Октябрь

I
-Каждый день я вижу Твоё падение. Всё, что нужно – у меня в руке. Я читаю в твоих глазах просьбы о помощи. Падать вместе! Слова выражены нахмуренными бровями. Падай в сердце. Падай в сердце. Свет отступает назад, оставляя место вопросам. Чёрные глаза. Чёрные глаза. Падать вместе! Это просто для Тебя!

Лживые боги умрут по очереди. Ах, твои чёрные глаза. Мы возьмём вишневое вино. Ты возьми меня за руку.

Ты не можешь изменить ситуацию. Ты умираешь…
Но ключ в моей руке. Но я бессилен Тебе помочь. Всё, что нужно – у меня в руке, и я читаю в твоих глазах просьбы о помощи. Под ногами – быстрая земля. Боги уже умирают по очереди. Это не выдумка, не ложь. Видишь, всё место занято мечтами. Разрушены хрустальные глаза времени. Место в мечтах.

Если мы потеряем веру, то упадём в нас. Падать вместе! В твоём кармане – чек за номер, где мы никогда не проснёмся. Чёрные глаза.

Безопасность – не шутка. Ощущения как в кино. Просто для Тебя. Проблемы остались в грустной комнате. Я чувствую, как ты умираешь. От этого ощущения у меня внутри щекотно. Ты не можешь изменить ситуацию. Тобой овладевает страх. Я тоже боюсь проснуться. Каждый как последний раз. Ничего не беспокоит. Просыпайся. Падать вместе! Я боюсь просыпаться без Тебя. Боюсь, боюсь. Просыпайся. Чёрные глаза. Просто для Тебя!


-Рождественские овцы проводят тест на мужчин. Обведи меня вокруг пальца. Посмотри в окно прощения на мои пальцы.
Шлюхи вьются возле моих ног. Специальный ключ к высоте. Не победа. Карамель. Не ходи на улицу. Скандинавские лыжи по душе. Растяни время. Продли страховку. Спи во времени. Всё в цветах. Революция улицы шлюх. Блевотина дорог. Гной ночлежек. Мир в бутылке.
А на небе – фантазии младенца. Это в твоём тысячелетии. Процесс разложения мысли на атомы чувств. Этой ночью твоё сердце будет разбито от падения в моё.

Во время танца не наступи на мою голову. Это твоё поколение. Это конец. Это снова и снова жизнь взаймы. Я вижу твоё прерывистое дыхание сквозь зубы. Стереоскопическая картинка порнографии, означающая наступление по всем фронтам в мир грёз вне действительности. Это опять наш дом. На сегодняшнюю ночь. Доверь мне свои чёрные глаза. Великое падение и воскрешение. Поворот ключа – и мы дома.

Ранним утром Ты встаёшь, заправляешь постель и идёшь дышать. Слоники сбежали с твоей майки на балкон. Я не знаю, как выразить себя для Тебя. Это правда. Просто быть рядом с тобой – мой каждый глоток антисвободы. Ты слышишь и не можешь ответить. Венгрия без Тебя – не Париж. К смерти лучше не прикасаться.

Магическая форма шлюхи – это как попытка двигать ногой, которой нет. Улицы готовы стирать бельё сплетен, медленно пережевывая лезвия новостей. Движение началось. Беги из дома. Ко мне. Разбуди меня мёртвым кислым поцелуем. Улыбнись без улыбки и заставь встать с постели. Опасность дышит нам в мокрые затылки. Снова дети кричат под моим окном. Я – животное, своим существованием закрывающее от тебя возможность умереть по совести.

Затми моё сознание с утра рассказами своих неврастенических снов. Я уже голоден Тобой. Раствори несколько таблеток жалости и напои меня. Прости за бред, который я оставил вчера у Тебя. Проснись. Проснись. Проснись…


- Желтые ромашки, словно язвы, покрывают моё бренное тело, оставленное без Твоих поцелуев болтыхаться в безвременье. Взгляни на меня, висящего вниз головой. Утро, как стакан морфия, разбудит Тебя попыткой проникнуться смыслом моих пьяных уфологических сновидений. Я стесняюсь своего недостатка слов. В ступнях сотни иголок не дают забыть ощущения простой боли. Попытка остановить время закончилась на Твоём обезвреженном плече. Моё взорванное тело сегодня для Тебя как наркотик…
Я слышу симфонию твоих полушарий. Так быстро еще никто не прощал мне моего вечного хмурого хмельного настроения. Всё же подойди ко мне и коснись холодной рукой грешницы моих белых ресниц…

Когда-то мы ходили держась за руки. Это была твоя фора. Сенсация для меня как будто тушь для голубого. Спасибо тому, от кого Ты мне досталась,– он позаботился о сохранности твоего мнения о половой принадлежности. Сними меня отсюда. Мне наплевать на себя самого. Я налью Тебе чашечку кофе и скажу: ”Это для Тебя, просто для Тебя”. Солги богу о попытках самоубийства. Их не было. Это был я. Всего лишь играл с Тобой. Хотел пошутить. Вот правда, которая дойдёт до твоего сознания со второго раза. Это глупо – не признавать факта своего влечения. Давай испробуем новый вид любви. Для этого кто-то из нас должен на время умереть. Дальше - по наитию. Я согласен с Тобой во мнении о кровосмешении.


II
- Последние капли счастья упали в треснувшую землю бесплодия. Из них выросло НИЧТО. Пустота. Сотрясение мозга. Вывороченные вены. Сгустки крови…

Прощальное письмо навевает воспоминания о былых победах над Твоей гордыней. От него веет духами. Я люблю, когда Ты такая старомодная. Пот на лице – не клаустрофобическая теснота жидкости в моём организме, а всего лишь последние усилия остаться с Тобой. Ничего не помогает. Но пока мы в одном измерении, я продолжаю свой первобытный танец вновь и вновь. Ты не отвечаешь мне даже жалким подобием взаимности, и Твои чёрные глаза чернее обычного. Так было тогда, когда мы познакомились на поляне перед выпуском в свет моей книги манипуляционных наставлений девственникам. Наблюдая полёт твоей мысли, я делал лишь редкие восклицания, но не перебивал Тебя. А Ты жадно вырывала каждую минуту нашего первого Времени, чтобы с особым трепетом поведать мне все тонкости медицины Средневековья, хранившиеся в твоей памяти от каждых предыдущих поколений человечества.

И теперь, когда Твои чёрные глаза постоянно поглощают меня и мои чувства, мне кажется, что я попадаю в них словно в ад безвременья, где господствуют законы чёрных дыр и остатки холодной математической догматики. При этом слышен скрежет книгопечатного станка, извиваются восхитительные вопли старых монашек и веет духом тугих рифм начинающего поэта. Перед глазами лишь Твоё прощальное письмо да следы пальцев на моей влажной послеполуденной руке. На постели остались некоторые оргаистические моменты масштабов катаклизменных блужданий портящейся погоды. Память отключается с постоянством умирающих наследников миллионера, и вот уже незаметно сквозь дымку Твоих обветшалых губ, не выражающих больше саркастического жара прелюдий.

А с утра мною пыталась завладеть Тошнота, ударяя в мозг галлюцинативной действительностью, перекочевавшей в него с лёгкостью выпиваемых антибиотиков умирающим от рака. Она подступала к самому горлу словно тянула невидимыми нитями сквозь кожу острый якорь-крючок, раздирая и выдавливая наверх теплую мякоть внутренностей. Ей уже почти удалось вылезти наружу, подставляя солнцу свою новорожденную площадь, когда я резко встал и побежал.

Вельветовое утро отступало, словно линия огня по берегу кровавого залива. Передо мной открывались секреты миллионов лет, становились явными затуманенные тайны Тысячелетия. Вдруг я настолько четко ощутил остроту этого необыкновенного чувства, почти держа и переминая в руке его сущность, осязая всеми кончиками возбужденных нервов его естество, что останавливался и, не чувствуя ног, испытал яростный толчок из-под земли, который завертел в моих потемневших глазах сотни калейдоскопических картинок.

Очнулся я от мертвого молчания и не менее мертвого и холодного, но настояще-колкого, Твоего поцелуя, который вернул меня к действительности и убедил, что я существую.
Взглянув в Твои черные глаза, я вновь испытал страх. Предчувствуя что-то плохое, я алкал объятий, которые пытался выловить в бесшумном матовом сиянии черных глаз.

Черные глаза, эти черные глаза. Мне всегда нравилось в них то, что нельзя определить, куда Ты смотришь, не поворачивая головы. Это то же самое, что смотреть в неподвижную точку, нашептывая непонятные молитвы.
Я люблю эти глаза!

А сегодня этими глазами Ты водила по бумаге, куда ложились нежные тихие строки прощания и прощения. Ими Ты любила меня и ими же разрываешь теперь ситуацию глубокого дикого кричащего счастливого безумства, вросшего в нашу кожу татуировками в виде воспаленных совестливых прерывистых улыбок.

А теперь последние капли счастья падают в треснувшую землю бесплодия. Это последний раз. Внезапное рождение и ожидаемая смерть. Падение в существование и взлет в антисвободу. Просто так. Все в нас было просто так. Остатки численных преобразований и краски неизвестного овоща. Сплетение бездуховности и вожделении кровеносных сосудов. Снова и снова ТОШНОТА. Она не перестает оставаться со мной. Я знаю, она вернется с Тобой или без Тебя. Но она СУЩЕСТВУЕТ…


- Мне нагадали одного ребенка по руке, по левой ладони. Но мой загадочно-бледный вид заставляет Тебя сомневаться. Что это? Снова я хожу по комнатам в осенней скрюченной походке, и глаза мои чуть-чуть прикрыты усталостью Тысячелетнего одиночества. И снова мне снятся заманчиво-гипнотические сны о смерти, в которых Ты пахнешь весенним алкоголем. В моих осужденных волосах недавно завелось нечто, стерегущее свободу. Ты больше не пытаешься смешать сахар с солью, чтобы вылечить мой испуг, тыча пальцем в пушистое слово «Шизофрения». Теперь, когда я снова с Тобой, для Тебя безгранична советь. Совесть без свободного падения в ограниченность душных мыслей о венчании. Уместно ли сейчас презирать стерилизованные неврозные исповеди жасминовых уединяющихся? Даже смотреть на Тебя – моя ежесекундная кислотная пытка.

Недавно Ты хотела жить вместе. Это просто желание. Оно выдергивало из меня куски искристого перламутрового ликования, оставляя гаснущую надежду на истлевшие предрассудки.
Каждое утро Ты поила меня бульоном. Помогала вылечить одиночество. Только Ты. Эти слова для меня – океан безысходности, но такой успокаивающей.
А по ночам в спальню ко мне врывались алчущие крови хазары. Я прятался под одеяло, тогда они уходили, рассеивая по комнате споры страха. Но утром Ты поила меня бульоном. Но я оставался стеклянным памятником, телетайпом, малограмотным трамваем, усопшим ископаемым, телятиной, парализованным парабеллумом, флюгером, метеорологом, микробом, звездным ковшом, Евангелием.
А Ты до упаду хохотала над моими чернеющими с нескромным постоянством глазами египтянина.
Но Ты поила меня бульоном. Днем я уже ходил, мертвенно бледный и удушливо вязнущий в задумчивости, ходил и возвращался к существованию.


- Пусть протянутся бесконечно длинные нити ожидания к моим бесполезно вызываемым из памяти воспоминаниям о нашей последней встрече. Пусть сомкнутся в серебряные кольца утомленных чувства одиноких дней без Тебя. Пусть раздастся тлеющее пламя оскудевающих сердец, кормящихся футуристическими картинками из капельницы двух сомнительных лет.
Тогда я реанимирован, разбужен, воскрешен. Тогда я снова в строю, в седле, в струе. После этого посмотри в мои щенячьи глаза, так соскучившиеся по твоим щедрым улыбкам. Возьми в моем замерзающем сердце комок депрессивных сжимающихся ощущений пустоты и приготовь собакам ужин. Забудь убежавшие сквозь пальцы несостоявшиеся возможности. Пусть их восполнят грядущие Тысячелетия рутинной работы над нашим существованием. Существованием теперь вне законов времени и пространства. Без вмешательства всесторонне проникающей давней знакомой ТОШНОТЫ. Без тревоги бытового несварения. Теперь нас забыли вдвоем, наедине с нами. И почему-то по-другому чувствуется эта одухотворенная безысходность, по-другому думается в новорожденной пустоте. Будь со мной в пределах бесконечности. Только не оставляй одного. Пока Ты со мной, Тошнота боится подойти. Я ведь только очнулся от ее галлюцинотивной действительности, так долго заменявшей мне воздух и небо, от ее порнографических ухищрений, которыми она снабжала меня как наркотиками. Ты долго лечила мою нечаянную привязанность к Тошноте, и теперь я не желаю иметь с ней ничего общего. Всё. Оставим.

Помнишь, сегодня я открыл Тебе свою маленькую детскую тайну? Я солгал, ничего этого не было. Я знал Тебя всегда, но придумал сентиментальные условия нашей первой встречи, нарочно путая даты и имена. Это чтобы отвлечь Тебя от бесконечной меланхолии по абсентному пепельному Времени, что позволяет себе издеваться над твоим телом, как над структурными рядами дизоксорибонуклеиновой кислотной сущностью событий в истории уходящего столетия ошибочных мнений. Так просто, что не хочется напрягать растянуТые нервы. Теперь у нас так много Пустоты, что можно ежедневно обсуждать свой словарный запас и забывать его снова; можно настигать флуктуацию за флуктуацией оргаистических каруселей. Теперь мы сами с собой вместе. Теперь нас не отыскать в действительности, как бы мы не пытались вернуть себе лики свободы.
Пока я думаю над этим, во рту – канализационные путешествия бактерицидных баталий, в душе сладчайшая неудовлетворенность воздушными поцелуями. Ты где-то рядом, но недосягаема для моих просьб о помощи. Просто нехватка Тебя – всегда пропавшие билеты на поезд со счастливым вагончиком в хвосте. Нехватка Тебя – упавшая в море, от этого не увиденная никем, комета Галлея. Нехватка Тебя - взрыв сверхновой на месте черной дыры, как бы черна она ни была.

Возвращаясь из полночных скитаний по лунным лабиринтам моего нежелания спать без Тебя, я прошу всего лишь кусок завалявшегося внимания, осколок утробного взгляда из Пустоты. Сделай так, чтобы вновь протянулись бесконечно длинные нити ожидания, чтобы мои глаза отражали твое игривое присутствие на похоронах одиночества с охапкой чувств, чтобы я испил в полной мере твое желание.
Просто будь со мной сегодня.
Просто будь со мной.
Просто будь.

И это все, что я потрачу на убийство этого своего эгоистического желания. И снова все, что нужно, в моей руке. И снова я вижу в твоих глазах просьбы о помощи.
А в списке приглашенных снова никого нет, зияет огромная черная дыра. А в моей руке зажаты секунды Твоего характера. Когда надо, мы оставляем их зажатыми, тогда Ты более близка ко мне. Мы на таком сокращенном флегматически оторванном расстоянии, что хочется даже нюхать жженую вату. Электричество в чистом виде наполняет наши тугие вены. Продрогшие сомнения толкают в голову грубые мысли. Начало бесконечности. Существование. Хроническая обреченность. Прогрессирующая инфекционная простуда Времени. Идиотизм в седьмом колене. Сексуальность. Снова электричество. Столбы ночных наступлений. Огни первых этапов. Цепи. Лампы. Яды…

От прикосновения к испорченному теплотой лбу твоей прохладной руки я содрогаюсь волновым испугом. Наваждение яростным прыжком покидает мое устланное вниманием сознание, и я просыпаюсь, весь влажный и бледный.
Ты принесла свежий бульон, чтобы лечить меня от звездной болезни, от бесшумного брожения полушарий, от чернеющих глаз.
Ты так мила сегодня с утра! Как хорошо, что я не посвящаю Тебя в суть моих диспропорционально угнетающих естество сухих сновидений. Мы общаемся с Тобой на языке святой воды. Жар прикосновений сглаживает прохладу улыбок и черноту взглядов исподлобья. Мы стремимся к пониманию столь же яростно, сколько сильно горит в наших сердцах желаемая кем-то просчитанная тайна…



III
- О! Кто-нибудь видит, как я борюсь с водой? С этого момента я чувствую в себе неожиданный смерч. Последний, навсегда брошенный смертельный спазм моих попыток победить стихию воды остался незамеченным среди звуков путешествующих без времени сенсаций. И Ты останься холодной к длительным журчаниям призрачной тоски по памяти. Кто убил менЯ? Кто убИл меня? КтО убил меня? Убил ли?.. Убил?..


О! Кто-нибудь видит, как я борюсь с водой? Закрой дверь ко мне. Я должен быть один. Есть ли здесь что-нибудь, способное помешать рождению лежачей Тишины? Мне широко смотреть на ее молчаливый лик безбрачия. Ощущения словно в кино, словно кто-то забыл прочувствовать мое прикосновение через вакуумное бездвижение. Кто со мной бывает так ласково пуст? Кто здесь? Кто? Здесь ли?.. Где?..


О! Кто-нибудь видит, как я борюсь с водой? От последнего первоиспытания до моих побед – звездная бездна безвременья. Я никогда не меняю того, что сказал. Я лгу, вижу ложь, пытаюсь как можно больше говорить своих слов, читая их из мирового оккультного словаря.

Ты и вправду думаешь, что взрыв эмоций способен поглотить мою борьбу с водой? Я боюсь воды, а в Тебе – восходящее солнце желания. Не знаю, что пожелать Тебе – смерти или одиночества? Я так мил, словно живучий стопроцентный ростовщик свободы. Я так мил. Так мил… Темнота. Темнеющие стены. А по ним сочится бриллиантовая вода. С четырех стен моей темнеющей комнаты проникает вода. Бриллиантовая, по чернеющим стенам. Моя кровать – между четырех чернеющих стен. Темнеющая между темнеющих стен чернеющая кровать.


О! Кто-нибудь видит, как я борюсь с водой? Борюсь ли?.. Я ли?..
Вода заливает стены, пол, доходит до моего одеяла. Чернеющее одеяло… Я помню, что говорил. Я много молчал, когда Ты говорила обо мне. Подвигала тарелку бульона и говорила, говорила, говорила. Ты свободна. Я так мил, так мил…


А по чернеющему одеялу тенятся медленно увядающая в своем бриллиантовом существе водяная лапа, за которой видна лишь пасть сотен черных зубов да полностью потемневшая комната черных стен. Между мной и моим настоящим, между мной и Тобой – только звездная бесконечность. Вспоминаешь обо мне, говоришь, вспоминаешь, говоришь, говоришь, говоришь. Говори, вспоминай. А я уже молчу. Кто-нибудь уже не видит, как я борюсь с водой. Уже не я, уже не борюсь. Одна вода, черная вода в черной комнате затемняет мои чернеющие глаза, и я уже не вижу больше Тебя, только слышу… Как Ты говоришь обо мне, вспоминаешь, говоришь, говоришь, говоришь. Черная вода. Я. Черный.


- Струна нержавеющим басом бьет по нервам. Чувствуешь, как я чувствую Тебя? Противно осознавать свою беспомощность. Только Ты… Внизу барахтаются волшебные мечты о богатстве души. Как дурак. Так преданно. Сестры. Потолок без света на нем. За окном еще только было лето, и мухи гадили старое мутное стекло, а теперь с потолка начинает падать, неся с собой вертикаль температурного головокружения, снег со смехом. Вот уже все яростнее и яростнее он устилает собой Твою склонившуюся спину молодой ведьмы. Первая снежинка – точно в мое глазное яблочко. Лоснящийся, разнеженный, триумфальный, явственный, меланхолический, лазоревый, импрессивный снег, снег неосвещенного потолка – на Тебя, на мои издали индонезийские глаза и ресницы. Имажинизм имбирного печенья. Провансаль предсердия. Шампанское ширины шеренги. Рассольник разовой пьяной пьесы. Провиант провинциально причесанного приюта «Дзинь».


Пресловутый бульон обжигает своим неестественным дыханием нелюбимой блюзовой певицы мои сонные губы. Снова Ты… Только Ты. А я сплю. В размокшем шоколаде свободного вуайеризма. В дальтонических продроганиях венценосных эпизодов воскрешения мультипликационных фантазий. А я сплю. Я обитаю, будто в джунглях, в своих сновидениях. Мне досталось в наследство богатое воображение, и мои друзья рождаются и умирают по пятницам сновидений. Чешуйчатые, они липнут как варенье к порванному сечению действительности. Моргающие, они вызывают икоту.
Я пресыщен этими дешевыми фразами. Устал мыслить в этом направлении. Ударился в религию этих образов, забыв причесаться. Дергаюсь в нервных конвульсиях, бьюсь в жаре, ломаю руки…


- Но ты улыбаешься. Но я чувствую себя уже хорошо. Ты есть. Ты улыбаешься.
От открытия №9 до поднебесья – опасные звезды Вифлеема. Утром кто-то подарил мне новое сердце. Оно сразу забилось. Голодное…
Это огонь. Твои глазки так нежно блестят жизнью, свежестью одураченных Альп. С этого момента я цел. Позже я посмотрю на Тебя лживыми богами, что умирали по пятницам.

Как дурак. Ах, Твои глазки успокоили во мне вирус многовековой хандры одиночества. Он глубоко запал в моем младенческом сердце фиолетовым трупным червем. Будь мила, будь со мной. Просто будь. Это все, что остановит меня сегодня от танца вальсирующих полумертвых инфицированных.

Твои глазки умиляют меня. Но я чувствую какую-то тревогу. Что это? Момент или секунда бесконечности? Миг или доля вакуумного мгновения?
Вода уже ушла, забыв стереть в моей треснувшей голове племя резких хазар. Они, словно вымытые арбузные семечки, стоят на пороге и не видят своих коней. Уходите прочь! Я уже трезво-здоров! Мне хочется чувствовать только Твое глубокое проникновение в меня, в мою перфорационную душу, в меня, в меня. Когда Ты входишь, я уже не знаю Твоих рук, вижу Твоими глазами. Войдя, закрой дверь на засов, надо потерпеть вмешательство совести. Когда она уходит, то во мне остается ее вытоптанная свежесть. Тогда я не хочу видеть Тебя.


Это огонь. Твои глазки так нежно блестят. Будь со мной. Нет времени прощать. Будь со мной. Мертвый город ожидания и воздержания наполнен желанием как курятник. Так долго, так быстро. Жди моих сенсаций…
Краски крови на белом. Один на один. Можешь так? Открытый ледник душного молчания. Разбуженный эгоизм. Рожденный эксцентрик. Отражение. Отражение. Блик молодости. Вспышка реактивного наслаждения. Так быстро? Так медленно? Так быстро!

Темнота задушила Твой последний крик. Исчерпанный диалектизм. ТОШНОТА. Апелляция к первоисточникам без упоминания сказочника. О чем думаю? О чем пою?


- Если ты по ту сторону, я подожду Тебя здесь. Ты так мила, а я лишь вздыхаю… А Ты… А я уже… А мы… Помнишь?.. Ха!.. Неужели? А Ты?


2002