещё придумать довод, чтобы чётко сосредоточиться на своих проблемах, а не на расстегнутых трёх верхних пуговицах белой сорочки врача. Он понимал, что достаточно большая грудь Рины испытывает определённое стеснение, но тогда пусть вообще снимет сорочку. А с лечением как?
- Так как прошла неделя?- спросила она.

Рону непросто было отвести взгляд от четвёртой пуговицы, готовой в любое мгновение высвободиться из петли. Он боялся пропустить это событие.
- Как всегда на нервах,- всё же ответил Рон и заставил себя посмотреть врачу в глаза. – Рина, продолжал он,- чтобы попусту не нервничать, я, как ты меня учила, пытаюсь всё анализировать. Правда, на эти анализы не всегда есть время. Позавчера заскочил во время работы домой. Взял кое-какие бумаги. Выхожу. Сосед перегородил машиной выезд со стоянки. А я спешу! Время на анализ нет. Подымаюсь на второй этаж. Тарабаню в дверь. Я, конечно, и позвонить бы мог, но мне хотелось дать выход эмоциям. А ещё больше мне хотелось постучать по голове моего соседа. Он открывает дверь и орёт на меня, почему я расстучался? Вместо того чтобы ответить, я примеряюсь, с какой стороны мне лучше съездить ему по физиономии. Уверен, он не ходит по психологам как я, но анализировать ситуацию может. Не успев и слова услышать от меня, он снимает с вешалки ключи от машины и спускается вниз, чтобы убрать машину и дать мне выехать. Оказалось, что он тоже ненадолго заскочил домой и не думал, что я уже собираюсь уезжать. Я стараюсь не принимать происходящее близко к сердцу, а проанализировать ситуацию и посмотреть на всё как бы со стороны, как если бы всё это было не со мной. Я не хочу ему напоминать, что он уже не в первый раз преграждает мне выезд. Мне даже показалось, что у меня пропало желание разрядить мою беретту в его башку.

Рон опять приподнимается на диване и Рина снова укладывает его, призывая расслабиться.

Это хорошо, что она не носит брюк как все, подумал Рон, прищурив глаза, внимательно рассматривая скрещенные ноги своего доктора. Затем, пытаясь успокоиться, он закрывает глаза.

Приехали заказчики и сейчас они в кабинете директора, готовые подписать последнюю версию договора. Последняя версия, над которой Рон корпел вчера весь вечер, покоится на его письменном столе дома. Вот так – написал, а на работу папочку захватить забыл… Но ничего, пусть попьют сока с пирожными, а он мигом смотается домой за папочкой.

Анализировать упрёк в глазах директора у Рона уже нет времени и, превысив скорость, он едет к себе домой. Вот он взбегает по лестнице. За каких-то пять минут ему удаётся разыскать папку. Стараясь ничего не упустить, проверяет все ли документы на месте и снова мчится вниз по лестнице.

Тут он почувствовал, что стал задыхаться. Но не от физической нагрузки – выезд его машины преграждает форд соседа.

Быстрым шагом, но не переходя на бег, Рон поднимается на третий этаж, нажимает на кнопку звонка и не убирает палец, пока перед ним не распахивается дверь. Вытаскивая из-за пояса свой чёрный пистолет, он для верности прижал флажок предохранителя, чтобы случайно не выстрелить, и резким движением наносит удар прикладом в челюсть обалдевшего от неожиданности соседа. Тот, потеряв равновесие, падает назад, ударяясь затылком о стену. Рон засовывает беретту обратно за пояс, снимает с вешалки ключи и возвращается к машине.

Только когда он сел за руль и захлопнул за собой дверцу, до него стал доходить весь абсурд происшедшего. И он уже не давит на газ, а закрывает глаза и кладёт голову на руль.
- Надеюсь, что ты сказал всё это лишь для красного словца. Это я о твоём «желании прострелить голову соседа»!- вдруг слышит Рон голос Рины.

Он приоткрывает правый глаз и видит перед собой своего врача.

Значит, ему всё привиделось, всё было не по-настоящему.

Рон облегчённо вздыхает и, провернув ключ зажигания, всем корпусом поворачивается назад, чтобы выехать, наконец, со стоянки. Но, перед ним всё тот же форд соседа.

Рон вскакивает с дивана и широко раскрытыми глазами смотрит на Рину.
- Рина,- почти шепотом произносит он,- у меня раздвоение личности…

Рина тоже встаёт с кресла и подходит к Рону.
- Рина, я боюсь, что меня даже не двое, а трое,- дрожащим голосом произносит Рон.
- Интересно, хоть кто-то из этих троих обратит на меня внимание?- с намёком на улыбку произносит Рина и, ухватившись двумя руками за рубашку своего подопечного, ложится на диван, увлекая Рона за собой.

Рон теряет равновесие и падает на своего доктора. Причём Рина сумела удобно улечься на диване, а он, неуклюже споткнувшись, падает на колени и, уткнувшись носом в обнажившийся пуп Рины, пытается встать на ноги.

Нос уже основательно вдавлен чуть ниже пупа, дыхание на нуле, но Рина на этот раз не разгадала желание Рона высвободиться и, подняв колени, сомкнула их над его головой.

Как рыба вдруг оставшаяся без воды, Рон широко раскрывает рот в надежде глотнуть немного воздуха, но длинные пальцы Рины уже на его макушке и он чувствует, как уверенной рукой она направляет его голову вниз по животу.

Он ощущает влагу на подбородке, но воздуха по-прежнему нет. Если так будет продолжаться, то он просто задохнётся. Рон уже начал представлять, кем он будет в следующей жизни. Он мог перевоплотиться только в богомола, самка которого откусывает своему партнёру голову прямо во время совокупления. Он даже не сомневается, что в результате перевоплощения станет самцом.

Рон должен подняться и обязательно вздохнуть полной грудью. Из-за недостатка кислорода у него помутнело в глазах. Но ежедневные занятия спортом не прошли даром и, мотнув головой, Рон находит в себе силы подняться. Перед ним рассвирепевшее лицо какого-то мужика, которое вдруг закрывается появившимся здоровенным кулаком. Он пытается увернуться, и удар приходится в плечо. Удар был таким мощным, что, потеряв равновесие, Рон делает два полных оборота и падает на пол. Лежащего на спине, его переполняет радость, что мужику не удалось попасть по голове. Он не может поверить, что все зубы ещё при нём. «Сегодня удачный день!»,- проносится в голове победный клич. Но Рон отдаёт себе отчёт, что ещё не время радоваться.

Рон фокусирует взгляд на обидчике. Перед ним коренастый мужичок с густыми чёрными бровями и свирепым взглядом. Мужичок в форме полицейского.
- Я вас не вызывал,- произносит Рон, приподнявшись на локте. Его не оставляет надежда, что это всего лишь ошибка. – Это двадцать первая квартира. Меня зовут Рон,- чётко по слогам произносит он, надеясь, что полицейскому так будет проще сообразить, если тот ошибся.
- Говоришь, Рон из двадцать первой квартиры?- ехидно переспросил полицейский, медленно приближаясь к нему.- А я брат Виктора из двадцать четвёртой, которого ты пристрелить собирался.

Рон тут же сообразил, что если Виктор смог пожаловался своему брату, то он, Виктор, скорее всего жив… Сегодня явно удачный день. Но тут он замечает, что брат Виктора не собирается разделить с ним эту радость.
- Может, правильнеё было бы рапорт составить?- попытался Рон напомнить полицейскому о своих служебных обязанностях.
- Я тебе сейчас рапорт на роже нарисую…

Брат соседа подошёл совсем близко к лежащему на полу Рону и, замахнувшись, хотел ударить его в бок своим тяжёлым ботинком, но Рон был готов к этому проявлению чувств. Обеими руками он перехватывает ступню полицейского и резко выворачивает её вовнутрь. Соседский брат вскрикивает не столько от боли, сколько от неожиданности и падает на пол. Рон не выпускает попавшую в его руки ступню и, продолжая её выкручивать, загибает ногу противника почти до самой поясницы. Полицейский не бьёт ладошкой по полу, прося о пощаде, он дико вопит. Конечно, Рону не следовало бросаться на стража порядка, но когда он понял, что его будут бить, то приступить к анализу ситуации или посмотреть не происходящее как бы со стороны у него уже не оставалось времени. Сработала армейская муштра, ему даже показалось, что он снова в армии. Продолжая прижимать ногу, он выхватывает из кобуры полицейского пистолет и наносит короткий удар прикладом под основание черепа.

Рон слышит, как там за спиной открывается дверь.

Ну да, конечно, полицейские не ходят по одному!

Рон медленно поворачивает голову. Перед ним высокий, с широкими плечами и таким же свирепым взглядом, как и у коренастого, полицейский. Рон понимает, что этому будет совсем не просто заломить ногу.

Оценив ситуацию, здоровяк потянулся к своей кобуре.

Оценка ситуации оказалась неточной – он не увидел, что сидящий перед ним вполоборота Рон в правой руке держит пистолет.

«Этого не может быть!»- возмущаясь, подумал Рон – «мне в который раз перекрывают выезд со стоянки, я опаздываю на работу, и за это меня ещё хотят пристрелить!..»

Здоровяк уже вытащил пистолет, но Рон оказывается проворней – он успевает передёрнуть затвор и всадить пулю в правый глаз полицейского.

Рон даже не слышит выстрел, он в ужасе наблюдает как, подогнув колени, без единого звука, подстреленный им мужик валится на пол.

Рон вспоминает, как ударил своего соседа Виктора прикладом по зубам, как тот упал. Затем он спустился к машине. Но не уехал. Конечно же, нет! Он хотел уехать, но забыл отогнать преграждавшую ему выезд соседскую машину. А потом была Рина. Его док, его психотерапевт. Он рассказывал ей о своих переживаниях, а она потянула его к себе на диван. На тот самый диван, на котором он так часто засыпал, под успокаивающие умозаключения с наставлениями... Потом он неуклюже споткнулся, и его голова застряла у дока между ног. Он почувствовал, что ему отчаянно не хватает кислорода, но врач всё сильней и сильней стискивала ногами его голову… Так можно и умереть. Нет, он не боялся смерти, он боялся той позы, в которой ему светило расстаться с жизнью. Ведь если погибнуть, то как герой…

Что если лежащие на полу полицейские не реальны, а чистый бред? Бредовые галлюцинации вследствие недостатка кислорода? Он должен прийти в себя. Он должен доказать себе, что всё это ему лишь снится.

С улицы доносится крик, и затем грохот камней. Кричала женщина, и голос её показался Рону очень знакомым.

Он выбегает на улицу.

Стоянки для машин нет. То есть не то чтобы его мазда отсутствовала. Нет. Напротив его дома вообще нет стоянки.

Когда Рон оборачивается и смотрит на дом из которого только что вышел, то не находит ничего лучшего, как схватиться за голову. Перед ним его дом, но только тот, в котором он жил три года назад … И тут, наконец, он видит причину грохота - на асфальте обломки сорвавшегося балкона и среди этих камней лежит Лиза, его первая жена. Она лежит, уткнувшись лицом в асфальт, утопая в ещё не свернувшейся крови. Три года назад, когда она погибла, Рона не было дома, и он не видел всего этого ужаса. Даже в морге при опознании его освободили от необходимости смотреть на изуродованное лицо Лизы. А сейчас, вот она перед ним… Что это сеанс психотерапии? Или он окончательно мозгами поехал?

Рон решил не приближаться к обломкам балкона и, повернувшись на 180 градусов, опустив голову, уходит прочь.

И тут скрип тормозов, и глухой удар. Он поднимает голову и наблюдает за траекторией полёта своей второй жены Лины.

Он знает, что ей уже ничего не поможет, что через мгновение она ударится головой о бордюр тротуара.

Рон оборачивается назад и понимает, что с ним решили сыграть плохую шутку – на асфальте нет ни рухнувшего балкона, ни его первой жены.

Если это сеанс гипноза Рины, то, придя в себя, он расправится с ней, не передавая её властям.

И он падает, уткнувшись носом во что-то мягкое и тёплое. И ему снова не хватает воздуха. Рон пытается подняться. Он уже не на улице, он в квартире, на кровати. Но под ним не психолог Рина, а его последняя любовь Рита. Этот отрезок из его жизни был совсем свежим, и поэтому, Рон резко оборачивается, надеясь предотвратить тот последний смертельный удар.

Он увидел лишь блеск занесённого над его головой лезвия ножа и снова, как и в первый раз, не почувствовал боли. Как будто какая-то неведомая сила отбросила его в сторону, превратив в стороннего наблюдателя.

Бешеный ревнивец наносил бесчисленные удары по лежащему перед ним бесчувственному телу. Рону было обидно, что он не успел отреагировать. Но, в то же время, он был почти уверен, что это чувство не будет его долго мучить.

Ему стало немного надоедать взирать на этого неугомонного мужика. Почему он не начал со своей жены? – подумал Рон и, не найдя ответа, оглянулся в поисках тёмного коридора, по которому его должны были увести потусторонние силы.

Рон закрывает глаза. Он ощущает давление на виски, которое с каждым мгновением усиливается. И ему кажется, что его голову сжимают ровные, упругие ноги его психоаналитика. Но, может, ему всего лишь это кажется? И подбородок снова влажный, и он уже не посторонний наблюдатель, безучастный к судьбе своего тела, и поза уже не кажется жалкой и снова хочется встать и вздохнуть полной грудью…
«Когда я сосчитаю до пяти, ты проснёшься»,- слышится ему отдалённый голос Рины.

И он начинает считать. Рон не знает, считает ли он один или вместе с Риной. Он продолжает считать, сжимая кулаки, задержав дыхание и отчаянно надеясь, что на этот раз всё будет так, как пообещала Рина – на счёт пять он проснётся.

 Гл. 3

 

- Мне следовало переживать раньше, а не сейчас. Но кто мог представить, что он никуда не уедет, а будет поджидать в подъезде напротив?!- тяжело вздохнула Рита и потянулась за своей сумочкой. – Мне надо было предвидеть,- продолжала сокрушаться она,- но признаться тебе, что я замужем я не решалась. Ты бы меня бросил. Ведь ты же такой правильный… А вот я, как раз, наоборот. Но это не потому, что я порочная, нет, просто судьба обошлась со мной по-свински.

Рита вытащила металлическую фляжку в кожаном чехле, не спеша отвинтила крышечку и сделала два коротких глотка.
- Ты не думай, я не сопьюсь. Просто, когда начинает темнеть, здесь становится немного жутко, особенно если вокруг ни души.

Рита замолчала, словно ожидая услышать одобрение от того, к кому она обращалась. Но ответом была тишина. Она плотно закрутила крышечку и положила фляжку обратно в сумочку.

Рон подумал, что ему следует начать привыкать к её присутствию. Рита приходила каждый день, и из её рассказов он понял, что она не собирается прекращать свои визиты.
- Ты не переживай, она тебе не будет долго надоедать,- услышал Рон голос своей соседки, но даже не вздрогнул.

Соседку звали Ширли. Здесь, на новом месте обитания, она первая с ним познакомилась. Рон не видел Ширли. Он её слушал. И, надо сказать, привык к её голосу и к её рассуждениям. Она была первой особой женского пола, чьи разглагольствования его совсем не раздражали.
- Они вначале часто приходят,- продолжала Ширли,- ты, главное, на неё не обижайся и не думай, что она стала тебя забывать. Это жизнь и с этим надо смириться.
- И зачем, спрашивается, я вздумала за этого урода выйти замуж?!- чуть повысив голос, произнесла Рита и снова полезла в сумочку за фляжкой.
- Значит, ты не знал, что она замужем?- спросила Ширли.
- Я понятия не имел,- ответил Рон и почувствовал необходимость развести руками в стороны, но не знал, как это сделать.- У меня жена попала под машину, и я долго был один и тут вдруг встречаю её. Думал – подарок судьбы, а это оказалась какая-то ловушка…
- Хотя, конечно, уродом его нельзя было назвать. Но он был такой ревнивый, что я была просто обязана ему изменить,- доверительным тоном продолжала Рита.- И потом, ты мне так понравился. Я вдруг поняла, что влюбилась. Первый раз в жизни влюбилась.

Рита сидела прямо на земле у ещё свежей могилы, на которую уже успели водрузить мраморную плиту с короткой надписью «Рон 1970 – 2004». Потом Рита развернула газету и аккуратно вытащила из неё букет белых астр.
- Вот, это твои любимые цветы,- сказала она.
- Это мои любимые цветы,- подтвердил Рон.
- Она помнит, какие цветы ты любишь,- послышался голос Ширли.- Счастливчик…
- Ну, если не принимать во внимание то, где я сейчас лежу, то да, мне крупно повезло.
- Послушай, рано или поздно здесь все окажутся, и, поверь, не ко всем будут приносить их любимые цветы.
- Я бы мог немного повременить,- грустно произнёс Рон.
- Ещё двадцать-тридцать лет погоды не делают. Ты не представляешь, как здесь быстро проходит время.
- Но мне было только тридцать четыре года!
- А мне двадцать четыре, когда в меня выстрелили.
- В тебя стреляли?!
- Да, стреляли. Только я не была в чужой постели. Я была на работе. Я была завотделом в банке. Но какому-то ничтожеству взбрело в голову ограбить банк. У него так трусились руки, что он выстрелил и попал прямо в меня.
- Я даже не подозревала, что можно так сильно влюбиться,- полушепотом произнесла Рита.
- Ты действительно был такой классный или это она говорит, чтобы тебе приятное сделать?- полюбопытствовала Ширли.- Ещё немного и она покончит с собой. Может тогда нам тут станет веселей.
- Если сравнивать с её мужем, то я был просто супер,- ответил Рон.
- А я, между прочим, была красивой,- похвасталась Ширли.- То есть мне не удобно говорить о самой себе, но это чистая правда. И если бы мне удалось полностью избавиться от ложной скромности, то я бы сказала, что была красавицей… У тебя какой рост?
- Метр восемьдесят.
- А у меня метр семьдесят пять плюс каблуки восемь сантиметров.
- Тогда ты мне не пара,- облегчённо произнёс Рон.
- Да шучу я! Я восемь сантиметров в жизни не носила. А сейчас вообще никто на каблуках не ходит.
- Мне даже не надо было смотреть на тебя, чтобы знать, что ты хочешь меня…- тихо продолжала Рита.
- Нет, ну ты посмотри, она всё никак успокоиться не может!- возмутилась Ширли.- Слушай, а что с мужем её сделали?
- Не знаю. Да мне, в общем-то, как-то всё равно,- неуверенно ответил Рон.
- То есть, как это всё равно?! Он же убил тебя!
Рону опять захотелось развести руками.
- Рита, с мужем твоим что стало?- достаточно громко спросила Ширли.
- Конечно, она тебя услышит,- фыркнул Рон.
- Муж твой где? Где муж?- монотонно продолжала Ширли.
- А муж, где и полагается ему – в дурдоме,- сказала Рита.
- Не может быть!- проговорил Рон.- Она услышала!
- Может, может,- подтвердила Ширли.- Многое чего может быть. Нам просто ещё не все известно.
- Так я тоже могу задать ей вопрос?
- Можешь, только не стоит. Она сейчас разговорится и вообще не уйдёт. А чтобы ушла, нам надо подумать о чём-то страшном и это переживание передать ей. Я, когда хочу отправить кого-то домой, вспоминаю, как тот негодяй смотрел мне в глаза и стрелял. Ни с каким фильмом ужасов не сравнить.
Тут Ширли замолчала и почти сразу же Рита поднялась и, отряхнув прилипшие к джинсам комочки земли, сказала:
- Пойду я.
Она ушла, и очень скоро стало совсем темно.

Уже больше месяца Рон находился на городском кладбище в новом пятом секторе в двух шагах от центральной аллеи. Его не столько удивляло, что он оказался под мраморной плитой, сколько то, что ему совсем не было жутко даже в самые тёмные ночи. Он не испытывал радости, что для него всё кончилось на чужом супружеском ложе. Но и то, что его засыпали землёй и сверху шлёпнули тяжеловесную мраморную плиту – эта мысль его тоже не угнетала. Было странно почему так поспешили с мрамором, ведь окажись он в коме, то этот камень не оставлял ему уже никакой надежды…
- Но ведь ты не собираешься всё время молчать?- послышался голос Ширли.
- Послушай, мне не просто справиться с мыслью, что меня больше нет,- ровным голосом ответил Рон.
- Что ты такое говоришь! У нас новая форма существования. Это надо принять и смириться.
- Можешь не сомневаться, что он так и сделает!- послышался глухой голос со стороны.
- Кто это?- спросил Рон.
- Это Гай, утопленник,- представила говорившего Ширли.
- Я спасатель! Я утонул при спасении утопавшего ребёнка,- возмутился Гай.
- Ну да, вы тут все герои,- хмыкнула Ширли. – Только в прошлом году, в рассказе о спасении фигурировала женщина.
- Да, там была ещё и женщина, но я спасал ребёнка. Не мог же я спасать сразу всех!
- Почему же год назад ты не рассказывал о ребёнке?!- не успокаивалась Ширли.
- Потому что это очень тяжёлые для меня воспоминания. Я до сих пор чувствую, как, малыш повис на мне и тянет ко дну. Мне снова и снова не хватает воздуха, и силы покидают меня.
- Я так понимаю, что ты купался, а тут, откуда не возьмись, появился малыш, который камнем повис на шее и, цепко обхватив тебя своими ножками и ручками, потянул ко дну?- подытожила Ширли.
- Ну, сначала я хотел его спасти…
- А что там ещё за женщина была? Не его ли это мать?- спросила Ширли, и Рону показалось, что она прищурила глаза.
- Наверное, его мать. Она кричала, чтобы он отпустил меня.
- Гай, я слышала,- спокойным голосом произнесла Ширли,- что в тот день ты обкурился какой-то травой и, чтобы привести себя в чувство решил окунуться в морской воде. Первая же волна повалила тебя с ног, и ты наглотался воды в метре от берега. А парнишка пытался тебя спасти, но твоя голова оказалась слишком тяжёлой для малыша.
- Это ложь! Я спасал пацана,- стоял на своём Гай.
- Ты тогда здорово обкурился, если продолжаешь верить, что совершил подвиг,- не повышая голоса, проговорила Ширли.

Вдруг наступила тишина. Стороны перестали спорить.
- Ширли, скажи, что всё это ты придумала,- почти попросил Гай.
- Мне очень жаль, но это то, что я слышала после того, как ты поступил к нам,- без ехидства в голосе ответила Ширли.
- Мне тоже очень жаль, если то, что ты слышала не пустая болтовня,- после короткой паузы произнёс Гай.- Но, если бы обстоятельства сложились иначе, мне бы очень хотелось спасти малыша… даже ценной жизни.

Всем показалось, что последние слова были правдой.

И вновь наступила тишина.

У Рона в памяти снова сверкнуло лезвие ножа, и тут же возник вопрос - стал бы он залазить на чужую кровать, зная, что Рита замужем? Пытаясь дать честный ответ, Рон заметил, что прошла очередная ночь, и Солнце оказалось в самом зените.
- Ширли, ты чего молчишь?- спросил он, вдруг испугавшись, что не услышит более голос своей соседки.
- Да вот, воспоминания всякие,- тихо ответила Ширли.

Рон мысленно сдержал глубокий вздох облегчения.
- Какие воспоминания?- скорее, чтобы поддержать беседу, спросил он.
- Вдруг вспомнилось, как этот негодяй в меня выстрелил,- призналась Ширли.
- Я тоже частенько наблюдаю, как меня кромсали. Это что ж мы навсегда обречены на подобные воспоминания?
- Кто-то сказал, что ничего просто так не бывает. И смерть, она не случайна. Нужно найти ответ на вопрос "почему?" Почему она пришла? Следует разобраться в себе, в своих поступках и добраться до логики.
- А когда доберёмся до правды, что тогда?- спросил Рон не веря, что получит конкретный ответ.
- Думаю, тогда получим свободу,- мечтательно произнесла Ширли.
- То есть, я смогу выбраться из-под этого камня?
- Не знаю. Сначала следует покопаться в себе и признать свои проступки.
- И по этой причине ты не щадила Гая?
- Ага. Здесь самообман не проходит. Чем больше нашкодил в прошлой жизни, тем труднее во всём этом признаться. Мы переходим на самообман, отрицаем свои грехи, стараясь не выставлять себя, лишний раз в невыгодном свете, а срок пребывания под плитой от этого не уменьшается.
- Только не говори, что ты до всего этого сама дошла!- послышался голос Гая.
- Ну, да. Мы же женщины не способны логически мыслить! Знаешь, Гай, тебе кроме всего прочего придётся признать себя и женоненавистником.
- А и в правду, откуда у тебя эта информация?- спросил Рон.
- Информация?- переспросила Ширли, и Рону показалось, что она снова подняла брови.- Ты тоже не веришь в способность женщин размышлять?
- Ширли,- не успокаивался Гай,- почему оказавшись на кладбище, ты не перестаёшь оставаться женщиной, хотя половых признаков как таковых более нет? Может всё дело в способности мыслить?
- Опять ты за своё!
- Да. Я хочу послушать, как ты рассуждаешь,- почти без ехидства произнёс Гай.
- Хорошо. Я бы назвала это послесмертным синдромом. Это когда умерший всё ещё идентифицирует себя с телом, в котором находился.
- То есть, то, что положили в землю – это уже к нам не относится?- спросил Гай.
- Думаю, что это лишь воспоминание о былой активности,- ответила Ширли.
- Значит, мы не обязаны всё время здесь находиться …- скорее констатировал, чем спросил Рон.
- Отсюда можно и нужно выбираться. Мне уже всё это окружение порядком надоело,- сказала Ширли.
- А из-под плиты как выбраться?- поинтересовался Рон.
- Между нами две могилы пустые. То есть, мощи на месте, но хозяев больше нет. Они покинули это место ещё в прошлом году.
- Почему ты не ушла с ними?- спросил Рон.
- Я не успела найти причину моей смерти. Тогда я ещё не знала, почему он в меня выстрелил.

По тому, как была произнесена последняя фраза, Рону показалось, что у Ширли уже имеется ответ.
- Ты знала этого мужчину?- спросил Рон.
- Нет. Дело не в нём.

Рону очень хотелось расспросить подробнее, но он не желал показаться навязчивым и потому молчал.
- Дело во мне и в другом мужчине,- вдруг продолжила Ширли.
- Ты была замужем?

Ширли помолчала, но потом решила не лукавить:
- Да, и он тоже.
- Ты шутишь! Ты изменила мужу?!
- Может, ты из-за этого перестанешь со мной общаться?
- Это просто отвратительно!- послышался голос Гая.- Уж лучше травкой, какой обкуриться…
- Я бы не сказала…
- Странно,- произнёс Рон.
- Что странного-то? Ведь это же женщина,- пренебрежительно сказал Гай.
- Не надо забывать, что женщины-изменницы грешат с мужчинами, так что не стоит во всём обвинять только их одних,- вступился за соседку Рон.
- Они соблазняют мужчин,- настаивал на своём Гай.
- Оставь его, Рон. Этому женоненавистнику ещё долго здесь лежать.
- Я не против женщин, я против прелюбодеяний.
- А я говорю, что даже из глубины своей могилы ты смотришь на женщин свысока,- не сдавалась Ширли.- И пока ты это не признаешь, будешь продолжать ехидничать под своей плитой.
- Тише,- сказал Гай,- тут к Рону гости идут.
- Ой, и вправду,- подтвердила Ширли.- Рон, к тебе Рита с астрами. Твои любимые цветы.
- Вела б себя как человек, так и тебя бы муж навещал,- упрекнул её Гай.
- Конечно, я должна была подавить в себе все желания, чтобы мне раз в год цветы приносили! И потом, не я первая сделала шаг - я поддалась искушению, в чём каюсь. И заметь – муж ничего не знал. Может, догадывался, не знаю…
- Это лишь подтверждает, что есть Высший суд!- вставил Гай.
- Но я-то не был женат!- возмутился Рон.
- А Рита? Та, что тебе цветочки принесла,- не унимался Гай,- она-то замужем! Чем не прелюбодеяние?
- Говорю тебе, не знал я этого. Рита скрыла от меня этот факт.
- Незнание не освобождает от ответственности,- напомнил Гай.
- Тогда скажи, что мне следовало вообще на женщин перестать смотреть?!- возмутился Рон.
- Мне интересно другое,- вмешалась Ширли.- На лицо вина Риты и неосведомлённость Рона. Вопрос – почему она приносит цветы Рону, а не он ей?
- Ну да, преступление есть, а наказан не тот,- поддержал её Рон.
- Теперь на очереди вопрос «где справедливость?»,- подытожил Гай.- Знаете что – вы два неисправимых атеиста и мне страшно тут с вами лежать. Соседством с вами меня Бог наказал. И всё за то, что я травку покуривал…
- А мне бы хотелось послушать, как ты объяснишь тот факт, что цветы носит Рита, а не Рон?- спросила Ширли.
- Вы считаете, что если оказался под землёй, так значит наказан. А я думаю, что Рита была по уши влюблена в Рона, и тут его убивают прямо на её глазах, а точнее прямо на ней и она остаётся одна, угнетаемая мыслью, что во всём случившемся только её вина.
- Аплодисменты,- прокомментировала Ширли.- Значит, её наказали за счёт Рона. Чудненько!
- Я знаю, ты любил эти цветы,- послышался едва различимый шёпот Риты.

Она аккуратно сняла резинку со стеблей цветов и поместила их в каменную вазу на надгробье.
- Вы слышали, она сказала «ты любил»! Она не верит, что ты можешь продолжать с теплотой относиться к белым астрам. Я вам вот что скажу: ваша Рита такая же атеистка, как и вы. Я не удивлюсь, если она покончит с собой и её поместят по соседству с нами,- проворчал Гай.

Рита отвинтила крышечку фляжки и не спеша отпила.
- Это ей страшно находиться тут одной…- как бы оправдываясь, проговорил Рон.

Рита взболтнула содержимое фляги и, сделав ещё один глоток, вылила остаток на землю рядом с плитой.
- Рон, кажется, с тобой поделились выпивкой,- сказала Ширли.
- Если она будет продолжать в таком духе, то у нас тут трава перестанет расти,- вставил Гай.
- Думаю, ты бы не отказался выпить со мной,- сказала Рита.
- Слушай, Ширли,- послышался голос Гая,- у тебя с живыми получается… Спроси у неё, не хочет ли она курнуть травки какой на моей могиле?
- Не переживай, она сюда долго ходить не будет,- успокоила его Ширли.
- Я договорилась со смотрителем,- шепотом проговорила Рита,- завтра у твоей плиты установят скамейку и мне не придётся сидеть на земле.
- У неё серьёзные намерения,- подытожил Гай.
- Если честно, то я и не думал, что дело дойдёт до скамейки,- сказал Рон.
- Да, скамейка – это серьёзно,- согласилась Ширли.
- По правде говоря, я не очень этому рад,- признался Рон.- Я не перестаю видеть в ней причину моего пребывания здесь.
- Я могу вспомнить, как тот негодяй стрелял в меня и она сейчас же уйдёт,- предложила Ширли.
- Можешь не напрягаться,- послышался голос Гая.- После того, как ею вложены деньги в недвижимость, её сложно будет отсюда прогнать.
- Это ты о скамейке?- переспросила Ширли.
- Хотя, если она продолжит спаивать Рона, то уж лучше попробовать её отвадить отсюда,- сказал Гай.
- Рон, ты не против?- спросила Ширли.
- Думаю, что это пойдёт лишь ей на пользу,- согласился Рон.- Что хорошего, если она собирается приходить сюда по вечерам?
- Тогда не мешайте сосредоточиться.

Рон, чтобы помочь Ширли, тоже вспомнил ту последнюю минуту на кровати с Ритой.

Рита полезла в сумочку за фляжкой, но, почувствовав, что она пуста, закрыла сумочку и, робко оглянувшись в темноту аллеи, встала с земли, поправила букет и направилась к выходу.
- Из-за вас к нам тут вообще ходить перестанут,- послышался спереди незнакомый голос.
-Это Влад,- представила говорившего Ширли.
- Рон, не иди на поводу у своей соседки,- посоветовал Влад.- Мне отсюда хорошо видно – у твоей Риты фигура что надо, вот она ей и завидует.
- У меня фигура была не хуже,- тут же возразила Ширли.- И я не собираюсь лукавить по всякому поводу. У меня задача – выбраться отсюда как можно скорей и, поэтому, в моём арсенале нет интриг или обмана.
- Вижу, Рита приехала на своей машине,- заметил Влад.
- Да, у неё есть права,- сказал Рон.
- Но перед тем как поделиться с тобой содержимым фляги, она сама успела хорошо приложиться,- как бы размышляя вслух, продолжил Влад.
- Думаю, ей у нас очень понравилось,- подал голос Гай.
- Влад, как тебе удалось увидеть, что Рита села в машину?- спросил Рон.
- Скоро и ты этому научишься,- уверенно произнёс Влад.- Это как научиться плавать – стоит поверить, что вода тебя держит, и ты можешь спокойно плыть.
- То есть, ты можешь выходить из-под плиты?- с завистью спросил Рон.
- Я иногда захожу и на соседнее кладбище,- признался Влад.- У меня там оказалось много знакомых.
- А почему твои знакомые к нам не приходят?- спросила Ширли.
- Они ещё свеженькие. У них ещё есть время освоиться с обстановкой, ну а затем, привыкнуть к мысли, что они живы, только в другой форме,- пояснил Влад.
- Так значит, ты здесь уже давно,- сделал вывод Рон.
- Всё относительно,- ушёл от ответа Влад.
- Влад ждёт свою жену, которая помогла ему попасть сюда,- пояснил Гай.
- Она что киллера наняла?- спросил Рон.
- Нет. Она обошлась своими силами,- проговорил Влад.- Я принимал инсулин, а она лишь подменила капсулу на какой-то сильнодействующий наркотик. Так, что я собственной рукой себе же его и вколол.
- Может это не её вина?- вступилась за жену покойного Ширли.- Может, это в аптеке напутали?
- Когда меня отпевали, она всем рассказывала, что я всегда любил побаловаться наркотиками и что в последний раз не рассчитал. Зачем ей рассказывать такой бред? Это её рук дело.
- И теперь ты ждешь, когда её принесут сюда, и ты сможешь с ней пообщаться?- спросил Гай.
- Я не собираюсь с ней общаться. Я только хочу сказать, что знаю, как и по чьей вине я попал на кладбище.
- И что,- возмутилась Ширли,- она покраснеет со стыда и её хватит удар! Может, пришло время простить чужие грехи и заняться своими?
- А ты простила того парня, который стрелял в тебя?- тихо спросил Влад.
- Здесь нечего сравнивать. Я ему ничего не сделала. Он вообще не знал меня. Он просто взял и застрелил молодую, красивую, умную женщину.
- А я, может, был, пусть не совсем молодой, но тоже красивый и умный,- ответил Влад.
- Но она тебе была не чужой,- констатировала Ширли.- Ты покопайся в себе – за годы совместного проживания ты не давал ей повода для того, чтобы прикончить тебя? И то, что ты не оставил наше уютное кладбище, это не из-за желания пообщаться со своей вдовой, а лишь потому, что ты не можешь отсюда уйти, не ответив себе же на основной вопрос – почему ты здесь?

На кладбище снова стало тихо, и каждый погрузился в свои личные раздумья, пытаясь ответить на короткий, но совсем не простой вопрос – почему?

 
- Рон, ты не спишь?
От неожиданности Рон вздрогнул и только потом сообразил, что с ним заговорила его подружка Ширли.
- Нет, не сплю. Просто задумался.
- С днём рождения тебя!

Ширли, казалось, хотела звучать бодро и весело. Она надеялась, что у неё это получается.
- Если честно, то я и забыл об этом событии,- признался Рон. – Но, всё равно, спасибо.

Как ей удавалось обо всём помнить, для него оставалось секретом. Может потому, что она родилась под знаком Козерога? Рон родился под Девой и всю жизнь расплачивался за это тем, что был всегда ко всем и ко всему невнимателен. Он и имена плохо запоминал, не говоря о датах. Он и не пытался запоминать, кто, когда родился. Но в чём Рон был уверен наверняка – он не сообщал ей такие интимные подробности, как день своего рождения.
- Ширли, ты откуда о моём дне рождении прознала?
- Это первое на что я вообще обратила внимание. Сначала мне понравилось твоё имя, затем я прочла дату твоего рождения, а уж потом, после нескольких дней и ночей общения я поняла, что ты сам мне нравишься больше, чем твоё имя.

Скорее всего, она врёт, подумал Рон и ухмыльнулся. Он тоже врал ей, что она ему нравится. Он не хотел признаваться, что если бы их разлучили на минуту, он просто сошёл бы с ума. Страсть, при которой хочется отдать себя всего без остатка, без оглядки, не сомневаясь и не задумываясь о последствиях – разве в таком принято признаваться?
- Спасибо, конечно,- проговорил Рон,- теперь у меня две даты – начало и конец.
- Рон, физическая смерть не означает смерть духовную. Не сомневаюсь, что это лишь начало,- пытаясь звучать уверено сказала Ширли.
- Ты всё ещё веришь, что нас вызовут на последний, справедливейший суд, мы покинем это место и заживём по-новому?
- Мы должны признаться во всех своих ошибках и тогда, я уверена, нам удастся выбраться из-под наших мраморных плит.

Рон, по старой привычке, тяжело вздохнул.

Тот факт, что после смерти он мог продолжать общаться, уже не удивлял его. Почему не может так оказаться, что Ширли права и что продолжение возможно? Что если кроме невнимательности ему не хватает ещё способности верить во что-то положительное? Или просто ВЕРИТЬ?

В кромешной тьме Рон представил, что у него всё ещё есть глаза и попытался закрыть их. Затем он представил, что протянул руку своей соседке, которую похоронили через неделю после него.
- Рон,- услышал он снова голос Ширли,- ты не поверишь, но я почувствовала, как ты взял меня за руку.
Рон тоже почувствовал, как у него забилось сердце. Он был уверен, что ощущает теплоту её пальцев.
Он вдруг понял, что им осталось быть там совсем недолго.
Он поверил.
- С днём рождения!
- Спасибо!
И снова наступила тишина до самого утра.

- Ширли,- стараясь говорить как можно тише, обратился к своей соседке Рон.
Ответа не поступило, и Рон подумал, что произнёс её имя слишком тихо. Уйти на соседнее кладбище она не могла, то есть она по-прежнему рядом. Может, она спит? Ведь, если он ни разу не заснул, это вовсе не означает, что и другие тоже лишены такой способности. И Рон снова произносит её имя, но чуть громче.
- Ну, что раскричался?- подала голос Ширли.
- Я уж подумал, что ты спишь.
- А это возможно?
- Не знаю, но ты не отвечала…
- Я вспоминала, как в меня стреляли.
- Ты же советовала мне не вспоминать, как всё произошло в тот последний момент, а добраться до причины,- напомнил ей Рон.
- Да, я изменила мужу, но я не делала это постоянно, как многие другие. Мой проступок можно назвать протестом. Он почти перестал обращать на меня внимание. Он был женат на своей работе, а не на мне.

Ширли замолчала. Рон удивился, что и другие продолжали молчать. Он был уверен - каждому было что добавить. Особенно по поводу формы протеста.
- Мне так хотелось, чтобы меня любили,- вдруг продолжила Ширли.
- То есть, ты своей вины не видишь,- констатировал Рон.
- Мне не хочется верить, что за мой проступок меня лишили жизни…
- Но раз мы с тобой общаемся, так может речь идёт не о наказании? Вы тут уже не раз говорили о другой, о совершенно иной форме существования? Что, если пришло время к переходу к этой форме?
- Ты хочешь сказать, что мы тут все зря грызём себя, выискивая и подсчитывая проступки из прошлой жизни?- совсем тихо спросила Ширли.
-Я этого не исключаю.
- Но ведь мы все оказались здесь после того, как нарушили одну из заповедей!
- Кто вам это сказал? Это ваши личные выводы и предположения.
- Так почему я не могу выбраться из-под плиты?- с недоверием в голосе спросила Ширли.
- Думаю, здесь стоило бы прислушаться к нашему соседу Владу. Он научился разгуливать там наверху не потому, что признался во всех совершённых грехах, а потому, что поверил в свои возможности. Это как научиться плавать – нужно поверить в то, что мы не утонем и тогда, вероятно, у нас получится.

Ширли снова замолчала. Рон понимал её опасения – пока ты не двигаешься, существует некая определённость. Ты, то есть, тебя уже как-то определили с местом, его вырыли под твой рост и пусть тут не так уж просторно, но это место твоё, на нём твоё имя с датой поступления, а у самого входа на кладбище - карта, где этот твой последний адрес чётко указан. Это твой дом. Теперь, допустим, ты вылез из своего дома - где гарантия, что ты в него вернёшься? Что если ты просто превратишься в бомжа?
- Мы можем попробовать выбраться из-под плиты, но только ты первый,- сказала Ширли.
- Почему я?
- У меня опасения.
- Какие?
- Ну, может, не опасения. У меня есть определённая установка. Я считала, что должен появиться тоннель, по которому мы сможем передвигаться. То есть, мы должны получить определённый сигнал, а не пробовать без спроса покинуть кладбище… И потом, вдруг меня куда-то там унесёт и я не смогу вернуться?
- Но, если я выберусь первый и со мной ничего не произойдёт, то ты готова забыть об этих своих опасениях?
- Ага,- подтвердила Ширли.
- Но, мы ещё кое-что не уточнили,- добавил Рон, еле сдерживаясь, чтобы не выругаться,- мне следует выбраться на поверхность, побыть там немного, чтобы ты убедилась, что меня никуда не уносит, затем вернуться под плиту, чтобы ты совсем успокоилась. Так? Может мне эту процедуру проделать несколько раз?
- Одного раза достаточно.
- Ширли, ты уверена, что тот парень с пистолетом, не знал тебя до того, как выстрелил?
- Я же сказала – одного раза достаточно.
- Ладно,- согласился Рон.

Он уже не сомневался, что сможет выбраться из-под плиты. Он понимал, что лишь мощи его останутся тут навсегда, но дух его, его мысли, его Я, не будут погребены здесь навечно. Он не отрицал вероятность существования правил о признании своей вины. Если они и существуют, то это верх несправедливости. Сначала его режут на части, а потом предлагают покопаться в себе и ответить на вопрос "за что?"… Может, следовало сначала назвать причину, а затем уж наказывать? Если же его убили с целью причинить боль Рите, то это и вовсе выходит за рамки просто несправедливости. Только от одной этой мысли Рону показалось, что по его останкам пробежали мурашки.

Ему вдруг стало ясно, что справедливости нет ни с той, ни с этой стороны жизни и поэтому он попытался отставить самоанализ в сторону и сосредоточиться на столь желанном перемещении. Вокруг было тихо. То ли ему не хотели мешать сконцентрировать волю, то ли никому не было дела до его попытки выбраться из-под плиты.

Хоть и было темно, но совсем не помешало бы зажмуриться. Сделать этого он не мог, как и не мог закрыть уши или разгрести землю и отодвинуть давившую сверху плиту.

Он должен был попытаться. Ведь Влад это делает всё время. И пустующие рядом две могилы тоже свидетельствовали в пользу возможности перемещения.

Рону показалось, что стало ещё темнее и совсем тихо. Не исключено, что это результат стараний представить, что у него всё ещё есть веки, которые можно плотно сомкнуть и что он может пользоваться руками и прижать их крепко к ушам. Вот и ответ на все вопросы – нужна вера и сила воли. И ещё – требуется чётко представить себе желаемый результат.

Рон сказал себе, что должен посмотреть на плиту не снизу, а сверху.

Он осторожно раскрывает придуманные веки и перестаёт прижимать ладони к ушам. Он видит плиту со своим именем и в этом же ряду через две могилы сияют золотом буквы имени Ширли.
- Рон, у тебя получилось,- послышался удивлённый голос Ширли.
- Как, ты меня видишь?
- Скорее чувствую. Рон, ты за что-то держишься?
- Нет. Я убеждаю себя, что я не просто материализовавшаяся мысль, а, как и прежде, плоть и кровь и потому законы всемирного тяготения продолжают на меня действовать.
- Это ты здорово придумал,- похвалила Рона его соседка,- только как мне выбраться отсюда?
- Послушай, я лёг на твою плиту и с левой стороны опускаю к тебе руку.
- Руку?!
- Да, я представил, что так делаю и поверь – это работает.

Рон не рассказал Ширли, как он научился жмуриться и плотно закрывать уши, он посчитал, что к этому каждый должен прийти сам.

Они лишь представили, что могут протянуть навстречу друг другу руки. Она знала, что ему удалось выбраться из-под земли и что он хочет помочь ей. Ширли было страшно, но она не хотела разочаровывать Рона. Ей показалось, что она просунула свою ладонь в его и тут же почувствовала, как его пальцы сомкнулись на её руке. Он просто вцепился в её руку, и она боялась подумать, что всё это лишь в её воображении. Рон тянул её вверх и Ширли, перестав сопротивляться, устремилась к нему.

И вот уже вместе они смотрят на ряд могил, на мраморные плиты, которые, казалось, всегда будут отделять их от того другого мира, к которому они ещё совсем недавно принадлежали.

Хоть рука Рона была придуманной, но Ширли продолжала крепко держаться за неё. Она вспомнила подсказку Рона о необходимости представить себя материальной, чтобы на тело продолжали действовать законы гравитации. Главное, не бояться и не вообразить, что тебя может унести ветром в небо. Можно вообще саму себя напугать, понапридумывать кучу всяких глупостей и затем превратиться в заложника своих же необоснованных страхов.
- Ширли, мы должны думать только о чём-то светлом, прекрасном и не поддаваться страхам,- вдруг сказал Рон, как если бы прочёл мысли своей приятельницы.
- Глядя на ещё свежие могилы – это не совсем просто,- призналась Ширли, но в её голосе уже почти не было грусти.
- Рон, ведь ты продолжаешь держать меня за руку? Мне это не кажется?
- Нет, не кажется.
- А ты меня видишь?
- Не знаю. Сейчас темно и поэтому мне не пришло в голову тебя разглядывать.
Они держались за руки и пристально смотрели на надгробья.
- Конечно,- сказала Ширли,- сейчас темно, но ты четко прочёл моё имя на плите.
- Я так понимаю – ты меня упрекаешь?
- Да, упрекаю в недостаточной искренности,- сказала Ширли.- Ты боишься посмотреть в мою сторону – ведь там может никого не оказаться.
- Так почему ты сама не смотришь на меня?
- По той же самой причине,- призналась Ширли.

Рону ничего не оставалось, как согласиться со своей собеседницей. Он не смог этого сделать вслух, но зато собрал свою волю и повернулся в сторону Ширли.
- Ну, что?- спросила она.- Ты меня видишь?
- Да,- коротко ответил Рон, пристально всматриваясь в нечёткие очертания своей загробной подруги. Было достаточно темно, но это совсем не мешало рассматривать предметы, находившиеся на большом от них расстоянии. Рон не исключал возможности, что в загробной жизни очки не понадобятся.
- Ну и как я?- без смеха в голосе спросила Ширли.
- Мне трудно что-то сказать,- признался Рон,- передо мной не совсем ясные очертания не совсем плотного тела.
- То есть, пусть прозрачная, но существую.… А то, что ты видишь, тебе нравится?
- Если честно, то я ещё не привык. Желательно было бы на других посмотреть, чтобы сравнить.

Ширли молчала.
- Хотя, первое впечатление хорошее,- добавил Рон.
- Хм, и это я ещё не привела себя в порядок.

Рону показалось, что его рассматривают, и ему захотелось покраснеть, но он не знал, как это сделать.
- Ты тоже ничего,- чуть погодя сказала Ширли и они ненадолго замолчали, пытаясь убедить себя, что каждый из них был искренен.

Первой подала голос Ширли.
- Рон, ты считаешь, что нам можно так, без разрешения вылезать и разгуливать по кладбищу?
- Это ты о самоанализе с самобичеванием? Пока не разобрался, почему и за что здесь оказался, сиди под плитой и не высовывайся?
- А ты считаешь, что мы уже нашли ответ?- не успокаивалась Ширли.
- Думаю, нельзя жить и оставаться праведником. Человек всегда пробует, ошибается и приобретает опыт. При этом он делает кому-то больно, не всегда щадит и самого себя и постоянно грешит. Если перебирать все свои оплошности, все проступки, то, возможно и загробной жизни не хватит.
- Другими словами, ты решил не копаться в себе? Ты не хочешь понять, в чём ты виноват?
- А в чём я виноват?! Может в том, что пожалел ещё немного денег для попрошайки и сразу выйдя из зала торжеств, не подал ей более щедрую милостыню? Ведь примета же есть такая! И что? Моя первая жена падает с балкона лицом в асфальт!
- Не исключено, что она, твоя первая жена, в чём-то согрешила,- предположила Ширли.
- Возможно,- согласился Рон,- но она никого не убивала и не богохульствовала, она не продавала наркотики и не содержала притон. И за какой такой грех полагается девушку лицом в асфальт тыкать?!
- А ты не думал, что может за тобой какой проступок числится, и её смерть была тебе сигналом?- продолжала высказывать свои предположения Ширли.
- Не знаю, но должен заметить, что кто-то здорово научился подавать сигналы.… Да и в сути сигнала я не разобрался.
- Представляешь, как обидно твоей первой жене, что ты так и не понял смысл этого сигнала!- упрекнула его Ширли.
- А представляешь, как мне обидно, если воспользовались мной, чтобы просигнализировать Рите, которая вообще мне не была женой?!

Они помолчали, размышляя над тем, как несправедливо с ними обошлись.
- Рон, я не хочу туда возвращаться,- тихо, но как-то очень решительно произнесла Ширли.
- Мне тоже этого совсем не хочется, признался Рон.

Наступал рассвет. Они продолжали держаться за руки, и смело смотреть в сторону восходящего Солнца.

Им показалось, что выбор сделан, и они вдруг забыли, как в них стреляли и как вонзали в спину нож. Они смело смотрели вперёд, начав двигаться в сторону к Солнцу, к возможно лучшему продолжению, оставив за спиной две мраморные плиты, вопрос "за что?" и белые, ещё полные жизни астры на могиле Рона, которые он так любил, и которым завидовала Ширли белой завистью, такой же белой, как и сами цветы.