Цыпленок с ванилью и инжиром

«Простите, - говорит врач. – Вы полностью здоровы.  Результаты анализов не указали нам на причины боли. Попробуйте отдохнуть».
Он пожимает плечами и говорит: «Следующий».
Я выхожу из кабинета, прислоняюсь спиной к холодной голубой  стене и думаю -
Если у человека болят кости, голова,  он безо всякой причины психует, его по утрам ломает как последнего наркомана – он здоров? Интересная медицина.
 «Попробуйте отдохнуть?» - я уже третий месяц на больничном.
И снова, я иду домой. Уже пятый врач говорит «здоров».
Неожиданно у меня заболела спина. Не так, как бывает при растяжении, когда боль накатывает волнами. Если долго болит, то ты можешь предсказать очередную  «болевую волну».  Считаешь – 1, считаешь –2, считаешь – 3, считаешь –4, считаешь –5.  Только в твоей голове успевает прозвучать цифра 5, как накатывает волна боли. Нет, это не то. Моя спина не так болит. Безо всякой системы. Рывками, вспышками.  Щелчок – больно, нет щелчка, нет щелчка, щелчок – снова больно. Непредсказуемая боль.  Самый плохой вид боли – ослепляющий, я не могу даже двинуться. Просто боюсь, что упаду. Глубоко дышу и злюсь. Злюсь на самого себя за то, что у меня все болит. Злюсь на врачей за их диагнозы. Иногда даже думаю, что сошел с ума от боли, что ее нет, что я ее выдумал и верю в нее. Щелчок – больно, я, шатаясь, опираюсь о стену. Еще Щелчок – больно, сгибаюсь пополам. Закрываю глаза,  жмурюсь, стараясь не закричать. Все! Прошло, как не было.
«Черт! – громко говорю я прохожему. – Ну, в чем дело? Что за наказание?»
Старик отшатывается от меня как от прокаженного.

На небе ни облачка. Солнце слепит и утомляет. Чувствую себя побитым цыпленком на сковороде. Вокруг шкварчит, от асфальта-сковороды веет жаром. Раскаленный воздух искажает картинку мира. Погода надо мной смеется –
«А, - говорит, – Милейший, что это с вами? Хе-хе, неужто спинка болит? Горе, какое!»


Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Как легко  манипулировать больным человеком. Ты чувствуешь боль, как земля чувствует горячую лаву. Могучий поток огня несется в ад. Ты видишь объявление:
«Частная больница доктора такого-то. Излечим все болезни!»
«А вдруг, -  думаешь ты. – Вдруг, доктор такой-то сотворит чудо?»
«Ха-ха-ха» - говорит светило.
   «Ха» - соглашаюсь я.
Вдох. Выдох. Вдох. Выдох.

Двенадцать палок поверх накинута синяя ткань. Ткань цвета ультрамарин с желтыми краями.  Шалаш двадцать первого века.  Шалаш с названием «Роспечать». В шалаше обитает старушка – туземка. Она продает газеты двадцать первого века. Стены шалаша завешаны блестящими на солнце, словно водная гладь, журналами. «Здоровье» - гласит название.
Я подхожу к шалашу.
«Продайте «Здоровье», - говорю. – Очень нужно!»
Туземка отсчитывает ровно семь бумажек сдачи. Передает их мне. Ее взгляд упирается в мои руки. Как упирается машина с буквой «У» в тупик. Я стараюсь припомнить, когда в последний раз моих рук касалось мыло. Внутренний голос, сверившись с памятью, говорит – вчера мыл.
«Вчера мыл, - говорю я туземке. – Спасибо».
Мои руки спешно сгребают склеенные листы бумаги под названием «Здоровье» и мы уходим.

С некоторых пор мой дом похож на кабинет врача – на стенах рентгеновские снимки спины, на полу медицинские справочники и сплошная боль.
Щелчок.  Как вспышка молнии. Ты знаешь, что она будет после грома,  но в какую секунду сказать трудно. Я хватаюсь за колено. Инстинктивное движение. Понятно, что это движение мне не поможет. Оно не утихомирит вулкан боли. Оно не угомонит силу, заставляющую болеть мое колено, но моя рука так не считает. У нее свой взгляд на мир. Альтернативное мышление. Поэтому, она сжимает колено.  Я погружаю пятую точку в мягкое кресло. Моя рука держит колено.
Считаю –1, считаю –2, считаю –3, считаю –4, считаю –5. Щелчок. Считаю – 1. Щелчок. Никакой системы. Хаотичная боль. Сильная и глупая. Сила есть – ума не надо. Девиз боли. 
Прошло.
Вдох. Выдох. Вдох. Выдох.
Вулканическая лава, поток, бегущий в ад. Жители вулканического острова могут сказать, когда кончится извержение.
«Смотри, - говорят они. – Потоки лавы слабеют. Скоро все кончится.»
Когда я говорю:
«Смотри. Боль слабеет, скоро все кончится.»
Мое колено начинает болеть с утроенной силой.
Сглазил.


Склеенные листы бумаги под названием «Здоровье» сообщают мне о новых снадобьях, о новых рентгеновских установках, о новой технологии лечения «гнезд» в зубах. Коленка сообщает мне, что рентгеновская установка ей не нужна. Объявления ветеринарных клиник. Объявления нянь. Большой заголовок. Две колонки. Красным цветом написано:
«Врачи не могут поставить диагноз? Таблетки не помогают? Витамины утратили эффективность?  Обращайтесь по такому-то адресу. Наши знахари лечат все! Телефон, адрес, большими буквами название».

«Знахари, - говорю я.»
«Ха-ха-ха, - отвечает светило.»


«Хочешь курочки?» - говорит женщина в фартуке.
Она ставит на огонь самую большую сковороду.  Синие языки пламени скользят по черному дну. Женщина открывает окно. От сковороды поднимаются клубы дыма. Они стремятся проникнуть в комнату, хотят утопить всех  в сером тумане, но засасывающая пасть вытяжки не дает им подняться  вверх.
«Сейчас будет курочка, - приговаривает женщина.»
Ее руки подхватывают маленькую бутылочку с оливковым маслом. Цвета зеленого чая крышка соскальзывает с бутылочки.
«Солнышко, будь добр, подними крышечку, а мама приготовит курочку» – Щебечет женщина.
Она наклоняет бутылочку. Густая жидкость медленно ползет по стеклянному краю. Сковорода шипит, словно гордая гусыня. Оливковое масло заливает дно. Во все стороны летят обжигающие капли. Обжигающие слезы молодых оливок. Женщина берет с тарелки цыпленка. Его мягкое розовое тельце беспомощно виснет у нее в руках. Голова у цыпленка отсутствует. Под окном кошка с треском что-то жует. Цыпленок опускается на раскаленную сковороду. От асфальта-сковороды веет жаром. Раскаленный воздух искажает картину мира. Я, беспомощный побитый цыпленок, иду к знахарям.
Очередной шалаш двадцать первого века лишь с теми отличиями, что вместо палок в нем железные блоки, а вместо брезента камень. Около двери прибита табличка. Написано:
«Ручей жизни. Наши знахари лечат все!»

Прошло пятнадцать минут. Я кусаю губы от боли. Девушка-секретарь набирает какой-то текст на компьютере. Лучшем друге человека двадцать первого века. Лучшем, после мобильного телефона. Короткие пухлые пальчики отплясывают чечетку на клавиатуре. Цок, Цок, Цок. Отвечает клавиатура. Успокаивающий звук. Африканские ритуальные перестуки. Я бы рискнул заснуть, не будь мне так плохо. Считаю –3. Щелчок! Считаю –1, считаю –2. Щелчок!  Мои губы напоминают наждачную бумагу – жесткие, шероховатые, как кошачий язык,  лишь с тем отличием, что кошачий язык приятный на ощупь. Все! «Извержение вулкана оборвалось. Горячие потоки магмы, бегущие в ад, неожиданно остановились!» - говорит ведущий новостей.
Девушка-секретарь поворачивается ко мне. На кармане ее бежевого пиджака написано «Ваниль». 
«Вы попали в обеденный перерыв, - она говорит. – Сейчас никого нет, но через пару минут должны подойти. Подождете?»
Она улыбается. Зубы ее похожи на подушечки «Орбит». Такие же белые. Такие же мятные.
Киваю. Откидываюсь на спинку ультрамаринового дивана.  Моя рука все еще сжимает колено.

Прошло пятнадцать минут. Теперь ведущего новостей не волнуют потоки магмы. Они исчезли. Их нет. Колено спит.
«Зачем пришел, - думаю я. – Уже ничего не болит».
Деревянная дверь, из сердца дуба,  открывается. Слышится звон колокольчика. В приемную заходит девушка лет девятнадцати. На ней бежевое платье и черные джинсы. На тонких руках серебряные браслеты. Все сияют в лучах светила. Я жмурюсь. Глаза возмущенны таким поведением.  Типичная реакция органов зрения на внешние раздражители. Девушка улыбается. Я вижу ее зубы. Ее зубы видят меня.  Они не похожи на подушечки Орбит. Чуть желтые, под цвет платья, маленькие, выстроенные ровным рядом.
«Смирно!» – командует кариес.
Девушка поднимает руку, чтобы взглянуть на часы.
Дзинь. Дзинь. Дзинь.
Откликаются серебряные браслеты. Кусочки человеческого богатства. Маленькая ценность большой жизни.
«Здравствуйте. Вы ко мне?» – говорит девушка.
На ее платье написано:
«Смоковница».
Я вспоминаю гербарий. Круглая крышечка из-под майонеза. Небольшие комочки мягкого пластилина и куски природы. Я отрываю у природы руки и клею их к крышке. Оторванные руки природы висят в гостиной.  К маме приходят гости. Гости говорят, что руки природы очень красивы. Насилие над создателем. Маленькое преступление в большом мире.
«Мне нужен Знахарь. А лучше Бог».
Я стал пессимистом.
Девушка жестом пригласила меня в комнату. Чего стоит простое движение больному человеку? Тысячи звуков и сотни обрывков мыслей. Если вам трудно двигаться… Если вам больно двигаться, скажите «ох».
«Эх» говорят люди, у которых есть шанс выжить.  «Эх» говорят оптимисты. Я сказал бы «эх»,  но пару минут назад я стал пессимистом.
«Ох» говорят люди, которых не спасти. «Ох» говорят обреченные. «Ох» сказал Иешуа на кресте. «Ох» сказал Титаник. «Ох» сказал я.
Пессимистом стать не трудно. Надо только увидеть девушку с табличкой «Смоковница» и ты поймешь, кому доверяешь те крохи здоровья, что еще есть.

Мы сидим в просторной комнате. В одной из комнат шалаша двадцать первого века. Я рассказываю девушке с табличкой «Смоковница» о Щелчках и цыплятах.
Что такое Смоковница? Это лечебное средство или яд? Это название мелодии или новая марка автомобиля? Это мое спасение или мой приговор?
Щелчок. Моя рука с альтернативным мышлением хватается за левый локоть. За пару секунд до появления боли я знаю, где она будет.
«Эй, - говорит левый локоть. – Она тут».
«Предатель!» – рычит боль.
В голове лежит расписание.
Понедельник. 13:45.  Щелчок в левой ноге.
Вторник. 10:00. Щелчок в спине.
Девушка слушает меня. Слушает, как слушают оперу в театре, как слушают важные новости.
Мой рассказ подошел к концу. Завершающей его частью стал вздох. Вздох больше похожий на «ох», чем на «ах». Девушка с табличкой «смоковница» погрузила свои мысли в реку раздумий. Ее бровь, почему-то, решила, что реки раздумий принято встречать дугой. Альтернативное мышление. Может быть, ее бровь и моя рука в чем-то похожи?
«Вы говорите, врачи не могут вам помочь? Врачи не лечат душу…»
«А вы лечите?»
«Мы стараемся».
Слово «стараемся» моим ушам не понравилось. Их негодование быстро подхватил мозг.
«Что значит «стараемся»? Как стараться надо?»
Может, я не прав, но люди, старающиеся лечить мою душу – напрягают мое воображение.  Мне не нравится, когда над моей душой стараются. Щелчок. Я крепко сжимаю зубы. Вот они – потоки лавы.
«Сенсация! Вулканическая активность возобновилась…» - говорит диктор на радио.
«Ха, ха» – отвечает светило.
«Ладно. Старайтесь».
Полная покорность больного человека. Властительница боль.
«О, моя Великая Королева! О, моя Прекрасная Дева! О, Боль!»
Прошло! И я снова говорю «ох». Можно стать пессимистом дважды за тридцать минут. Девушка-Смоковница внимательно наблюдает за мной. Сверкает своими браслетами.
Дзинь. Дзинь.
Откликаются они на малейшее движение.
«С вами все хорошо?» - говорит она.
Молчу.  Как молчит табуретка. Как молчит шкаф. Как молчат шалаши двадцать первого века. Как молчит моя рука с альтернативным мышлением.
«Когда вы будете стараться над моей душой?» - спрашивает мой пессимист.
«Простите, а оптимиста нет дома. Он уехал в командировку. Попробуйте зайти попозже».
«Сначала, я выясню, что с вами» - резонно.
«Что значит «смоковница»?»
Девушка улыбается. Такой теплой улыбкой.
Говорят, что «от улыбки станет всем теплей».
Врут.
«Смоковница – это духовное имя. Оно означает инжир. Энергия инжира…»
В этот резкий поворот я вписался не сразу.
«Энергия инжира».
Теперь понятно, цыпленок попал в руки фанатичного инжироеда-убийцы.
«Дайте мне вашу руку?»
«Зачем, - говорю. – Зачем?»
Моя рука с альтернативным мышлением спряталась под стол.
Наивная.
Неужто там ее не найдет…
Щелчок!
«Ах, черт…»
Щелчок! Считаю, -1,  считаю – 2, считаю – 3. Щелчок!
«Земная кора раскололась!» - вещает тот самый диктор.
«Дорогой, курочка сгорела потому, что ты не помог мамочке!»
«Лава вернулась!»
«Ох». Попробуйте заняться подсчетом моих Альтер пессимистов.
«Нате!»
Моя рука с альтернативным мышлением отправляется в недра ладони Смоковницы.
Ее брови решили стать суровыми.
«Твоя жизнь стоит три доллара», - это вердикт.
«Я купил здоровье за четыре. Что ты хочешь сказать?»
Вдох. Выдох. Вдох. Выдох.
Минутное облегчение.
Большое счастье на фоне маленького мира.
«В тебе бежит отравленная кровь. Яд. Тетродотоксин. На острове Гаити, рыба фугу, переносчица яда, стоит 3 доллара».
Рыба…Яд… Курица и только!
«Да ну?»
«Приходи через неделю, ко входу. Мы тебя вылечим, - говорит Смоковница».
Дзинь. Дзинь. Дзинь.
Я жмурюсь.
«Нам понадобится одна ночь, но ты будешь здоров».
Она говорит:
«Иди домой».
Говорит:
«Сейчас, просто иди домой и отдыхай. Живи со своими курицами и щелчками».
«Лекция окончена. Все свободны» - говорит профессор.
Я встал и пошел с ними.
У меня есть отговорка – они первые пошли. Мой язык лишил меня дара речи. Так же бывает, когда долго находишься в одном положении. Твои ноги лишают тебя возможности ходить. Способности к естественной смене положения тела.
Я зол.
Какие-то знахари…
Какие-то смоковницы…
Какие-то фуги…
Чертовщина!


С некоторых пор мой дом похож на кабинет врача – на стенах рентгеновские снимки спины, на полу медицинские справочники и сплошная боль.
Моя злость…
Чистейший сгусток злости…
 Хочется рвать и метать.
Но не очень-то рвется и метается.
Я злюсь, но не могу никак выразить свою злость.
Была бы рядом курица…
Щелчок!
Считаешь-1, считаешь-2.
Щелчок!
Считаешь-1, считаешь-2, считаешь-3, считаешь-4.


Подсознание – это большая библиотека. Самая большая в мире.
Вы никогда не задумывались, сколько заботливых людей на свете?
Все хотят что-то запихнуть в эту библиотеку.
Никто не спрашивает, любишь ли ты большие количества книг или приятные полупустые пространства
Смоковница…
Фугу…
На смену оптимисту пришел безумец.
«Смена караула».
Безумец пишет в строке поиска «Смоковница».
Безумец пишет «Фугу».
Безумец пишет «Знахари».
Я начинаю есть.
Просто жевать.
Не разбираю вкуса, запаха, цвета.
Лишь бы что-то постоянно было во рту. Мои бока постепенно расширяются.
«Сегодня Нил вышел из берегов – говорит диктор будничным тоном».
Информация забивает мою библиотеку – подсознание. Все больше и больше книг.
Мои челюсти монотонно двигаются.
Неисчерпаемые запасы еды подошли к концу.
«Иди, давай к холодильнику» - командует светило.
Знаю.
Чего стоит простое движение больному человеку? Тысячи звуков и сотни обрывков мыслей. Вы знаете, что в таких случаях надо сказать.
Стадо пессимистов растет.
Моя рука с альтернативным мышления открывает холодильник.
Рыба!
Вот она! Вот источник всех зол! Вот она причина боли!
На стеклянной полке лежит большая рыба.
Ее скользкая чешуя…
Ее плавники…
Ее надменный взгляд…
Я хватаю рыбу,  впиваюсь в ее мягкое тело ногтями.
«Сейчас ты узнаешь о Щелчках» - говорю.
Я кладу ее на стол.
Я направляю на нее лампу.
Она вся в свете. Ее чешуя блестит.
Она смотрит прямо мне в глаза.
«Зачем ты это делаешь?!»
Молчит.
«При чем тут я? Почему ты меня отравила?»
Молчит.
«Отвечай мне!»
Молчит.
Моя рука с альтернативным мышлением нащупала нож для бумаг.
Я протыкаю ее.
Протыкаю, протыкаю, протыкаю, протыкаю, протыкаю!
Еще и еще. Пусть ей будет так же больно, как и мне. Пусть ее рука хватает колено. Пусть она сходит с ума от боли.
«Преступник нанес жертве 34 ножевых ранения» - без эмоций сообщает диктор.
«Дорогой, мамочка порежет курочку маленькими кусочками» - воркует женщина.
Острым ножом она пилит обвисшее розовое тело цыпленка. Маленькие кусочки отделяются от цыпленка и ложатся на шероховатую поверхность разделочной доски. О ноги женщины трется кошка.
Я притыкаю рыбу.
«Говори! Я убью тебя!»
Молчит.
Я иду в коридор. Я заглядываю в шкаф. Я беру молоток.
«Вулканическая активность породила ряд взрывов» - вещает диктор.
Мозг рыбы-убийцы вытекает на стол. Молоток испачкан в крови. На моем лице маленькие капли чуть розоватой жидкости.  На столе осталась вмятина. Она будет напоминать мне о казни.
«Дорогой, ты не мог бы принести мусорное ведро? Мамочке надо выкинуть кое-что?»
Беспомощное тело рыбы падает с третьего этажа на асфальт-сковороду.
Я знаю, она мертва.
Моя рука с альтернативным мышлением хватается за телефонную трубку.

Гудок. Гудок. Гудок.
«Ручей жизни, здравствуйте!» - говорит Ваниль.
«Мне нужна смоковница! Скорее».
«Жители вулканического острова в спешке покидают свои дома».
«Минутку…»
Я слышу музыку.
Моя рука с альтернативным мышлением отстраняет трубку.
Звуки музыки вызывают раздражение.
«Алло?»
«Смоковница! Это я!»
«Простите?»
«Цыпленок с Щелчками!»
«У тебя все хорошо? Что-то случилось?»
Она волнуется, как волнуются за судьбу главного героя книги, как волнуются за свои деньги в кармане, как волнуются, оставляя золото в камере хранения.
«Я ее убил! Я убил фугу! Больше не будет Щелчков. Я здоров…
Щелчок!
Черт…»
«Что случилось?»
Я зажмурился. Моя спина разрывается от боли. Я не могу произнести не слова.
Считаю – 1, считаю – 2, считаю –3, считаю – 4, считаю – 5, считаю – 6.
Щелчок!
Считаю – 1, считаю – 2.
Все!
«Они снова тут».
«Эйфелева Башня упала, Статуя Свободы снесена ураганом, Кремль скрыт слоем снега».
В моей большой библиотеке  рухнули полки. Сотни книг полетели вниз.
Ох.
«Успокойся. Я ведь сказала, мы тебе поможем. Тебе надо отдохнуть».
«Знаю».


Людям легко можно внушить, что угодно. Люди падки на хорошо написанные тексты. Люди верят фальшивым фамилиям известных исследователей.
«Содержание тетродотоксина в рыбе фугу доказано известным ученым Вруном Злаваловичем Лгун».
Мой мозг фильтрует эту информацию и принимает за чистую монету.
Где вы видели хоть одну чистую монету?
Ложь.
«Ха, ха» - говорит светило.
Чем больше информации с островов Гаити лежит в моей библиотеке, тем сильнее я верю.
Я верю Смоковнице.
Я верю в «Энергию инжира».
Я верю с силу знахарей.
«Сегодня корреспондентом Новостей был проеден интерактивный опрос – большинство жителей города верят, что Пинокио дружил с кузнечиком» - вещает диктор.


Я, цыпленок-верующий, иду к знахарям.
Я заткнул светило.
Я выключил новости.
Я забыл женщину с курочкой.
Я верю Смоковнице.
Моя рука с альтернативным мышлением знает - нам помогут.
Моя большая библиотека, собранная заботливыми людьми, содержит исключительно книги о вере.
Меня нет в настоящем.
Сейчас я в том моменте, когда Смоковница говорит, что я здоров.
Я вижу, как ее губы, густо накрашенные ванильным блеском, открываются.
Я вижу, как из ее рта рождается звук.
Мои уши воспринимают звук.
В моей голове его обрабатывают тысячи верующих клеток.
Я осознаю, что все кончилось.
В определенные моменты человек перестает воспринимать окружающую среду.
Если он идет – он совершает механическую работу, не задумываясь.
Он продвигается.
Его мозг занят другим. Он вернется к реальности, когда его ноги выполнят поставленную задачу. Когда его рука с альтернативным мышлением коснется ручки двери из сердца дуба.
Невосприимчивый человек опасен для окружающих.
Внешняя среда опасна для невосприимчивого человека.
Я иду по улице…
И ничего, что тут машины.
И ничего, что тут люди.
И ничего, что тут все по-другому.
Я о них не знаю.
Я их не вижу.
Я их не слышу.
Я узник мыслей.
Я и машины, я и люди – мы в разных мирах.
Я чувствую напряжение. Я чувствую, как меня касается нечто твердое.
Я чувствую боль.
Щелчок?
Нет, это что-то большее.

Мои глаза, органы зрения, воспринимают картину.
Я вижу асфальт-сковороду.
Я вижу людей. Я слышу их крики.
«Мамочка, а что это с дядей?» - говорит девочка.
Женщина, берет ее на руки и спешно уходит.
Я вижу все с определенной высоты.
Может быть, 2-4 метра.
Я вижу человека. Он похож на картинку. Абсолютно плоский.
Дежавю.
У него  такое же брюки как и у меня.
Его поворачивают на спину.
Я вижу его лицо.
Я вижу себя.
Я лежу, передо мной стоит автобус.
Водитель автобуса стоит рядом со мной.
Мой мозг начинает обрабатывать информацию.
Почему я там?
Как я могу себя видеть?
Почему я плоский?
Почему от меня растекается лужа крови?
Неужели?…
«Мамочка, а курочке не больно жарится?»
«Нет, дорогой, она мертва».