За стеной стена

За стеной стена

Д. С.
Намеченной жертвы распростертый клюв,
Затраченных усилий захудалый гнев.
Очередь за Солнцем на холодном углу,
Я сяду на колёса, ты сядешь на иглу.
    
Отрыгнув сомненья, закатав рукав,
Нелегко солдату среди буйных трав.
Если б он был зрячий, я бы был слепой.
А если б я был мёртвый, он бы был живой.
    
Так обыщи же мое тело узловатой рукой,
Заключи меня в свой параличный покой.
Меня не застремает перемена мест,
Стукач не выдаст - свинья не съест.
    
По больному месту - да калёным швом.
По открытой ране - да сырой землей.
Из родной кровати - да в последний раунд.
Из кирзовой благодати - да в андеграунд.
    
Намеченной жертвы распростертый клюв,
Утраченных иллюзий запоздалый гнёт.
Очередь за Солнцем на холодном углу,
Я сяду на колёса, ты сядешь на иглу.

                Егор Летов «Система»      

    За стеной стена. За стеной стена. За стеной стена. Плюшевый мишутка на невесомом прозрачном парашюте. Жёлтые пятнышки на столе, на кровати, в воздухе... Я всегда мечтала летать. Какая лёгкость в движениях. Неужели я сейчас взлечу?

*  *  *

Стоит неподвижно и смотрит в окно. Стоит, не шелохнувшись, уже минут сорок. Что это за странный звук, напоминающий отчаянный кошачий вой, так болезненно пробирает мозг? «Телефон», - подсказывает внутренний голос. На двенадцатом звонке непонятно дрожащая рука хватает трубку.
- Алло.
- Ленка, ты придёшь сегодня?
Это звонит однокурсник Пашка.
- Не знаю... Приду.
- Может, захватишь, чего пожрать?
- Может и захвачу.
- Ну тогда покедова.
- Угу.
Отбой. Ноги сами собой идут к холодильнику. Так, что тут у нас? Сыр, колбаса, яйца, какой-то сраный сок... Дрожащие руки берут кусок сыра, колбасу и пакет кефира. Уже через несколько минут мягко захлапывается входная дверь.

*  *  *
Почему я не могу взлететь? *** знает. Курить хочется. Вообще состояние не из лучших. Курить нельзя. Даже самый маленький затяг приведёт к рвоте. Но курить хочется. Мысль о сигарете приятна и в то же время вызывает дурноту. Курить хочется, вот жопа... Сигарета - спичка - ещё спичка – первый затяг. Мгновенное облегчение сменяется неистовым блеванием. Содержимое желудка через некоторое время заканчивается. Рвота продолжается желудочным соком.

*  *  *

Пашка живёт в соседнем дворе. Наверное, у него уже кто-нибудь сидит, кто-нибудь из компании. Может Жека, может Серж, может Влад. Или Анька. А может, они уже все собрались, только её, Лены, нет. Ноги ускоряют шаг. Терпеть не может находиться одна, когда остальные вместе. Противное ощущение того, что они уже сделали что-то важное без неё.
Вот знакомая дверь. Красная кнопочка звонка рядом. Не заметила, как позвонила – дверь распахнулась. На пороге вырос Пашка, в своих дорогих, но грязных джинсах, модной футболке неопределённого цвета, то ли от освещения, то ли от недельного нестирания. Пашка высокий, зеленоглазый парень со светлыми волосами, несомненно, мажор. Ну или по крайней мере был им, когда Ленка с ним познакомилась. Это случилось почти год назад. Их познакомила Ленина подруга Аня в первую неделю сентября. Они сразу понравились друг другу. Вскоре Лена узнала Пашкиных друзей – Сержа и Влада (Жека присоединился к ним позже).
Молодые люди проводили время в клубах, на модных тусовках. Первокурсников, их затягивала эта новая для них студенческая жизнь. Там-то Ленка, стараясь не отставать от Пашки, и стала покуривать травку. Ганжибас, ганжа, CANNABIS... Весёлый кайф. К весне решили остаться друзьями. К тому времени уже оба глотали колёса.
В июле Ленка впервые увидела, как Пашка с Сержем вводят себе в вену наркотик. Сначала она испугалась. Но потом вдруг поняла, что ничего вроде бы не изменилось – разве что тусоваться теперь компания стала не в модных клубах, а на хате у Паши. Тут весело, а клубная жизнь приелась... У Пашки отдельная квартира. Год назад, когда он поступил в универ, его отец, большая шишка, подогнал единственному сыну квартирку (по случайности оказавшуюся рядом с Ленкиной хатой). Зимой Пашины родители уехали на ПМЖ в Германию, и оттуда регулярно высылают ему приличную сумму. Две недели назад Лена, последняя из компании, села на иглу. Теперь мажорская хата, в которой, бывало, происходили весёлые оргии, каждый вечер превращалась в наркопритон.

*  *  *

Курить не хочется. Жрать тоже. Ссать не хочется. И по-большому вроде тоже не хочется. Тело рвёт на части. Внутренности хотят вырваться на свободу. Они уже оторвались от трубочек, связывающих их в единую систему, и теперь стремятся разорвать кожу. Freedom!... Ни ***. «На место, суки!» - кричит внутренностям чей-то голос, странно напоминающий мой собственный. Вот я уже лежу на полу, стараясь удержать их. Знаю, это не поможет. Поможет другое – доза. Заветный шпритсик с полупрозрачной белёсой жидкостью. Искать...

*  *  *

- Харч принесла? – первый вопрос звучит прямо с порога.
- Принесла, - говорит и суёт ему сыр, колбасу и кефир. Кроме Пашки в квартире никого нет.
Сидят в комнате и слушают музыку транс. Минут через пятнадцать кто-то вспоминает, что не закрыта входная дверь.
- В ****у, - тут же говорит Пашка. - Всё равно чуваки скоро подтянутся – они и закроют.
Минут через десять Ленка сама закрывает дверь, потому что ещё в состоянии сообразить, что палевно держать дверь открытой.
- Жидкость у тебя? - спросила наконец про то, ради чего пришла.
- Нет. Сегодня Жека должен достать.
- Понятно.
Время тянется медленно. Лена смотрит на потолок. Итальянский, навесной. Люстра тоже понтовая. По потолку ползают две мухи. Вдруг они сблизились и начали потирать тонкие чёрные лапки под рыльцем друг у дружки.
- Давай поебёмся, - не в тему предлагает Пашка.
- Мне однохуйственно. Если у тебя ещё стоит, то я не против, - не успела Лена окончить фразу, как раздался звонок в дверь. Пашка идёт открывать. Судя по голосам в коридоре, пришли Анька с Сержем и Владом. Принесли выпить. Только на *** наркоману портвейн? Лучше бы травы взяли, что ли...
Поздоровались. Теперь уже пять человек сидят в одной комнате и слушают транс. Взгляд каждого почему-то устремлён в одну точку на потолке. В этой точке сплетаются мысли присутствующих в плотный блестящий клубок. Нити-мысли склеиваются, потому что очень похожи между собой. Каждую из них можно было бы выразить так: «Когда же придёт Жека с жидкостью?» или «Ещё полчаса, и я буду корчиться на полу, подыхая в страшных муках».
Неизвестно, сколько длится ожидание. Может быть сорок минут, а может быть три часа. За окном августовские сумерки, такие, какие обычно и бывают в начале августа – неравномерные и как будто вязкие. Молчание прерывает только постоянное хождение минутной стрелки на больших часах в углу.
Звонок в дверь. Что и следовало ожидать. Пришёл. Принёс. Дальше, как во сне – идут на кухню, синий огонёк на газовой плите, столовая ложка с жидкостью над ним, чья-то плоская шутка, дружный, но невесёлый смех следом...

*  *  *

Нашла. Тепло разливается по всему телу. Теперь уже наплевать на безобразные синяки на руках, мутные глаза и впалые щёки. Я опять безупречно красива в своей реальности.

*  *  *

...Серж лежит на диване и безумными глазами смотрит в потолок. Он почти не моргает. По потолку ползают всё те же несчастные мухи - мальчик и девочка - ему так кажется.
Жека и Влад на балконе. Они о чём-то громко рассуждают. Философ бы глубоко задумался над тем, что они говорят. Нормальный человек, наверное, покрутил бы пальцем у виска. А им самим – по ***. По хуй до собственных слов, по хуй до мнения философа, по хуй до мнения обывателя. Они просто общаются и получают от этого удовольствие. Satisfaction. Удовольствие скорее не от разговора, а от умения разговаривать.
Анька, Анна Генриховна, Анюта, как ласково называет её мама, сидит в кресле, поджав под себя ноги, и горько плачет. О чём ты плачешь, Анюта? Ей никто не успел задать этот вопрос. Потому что Аня уже не плачет – она смеётся. Смеётся смехом здорового ребёнка, и даже не успевшие высохнуть слёзы на её бледненьком личике кажутся выступившими от смеха. Взгляд её прикован к Сержу. Его тёмные волосы до плеч странно похожи на уши спаниеля. Да и нос у него уже вроде бы нечеловеческий. Даже хвост сзади есть. Блин, Серж, почему ты никогда не говорил, что ты – спаниель? Неужели всё это время я спала с кобелём? Ну конечно, так и получается.
Лена сидит на кухне рядом с Пашкой. Пашка ест принесённый ею сыр. У него, почему-то, всегда просыпается аппетит, когда он под кайфом. Лена рассматривает свои ладони. Чёткие линии. Синяя венка просвечивает. Её некоторое время очень занимают эти мелкие детали. Вдруг она замечает, что Пашка вводит себе в вену новую порцию жидкости. Лена хочет сказать ему, что нельзя так подряд колоть, но язык не хочет поворачиваться. Да и незачем уже – Пашка успел закончить процедуру. Вдруг лицо его принимает отрешённое выражение, ноги подгибаются – упал! Лене надо бы поднять его, спросить, что с ним, но ей так не хочется этого делать! Ведь теперь у неё в руках есть игрушка – небольшой охотничий нож. Как эта вещица оказалась у неё? Звучит нелепо, но она не помнит. Не помнит, как три минуты назад нашла нож под табуреткой, на которой сидит, когда хотела прикоснуться к своим икрам. Ленка с детства неровно дышит к режущим предметам – от ножичка для бумаги из органайзера до катаны. И вот у неё её верный товарищ. Верный товарищ гладит ладони, медленно, нежно проходит по чётким линиям. Товарищ на запястье. Кто-то внутри Ленки кричит: «Гони мерзавца с твоей руки!» Она не слышит. Или просто не хочет слышать. Как можно прогонять друзей? Друзей не прогоняют. Прохладное лезвие поднимается выше. Вот оно уже на том месте, где остались следы от иглы. И небольшой синячок. При соприкосновении с синяком чувствуется боль. Не сильная, нет, просто боль. Приятная.
Как-то непонятно всё проходит в этот раз – глюков нет. Есть необычные ощущения, есть лёгкость, есть пофигизм, но глюков нет. Она похоже даже может сейчас сесть и написать стих. Жаль, ручки нет. Кровь! Нечаянно порезалась – длинная царапина на предплечье. Ранка, наверное, неглубокая. А что, если полоснуть по вене?
Грохот. Падает входная дверь. В квартиру ворвались люди в форме. Дальше всё с огромной скоростью проносится перед глазами: вот уже выводят Сержа в наручниках, за ним – Аньку. Потом Влада, Жеку. Один из мусоров приближается к Ленке. Вдруг его внимание привлекает лежащий на полу Паша. «Мужики, тут покойник с передозом!» - говорит мент ровным, громким голосом с ироническими нотками.
Лене хватило доли секунды. Серая форма, удивлённые глаза прямо перед её глазами, приятная на вид глубокая царапина на от чего-то пульсирующей вене – я всегда мечтала о красивой смерти... Суицид – что может быть прекраснее? Надо только выбрать минуту, когда перестаёшь думать о тех, кто тебя любит.

*  *  *

Опять плюшевый мишутка. Опять ощущение лёгкости. Опять приятное чувство уверенности в том, что ты можешь сделать всё, что пожелаешь. Я – волшебник. Волшебница. Все добрые феи умеют летать – у них есть маленькие прозрачные крылышки.
Мне часто снился сон, в котором я прыгаю из окна десятиэтажки, этажа этак с восьмого, приземляюсь мягко на ноги, слегка приседая при этом (как кошка!), а потом, получив от прыжка непередаваемое удовольствие, бегу обратно в подъезд, чтобы повторить полёт.
Как же мне хочется прыгнуть наяву! Передо мной открытое окно, маленькие, едва различимые листики деревьев во дворе манят... Чёрт возьми, как же они притягательны! Есть две мечты: летать и умереть красиво. Почему бы не исполнить их сейчас? Шаг. Шажок. Край. Шаг.
Ааааааааа.....