б ы л

Если бы у меня был сон…
Хватаю стул, забираюсь в носках на мягкое сиденье и бездумно выпаливаю то первое, что приходит в голову. И слушаю так внимательно, словно простила себе тему любовной грусти, глагольные рифмы и заикание. Слушаю, засмотревшись в окно на туман, поднявшийся над Окой… окна, которыми изрезаны стены общежития, выходят на все четыре стороны... Так начинается тишина, в которой, кажется, очнется даже мертвый будильник.

Если бы у меня была минута…
Раскачиваюсь на кровати, как на батуте, чтобы достать рукой до потолка. Соседи – это приходящее и уходящее; иные достанут быстрее, чем ты успеешь раскачаться. Стул, на котором утром читали стихи, сейчас лежит на боку, словно в комнате повесились. Сегодня нет очереди мыть пол, есть только уверенность в этом. Вчера вспоминали мой номер? Мама? Когда не хочется думать, что тебе никто не звонил, подбираешь стул, вычеркиваешь повешенного и спускаешься на вахту просить ведро. Но что делать, когда из дома говорят едва слышными от грусти голосами, я не знаю.

Если бы у меня был дом…
Бормочу, напеваю, барабаню по столу, серьезно задумавшись. Когда плачу, у меня дрожит подбородок, когда смеюсь, дрожь волшебным образом перепрыгивает на пальцы. Наверно, плохо, что я здесь не художник. Пружины чувствуются только под утро, когда будильник за час до подъема прерывает сон, неожиданно остановившись. После этого, даже вспоминая алфавит, начинаю считать: «1, 2, 3, 4…» А, начав считать, я непременно сбиваюсь.

Если бы у меня…
Повороты, согнувшие прямую дорогу, сбивают с толку, когда вхожу в этот город пешком.
-Ты когда-нибудь жил в общаге?
-Нет, но я жил в казарме, а это хуже.
Не пришлось возражать. Стоит только закрыть глаза – мне больше не хочется их открывать…

Сент-04.