Русская рулетка. чёсовый вариант - злобная рецензия на московски

РУССКАЯ РУЛЕТКА. ЧЁСОВЫЙ ВАРИАНТ

Если в первом акте на сцене появились таблетки, то в последнем их обязательно кто-нибудь выпьет

КТ 24 — 30 июня 2002 года №23 (116)
   

Во многом о театрах вспомнили благодаря участию актеров в телевизионных и кинопроектах. Так, например, актеров Театра на Левом берегу Днепра знают по сериалу про "Буржуя", а Ольгу Сумскую из Русской драмы величают не иначе, как Роксоланой. Зритель нынче ходит на имя и — за исключением суперстар вроде Любимова или Виктюка, — эти имена принадлежат актерам, широко известным по фильмам. И если отечественных можно регулярно видеть на сцене, то их российские коллеги, даже при активной занятости в театральных постановках, воспринимаются как идолы экрана.
У зрителя появилась возможность воочию лицезреть Веру Глаголеву, живую и близкую! Да и Игорь Бочкин, хотя и известен по ранним российским сериалам не первого класса, тоже привлекает публику. Броское название "Русская рулетка. Женский вариант. (Мелодрама-детектив)" довершило дело — в обозначенный афишами день и час театр был переполнен.
Хорошо, когда люди ходят в театр. Точнее, учатся ходить. Порой еще оставляют на бордюрах пустые пакетики из-под сока, иногда забывают отключить звонок в мобильных телефонах, подчас вбегают радостным галопом в зал, задержавшись в буфете на 10—20 минут… Но ходят, ждут чего-то большого и платят деньги за билеты. Хорошо!
Плохо, когда те, кто стоит по другую сторону рампы (в широком смысле, не только актеры, но и устроители, и авторы процесса), уделяют больше внимания тому, что зрители платят, а не тому, что чего-то ждут. Тогда начинается уже не творчество, а ваяние "продукта", не высокое искусство, а малопрофессиональный маркетинг. Автор и постановщик "Рулетки" Виталий Павлов добился определенного совершенства — возможно, спустя годы эту пьесу будут приводить в пример каждому создателю антрепризы. В ней есть все, чтобы заставить зрителя полюбить этот спектакль, еще не видя флер московской среды: две как будто звезды и, конечно, название. Название, в котором есть все. И "русская рулетка" как символ подсознательной тяги к национально ориентированному саморазрушению (удачно продублированный на центральном канале телевидения названием шоу), и "женский вариант", привлекающий зрительниц (и правда, дам на спектакле было большинство), и, наконец, "мелодрама-детектив" как венец зрительских симпатий. Состояло это все из набора определенных штампов, которые, как ни перетасуй — что-то да получится. Но я все же приведу их в авторской последовательности, дабы дать читателю возможность получить представление о сюжете.
Главная героиня просыпается в состоянии похмелья. Даже еще хуже, проще и понятнее — настолько, что по залу прокатилась волна сочувствия. Дальше было "уже смешно": в постели обнаруживается (!) мужчина! Неизвестный. А героиня НИЧЕГО не помнит!!! Она тут же докладывает обо всем подруге по телефону, попутно отпуская колкость в сторону самого факта женской дружбы (зрительницы вздохнули). Мужик просыпается даже не с похмелья, а просто с "бодуна", стоит в смешной позе до начала аплодисментов и убегает в душ. (Очередной звонок подруге, использование слова "сексуальный" (затаенный восторг в зале), но тут "чу, он выходит!") Герой выходит, и давай рубаху-парня валять. То похамит, то ущипнет. А потом как сядет за стол и так, легко, походя, набросает претензию на портрет поколения…
Все неровности переходов от якобы смешного к якобы серьезному минуты с тридцатой однообразно скрашиваются фразой "Ну, давай (а давай) выпьем?!" Выпили, вспомнили, как в далеком прошлом было стабильно и хорошо, путевки с медалями давали (вздохнули те, кто постарше). Еще накатили, пришли к выводу, что нынче один вопрос "где денег взять?" (тут засмущались те, кто помоложе). После этих и других подобных реверансов к возрастным сегментам аудитории героиня подрывается (увы, лучше и не скажешь) к тумбочке и достает флакон, где перемешаны витамины и похожие таблетки неизвестного медицине смертельного яда. Разжевывает скорее зрителю, чем партнеру, что это и есть "русская рулетка (женский вариант)", и незамедлительно предлагает в нее поиграть.
Зритель даже не успевает задаться вопросом, с чего это она, как герой, уводя и зрителя и вообще всю линию спектакля от таблеток, рассказывает безумно трогательную историю своей жизни. Жил он, малец, увлекся танцами, и дали ему на секции в партнерши самую некрасивую девочку. (Все всхлипнули.) А она оказалась великой танцовщицей! И стали они выигрывать конкурс за конкурсом, конкурс за конкурсом… Вот и в Москву-матушку настала пора ехать, главный конкурс выигрывать. А он с пацанами прямо накануне в футбол гонял да ногу сломал. Ясное дело, на конкурс он не поехал, а лежал с травмой и запрещал нянечкам окна открывать, чтобы музыку эту самую даже не слышать. А та девочка с другим мальчиком поехала в Москву! И выиграла конкурс! А для него теперь и танцы, и музыка — сплошная мука. (Слезы в партере.) И тут героиня встала и ка-а-ак сказала: "А это (в смысле та девочка) была я". Шок, занавес, антракт, можно пойти в буфет себя покормить, на других пошипеть.
Приступая к написанию второго акта, автор, видимо, заглянул на титульную страницу, увидел там "мелодрама-детектив", перечел первую половину и пришел к выводу, что мелодрамы достаточно, пора и детективу вставлять. Натолкавшемуся в буфете зрителю были представлены шокирующие факты. (При этом, ввиду отсутствия под рукой штатной или хотя бы знакомой Агаты Кристи, факты эти вываливались на зрителя щедрой рукой, безо всяких логических построений и прочей детективной атрибутики, в произвольной форме, как то звонки по телефону "пока тот не слышит" или истерик в духе — "сейчас ты узнаешь всю правду!!!" Так что получился не столько детектив, сколько финальный "разбор полетов", когда все становится на свои места. А поскольку становиться было особо нечему, то и ясности не прибавилось.)
Итак, факты: она, все-таки, не "та девочка" (ну это понятно), он женат (ах!) по расчету (кошмар!) на коммерческом директоре фирмы, где работает. И вот этот (эта) директриса-жена отдает налоговому инспектору (Алле) документы для проверки. Алла берет документы и идет в ресторан отмечать свой день рождения, а там уже сидела героиня Глаголевой и, на правах подруги именинницы, упивалась шампанским. И тут жена-директор обнаруживает, что отдала Алле из налоговой не те бумаги, а документы, где вся правда об обворовывании России. Она хватает мужа (героя Бочкина) и посылает его в ресторан — "налоговицу" охмурить, документы подменить. Тот подсыпает в шампанское злодейского порошка и отправляет сию чашу на стол к дамам. Но ведь налоговые инспекторы шампанского не пьют, они, как всем известно, "пьют только крепкие напитки" (одобрительный смех в зале, после которого соседи смеявшихся испуганно спрятали драгоценности в сумочки), так что весь удар приняла на себя Глаголева. Ну еще и Бочкин того же шампанского накатил так, что перепутал редактора (Глаголеву) с налоговиком Аллой и отправился соблазнять вовсе не ту жертву. Вероятно, здесь и следует искать детективный момент: отчего-то Бочкин вдруг заявляет, что за сутки, проведенные с Глаголевой, понял все о себе, ему стыдно и совестно. Как ему это удалось — загадка, достойная Холмса.
Но героиня, не выдержав напора правды, изгоняет Бочкина к дружкам, которые уже нашли утерянные тем спьяну документы и вовсю сигналят под окнами. Герой покидает дом в расстроенных чувствах, прихватив, вероятно для бандитского форсу, коробочку с хозяйскими драгоценностями.
Героиня проглатывает злополучную таблетку и, вероятно, чтобы порадовать родственников, звонит им на автоответчик и сообщает о правомерности их претензий на жилплощадь. После этого пытается "умереть спокойно". Но ей все мешают и мешают. Сначала напуганный брат позвонил и заставил поговорить со своим маленьким ребенком. Ну и добрая тетя Вера пообещала пойти с ним в зоопарк. А как трубку повесила, всполошилась: а если помру, выходит, ребенка обману?! Нет и нет! Побежала в ванную себя спасать, тут Бочкин приходит, возвращает драгоценности и прижимает к себе Глаголеву самым нежным и драматическим образом, под напряженную и возвышенную музыку. Любой человек, способный чувствовать чужую энергетику, понимает, что стоит эта замершая парочка, роковым образом подсвеченная контрсветом, не просто так — ждут аплодисментов. А в зале, как назло, — тишина смертельная. Пришлось стоять, пока звуковую дорожку не сменили на оптимистичное "Воларе" Джипси Кинга. Тут, конечно, захлопали, было дело.
Анализировать этот спектакль — дело нехитрое. Даже из моего краткого описания понятно, что самое интересное и зрелищное осталось "за кадром" — в воспоминаниях и разговорах героев. Казалось бы, что стоит показать? Так ведь стоит. Куча неудобств целая: декорации на ресторан как минимум городить надо — вот еще пара контейнеров и монтировщиков. Затем надо таскать с собой эту Аллу-налоговицу, жену-директора и хотя бы пару подружек и братков. А это и костюмы, и билеты, и гонорары, наконец. Никакой прибыли на всю эту братию не хватит. А тут умница Глаголева даст возможность пошептаться о том, как она неплохо выглядит, Бочкин пошутит, народ расслабит и славненько. (Кстати, самая популярная по интенсивности аплодисментов и по смеху шутка звучала в производимом Бочкиным описании компании выпивающих девиц: "Вы там ля-ля-фа, ля-ля-фа… нафакались!" Вот вам и юмор.)
Так повелось, что музыканты и актеры не прочь заимствовать в свой сленг всякие блатные словечки. Например, слово "чес, чесать", которым шулера обозначали заведомо выигрышную игру с простаком. В среде служителей муз слово это обозначало максимально простую и дешевую постановку, концерт и т. д., которую можно загрузить в один автобус и славно откатать по провинции, на радость председателям колхозов, закрывающих статью культурного досуга, да и себе не в убыток. Такая вот сверхприбыльная халтура, где главными показателями являются не качество и уровень, а мобильность и техническая простота. Такое было всегда, обидно только, что устроители таких "туров" считают возможным выгрузить все это на одну из лучших сцен нашей страны.
Бившаяся в конце спектакля в рыданиях героиня так мотивировала свое желание жить: "Я не могу обмануть ребенка!!!" Автор и постановщик, вероятно, задумывал, что эта фраза займет в мозгу зрителя ячейку по соседству с "Мы в ответе за тех, кого приручили". А вот о том, что по доверчивости своей зрители — те же дети, и их обманывать тоже нехорошо, почему-то забыл.