Твердо скажи тут

Ноябрьский день сочился промозглыми слезами. Обязательные люди уже заняли свои рабочие места, и наступило время людей, выпавших из круговорота повседневных обязанностей. Рейсовый автобус номер девятнадцать. Еду с мамой в детскую поликлинику. Напротив - толстый дедушка с большой усатой лысой головой, опираясь правой рукой на палку. Серый вязаный шлем, черный свитер тонкой шерсти под горло. Устремил немигающий взгляд в точку, почти не дышит. Под скамейкой покоится темно-зеленая брезентовая сумка, в которой что-то есть. Что там в сумке? Не нравится мне этот старик, есть в его взгляде какое-то напряжение. Сказать матери или не сказать, что в сумке что-то есть?
Вдруг взгляд старика начинает оживать, наполняется усилием. Он пытается встать. Это ему не удается. Только в глазах осталось напряжение. Почему он раздумал выходить? От стаи налетевших вопросов, снова разболелась голова. Странный старик...
...
«Не те те-перь си-лы, - с частотой пулеметного пульса стучало в виски , - о-тя-же-лел, ос-лаб. Сейчас бы вернуть то время, когда пружиной вскакивал, когда тело, взлетало ласточкой над скалой, повинуясь в полете. В воду входило легкой стрелой, ввинчиваясь в серый брезент воды. Все теперь не так. Уже и в постели ворочаться стало трудно. Согласился бы я тогда? Нет, конечно, нет. Сил было много и духа было много».
...
Словно отблеск далекой  молнии промелькнул в глазах старика во время короткой передышки. Вспомнил молодость, или думает, как незаметно оставить сумку. Странный старик. Глаза снова застыли, тело напряглось, подалось вперед. Напряжение переходит в движение. Старик медленно встает. Его лицо исказила гримаса. Шумно с усилием задышал. 
...
Отступать поздно. Я ведь, согласился не ради себя. Облегчить страдания внука, оплатить уход за ним. Они меня не обманут, не могут обмануть. Аллах им не позволит. Они никогда не обманывали. Почему они, все-таки выбрали меня. Это произошло ранней осенью, на улице Либкнехта, когда я торговал светящимися брелками. Брелки шли неплохо, и я приносил домой достаточно денег. Тот «Ниссан» остановился напротив места, где я стоял. Тогда ко мне подошли двое. Один из них, хорошо одетый, с городской внешностью, выправкой офицера и сталью в глазах, кажется, спросил, сколько стоит фонарик. «Брелок, - поправил я, - тридцать рублей». Меня тогда удивило, что он заплатил семьдесят. «Денег девать некуда», - подумал я. Второй тогда стоял поодаль, и я его не разглядел. Это была наша первая встреча.

Когда похолодало я перебрался в подземный переход. На следующий день подошел человек в погонах сержанта милиции и потребовал документы и разрешение на торговлю. Я показал.
- Что же Вы, Федор Потапович, нарушаете, - сержант даже досадливо покачал головой, как бы жалея меня. А по виду был обычная сволочь, бездельник и хапуга, которые сотнями слетаются из окрестных деревень на яркие огни городской иллюминации. Он прикопался к тому, что у меня огнеопасный товар, торговать которым разрешается только в специально отведенных местах. Как будто не понимал, что светодиод загореться не может. Я попытался объяснить, что это холодный свет, от него не может быть пожара.
«От всего может быть пожар, - его слова еле перелезали через губу, - от всего.». Начал рассказывать, что у них в деревне стожок всю зиму простоял, а весной загорелся, сам по себе. Так, вот...
- Подожгли, наверное, - я все еще на что-то надеялся.
- В свете постановлений по борьбе с терроризмом товар, представляющий угрозу безопасности населения конфискуется, - казенным голосом сказал сержант многократно отрепетированную фразу, и добавил, - Вам надлежит выплатить штраф в размере семи тысяч двухсот рублей.
Это был мой средний доход за две недели. «Круто сержант борется с терроризмом», - подумал я.

- Мы платим штраф, и покупаем весь товар, - сказал подошедший незнакомец.
- Вот, сержант, десять тысяч, - подошедший достал бумажник, отделил от толстой пачки купюр, пачку потоньше, отсчитал от нее десять тысячных бумажек и подал милиционеру. У незнакомца было столько уверенности в движениях, что я не мог ошибиться. Это был человек из «Ниссана».
Сержант не говоря ни слова ткнул ему связку брелков и вечных фонариков, и пошел, перекатывая пухлыми булками ягодиц.
Я поинтересовался, чем заслужил такую милость.
- Сколько стоит твой товар? – ответил незнакомец вопросом на вопрос.
Я ответил. Он отсчитал деньги и вложил мне карман. Пока человек с военной выправкой отсчитывал деньги, подошел второй из «Ниссана». Постарше первого, с рубцом шрама, спускавшимся от виска, через щеку к подбородку и без одного уха. Безухий молча наблюдал., и как мне показалось, русского языка не понимал.

«Наркотой торговать, не буду», - думал я по дороге домой, не понимая, что нужно от меня незнакомцам. А в том, что им что-то нужно сомневаться не приходилось. Когда-то мне предлагали торговать наркотиками, точнее быть неподалеку, и отдавать клиентам, которые подходили с клочками бумаги, на которых были написаны закорючки. Одна черточка означала одну дозу, крест – две, кружок – три. Больше трех писалось цифрами.  Я отказался. Слишком часто мне приходилось видеть единственную дочь вдребезги пьяной, видеть внука нажитого с таким, как и она сама забулдыгой-сожителем.  И когда тот выгнал их, увидев отпрыска-инвалида, они вернулись в нашу стариковскую малометражку. Мне казалось бессовестым наживаться на горе таких же, как моя дочь людей, хотя и незнакомых.

Третий раз я сам нашел людей из «Ниссана», когда двое отморозков, постоянно жестикулирующих, отобрали выручку за день и остатки товара. Хозяин товара потребовал вернуть деньги или товар. Деньги, которые откладывал про запас пропали. Хотя, что значит пропали, дочка пропила, тут и к бабке не ходи. Я околачивался на улицах в поисках случайного заработка, когда увидел уже знакомый «Ниссан».
- Выручайте, сынки, - совсем прижало, - согласен торговать вашей наркотой.
Наркотиков не будет, будет мужская работа.
Я немного приободрился. Хотя годы уже взяли свое, работы я не боялся.
- Говорите, что за работа.
- Если мы скажем, ты уже не сможешь отказаться.
Я промолчал, раздумывая, что же за работа такая, мужская. Неужели кого-то убить.
 - Ты должен взорвать автобус, - пока первый говорил, второй со шрамом внимательно наблюдал, - мы тебе все дадим, расскажем где и как.
- Нет, - только это слово я и смог произнести.
- На нет и суда нет. Но о нас забудь, - до странности легко согласился сталеглазый.
Дома поделится своими страхами было не с кем. Жену забрали в стационар с жестоким приступом астмы. Она сидела на носилках с лицом синюшного цвета и хватала воздух. Дочь пьяная в грязной одежде шумно сопела в подушку. Павлика никто не покормил. Он сидел в кресле и мычал. Его  каталка была мокрая. Я отнес мальчика на унитаз, потом вымыл, сварил гречневой каши и накормил. Это как-то отвлекло от страшных мыслей.

На следующий день я твердо решил пойти в милицию. Подходя к дому номер тридцать пять по улице Коровина, я как будто бы заметил иномарку похожую на тот «Ниссан». Ноги налились свинцом, рашпиль языка царапал рот, желание идти в милицию растаяло. Поглядев на дверь отделения милиции Заречного района, я прошел мимо. Вскоре одно за одним случилось несколько событий. Умерла жена. Из больницы позвонили, что она скончалась от сердечной недостаточности. Формулировочка - на все случаи жизни. Хотя здесь уместнее было бы сказать – смерти. В день похорон, когда на поминках все напились, дочь устроила истерику, стала ломиться в дверь к соседу из восьмидесятой квартиры: вспомнила старую обиду. Приехавший по его вызову наряд забрал буянку в отделение. Обратно она не вернулась. Как было сказано – скончалась от травмы, несовместимой с жизнью, полученной вследствие неосторожности. Я остался один с калекой внуком на руках.
Что мне было делать. Они обещали всегда заботиться о Павлике.
Это и еще многое другое приходило мне на ум, когда я отворачивался к стене чтобы не видеть Павлика, в полумраке рассматривал контурную карту трещин в штукатурке. А когда ненадолго засыпал, мне снились мои наниматели. Они целятся в меня из автомата, я изо всех сил бегу прочь, на ватных, не слушающихся ногах. Они стреляют в меня. Я споткнулся, падаю, спиной чувствую, как в меня летит граната, и вот-вот взорвется у меня за спиной. Не в силах убежать или помешать этому я просыпаюсь в ужасе и бессилии. Первой мыслью, которая приходит мне в голову - мысль о том, что еще одна ночь позади, что роковой день стал еще ближе.
...
- Он ответит мне, - прошипел Алхан, сегодня же позвоню ребятам.
- Не отвлекайся, а то врежемся, - я сидел на переднем сидении «Ниссана». - Конечно, надо наказать, жестоко наказать. Чтобы у других и мысли не возникло устраивать кидалово, - продолжал я, - но, пойми, Алхан, его феэсбешники крышуют, а за свой интерес они глотку порвут.
 Алхан повернулся ко мне: - Так придумай что-нибудь, или тебя это не касается. Он был взбешен, а когда Алхан взбешен, жди неожиданностей.
- Сделаем все под видом теракта. Сейчас это модно, - сказал я, - будут искать чеченов, а мы останемся в стороне.
- А я кто по-твоему, не чечен? - сказал Алхан уже спокойным тоном.
- Такой же чечен, как я негр, отец - лезгин, мать – украинка, всю жизнь поделил между Харьковом и Сибирью. И не надо втирать про залитую кровью маленькую но гордую родину Ичкерию. И тебе и мне известно, что там происходит. Кого режут, как овец, а кто делает свой бизнес, - сказал я спокойно. – Женщин использовать нельзя – отработанный вариант, их теперь больше шмонают, чем кого бы то ни было. Нужен мужчина славянской наружности, лучше пожилой, даже старик.
- Толя, ты голова, - Ахмед повернулся ко мне, - только где мы найдем его. Кого и за какие деньги можно уговорить на такое?
- Смотри на дорогу. Почти любого. Надо его обработать, как следует. Не оставить выхода. Хотя бы того, - я указал на крупного старика, продающего светящиеся брелки. – Узнаем кто он, какие у него проблемы. Всегда  можно что-то найти. А если не найти, то устроить.
Алхан остановился напротив старика, и я пошел на разведку.
...
Я скользнул взглядом по лицам пассажиров. Женщина с девочкой, наверное, с дочкой. Девочка сидит у окна, смотрит на проезжающие автомобили. Две грузные женщины о чем-то разговаривают, наверное, спорят о каких-нибудь глупостях. Стайка студентов на задней площадке. 

Почему они выбрали именно этот маршрут. Маршрут номер девятнадцать. Маршрут, как маршрут, как многие другие. Через важные объекты не проходит. Я не думал о целесообразности этого акта. Чтобы отвлечься от важного вопроса, я зацепился за второстепенный, стараясь подавить невыносимое чувство вины, которое не покидало меня с тех пор, как я согласился. Они назначили время и место. Все должно было произойти на этом повороте, где улица Волкова пересекается с улицей Россолимо. Здесь поворот не очень крутой и автобус всегда входит в него на хорошей скорости. Потеря управления вынесет его прямо в тот дом и даст хороший разрушительный эффект. Так получилось, что я вошел в заднюю дверь и должен был пройти в переднюю часть салона.  Я встал и, протискиваясь между стоящими пассажирами, направился вперед, к кабине водителя. "Возможно, некоторым повезет, и они останутся в живых", - подумал я. Большая мягкая темно зеленая сумка, с брезентовыми ручками осталась лежать под сидением. Я мог оставить ее и выйти, но не был уверен, ни в чем не был уверен. Что будет со мной, меня не волновало, но что будет с Павликом. Я нащупал в кармане угловатую коробочку, сдвинул заслонку и пощупал кнопку. Легкое нажатие пальца и все будет позади. Еще несколько шагов. Пожилая женщина, двое школьниц в легких осенних пальто.

Пора.
Спокойным движением большого пальца я надавил кнопку. Тишина оглушила. Пассажиры, оставались на своих местах, автобус вошел в поворот.
«Предохранитель... я забыл снять с предохранителя», - рванулся обратно к сумке, расталкивая пассажиров. В этот момент автобус вспучился красным мухомором.  В разные стороны, подобно молодым побегам папоротника, разлетелись куски горящего металла и части человеческих тел.  Остатки автобуса протаранили ажурный штакетник, и с ходу врезались в кирпичный двухэтажный дом, реставрированный в позапрошлом году одной страховой компанией. Автобус пробыл стену, остановился и весело расцвел огненно-красным георгином.
...
- Георгий Спиридонович, ходят слухи, что многие недовольны Вашей манерой вести дела, - они сидели в креслах друг напротив друга, президент страховой компании и его начальник службы безопасности, толстый обрюзгший нестарый еще человек, с одышкой и двойным подбородком и поджарый седой невысокий мужчина с ничего не выражающими  глазами. Георгий, или как его называли сотрудники страховой фирмы «Черепаховый панцирь», Георгий Спиридонович, выдерживая паузу, перекладывая левую ногу на правую, обдумывал ответ. Что знает этот служака, который по совместительству, с руководством службой безопасности выполнял роль связного между президентом и его покровителями.
- Есть такие ситуации, в которых и мы можем оказаться бессиль... – он не закончил. С брызгами медленно падающих кусков металла и плоти, кабинет наполнился валом огня от взорвавшегося бензобака автобуса. Несущая стена, равнодушно крякнув, рухнула...