Спасибо Я люблю тебя, Мадонна

Спасибо (Я люблю тебя, Мадонна)
Солнце светило в глаза. Несколько минут назад. А теперь оно исчезло. Глупо исчезло. Как все в этом мире. И снова небо затянулось тучами. На улице пасмурно . И на душе тоже как-то до ужаса глупо и пасмурно. Но это не от того, что солнце вот так исчезло; на все есть свои причины. Их не так много. Причин, в смысле. Точнее даже, причина всего-навсего одна. Но зато какая! Меня выгнали из универа. Обидно! На самом деле обидно, потому что выгнали-то совсем не потому, что гуляла пары или учить не хотела. А потому что денег вовремя не заплатила, да и нечем было мне заплатить. Вот и все. Причина до ужаса банальна. Родителей у меня нет уже восемь лет. Я привыкла одна. Сначала за меня платила бабушка, потом средства у нее закончились, и она перестала. Пол семестра я сама платила из того, что зарабатывала, а зарабатывала немного. Теперь все. Больше нечем. И работы больше нет. И что же мне теперь делать? Ответ простой до невозможности: плевать на все, ведь психолога из меня все равно не вышло. Психология… Моя мечта с детства. Что же – два курса я поучилась. Не хватило. Денег в смысле…
Я иду по улице и улыбаюсь встречным прохожим. Сама не знаю, отчего мне так весело. Я смотрю на хмурое небо, и слезы наворачиваются на глаза. Но я не плачу. Я улыбаюсь. Я всегда улыбаюсь, когда мне хочется плакать. Еще с того момента, когда не стало родителей. Тогда жить становится немного веселее. Но в этот раз ничего не помогает. Даже моя веселая улыбка. Прохожие ведь никак не реагируют – просто идут по своим делам, не замечая моей дурацкой улыбки. И я срываюсь. Теперь уже нет смысла улыбаться, и поэтому я плачу. Рука в кармане. Я нащупываю там последнюю десятку. Больше у меня ничего нет. Да мне ничего и не надо. Как будто десятка-другая сейчас способны как-то помочь мне. Вот-вот, и я о том же. Поэтому я просто достаю ее из кармана и захожу в ближайший магазин.
-Привет, девчонки, денек сегодня какой хороший! – Сквозь слезы говорю я, сама того не замечая. – Дайте мне бутылку водки. Вон ту, за сем пятьдесят.
Они недоуменно косятся на меня, как будто я спрашиваю у них что-то невероятное.
-А вам восемнадцать уже есть, девушка? – Глупый вопрос. Да есть, конечно. Есть!
-Есть, девчонки, есть.
Мне протягивают бутылку водки и отсчитывают два с половиной сдачи.
-Ну и на сдачу еще пачку L&M, пожалуйста. – А чего мелочиться? Не хочу тягать с собой мелочь. Мне дают сигареты уже без лишних вопросов о том, сколько мне лет. Глупо вообще такое спрашивать, если все равно потом дадут то, что просили. Дадут ведь, деньги, они всем нужны. И им нужны… А мне как нужны… Я иду по улице без копейки в кармане. И мне уже все равно куда идти, но ноги несут в знакомое еще с самого детства место – старый санаторий, давно уже заброшенный, весь поросший травой, деревьями и еще один Бог знает чем. Еще детьми мы излазили каждый уголок этого старого заброшенного санатория, исследуя новые места. Нас тогда была целая компания. Все ребята с одной улицы, из соседних дворов. Сейчас я шла туда совершенно одна…
Я зашла в полуразвалившееся от старости здание самого санатория. Места хоть отбавляй – танцевать можно. Но танцевать совсем не хотелось, и я села на холодные плиты пола, или того, что когда-то было полом. Мне и так было холодно, где-то совсем внутри, а тут еще эти холодные плиты. Но разве это теперь важно? Холодно, так пусть уже до самого конца. Я сидела и смотрела в окно, на котором еще каким-то чудом уцелела решетка. Странно, как это ее до сих пор не оторвали и не сдали в металлолом? Да какая разница, разве мне это так важно теперь? А что, собственно говоря, для меня теперь важно? Видимо ничего, раз я вот так бросила всех и все и уединилась в этом сарае с бутылкой водки. Да мне плевать на всех! И не на кого плевать, на самом деле. Бабушка моя давно на мне крест поставила, подруг у меня нет, а родители… Ну, зачем ты сейчас все это вспоминаешь? Мне больно, мне очень больно. Я пришла сюда просто забыть обо всем, может даже просто сгореть от водки… А ты пытаешься опять разобраться в себе. Зачем? Зачем, скажи, тебе все это? Тебе и так проблем не хватает? Видимо, не хватает. Не вспоминай прошлого, оно не принесет тебе душевного спокойствия. У меня не было первой любви, было только что-то неумелое в койке в общаге. Он был явно не на высоте. И мне было больно. Сначала физически. Потом морально. Странно, наоборот получается, обычно все говорят, что сначала больно на душе, а потом уже только идет физическая боль. Но мне, правда, было очень больно там. Он ведь не умел ничего. А для меня все было в первый раз. Первый раз. Самый первый. Тот, что на всю жизнь запоминается. Больно. Очень больно. Опять ты за свое? Опять прошлое? Я закрываю глаза, а руки пытаются открыть бутылку. Не получается. Ведь я не пила никогда водку. Ни разу в жизни. Вино, Лонгер, еще там ерунду всякую. Водку – нет. Но я открываю ее так, как будто делала это всю жизнь. А сколько той жизни? Ну, открыла я ее, а дальше что? Как пить-то? Прямо из горла что ли? Я смотрю на эту бутылку, точно она какая-то совершенно удивительная. И я не пью. Не могу что ли. Нет, ну так нельзя, надо хоть глоток сделать. Фу, она правда ужасная. Нет, мне определенно не нравится. Совсем не нравится. Но тепло уже наполняет все мое тело, и от этого становится как-то невероятно приятно. Тепло всегда приятно, как ни крути. И слезы уже текут по щекам рекой. Неужели это и есть те самые пьяные слезы? Нет, это от боли. Я сегодня палец порезала.:( Грустно. Нет, это слезы отчаяния. Я в отчаянии. И еще какие-то шаги с правой стороны. Интересно, кто бы это мог быть? Голоса – двое. Парни. Ну и что? А чего мне теперь бояться? Моя жизнь мне больше не нужна, берите все что хотите. Странное состояние – у меня такого еще не было. Неужели это и есть та самая предельная точка, за которой дальше уже ничего нет? Неужели это и есть конец? Ну, пускай. Пусть и конец, а мне что? Конец так конец. Хэппи энд…
-Эй, да мы тут не одни даже, Серега. Глянь, девчонка.
-В натуре, смотри. Привет, красотка. Чего творим?
-Алё, ты слышишь, девочка?
Мир расплывается перед глазами, и мне уже совершенно все равно, кто передо мной и что он мне говорит. Но я собираю всю волю в кулак и протираю глаза. Теперь все вижу хорошо. Их правда двое. Тот, что справа, очень даже ничего, тот, что рядом с ним, ну совсем ни в дугу. Лет по двадцать пять обоим. Что-то вроде того.
-А что вы тут делаете?
-Покурить зашли. А ты тут чего так поздно?
-А сколько времени?
-А какая тебе разница – все равно домой не пойдешь, так ведь? – Ну вот, до чего дошло, уже и домой я не пойду. Не дойду что ли? Ну и пусть, а мне не страшно.
-Сколько времени? – Я спрашиваю с равнодушием в голосе, мне совершенно все равно, что они со мной сделают. Да пусть делают все, что хотят. Неужели это я все это говорю? А где же инстинкт самосохранения? И от этого, то есть от отсутствия оного мне стало еще больнее. И снова слезы по щекам. Ну и пусть видят мои слезы. Звучит модная мелодия. Мобильник. Мелодия так называется. Как приелась уже эта мелодия, этот Мобильник!
-Алё. Привет, кисонька, хорошо, спасибо. А как у тебя? Ух ты! Да, щас буду.
-Че там?
-У моей родаки на дачу свалили, в гости зовет.
-А я как же? Мы же сюда поговорить пришли! Ты че, свалить хочешь или как?
-Братан, ну ты сам видишь, такое не часто откалывается. Когда она еще мне вот так звякнет, мол, родаки свалили?
-А тебе прямо неймется.
-Да я уже месяц сухой хожу!
-Вот кобель!
-Да иди ты! Завтра же сам меня донимать будешь – что да как!
-Иди к своей Маринке. Трахай ее, пока родаки на даче. Вот так теперь друзей на баб меняют. Иди!
Он ушел. Убежал. К какой-то Маринке. А тем временем мир перестал расплываться перед глазами, и я четко видела все вокруг. Некоторое время мы смотрели друг на друга, потом взгляд его переместился на бутылку, которая стояла рядом со мной. Он сел возле меня. На холодный «пол».
-Ты чего? Иди домой, тебя там мама с папой заждались. – Мой голос звучал необыкновенно зло в этот момент. Сама не знаю почему. Мама с папой. Да вот потому же. Он не ответил. Я повторила свою фразу еще раз. Слово в слово. Потом еще раз. Потом я крикнула ее. Голос мой разнесся эхом по всему помещению.
-Замолчи.
-Иди отсюда. Я хочу побыть одна, понимаешь? Иди к своему другу, может, поможешь чем-нибудь?
-Зачем ты так?
-Как?
-Я тебе что, мешаю?
-Мешаешь. Я же сказала – хочу одна побыть.
-Будь. Не замечай меня. Можно водки выпить?
-Нет. Самой надо.
-Не выпьешь ведь сама всю. Сгоришь.
-Пусть так. Но это мое дело.
-Ну и пускай. Только выпить дай хоть немного.
-На, пей…
Он взял бутылку и приложился к ней, точно умирающий от жажды к кувшину с водой. Я присвистнула.
-А вот ты точно сгоришь, если так пить будешь.
-А мне все равно, красавица.
-С чего ты взял, что я красавица, ведь темно уже.
-А я так просто сказал, даже не посмотрев на тебя.
Ну, да – обидеть захотел. Да все равно мне. Меня такими вещами не проймешь. Он придвинулся ближе ко мне, я отодвинулась дальше. Что он вообще здесь делает? Я пришла сюда, в этот заброшенный санаторий, просто для того, чтобы побыть одной. А может просто для того, чтобы сгореть от водки и остаться здесь навсегда… А тут он со своими приставаниями. Как же мне все надоело!!!
-Тебя как зовут?
-А тебе какая разница? Отстань от меня!
-Ну как тебя зовут? Скажи.
-Зачем тебе? Я хочу побыть одна. Найди себе другое место для посиделок, ладно? Оставь меня.
-Как тебя зовут?
Черт возьми, я не выдержу этого долго! Ну почему мне постоянно кто-то мешает жить?
-Иди на х.. отсюда, пожалуйста. – Я вырвала из его рук бутылку и сделала несколько глотков. Вот теперь, теперь мир, наконец, должен засветиться яркими огнями. Но где же все это? И я почему-то все такая же трезвая, как и была пару минут назад. И куда подевался мир? Где я вообще нахожусь? Я закрываю глаза, и все плывет вокруг меня: и пол, и потолок, которого нет, и этот странный, невесть откуда взявшийся парень. Я открываю глаза, и все остается на своих местах. Мне хочется кричать, но сил хватает только на укоризненный взгляд. Он, кажется, не видит меня.
-Ты кто? – Слышу голос где-то справа от меня.
-А тебе не фиолетово, кто я? Я прошу тебя, уходи. Я здесь, я хочу побыть сама с собой. Наедине, понимаешь? Мне очень плохо. Я тебя умоляю, уходи. – Мой голос становится все тише и приглушеннее. Мне становится все хуже с каждой минутой. Ну почему он не уходит?
-Лучше дай мне выпить. Мне плохо.
-Еще чего! Иди отсюда. Прошу.
Он выхватывает бутылку из моих рук и снова делает несколько глотков. Потом откидывается на пол и несколько минут лежит без движения, а я безразлично смотрю на него. Потом мне становится страшно, я прикасаюсь рукой к его шее. Он открывает глаза и смотрит на меня. Что-то такое страшное было в этот момент в этом взгляде. Я отвернулась в сторону. Снова налетели воспоминания – мама, папа, мои детские годы, снова первая любовь. А была ли она вообще?
-Скажи, тебе когда-нибудь было страшно? – Опять этот голос. Он доносится откуда-то снизу. Он лежит на полу.
-Нет, не было. Вроде я машина какая-то, а не человек. Было, и мне было страшно. Я нормальный человек, мне часто бывает страшно.
-А мне не страшно.
-Ну, я очень за тебя рада. Все. Выметайся.
-Да никуда я не пойду, мне некуда идти.
-Почему? У тебя, что, нет родителей, братьев, сестер?
-Есть. Родители есть. Есть сестра. Но я не могу идти туда. Я не могу смотреть им в глаза.
-А что такое?
-А тебе какая разница? Ты же меня прогоняешь. А ты думаешь, ты одна такая бедная-несчастная? Страдаешь тут сидишь, а остальным жизнь медом намазана!
-Нет, я так не думаю. Поэтому я ушла сюда и никого не трогаю. Я хочу напиться водки и умереть. Мне больше нечего терять.
-Сразу видно – маменькина дочка…
-Не смей так говорить!
-Ну, извини.
-Моя мама умерла восемь лет назад. Вместе с отцом. С тех пор я больше ничья дочка.
-Прости. Я же ведь не знал. Почему ты здесь?
-Меня отовсюду выгнали. Из универа. С работы. В общем, все кончено.
-Понимаю. И ты решила таким вот образом уйти из жизни?
-А что? Вполне нормально. Даже романтично. Бывшая студентка университета, отличница, умница, и сгорела от водки в каком-то заброшенном санатории. Правда, если меня еще найдут.
-Перестань. Все еще наладится. Жизнь только начинается.
-Это для тебя она только начинается. А для меня уже все кончилось. Мне здесь больше нечего делать. Все двери закрыты.
-Неправда. Потом вспомнишь мои слова. Правда, вспомнишь.
-А ты не проповедник случайно?
-Нет. И никогда им не был.
-Тогда перестань меня успокаивать.
-Я не успокаиваю. Я просто хочу, чтобы ты поняла всю ценность человеческой жизни на самом деле. Ведь мы понимаем это так поздно. Когда уже ничего нельзя сделать.
-Это ты о чем?
-Да все о том же. Мы все понимаем слишком поздно. Говорят, что лучше поздно, чем никогда, но в случае с жизнью это не проходит. И это больно. Я где-то читал, что приговоренные к смертной казни, вернее те из них, которые утверждают, что не боятся смерти, в последние секунды перед казнью боятся ее сильнее всего на свете. Тут простой инстинкт самосохранения.
-Ну да. У меня его нет, наверное.
-Есть. Он у всех есть. И у тебя есть, и у меня.
-Что это меняет? Если я захочу здесь сгореть от водки, я это сделаю.
-А ты представь себе свою смерть. Представь, как твое тело будет лежать в этом заброшенном санатории. Какой будет запах через несколько дней. Человек несовершенен, ты знаешь.
-Все, хватит. На самом деле противно. Зачем ты об этом?
-Ты еще не передумала?
-А тебе не все равно?
-Нет.
-Почему?
-Я за человеческую жизнь в целом. За каждую в отдельности.
-Зачем тебе это?
-Просто так. Я понял ее ценность слишком поздно.
-О чем ты?
-Ни о чем. О том, о чем очень больно говорить. Давай закроем эту тему.
-Я ее не открывала. Ты сам начал. Ты сюда пришел, а не я.
-Ну, и ты тоже сюда пришла, если подумать.
-И я пришла. Зачем? Сидела бы сейчас, смотрела какой-нить сериал.
-Ты их не смотришь.
-Откуда знаешь?
-Не знаю. Я, правда, не знаю. У меня в детстве была игра – смотреть на людей и определять их душевные качества по внешности. Я посмотрел на тебя и попробовал определить твой характер.
-И что еще ты определил?
-Ты очень ранимая. Ты можешь заплакать при виде мертвой кошки или собаки. Ты можешь плакать при просмотре какой-нить мелодрамы… Ты очень красивая.
-Это не характер! – Мне вдруг не захотелось его отпускать. Он мне даже понравился. Что-то очень сильное в его взгляде и голосе. Очень сильное.
-Как тебя зовут? – Я задала этот вопрос и посмотрела на него. Он слегка улыбнулся. Почему?
-По-разному.
-Это не смешно. Я же серьезно.
-Миша. Миша меня зовут.
-Ух ты. Миша. Мишенька. А мне нравится.
-Мишенька… - Он мечтательно прикрыл глаза. – Мне мама так когда-то еще очень давно в глубоком детстве говорила. Теперь не говорит, почему-то не хочет.
-А ты попроси, чтобы говорила.
-Зачем?
-Ну, я думала тебе нравится, когда тебя так называют. Когда я так сказала, у тебя такое выражение лица сразу стало.
-Правда? Не знал, что у меня настолько выразительное лицо. Все можно прочитать. Нет, мне просто понравилось это имя в твоей интерпретации. Спасибо. Скажи еще…
-Не скажу.
Я смотрела не него и не могла понять, что произошло. Моя душа словно навсегда оттаяла от нашего такого непродолжительного разговора. Я вдруг почувствовала внезапную потребность в его присутствии. Непроизвольно я взяла его за руку, да что взяла – схватила! И он не отдернул свою руку! Мы смотрели друг другу в глаза, и это мгновение длилось вечность… Какая романтика! Какой литературный пафос! И это говорю я – человек, пришедший сюда от безысходности, человек, в один миг потерявший все в своей жизни. И этот миг длился целых восемь лет – с того самого дня, как я осталась одна, без родителей, и до настоящего момента: для полноты я потеряла учебу и работу. Восемь лет отчаяния. Я пыталась забыть. Я пыталась начать все с начала. Я делала вид, что не слышала разговоров моих подруг об их родителях, я делала вид, что мне это безразлично. Но только сейчас я поняла, что все восемь лет я бежала от самой себя, от своего чувства отчаяния и страха. Когда же, наконец, я решила покончить со всем этим, в один момент оборвать нить своего отчаяния и страха, мне вдруг резко расхотелось это делать. Что же сделал со мной этот человек? И почему я так и не сказала ему своего имени? Я поняла – просто я впервые за столько времени встретила человека, который попытался хоть как-то помочь мне разобраться со своими страхами. Или мне это только показалось? Возможно… Но он говорил так искренне и так непринужденно, что я просто поверила ему. И ничего больше. Просто поверила. Поток моих мыслей не прерывался, я уже забыла, что он все еще находился рядом. Он словно понимал, насколько важным для меня был этот момент, и не мешал мне копаться в себе. Но это утомительное и изнуряющее занятие, особенно в такие моменты истины…
-Я не буду спрашивать, о чем ты сейчас думаешь. – Он все-таки напомнил о своем присутствии. Мягко и совершенно ненастойчиво.
-Потому что знаешь все и так.
-Нет, могу только догадываться. А ты на самом деле очень красивая, прости, что я тогда так некорректно выразился.
-Когда? О чем?
-Ну, тогда, когда я сказал, что ты красавица, и что даже не посмотрел на тебя. Я наврал – я на тебя посмотрел и очень внимательно. Просто такое настроение было тогда.
-Тогда? А сейчас оно изменилось что ли?
-Ты знаешь, похоже на то. И я не знаю, что стало тому причиной. У меня давно не было такого хорошего настроения. Спасибо тебе за это.
-И тебе спасибо. Ты ведь наверняка догадался, о чем я только что думала. Я думала о том, что произошло в этот вечер. О том, что никто и никогда еще так не интересовался моей судьбой и не пытался помочь мне разобраться в себе. Только ты. Ты первый.
-Приятно быть первым.
-Да, наверное. Просто спасибо тебе, Мишенька. – Он закрыл глаза. Снова. Мои слова прозвучали эхом в холодном сумраке пустого помещения. Когда-то здесь был санаторий. Когда-то здесь слышен был детский смех, здесь было весело… А сейчас здесь сидят два неудачника и чуть не плачут от безысходности… Два неудачника… Но почему же я до сих пор не выяснила, от чего у него такие грустные глаза? И как только я это заметила? В темноте… Или еще до темноты. Или просто почувствовала?
-Мишенька… - С каждой буквой мой голос становился все тише, и последние звуки я шептала уже ему в ухо. Мы сами не заметили, как оказались так близко друг к другу. И такой приятный вкус его поцелуя. Нет, ничего подобного у меня еще не было. Мне не хочется вспоминать свой первый раз. А сейчас мы сидели на холодном полу заброшенного санатория и целовались. И нам не хотелось ничего больше. Кроме одного, конечно.
-Кстати, ты ведь так и не ответила, как тебя зовут.
Черт, ну зачем в такой момент?! А он уже отодвинулся от меня и смотрел мне в глаза. В темноте его глаза горели каким-то необычайно ярким светом. Он отодвинулся еще дальше. Зачем?
-Мадонна.
-Да ну.
-Нет, правда. Мой папа только так меня и называл. Называл…
-Маша, наверное…
-Нет. Женя. Женя Стеклова.- Сама не знаю, зачем произнесла свою фамилию.
-Евгения. Женечка.
-Нет, не называй меня так. Мне просто не нравится.
-Мадонна… Почему?
-Мой папа меня так называл. Я очень рано начала заниматься английским и тогда же выучила все песни Мадонны. Постоянно их пела.
-Правда? А я думал, это что-то из Средневековья… Леонардо да Винчи или что-то в этом роде.
-Это было бы слишком красиво. Слишком романтично.
-А ты разве не романтичная особа?
-К чему сейчас эти вопросы?
У меня еще никогда не было такой сильной потребности в физической близости. Мы стали близки духовно за этот час-два. Но этого было недостаточно. И мы оба понимали, что это необходимо нам обоим. Не знаю, почему. Это что-то большее, чем просто на уровне сознания. Где-то глубже. Где-то так далеко в глубинах моей души…Странно звучит – желание физической близости на духовном уровне. Но это так. И мы оба этого хотели. Он смотрел на меня. Я – на него. Что-то мешало ему снова обнять меня. Продолжить то, что мы начали, но так и не закончили. Что-то мешало. Ему. Я была готова на все ради него. Странно? Два часа знаем друг друга? Да мне плевать было на все. Я была нужна ему. Нужна на самом деле. Как человек. Как женщина. Но что-то мешало ему. Мы молча смотрели в глаза друг другу. В чем дело?
-Мне больно, Мадонна.
-Мне тоже. Ты меня не хочешь? Я не могу описать, что сейчас со мной творится. В голове какой-то кошмар. Но я точно знаю – я не встречала таких как ты. Я много кого встречала в жизни. Никто из них так не интересовался моей судьбой. Никто не пытался хоть как-то помочь. Это привело сам знаешь к чему. К тому что я пошла в магазин и купила бутылку водки. К тому, что я пришла сюда и решила покончить с собой. Но пришел ты. И все изменилось. Я прошу тебя, не отталкивай меня. Не говори, что все это было каким-то экспериментом. Не говори, что ты учишься на психолога, и у тебя задание…
-Перестань! Ты знаешь, это неправда. Я сам не ожидал, что все будет так, как вышло. Я не ожидал встретить тебя. Мы с другом просто гуляли. Пришли сюда покурить. Он ушел. Я остался. Дальше знаешь сама.
-Иди ко мне.
-Я не могу.
-Почему?
-Просто не могу.
-Или не хочешь?
-Я прошу тебя.
-Тогда зачем все это?
-Уходи.
-Я не оставлю тебя.
-Оставь меня. Ты сделал мне больно. Ты чего-то боишься? Я чиста. Отвечаю.
-Почему ты так этого хочешь?
-Я сама не знаю. Веришь – я на самом деле не пойму, что происходит. Я никого так не хотела, как тебя. Это даже не физиология. Это сложнее. Пойми – мне на самом деле было очень тяжело все это время. А тут – такая разгрузка. Как будто крылья выросли. Такие легкие – как снег… Такие прозрачные. Но я их чувствую. Не смейся. Ах, ты не смеешься... Миша! Что с тобой? Это слезы у тебя по щекам? Что с тобой? Я тебя обидела? Что такое, скажи мне, я прошу тебя!... Миша…Мне так легко с тобой. Быть может, я просто напилась, как дура. Смотри, бутылка уже почти пустая. Черт, неужели это мы с тобой выпили? А я вроде как трезвая. Миша, я сейчас скажу тебе то, что ты и не ожидаешь от меня услышать. Ты точно не ожидаешь этого. Я ведь знаю тебя два часа. От силы. Я люблю тебя. Миша, я люблю тебя! – Я кричу. Мои слова разрывают безмолвную темноту помещения. Мы в четырех стенах. Вдвоем. И я люблю его.
-Мадонна…Я знал, что ты это скажешь. Я этого боялся. Уходи…
-Скажи мне, в чем дело. Одно слово. Я пойму. Не молчи. Не держи этого в себе. Ты помог мне, я хочу жить. Я хочу быть с тобой. Скажи хоть что-нибудь. Только не молчи. – Я вытираю слезы, но они не прекращаются. Слезы на его щеках. Я не плачу. Только он.
-Мне немного осталось. Черт возьми, Мадонна, у меня СПИД. Теперь ты понимаешь, в чем дело? Мне осталось недолго. Никто не знает. Я. Врач. Теперь и ты знаешь. Уходи.
-Я не уйду. Я хочу тебя. Мне все равно. Я хотела умереть. Я хочу быть с тобой.
-Не дури. Ты сильная. Ты бы остановилась. Ты бы не выпила сама эту водку. Ты бы остановилась.
-Мне плевать, что я бы сделала. Это в прошлом. Я хочу быть с тобой. – И мои руки расстегивают его рубашку. Я не знаю, что делаю, мне все равно.
-Ты еще не поняла? У меня СПИД. Ты знаешь, что это такое? Знаешь? Я не трону тебя.
Мы лежим на полу. И не чувствуем холода. Мы вдвоем. Просто лежим. Он так и не тронул меня. Как обещал. Его рука где-то в моих волосах. Он так рядом, так близко.
-… все будет хорошо, не плачь, девочка моя. Мадонна, так ты говоришь. Или просто Женя. Я просто первый, кому ты поверила. Их еще будет много, вот увидишь. А меня просто помни как какой-то перелом в своей жизни. Не отдавай мне своей жизни, я прошу тебя. И не плачь. Ты сказала, что любишь? И я люблю тебя, верь мне. Потому и лежу сейчас просто так с тобой, хотя очень хочу быть ближе. Еще ближе.
-А это возможно? Ближе тебя нет никого. И я никому тебя не отдам…
-Я знаю. Я тебе верю. И ты мне верь. Начни все с начала. Вот увидишь, все получится. Начни.
-С тобой.
-Конечно. Со мной. Спи. Тебе холодно?
-Нет. Мне жарко. С тобой.
Мы нашли друг друга. Не знаю, как такое бывает в жизни… Я проснулась утром. Одна. Его куртка заботливо подложена мне под голову. Но его нет. И надпись на песке: Я люблю тебя, Мадонна. Я найду тебя. Прости.
Я вышла на улицу. Солнце ослепило меня своим ярким светом. Так хорошо вокруг. И только теперь я заплакала. Я уже никогда не увижу его. Этим все сказано. Больше ничего не надо. Я достала из кармана нетронутую пачку сигарет. А слезы все текли по моим щекам… Я еще не знала, что буду делать и куда пойду.

-Евгения Николаевна, поздно уже. Все ушли часа два назад.
-Да-да, Саша, иди и ты. Я еще посижу тут с документами. Иди.
-Ну вы и трудоголик.
-А что делать? Жизнь такая.
-Да, кстати, это еще утром пришло. У меня на столе лежало. Больница какая-то. Наверно опять пожертвования просят.
Темнота в моем кабинете и только ночник на столе. Я открыла конверт. Оттуда выпал тонкий тетрадный листик. Корявые, едва разборчивые буквы…
«Привет, моя Мадонна. Я же говорил, что найду тебя. Не знаю, сколько мне осталось, врачи говорят, пару дней. Тяжело писать… - Я так давно не плакала. Имидж успешной бизнес-леди приклеился ко мне так крепко… - ….Я соскучился по тебе. В последнее время я уже не мог видеть тебя. Я был с тобой все это время. Я следил за тобой. И я счастлив. Я же говорил, что у тебя все выйдет. Но теперь я уже не могу встать. И лучше тебе меня не видеть. Вся эта химиотерапия окончательно измотала. Помнишь, я говорил о том, что делает смерть с человеком? Это сделала со мной жизнь. Я считаю дни до своей смерти. Говорят – скоро. Я повторяюсь. Прости. Но я счастлив. Я люблю тебя. Теперь точно прощай».
Конверт. Какие-то буквы на нем. Диспансер. Какие-то цифры… Я не помню, как выбралась из офиса, как села в машину, куда ехала, и что за музыка играла в моем радиоприемнике. Потом я остановилась. Начало светать. Где это я? Это было пять лет назад…тропинка, ведущая когда-то в заброшенный санаторий. Теперь тут магазин. Зачем я сюда приехала? Я вышла из машины и посмотрела вдаль. Солнце только-только поднималось, в лицо дул свежий легкий ветерок, в воздухе пахло весной. Я закрыла глаза и мысленно сосчитала до пяти. Зачем, не знаю сама. Просто кто-то близкий словно прикоснулся ко мне рукой. Вытер мои слезы. И исчез. Этот кто-то больше не будет незримо наблюдать за мной. Я осталась одна. Только бы на минуту вернуться туда, в тот санаторий. Побыть с ним. Побыть. С ним. Несмотря ни на что. Спасибо, любимый. Спасибо за все, что сейчас есть у меня. Я люблю тебя. Зазвонил телефон.
-Евгения Николаевна, это Иван Сергеевич, из Фонда Борьбы со СПИДом. Получили перевод еще на прошлой неделе. Все как-то не было времени, да еще конференция на носу. Вы простите, что сразу не позвонили, не поблагодарили. Спасибо Вам большое. Спасибо.
Спасибо...