О

 - Ты где два дня пропадал? – кричал Людкин голос из трубки. – Ты вообще знаешь, что происходит?! Никто ничего не делает! Всем наплевать на твою группу, на твое творчество и на тебя самого! Ты здесь никому не нужен, понял? И не звони мне больше… - она бросила трубку.
Данила плюнул на эту тупую истеричку и набрал очередной номер. Дома никого не оказалось. Он вновь положил трубку и задумался. Если Людка была права, значит, у всех довольно быстро кончился энтузиазм, и, только что появившаяся группа “Буква Ю”, приказала долго жить; значит, его “друзья” в который раз подложили ему свинью. “Бросить бы здесь все, - думал Данила, - бросить и больше не мучатся. Так противно стало оглядываться вокруг себя: все стало такое мерзкое, фальшивое, злое.” Он встал с дивана и вышел в коридор. Стены как стены, пол как пол, но…нет чего-то, чего-то не хватает. Данила обулся и вышел из дома на улицу. “Лето…-подумал он про себя. – Жарко…Кто-то из этих скотов сейчас, наверное, холодное пивко попивает…Чтоб им всем!” Он долго стоял перед подъездом и думал о бессмысленности этого занятия. Из соседнего окна раздалась музыка… “…такие девчонки…”. Он усмехнулся пустоте этого текста, пустоте мыслей Лагутенко, пустоте всего вокруг и вышел на улицу. Думать ни о чем не хотелось, и потому Данила просто шел, глядя себе под ноги. Мимо проносились машины, проходили люди…Милые девочки пытались строить ему глазки, правда, у них мало, что получалось: Данила не замечал ничего вокруг. “Глупые люди! – подумал он, - И я, наверное, тоже глупый, если после стольких подлянок пытался с такими скотами общаться. Людка, быть может, даже права: я здесь никому не нужен. Значит, в силу входит выражение – сам о себе не позаботишься, никто не позаботится.”
2.
Данила сидел на скамейке и бессмысленно смотрел на дорожку. Он был так поглощен своими мыслями, что не заметил, как к нему подсел Байкал. На самом деле Байкала звали Андрей. Это был высокий брюнет, вечно живущий в своем никому не ведомом мире.
 - В голове бардак? – тронул Андрей его за плечо.
- Нет, там все как рази-таки на своих местах. Просто, мне будет все равно, если сейчас мир надвое расколется.
Андрей был для Данилы лучшим другом, человеком, который ближе всех остальных.
- Я не знаю, что теперь делать. Я не понимаю этот мир. Хочу все бросить, но не могу. Что-то мешает; что-то теснится в груди, бьется там между собой, как в одном из рассказов Бредбери.
- Ты… - хотел что-то сказать Андрей, но видимо передумал.
- Мне все равно что они обо мне думают. Я знаю, что я в их глазах: глупый человек, говорящий вечно все не впопад, приходящий не во время… - он не стал продолжать этот своеобразный синонимичный ряд. – Жутко мне оттого, что просто одиноко… - Данила закрыл лицо ладонями.
- Жутко, говоришь? А каково сейчас Тени? – посмотрел на него Байкал.
- Тени? Ей с чего?
- А ты подумай…
- Нет, Андрюха, ты мне объясни! У нее, как я слышал, есть парень; работа, о которой она весьма лестно отзывалась; друзья, с которыми она всегда может провести время…
- Какое у тебя узкое представление о счастье.
- Это не у меня узкое представление о счастье, это у Тени оно таково. Ее образ жизни дает мне повод так судить.
- Дурак! – отрезал Байкал. – Полный дурак! Ведь она влюбилась в тебя!
Данила лишь усмехнулся.
- Влюбилась… - повторил он задумчиво. – Влюбиться легко, сложнее любить, любить бескорыстно. Да разве Тень любит меня?
- Что ты у меня это спрашиваешь? Спроси лучше у нее, ей будет проще ответить.
Данила уставился в небо.
- Ты эгоист! – продолжал Андрей. – Думаешь только о себе! Бросил группу, бросил меня, бросил…всех! Кому ты сегодня звонил?
- Тебе, Лису…Людке…
- О Господи! Ты вообще соображал, когда набирал последний номер?
- Не знаю. – почти прошептал Данила.
Байкал встал со скамьи и молча повлек за собой Данилу. Они медленно шли по аллее и молчали. Мимо них также шли люди, все куда-то спешили, боялись опоздать. Только Андрей и Данила медленно ползли по дорожке аллеи. Данила думал о том, что вся его жизнь – одна большая ошибка. “Эдакое недоразумение, а не жизнь”.
 - Как ты думаешь Андрей, я смогу что-нибудь изменить в своем существовании?
Байкал достал сигарету и закурил. Он смотрел на гладь Волги и задумчиво курил. Данила ждал, терпеливо ждал ответа. Легким порывом ветра Байкалу закрыло глаза челкой.
- А ты хочешь что-то менять? – наконец спросил он в ответ.
- Прекрати отвечать мне вопросом на вопрос! Если я спрашиваю, значит хочу! Ну, так что?
Байкал выпустил клуб дыма, глядя себе под ноги.
 - Послушай меня, Данила. Давай встретимся через месяц, а теперь мне пора идти. Прощай…
Байкал быстро развернулся и направился к трамвайной остановке. Данила смотрел ему вслед и не мог думать ни о чем, кроме своей большой ошибки. Байкал затушил сигарету и развернулся к нему вновь.
 - Позвони ей! – крикнул он. – Она ждет…
3.
      
Но он не позвонил ни сегодня, ни завтра, ни через неделю. Данила все думал, думал о своей сущности: утром, когда вставал на работу и ехал в метро; днем, когда сидел на работе; даже вечером, когда собирался спать.
Телефонный звонок расколол ночную тишину и разбудил Данилу. И он, ругая все, на чем свет стоит, дополз до телефона.
- Да… - промямлил он еле-еле.
- Данила? Ты спишь? – кричал голос Байкала. – Твой месяц прошел, даже больше. Одевайся и приезжай на площадь.
- Какая площадь, какой месяц? Андрюха, два часа ночи, ты спятил? Я сплю!?
- Мне до лампочки, что ты спишь! Тем более, что ты уже проснулся. Встал, оделся и пришел!..
Монотонными гудками закончился этот странный разговор.
- Чудак-человек! Два часа ночи, какая, к черту, площадь?
Данила оделся и вышел из дома. До площади идти пешком двадцать минут. “Пойду по улице, там светлее…” Его шаги отчетливо раздавались в тишине улицы. “Что-то в этом есть. Вот также и вся жизнь, как ночная улица: где-то светло” – он ступил в полосу фонарного света, - “где-то темно,” – взглянул в темный угол между домами. – “А ты один идешь по этой дороге, идешь и знаешь, что никто тебя нигде не ждет. Хотя и такое бывает не всегда. Да только нужен ты всегда странным людям, неужели и я такой же? Такой же странный, идущий ни по свету, ни по тени. Сам даже не знаю, где я хожу. Интересно, что люди думают, глядя на меня?” Навстречу Даниле шла молодая пара.
 - Молодой человек, что вы обо мне думаете?
Парень опешил от неожиданности.
- Эээ…я…я…
- Понятно, что ничего не понятно. – промямлил Данила. – Девушка, а вы бы меня запомнили, если бы встретили, предположим, в метро?
- Нет, наверное, нет…Я не знаю, я не…
- Хотя я не прав. Простите… - он смутился и быстро направился опять к площади.
В ста метрах от него замелькал огонек сигареты. “Андрюха!”
- Ну, здравствуй!
- Андрей Петрович, какого черта, вы вытащили меня из дома в два часа ночи?
- Прошел месяц, пора поговорить.
- Но почему именно ночью? Днем тебе не говорится?
Байкал усмехнулся и взглянул на Данилу.
- Днем ты бы меня не понял. Я случайно встретил тебя в метро, ты даже меня не узнал. Взгляд потух, глаза больше не блестят, вокруг тебя, как будто собралось тяжелое, депрессивное облако. Я сначала сам тебя не узнал, слишком уж ты стал мрачный, даже серый…потому и начал сливаться с толпой. Сейчас, - он взглянул на часы, - 2:40. В 6:30 мы должны быть в больнице.
- В больнице? Это еще зачем?
- Надо…
Байкал замолчал.
- Что ты понял за этот месяц?
- Наверное, ничего…Хотя, может, и есть что-то. Я стал второй Тенью, т.е. таким же серым и незаметным. Кем я был до сегодняшнего дня?
- Ты был душой компании, человеком, которым я восхищался, которого я боготворил. – ответил Андрей не задумываясь.
- А что теперь?
- Теперь? Данила, ты давно смотрелся в зеркало? Подойди и посмотри, ты все поймешь.
Долг и монотонно длился этот сухой, полупустой разговор. К 6:30 они подошли к больнице. К ним вышла молоденькая медсестра и, прижав палец к губам, тихо повела за собой по этажам больницы. Данила тоскливо осматривал голые стены, холодные серые ступеньки, ободранные рамы. Песок поскрипывал под их ботинками; кленовый лист прилип к полуразбитому стеклу окна. Медсестра свернула в темный коридор, Данила и Байкал свернули за ней. “Вот теперь, я иду в темноте. Только темнота эта, словно чьей-то души. Коридор к сердцу, к такому же темному сердцу.” Девушка открыла ободранную белую дверь и молча повлекла за собой. В палате спала Тень…Данила молча созерцал ее в течение десяти минут. Он ни о чем не думал в тот момент, да и не за чем было думать. Казалось, он готов был стоять и смотреть на Тень вечно. Но кто-то повлек его за плечо и, в последний раз взглянув на эту сумасшедшую, он, наконец, вышел из палаты. Обратно Данила шел, не видя ничего перед собой.
 - Слишком темное сердце, слишком темное… - шептал он, словно безумный.
Данила прибавил шаг и, наконец, выскочил на больничный двор, как ужаленный. Внутри у него все горело. Он упал на колени и схватился за голову. Осенний ветер закружил пожелтевшие листья, откинув часть из них на Данилу. А он ничего не замечал вокруг себя. Казалось, он ушел в свой мир…
Байкал что-то сказал медсестре, и она осталась ждать его у входа. Он подошел к Даниле и положил руку ему на плечо. Данила поднял голову и посмотрел на него.
- Андрей, как ты договорился, чтобы нас пустили?
- Эта девушка… - Байкал обернулся. – Она…Мы с ней встречаемся.
- Аа…Сирень? Ведь так ее зовут?
Андрей кивнул.
 - Ты знаешь, я пойду. И еще, заходя к себе, посмотри налево. – Байкал развернулся и медленно направился к Сирени.   
“Налево? Что же у меня там слева? – лихорадочно соображал Данила, гуляя по набережной. – Слева, слева…Стена вроде; нет, не помню.” Над Волгой собирались тучи, на горизонте вспыхивали молнии. “Еще она…Как будто у меня своих мало. И все же я эгоист.” И мысли перестали копошиться в его голове, перестали тревожить душу. Данила сел на перила и начал наблюдать за гладью воды. По воде побежали круги, потом еще, и еще…Крупные капли забарабанили по тротуару, по перилам, по воде…Серая сиена дождя заволокла все вокруг. Данила промок до нитки, но упорно не сходил с места. Ему хотелось уснуть и больше никогда не просыпаться, никогда. Тяжелые капли струйками стекали с его одежды, а он собирал их в ладони и умывался. Сине-серое небо уставилось на Данилу, Данила уставился на небо…Но вдруг он встал и пошел вдоль воды.
И вода смывала с меня пыль и пот,
И усталость прожитых лет…
Через час Данила вернулся домой. С одежды, с волос, ото всюду текла вода, собиралась в лужи и перетекала из коридора в комнату. Он снял обувь, куртку, тряхнул головой и посмотрел налево. “Зеркало…” Но него смотрел странный человек: впалые глаза, потерявшие блеск, сутулые плечи, тяжелый взгляд. Данила отвернулся и почувствовал ужасное отвращение к самому себе. Он не хотел пускать мысли в голову, чувства в душу; он просто лег и уснул.
4.
Данила сидел на раме единственного окна. Ветер обдувал его сыростью монолитного, каменного здания, одиноко высившегося среди полей. В душе все было тихо, и гармония властвовала над его разумом. Яркое летнее солнце слепило иногда глаза, Данила прикрыл глаза рукой и осмотрел округу: поля, поля, поля…И ничего больше! Все вокруг отличалось яркостью красок, реальностью ощущений. Холод сырого камня, поросшего местами зелеными мхом и плющом; тепло легкого ветра, палящий зной летних солнечный лучей…Данила откинулся назад, на холодную каменную стену и принялся наслаждаться красотой пейзажа. “Тишина и спокойствие…” С души, как будто свалился огромный тяжелый камень, занимавший собой слишком много места. Теперь и дышалось легче, и жить было приятней. Данила вытянул руки к солнечному свету и принялся наблюдать, как золотые лучи играют на его ладонях. Теплый ветер трепал рваные рукава рубашки, перебирал выпустившиеся нитки. Через мгновение ветер стал сильнее, затем еще, и еще, и еще…Лик солнца мгновенно начал заслоняться черным диском, ветер превратился в ураган, поля внизу горели адским огнем. “Затмение…хаос!” Данила протянул руку, чтобы открыть окно, но уперся в холодную серую стену. В досаде он ударил по ней кулаком…С тяжелым скрежетом, словно кто-то с трудом поворачивал механизм, стены каменной ниши начали сдвигаться, поглощая собой и самого Данилу. Не раздумывая над последствиями, он ловко спрыгнул из окна и стремительно полетел вниз.
И он взлетел, как взлетала она
Не вверх, а вниз…
Ветер звенел в ушах, бешено колотилось сердце, краски хаоса слились в один из оттенков огня, в тот самый оттенок, которым окрашено безумно пляшущее пламя…не ведая границ…Данила закрыл глаза и приготовился к дикой бои, но скорость вдруг медленно убавилась, ветер перестал звенеть в ушах, и Данила мягко встал на землю. Он медленно, с потаенной боязнью открыл глаза: пустынный, серый город; многовековая пыль на окнах; приспущенные флаги. Молчание и серость властвовали на этих одиноких улочках, среди этих коробок-зданий, под бесцветным полотном неба. Он сделал шаг, затем второй…гулким эхом раздались они по линиям тротуаров и, казалось, им же проникли в самое сердце этой пустоты. Данила развернулся влево и уперся взглядом в огромное, запыленное зеркало. Он не видел в нем своего отражения, не видел отражения города, это зеркало было подобно картине: серая ободранная рама, густой слой пыли на поверхности, под которым мутно проступало лезвие ножа, подвешенного к потолку веревкой. Данила уставился на зеркало и никак не мог отойти от него. В голове перемешались всевозможные звуки: тиканье секундной стрелки, хруст песка под ботинками, барабане дождя по крыше…Он закрыл лицо руками и встал на колени перед зеркалом, перед этим бездушным куском стекла и железа. Серое небо раскололось надвое, и из черной зияющей раны посыпался снег, белый снег…
Первый снег был самым белым,
Самый первый снег был самым белым.
Он летел, не зная, где ему упасть…
  Легкие снежинки засыпали собой серые стены, серые тротуары, самого Данилу. Он поднял голову и посмотрел на небо: белая пелена мягко падала на землю и накрывала собой все без разбору. Данила встал и усмехнулся, оглядывая до недавнего мгновения серый город: сугробы, сугробы, сугробы… “Забавно…А как же Тень?” Он взглянул в зеркало: бледная Тень в упор смотрела на него. Она прятала запястье за полой своей широкой рубашки и усмехалась, дерзко глядя ему в глаза. От этой усмешки, дерзкой и нахальной, Данилу бросило в жар, не смотря на то, что вокруг лежали сугробы, и снег хрустел под ногами. Он хотел, было, что-то сказать ей, но не мог найти слов, да и рот совсем не открывался. Тень бросила  вновь на него свой зловещий взгляд, на его одинокую фигуру и растворилась в запыленном куске стекла. Данила взглянул на пустую поверхность зеркала, развернулся и медленно побрел по пустынным улицам. Казалось, время обходит стороной эти места, а тишина развешивает свои сети. Он задумчиво шел вперед, не разбирая выцветших надписей и не выбирая дороги, по которой ему идти. Он просто шел, не думая ни о чем. Может час, может два, а может больше Данила бродил по нескончаемой паутине улиц, улочек, переулков…Внутри все опустело, и ветви одиночества распустились в его душе. Стало тоскливо… “Что это там, в конце улицы?..” На перекрестке среди сугробов один из них словно зашевелился. “Чертовщина какая-то!” Он шел быстрее, первый раз в этой серой пустоте он почувствовал что-то не тоскливое, не скулящее. Коварное любопытство заставляло его идти еще быстрее, и вот Данила уже бежит к перекрестку. Тяжелые ботинки скользят по снегу, он не держится на ногах, скользит и резко падает на колени перед сугробами. Тяжелое, горячее дыхание, холод снега на ладонях… Данила размазал снег по лицу и только тогда поднял глаза от земли. “О Господи!” Перед ним стоял…ангел. Белоснежный, сливающийся с небом и землей; со стеклянными глазами. Он смерил Данилу презрительным взглядом, и вновь устремил его в никуда. Данила встал и обошел ангела. Он осторожно притрагивался то к одному крылу, то к другому. И ему постепенно передались гармония и спокойствие, словно аура этого душевного равновесия окружала ангела. Внутри все давно сгорело и теперь вновь порастает травой, зеленой травой широких полей. Данила заглянул ему в глаза, но кроме холода и боли не увидел ничего. Давно кончился снег, и вот уже минут пять капал слепой дождик. “Дождик…” Данила протянул руку и принялся наблюдать как дождевые капли собираются в его ладони. Снег медленно таял под ногами и превращался в глубокие грязные лужи. Они стояли по колено в воде; с волос, с одежды, с крыльев капала вода. Данила отер руками лицо, осмотрел теперь уже серого, потускневшего ангела и зло усмехнулся, будто и сам стал Тенью, второй Тенью. Ангел тяжело вздохнул, развернулся и медленно побрел по дорожке, заворачивающей влево. Не полетел, пошел как все… “Куда же он? А как же я?” Ангел резко развернулся и хотел ответить, но…
5.
…ответом Даниле был неистовый звонок будильника. Он лениво протянул руку и выключил “эту адскую машину”, как ее называет Байкал. Данила перевернулся на спину и уставился в потолок. “Белый, совсем белый…” Он встал, подошел к телефону и медленно, будто с трудом вспоминая, набрал номер.
- Андрей? Я понял. Кажется, даже все понял.
- Твой месяц давно прошел, ты слишком долго думаешь.
- Кто ты? Я тебя не узнаю…
- Я? …ангел…ангел-хранитель…твой ангел-хранитель…
- В скромности тебе не занимать. Да разве ты летаешь?
- Нет, не летаю. Я хожу, как все.
- Тогда кто же я?
- Ммм…игрушка. Тобой играют все: Тень, Лис, даже Людка! Только все, как дети, которые все-таки вырастают и теряют потребность в игрушках.
- Как же мне быть?
- Найти себе вечное дитя…





P.S.          Но кто-нибудь поймет,
                Кто-нибудь дойдет,
                Кто-нибудь услышит.
                Кто-нибудь рискнет,
                Кто-нибудь возьмет,
                Кто-нибудь допишет.
                Кто-нибудь найдет что-то для себя
                Кто-нибудь на себе.
                Всюду на земле в каждой голове
                Дует тот же ветер…