Лялины штучки. Плач

Периодически Ляля думала… Это было довольно сложное занятие. Ляля собиралась с мыслями в тронном зале и упорно думала. В ее окружении были люди, утверждавшие якобы пребывают в подобном состянии постоянно. Ляля не спорила, но верила в такую возможность с трудом.

Но сейчас она сидела и думала. О восточном человеке с раскосыми глазами и цветом кожи плода оливкового дерева. О том, кто плакал, что у него нет обуви – до тех пор, пока не увидел на улице человека, у которого нет ног.

Она думала, каково это – плакать, а потом вдруг искренне понять, что уже не плачешь, а смотришь на другого. Смотришь и не думаешь, а просто видишь его шансы на слезы. Она думала подряд – мысль за мыслью, следила за каждым шагом откровения. Он шел по улице… Нет, вначале Он находился в своем убогом жилище и смотрел в окно. Наверняка Он смотрел в окно. Прежде, чем начать плакать, Он посмотрел в окно и увидел дождь. А может, наоборот, Он вышел, не глядя по сторонам, уставившись себе под ноги. Ему стало резко холодно. И Он ощутил, как же устал. Он устал, и потому уже не мог держаться, как подобает мужчине. Он почувствовал, что наступил предел – и заплакал. Босые ноги, едва коснувшись первой изморози молодой зимы, ознаменовали новую грань отчаяния. Он оступился и вдруг сразу, в миг, осознал всю зыбкость своего существования. И вот уже новый всплеск маргинального состояния поглотил Его силы, парализовал волю. Скудные, почти сухие, слезы катились по Его впалым щекам. Минуя борозды морщин, застревали в неровной щетине и капали с подбородка. Он даже не сразу понял, что плачет. Плечи содрагались нервической дрожью. И не было ясно, что послужило ее первопричиной – холод или плач. В этот момент Он впервые почувствовал, что освободился от стыда. Наступила та стадия падения, когда стираются границы морали, и начинается власть животного инстинкта. Он перестал сутулиться и прятать взгляд. Он посмотрел на мир мокрыми от слез глазами. Вскинул голову и уставился прямо перед собой. Так Он и шел по улице. Ветер раздувал Его лохмотья, некогда служившие плащом, бил в лицо тонкими серебристыми стрелками и обжигал глаза. Он не пытался укрыться от ударов порывистого холода. Слезы стали его оружием. И Он оборонялся. Он выставлял их напоказ – Он плакал… Многими днями позднее, уже научившись ступать по колючему утру города более уверенным шагом, Он спокойно проходил мимо машин вдоль разделительной полосы автострады. Он не боялся. Он плакал…

Ляля почувствовала, что не может больше думать, и выгнала все мысли из дома. В одиночестве она принялась разбирать гардероб. Это был единственный простой способ освободиться от тяжести, оставленной мыслями. Ляля не искала сложных путей. Разобравшись, она сложила одежду в пластиковый мешок и поехала в больничный приют…

Вещи приняли сердечно, и Ляле показалось, что еще несколько дней она сможет жить – не думая.