Охота на краказябров

Вилич был одержим охотничьим инстинктом уже давно,  он с детства изобретал непонятные приспособления для поимки и уничтожения живности от барабаек до курей. Разумеется, вреда природе это не приносило, поскольку приспособления были слишком хитрыми чтобы работать, зато мы постоянно были заняты делом, собирая и устанавливая новые ловушки на пернатых и клещеногих. Но теперь, через день после своего одиннадцатого дня рождения, Вилич почувствовал себя взрослым и не хотел более довольствоваться бесполезным конструированием. А потому мы воскресным утром выдвинулись в луга близ слободки, где у  нашей бабушки была хатка, с парой бутербродов и огромным желанием изловить что-нибудь большое и съедобное.  Большими и съедобными в нашей полосе были только краказябры. Прежде чем отправиться на охоту, мы внимательно изучили повадки и внешний вид этих копытно-рогатых, сделали себе рогатки, набрали в папином сундучке дюбелей в качестве пуль и приготовили  провианта на два дня на случай, если подраненный краказябр вздумает долго скрываться  в камышах, путая следы и прячась. Судя по книжкам, эти копытные обитали повсеместно, но не служили предметом охоты, поскольку были очень хитрыми и в лапы просто так не давались, даже если на них охотиться с серыми хаундами. Хоть на планете их было и много, основным недостатком краказябров было то, что они настолько умело маскировались и были настолько осторожны, что часто не могли найти друг друга во время брачного периода. Разумеется, именно такая добыча и могла удовлетворить амбиции Вилича. Ну а о своих я не говорю, мне было просто радостно куда-то идти, греясь на солнышке и принюхиваться к новым тёплым запахам.

За час мы перешли луг и забурились в подлески. Под нашими ногами разбегалось что-то мохнатое и визжащее, над головой в ветвях молодых деревьев сидели  мелкопернатые. Вилич принюхался и неожиданно сбавил шаг: «Ты чувствуешь? Это  наверняка он, краказябр… тише…» Я тоже принюхался, но не понял, почему Виличу начали мерещиться звери. Вообще, немного смущало, что краказябры могут быть так близко от деревни. Да и запахов вроде  не прибавилось. Но Вилич уже встал в охотничью стойку, и, не дыша, прилаживал в рогатку дюбель. Пришлось присесть с линии вероятного огня и тоже взять рогатку наизготовку. Шли секунды. Прицел Виличевой рогатки медленно прошаривал ближайшие кусты. Мохнатые зверьки малых калибров сгрудились поодаль и с интересом за нами наблюдали. Я затаил дыхание. Всё произошло в мгновение – рогатка Вилича остановилась на ближних кустах, что-то щёлкнуло, и через секунду оттуда донеслось «УУУууууййййиииии», а прямо на нас кубарем вылетел  полосатый боровочек, который заметался по поляне, снёс несколько мохнатых зрителей, пронёсся у Вилича между ног и скрылся обратно в кусты. Все замерли, шокированные происходящим. Первым из ступора вышел Вилич. Лови его, стреляй!!! – взвигнул он и понёсся вслед за  боровочком. Я понёсся следом, держа рогатку двумя руками в заряженном состоянии и сильно пострадал от кустов, которые молотили меня по лицу и цепляли за ноги. Бежать, однако, мне тоже понравилось.

Вилича я догнал на соседнем поле. Он убрал рогатку и глубокомысленно смотрел поверх травы.
- Не догнал? – спросил я.
- Не догнал – отозвался Вилич, – но мы его наверное ранили и если бы я не потерял след, наверняка он бы устал и выдохся, был бы у нас как маленький трофей!
- А да… я вот, например, уже выдохся. А как ты думаешь, если дюбель боровка свалить не смог, то как же с краказябром мы справимся? Он ведь большой, почти по пояс будет.
- Нуу… - Вилич задумался и несколько секунд молча жевал травинку – ну наверное я вскользь попал в боровка то. Крови же не было. А если  мы в краказябра срелять будем, да вдвоём… наверняка завалим.

Мы съели пару бутербродов с молоком, тихо переговариваясь о выделке шкуры краказябра, и как она будет лежать на полу у нас в комнате. Солнце поднималось всё выше, и становилось жарко. Вилич напялил не голову носявчик с узелками, отчего стал похож на пенсионера. Он вообще отличался тем, что игнорировал свой внешний вид и руководствовался только соображениями собственного удобства. Я представил себя с водружённым на голову платочком и воздержался – солнце не такое уж и вредное, особенно для такой гривы как у меня. Мы аккуратно сложили мусор в мешочек, убрали в котомку и двинулись дальше на восток, к следующему перелеску.  Там, что не очень удивительно, краказябров не было, но мы внимательно обшарили все кусты и  поваленные деревья. Нашли несколько ягод и съели, морщась от кислоты, напугали несколько маленьких, надули через соломинку одну зелёную и скользкую зверюгу, и она, недовольная нами и своей фигурой на цыпочках уползла под корни старого дерева.

Поиски краказябра в подлесках затянулись – мы искали везде, время от времени отвлекаясь на то что находили вместо. Нашли в луже стайку шариков с хвостами и пытались сделать из них бусы, заставляя их кусать друг друга за хвосты. Шарики охотно щёлкали беззубыми ртами, и когда цепочка достигла полуметра, нас грубо прервал голос.
- Вот вы где, безобразники! А я то думал, кто мне все грибы распугал на полмили вокруг!
Голос прозвучал так неожиданно, что мы подпрыгнули, а перепугавшиеся шарики расцепились и попрыгали обратно в свою лужу. Я почему-то  сказал «Это не мы!», но прозвучало как-то неубедительно. Мы, наконец, обернулись и увидели бородатого деда с туесом и огромным посохом, впрочем, у него всё было огромным – и тулуп и нос картошкой и лапы, сжимавшие посох... Он уже оценил эффект от своего появления и продолжал ворчать, довольный нашим смущением. Оказалось, что дед, сосед бабушки, всё утро шёл по нашим следам, встречая только перепуганных маленьких, и ни одного гриба. Боровка он не видел, только слышал, после чего пошёл подальше от шума в следующий перелесок, где нас и нашёл. Разумеется, дед был не виноват в том, что пошёл по грибы в день нашей охоты, поэтому мы, намного помявшись, предложили ему свою помощь в поисках грибов, и, не дожидаясь благодарности, умчались в соседнюю рощицу брать грибы на месте. Мне понравилось охотиться на грибы. Они не разбегались и не визжали, зато ловко  маскировались, как только слышали наше приближение. Тут нам приходилось делать вид, что они нам вовсе не нужны и, используя элемент неожиданности, вдруг подбегать к расслабившемуся, было, грибу и вытаскивать его из земли, перепуганного и всё ещё пытающегося скрыться под собственной шляпкой. Пленённые грибы складывались в платочки и, как только те стали полными, мы с чувством выполненного долга отнесли их деду, который медленно и кругами бродил вокруг каждого дерева, вороша посохом траву.

Наш улов потерялся в недрах туеса. Но, поскольку, до этого там был только мох, чтобы пойманные грибы чувствовали себя комфортно, мы с Виличем посчитали свой долг выполненным, а вину - искуплённой. Дед, впрочем, тоже подобрел, и, выгребая огромной лапой из корзины пёстрые грибы, начал задавать вопросы. Мы с радостью рассказали, чьей мы бабушки внуки, когда вышли и сколько прошли, но вот признаться в охоте на краказябров почему-то стеснялись, словно в этом было что-то плохое. Тем не менее, я не смог игнорировать вопрос и с наивной улыбкой выдавил из себя, что хочу поймать краказябра. Не удивительно, что дед загоготал, а мы почувствовали себя глупыми детьми и смутились ещё больше. Вилич даже пихнул меня локтём в бок. Когда  дед устал хохогать, он уже сидел на поваленном дереве, а мы всё ещё стояли перед ним удручённые и ждали вердикта. Дед ещё немного повсхлипывал и поохал, а потом с видом очень большой важности заговорил:
- Вы молодцы, ребята… ой, насмешили… в вашем возрасте на краказябра пойти - надо настоящим охотником быть. Вот только ищете вы краказябра не там. Вот помню, буквально три года назад Михеич  видел одного, но не в полях с подлесками, а в ёльнике, где темно и тихо. Там зверю спокойно, он всё слышит, сам незаметный, никто его там не беспокоит. А вот чтобы его поймать надо идти ночью, пока они спят и с хаундой, потому что от фонарика они разбегаются а сами вы его ни в жисть не учуете. Так что ступайте-ка пока домой и подумайте, может, в следующий раз и пойдёте подготовленными. Как раз скоро осень наступит. Листья попадают, краказябры ими сами шуршать будут, может и не будут так сильно пугаться, когда вы подойдёте…

Мы с нетерпением ждали конца монолога и, когда дед, наконец, закашлялся на каком-то месте рассказа, которое могло быть заключительным, мы затараторили, что мы «спасибо, обязательно в следующий раз, если бы не вы, мы теперь будем, спасибо, до свидания» и поспешно скрылись в кустарнике. Настроение было уже совсем не охотничье, а какое-то виноватое, да и времени уже было много: солнце начало заваливаться на западный бок, и светило тоже устало и неохотно. Мы пошли в сторону дома, но уже через соседние поля, где росли заросли чепыжей и камыша, в котором можно было  удобно разместиться для отдыха и сделать шалаш. Для подъема настроения я показал Виличу спрятанную в кармане самокрутку – я специально сделал её из батиных окурков, чтобы выкурить на туше своей поверженной жертвы. Вилич приободрился, и, хоть у нас и не было туши или жертвы, мы решили выкурить трубку мира за обедом из оставшихся бутербродов.

Гнездо для стоянки делается просто – выбираешь себе точку в высокой траве и вытаптываешь полянку так, чтобы поваленная трава превратилась в подобие лежака, а трава вокруг осталась стоять как стена. Мы управились за пять минут и наконец расселись, запыхавшиеся и довольные. Пахло травой и землёй, а сверху сверкало небо. Вилич снял, наконец, с головы платок и соорудил из него скатерть, разложив на ней наш провиант. Запахло молоком и хлебом. Мы неспешно жевали бутерброды и обсуждали то, что нам рассказал дед. А потом, с видом заправских охотников, сели друг напротив друга и закурили самокрутку, стараясь не кашлять. У меня слегка закружилась голова, и пришлось прилечь на траву, а Вилич, видимо с теми же ощущениями, откинулся навзничь и неожиданно замер, а через секунду медленно перевернулся на живот и уставился куда-то в траву. Я ждал, что он чего-нибудь скажет, но Вилич застыл без движения, и, кажется, даже не дышал. Я тихо-тихо поднялся, потушил самокрутку и пополз к Виличу, пытаясь разглядеть в зарослях то, что увидел он. Сначала я не мог ничего разглядеть, и только секунд через двадцать мои глаза смогли выделить из пестроты зарослей контур. На почти такой же полянке в паре шагов от нас лежал краказябр. Как только я его увидел, я понял, это был именно он, большой и красивый, пёстрый как… Краказябр лежал с закрытыми глазами, опустив голову и поджав под себя копыта, так что со стороны выглядел как… Мы продолжали лежать и глазеть на зверя. Краказябры замирают чтобы их не нашли, что он и сделал, но, видимо, они совершенно теряются, если их всё-таки найти. Он медленно приоткрыл один глаз и посмотрел на нас – мы затаили дыхание. Вилич прошептал «рогатку готовь – стрелять его будем». Краказябр посмотрел на него с недоумением, а потом перевёл взгляд на меня. Мне стало стыдно.
- Не, Вилич, давай не будем его убивать… я не смогу…
- Что, жалко его, да?
- Ага – всё так же шёпотом признался я.
- И мне жалко… что с ним тогда делать?
- Не знаю.
Когда мы шептались, глаз краказябра следил за тем, кто в этот момент говорил.
- Давай его погладим, а… - мы медленно поползли к животному и, выставив вперёд руки, прикослулись к шерсти. Глаз скосился в сторону наших рук. Он был тёплый и мягкий. Мы, окрылённые успехом, подползли ещё немного и, дотягиваясь уже ладонями, погладили тёплый бок. Глаз опять скосился назад, ничего не увидел и вопросительно посмотрел на меня. Я убрал руку назад и нащупал недоеденный бутерброд Вилича.
- Вот, держи – прошептал я краказябру и медленно сунул бутерброд ему в морду. Нос зашевелился, а глаз округлился от  удивления. – Мы хорошие... – заверил его я, и, оставив бутерброд, убрал руку, чтобы его не смущать. Краказябр помедлил, потом шевельнулся и замер снова, а бутерброда  на траве уже не было. Вилич великодушно прошептал: жри, скотина, жри, это вкусно, мы для тебя принесли… Зверь, тем временем, понял свою оплошность – больше притворяться травкой было бесполезно. Он нерешительно поднял голову, посмотрел на нас уже обоими глазами, а потом поднялся на ноги, отряхнулся и сорвался с места.

Мы встали и посмотрели ему вслед. Сердце бешено колотилось, и перед глазами всё ещё стоял образ краказябра, грациозно скачущего сквозь траву. Ещё какое-то время мы различали движение в зарослях, но потом пропало и оно. Вилич в задумчивости выкинул рогатку и пошёл  к деревне. Я спешно собрал оставленные в гнезде вещи и побежал его догонять.


Рецензии