Год новый

Второй день нового года. Нет, это, пожалуй, не будет стихотворение. Стихи я пишу в тишине, а Nautilus так затягивает, что не выключишь прям так, оборвав на строчке "там, где слышится смех" или следующей.
Всё чушь. Не веселый идиотизм, а грустная ерунда. Так-то начинается год.
А с другой стороны, с другой стороны, новый год всего лишь продолжает прошлый, не спеша перетаскивая его в будущее. Что-то меняется?
Я всё чаще пью кофе. И каждая следующая порция – крепче.
Я всё чаще читаю Бродского. И каждое следующее стихотворение – ближе.
Странная закономерность наблюдается в последнее время: чем что-либо грустнее, тем больше в тему.
И самое интересное, что никто в этом не виноват. Даже я сама не виновата. И поэтому неправда, что я злюсь на себя или на кого-то. Разве что за слова, произнесенные не к месту, и эмоции, прорвавшиеся не вовремя. А это всё ерунда.
Второй день нового года недавно/давно перешел в третий, и вот находясь уже на четвертом шаге второго зимнего месяца, я снова пытаюсь что-то понять.
Но я не могу ничего понять, потому что, если разобраться, то мне нечего ответить на вопрос "Что у тебя происходит в жизни?". Кто бы его ни задал. И не потому, что не происходит ничего. Наоборот, происходит очень много, и я успеваю только принять результаты происшедшего и дать им оценку, если в состоянии.
Я всё чаще смотрю вечерами в окно. Свет фонарей и чужих окон расплывается в темноте, расплывается, плывет, плывет.--Телефонный звонок. -- А… Вы не туда попали. -- И если Вы хотели поговорить со мной, Вы тем более ошиблись: меня нет.
Стоило бы влюбиться в кого-нибудь, тогда всё, возможно, стало бы более предметно. Ключевое слово здесь – "возможно".
Наверное, скоро что-нибудь случится. Может, хоть в этот раз мне удастся это вовремя заметить. А впрочем, как захочу, так и будет.
Вот я пожелала вчера человеку побольше солнца, и сегодня было солнце. А потом мне захотелось белых облаков, и серость неба, посветлев и расползшись на куски и полоски, как раз в облака и превратилась, и они висели на голубом небе. Потом мне стало скучно, и пошел снег.
Я очень много всего могу. Я счастливая: я приношу людям удачу, создаю им праздники, отдаю им зажигалки и заставляю улыбаться. Но счастливым тоже бывает грустно. Например, если кто-то слишком глубоко заглянет в их глаза.
Я проснулась сегодня в 7.12. Было душно. Было тихо, и даже часов не было слышно. Только скрежет лопаты дворника по асфальту. Должно быть, этот дворник – хороший человек: он убирает снег; по асфальту (у)ходить легче и приятнее. Было душно, и я открыла форточку. Оказалось, что внизу много света от окон, фонарей и фар машин. Утром свет так не расплывается, как вечером. Поэтому утро – это утро.  В комнате стало прохладнее. Мыслей не было. Я знала, что скоро засну опять. На душе было легко, почти весело. А потом я проснулась в десять с чем-то ближе к одиннадцати. Настроение за время сна изменилось. Черт!
И вот, находясь в четвертом дне этого идиотского года, я всё пытаюсь что-то придумать. Для себя, для них; для всех для них.
Я всё чаще смотрю на календарь. Иногда уже в феврале начинает теплеть. Я больше не хочу зиму: всё хорошее, что в ней могло произойти, уже произошло. Произошло даже то, что не могло. -- Спасибо, конечно, но лучше не надо.
Вот вам и творчество-кроме-стихов-которые-никто-не-знает.
Почему это было сказано тогда, не помню. И можно этому порадоваться. Очень неудобно, когда ты помнишь сказанное – тобой и, главное, тебе – а говоривший не помнит. С одной стороны, получается вроде как это и не было сказано. С другой стороны, ты-то никуда уже не можешь деться от того, что знаешь. Я слишком хорошо запоминаю слова. И с этим я тоже ничего не могу поделать.
Пауза.
Я всё реже появляюсь там, где меня ждут: прости(те), так получилось.
2004