летнее, дорожно-лавочное...

                ***
Август медленно, как струйка дождевой воды под солнцем на пологом склоне, стекает к морю осени. Дни бумажными зелеными корабликами прибиваются каждый к своему камню на мостовой. В еврейских и армянских двориках наверное пахнет свежей стиркой и паром от макарон. А меня там уже нет. Это только окна могут жить на своих любимых улицах и не уезжать. И камни. И фонари.

                *** 
Если б я курила, товарищ, если б я знала «Синий платочек», если б я была красивей, умней, трудолюбивей и терпеливей. Если б я…
Но я есть и мои вокзалы, мои проводники, мои поезда и случайные экскурсоводы с хитрой улыбкой – лепят мою память, которую я вдруг могу взять и выкинуть на помойку. Мое сознание и подсознание – это тоже они. Моя душа – это они. я а – мелочь в кармане, мне есть  о чьи руки греться, ведь карманы – пристанище рук без перчаток и варежек. Рук моих друзей и попутчиков.

А чьи-то руки подкинут меня-монетку, и я, упав на нужную сторону, решу чью-то судьбу, и меня всегда будут носить с собой, в мужском кармашке на груди, там, где проездной на метро и душа, счастливым талисманом.

Сейчас я валяюсь на погоду под каштанами на Владимирской горке, на «буркивке» Львова, между камнями проспекта Шевченко, или улицы Джохара Дудаева, на Городецкой у пиццерии «Пирамида», под мемориальной доской Михаилу Афанасьевичу, на одной из последней из тридцати ступеней Львовской ратуши, что на рыночной площади, где пятьсот лет назад приговаривали ведьм к потоплению. Все мои камни, все мои каштаново-дубовые зонты, все подземные рельсы, одинокие утренние лавочки – траектория движения маленькой 25копеечной монетки, которая хочет теплых и сухих ладошек.

Качусь к уткам Новодевичева, на брусчадку Красной и Манежной, на временной пользвание черноглазой девочке. Завтра-послезавтра на меня купят кофе, или добавят к нехватающей сумме за кило лука.

Вот бы к скрипачу, в шляпу, звонко, под «Очи черные»…

                ***
Госпожа, девушка, мисс…о! так меня называли одно недолгое время. Мисс – похоже мне на «миску», похоже мне на «мышь», на «мыс»…Я потом меня нежно с иронией звали «мисс», и я влюбилась в «мисс», потому, что рядом впечаталось «порыв в вашу сторону,..».

Мадмуазелью звала меня тетушка, если хотела поддеть. Фрау….нуууу и фрау я уже на лентах немецкого…
А «пани»…пани – самое нежное, самое почтительное, самое ласковое…

- Пiдемо, панi, подихаете свежим воздухом!
- ах, панi, прошу. Панi, вибочiате, панi, сiдаiте, панi!
Я хочу быть панi, молоденькоi панi, розовощекой и застенчивой, если и когда – панi…