Непристойное предложение - рецензия на ЛУЛУ - история куртизанки

Непристойное предложение

Премьера «Куртизанки» в Театре русской драмы

КТ 20 - 26 января 2003 года №1 (143)

 
Помнится, еще до получения приглашения на премьеру "Лулу. История куртизанки", пытался я подсмотреть репетицию, но… Проект готовили в атмосфере повышенной секретности, и пришлось довольствоваться слухами в театральном кафе. Еще стоя у стойки, я услышал полную трагизма историю одной актрисы, родственники которой, люди далекие от мира искусства, узнав, что "в театре ставят спектакль о проститутках", пытались не допустить семейного позора. В этот момент свет в кафе начал ритмично мигать, а пол и стены стали вибрировать в такт мощным дискотечным волнам, доносившимся со стороны сцены академического театра. "О! Миллениум репетируют!" — со знанием дела прокомментировали за стойкой.

Спору нет, Киев готовился к Новому году, так что главным культурным событием для большинства все равно оставались елка, оливье и шампанское. Однако наличие на моем законном кресле покрасневшего "безбилетника", который, будучи с позором изгнан, так и не смог найти себе место, красноречиво свидетельствовало о живом интересе и к более возвышенной пище.
Хотя надежды зрителей порой лежали в пограничных областях: многие ожидали если не откровенной порнографии, то чего-то "клубничного" — наверняка. Виной тому была не агрессивная реклама — к чести театра отметим, что бульварные нотки, на которые "ловить зрителя", по мнению маркетологов, как раз выгоднее всего, не акцентировались. Скорее можно говорить о не до конца замерзшем подсознании, привычно укладывающем все сомнительное в чувственное ложе. А потому судьба всяческих гетер и куртизанок, встречающихся на просторах культурного пространства, — не только услаждать музицированием и беседами о Фейербахе, но и постоянно доказывать право на несколько иную свою нишу, нежели тоскливое переминание с ноги на ногу в ареале промерзшей Окружной.
Та же участь ожидала и Лулу из Русской драмы. Возвышенная духовность куртизанки, ее чистая душа, стремящаяся к подлинной любви, и многие другие приподнято-поэтические черты, которыми с подачи режиссера щедро была одарена героиня Юлии Циватой, порой настолько расходились с восприятием персонажей пьесы, поголовно видящих в ней сексуального демона, страстного и магнетичного, что ум заходил за разум. И только потом, после спектакля, вспомнилось, что истории о поиске подлинной любви, как и истории о благородном происхождении, — весьма банальные и не новые инструменты в арсенале продажного очарования. Следом приходит и понимание того, что зрители тоже сошли с ума, попав под беспредельное очарование этого демона секса, попавшись на второсортные сантименты вроде торговли цветами в юном возрасте, когда Лулу "босая толкалась среди посетителей кафе "Альгамбра", или фразами типа: "единственный, кого я любила". Все это слова, на деле же — целая вереница сценических смертей персонажей, которые, поддавшись соблазну, вынуждены служить роковой соблазнительнице и после смерти. Да и сама Смерть (впрочем, до поры) также находится в ряду многочисленной сценической обслуги куртизанки.
Режиссер Леонид Остропольский не просто свел две пьесы Франка Ведекинда (в данной постановке он выступил еще и как драматург и музыкальный редактор), — он создал спектакль, действие которого разворачивается параллельно земной истории, в мире бессмертных (хотя умирать приходится регулярно; но смерть в данном случае отнюдь не конец) архетипов. От скромной фотостудии XIX века до вневременного постапокалиптичного Лондона — таковы крайние "даты" спектакля — зритель проносится через будуар "серебряного века", довоенное кабаре, гитлеровский Берлин и Берлин, захваченный союзниками, Париж в день встречи 2000 года…
И все время, каждую секунду, единственным двигателем остается страсть. Режиссеру удалось не просто изобразить ее — ему удалось заманить ее в постановку и захлопнуть дверцу, так что порой эта стихия рвется наружу, рискуя повторить последний подвиг Самсона, а порой замирает, как зверь в клетке, стараясь ничем не выдать своего присутствия.
Спектакль сложен и неоднозначен, что, несомненно, роднит его с лучшими образцами немецкого экспрессионизма, предтечей и пророком которого считается драматург, подаривший миру Лулу. Многое, может, даже больше, чем в зале, открывается зрителю после того, как опускается занавес и людской поток выносит вас прочь из театра. Информация, заложенная в действе, проникает каким-то невозможным для театра 25 кадром и отзывается в душе много позже — возможно, когда рядом оказывается тот самый демон страсти. Так что худшее, что может предпринять счастливый обладатель билета в Театр им. Леси Украинки — напряженно думать и сопоставлять во время просмотра. Вероятно, Шерлок Холмс после просмотра "Лулу" стал бы постоянным клиентом психиатрической клиники. Поэтому оставьте дедукцию и расслабьтесь, как и положено на приеме у гипнотизера. (Недаром в самом начале Лулу называют змеей — она подлинная королевская кобра, гипноз которой начинает действовать сразу, как только поднимается потрепанный временем интермедийный занавес и медиумическим шариком загорается где-то наверху одинокий фонарь.) Расслабьтесь и получите эстетическое удовольствие — для этого есть все основания.
Несомненно, костюмы Елены Дробной — одна из главных удач спектакля. Поражает все — и фантазия, и вкус автора, задумавшего всю эту красоту, и еще одна важная черта художницы — требовательность к деталям и исполнению, в результате чего часто можно было услышать вопросы: "Откуда у театра деньги на закупку в сверхмодных бутиках?". Костюмы, несомненно, эффектны и сценичны, но при этом в них нет той заштампованной лжетеатральности, которая заставляет сомневаться в уместности всяческих обрывков труб и прочих хозяйственно-мусорных деталях, которыми порой злоупотребляют театральные художники. Костюмы из "Лулу" могли бы достойно представить Украину на лучших парижских подиумах — причем как "от кутюр" (в спектакле много абсолютно футуристических нарядов), так и "прет-а-порте" (это касается части костюмов, которые я для себя мысленно обозвал "кинематографическими", настолько они проработаны, утонченны и энергомичны). К слову — для главной героини было пошито 16 (!) костюмов, да и другие персонажи не разочаровывают однообразностью на протяжении действия.
Что же до декорации, то стоит отметить, что при всем лаконизме и аскетичности сценографии Антона Несмиянова, зрителю не приходится путешествовать по эпохам исключительно благодаря силе воображения — за счет трансформации немногочисленные скупые детали декорации преображают сценическое пространство за считанные секунды. Бесспорно, в центральном объекте, колоссальном кровавом коридоре, который является осью космического водоворота, критики усмотрят бесконечный фаллический символ. Возможно, так оно и есть, но и в работе сценографа, как и в работе режиссера, нет ни малейшего следа пошлости. Некоторые же моменты, например, фантасмагорический стол в финале первого действия, настолько эстетически самодостаточны, что если бы не органичное взаимодействие декораций с актерами, художника можно было бы обвинить в злоупотреблении холодной дизайнерской красотой.
Впрочем, именно на таком скупом и холодном фоне смогла в полной мере выстрелить фонтаном эмоций хореография Аллы Рубиной. Танец Белого и Красного — один из красивейших моментов спектакля, а танец главной героини в Миллениуме — подлинный апофеоз эмоционального и пластического развития действа. Тут никак нельзя не упомянуть и о живом пении — важнейшем эмоциональном слагаемом "Лулу", потрясающей находке театра в лице актрисы Александры Ены. Она запела. Запела так, что даже некоторые мужчины не смогли удержать слез от нахлынувшего подлинного и большого чувства.
Словом, новая премьера Театра им. Леси Украинки стала достойным завершением 2002-го и началом 2003 театрального года. Достойной быть увиденной и понятой, как и главная героиня — беспечная и вечная куртизанка Лулу. Так что нам, зрителям, остается лишь соблазниться и принять ее предложение.