Соколовский хор у Яра...

       

СОКОЛОВСКИЙ ХОР У ЯРА


Соколовский хор у Яра
Был когда-то знаменит.
Соколовская гитара
До сих пор в ушах звенит.

Из цыганской песни

В тяжелые военные и послевоенные годы Саша Калинин жил по соседству с моей дет-ской семьей, через дощатую стенку. Это для взрослых он был «Саша», а для нас, ребятни, он был «дядя Саша».

В моей памяти навсегда сохранились воспоминания о наших соседях. О ком-то - ярче, теплее, о других – более слабые. Воспоминания о Саше Калинине какие-то особенно коло-ритные. Как будто и сейчас слышу его зычный густой голос. И скрип, постукивание его кос-тылей в общем коридоре.

Жили мы все в большом деревянном семи квартирном доме. Дом был старый и холод-ный. Для утепления по его периметру была сделана завалинка из опилок, пополам с паровоз-ным шлаком. На завалинке нам, детям, было очень удобно «играть». Особенно на солнечной стороне, куда выходили окна дядисашиной квартиры. Удобство здесь еще заключалось и в том, что эта сторона была не парадной, и никто нас здесь не видел.

Весной, когда только-только просохнет земля возле дома, мы любили играть «на день-ги». Вариантов игр было несколько. Одна из любимых для нас была игра «об стенку». Не по-нимаю, почему сейчас мальчишки в нее не играют. Я бы, старик, и то сейчас с удовольствием в нее сыграл. Правила игры были очень просты. Свою монету нужно было бросить, стукнуть, об стенку, но таким образом, чтобы она отскочила как можно ближе к лежащим на земле мо-нетам партнеров. Лучшее, когда монета попадет, звякнет о другую монету. Это чистый выиг-рыш - кладешь монету партнера в свой карман. Выигрыш был также и тогда, когда расстоя-ние между монетами, твоей и партнера, можно было измерить любыми двумя пальцами рас-топыренной руки. Подушечки пальцев должны касаться монет, твоей и партнера. При выиг-рыше дается право на следующий ход, иначе – играет очередной партнер. А твоя монета оста-ется лежать на земле.

Обычно мы играли «об стенку», когда в дядисашиной квартире никого не было. Потому что удары монет были слышны в доме, и это действовало на нервы взрослым. Но иногда мы так увле-кались, что не замечали, что дядя Саша уже дома. Через какое-то время он открывал форточку и предупреждал нас: «Пять минут, и чтобы вас тут не было!» «Дядя Саша, мы еще немного поигра-ем!» «Сейчас за Надеждой Ивановной схожу!»- чаще всего было нам в ответ. Надежда Ивановна – очень строгая учительница из соседнего дома. А игра на деньги тогда – это было верное снижение оценки за поведение в учебной четверти.

Но дядя Саша нас никогда не подводил, как и мы его.

Часто, когда у нас были «тихие игры», мы слышали, как дядя Саша играл на гитаре и пел. И в том, и в другом, мы так решили, у него был талант. И мы любили слушать эти концерты. Обычно он пел цыганские песни. Любимая и часто исполняемая песня была про Соколовский хор у Яра.

Но сразу нужно сказать, что концерты чаще случались, когда дядя Саша был «под хмель-ком». Это когда он приходил из пристанционного буфета, где часто продавалось пиво, а водку му-жики приносили с собой.

«Соколовский хор у Яра». Незатейливая, очевидно, старинная цыганская песня. Про то, как жила и пела в хоре красивая цыганка Зара. Которая была очень веселой и жила радо-стно. И другим приносила радость. Но которая вдруг простудилась и умерла.

И в ту ночь в гостях у Яра
До утра пришлось гостить.
Соколовская гитара
Не могла развеселить.

Струны жалобно стонали,
Хор уныло напевал.
И все Зару вспоминали,
И всем Зару было жаль.

Песня незатейливая…. Но если предположить, что мы, тогдашние дети, вдруг бы встретились сейчас, через пятьдесят с лишним лет, может быть за праздничным столом в честь встречи, то кто-нибудь из нас обязательно предложил бы: «Давайте вспомним и помя-нем Сашу Калинина! И споем его любимую песню»

Только в то мое детское время я не знал, что «Яр» – знаменитый в прошлом ресторан. На нашей красивой реке Великой было одно любимое всеми место – Красный Яр. Высокий обрывистый берег из красной глины, а внизу – галька. И быстрое течение было там, и перека-ты, и стаи пескарей. А вверху сосны, дальше по круче, высокие. И такой лесной запах. Счита-лось, что это от сосновой смолы, которая летом нагревалась и расплавлялась на солнце. А мне в песне представлялось, что на обрыве, возле сосен - поет цыганский хор. Тем более, что ко-чующие цыгане любили это место. И часто разбивали там свой табор, свои палатки.

Саша Калинин был инвалид. На войне с немцами ему оторвало ногу выше колена. А, может быть, уже в госпитале ему так ее отрезали. А какая рана была – он об этом никогда не рассказывал. А мы, соседи, об этом никогда и не спрашивали. Много тогда вокруг было ущербных и искалеченных войной.

Только однажды, во время ночной рыбалки, у костра, он сказал, и мне запомнилось: «Сталин на десятый день войны обратился к народу: «Братья и сестры…!». И я утром пошел в военкомат. На двух ногах…. Много-то и не повоевал…. Ну да что теперь об этом и гово-рить…!».

Был дядя Саша высокий, красивый, сильный молодой человек. Настоящий Геркулес! Только без ноги. И чем-то похож на цыгана. А, может, он и был цыган. До войны у дяди Са-ши была уже семья, в Узбекистане. И в семье был их ребенок. После ранения дядя Саша ле-чился в госпитале нашего северного поселка. И здесь влюбился в нашу землячку. Мы, дети, звали ее тетя Маруся.

И после выписки из госпиталя он не поехал в Узбекистан. И стали они жить с тетей Марусей в нашем доме. Наверно, точно уж не помню, война к тому времени кончилась. У те-ти Маруси тоже была уже дочка, моя детская подружка, а потом одноклассница, Лиля Зыкова.

К своему отчиму, нашему дяде Саше, Лиля относилась, я бы сказал, как-то «никак». Но он ее любил и никогда не обижал. И с тетей Марусей дядя Саша жили хорошо, дружно.

Первая жена дяди Саши однажды приехала с ребенком из Узбекистана. И оставила мальчика у отца: «Раз не хочешь с нами жить, бросил нас, так бери вот своего сыночка и вос-питывай его!» Все говорили, что этим она пытается вернуть себе мужа. Тетя Маруся с дядей Сашей ребеночка взяли, и стало их в семье уже четверо. Но родная мать долго без сыночка не смогла прожить. И через какое-то время она приехала и забрала его обратно.

Любили ли дядю Сашу соседи? Я думаю, не очень любили. Из-за его горячего и резко-го характера.

Например, было у нас такое происшествие. Возле нашего дома была земля под не-большие огороды. И каждая семья имела свою небольшую полоску земли. Имела ее и семья Калининых. Помню, она была засажена картошкой.

Один сосед-мальчик увлекся выращиванием цыплят. Для этого он построил рядом с землей Калининых небольшой курятник и огородил его сеткой. Но пронырливые цыплята часто сбегали и полюбили разрывать дядисашину картошку. Ясно, что это нехорошо. Маль-чик очень измучился, охраняя и огород, и своих цыплят. Но, в конце концов, дяде Саше раз-бойничьи походы цыплят надоели. И однажды он схватил свою двустволку, выскочил на крыльцо и бабахнул из обоих стволов, по своей картошке. От цыплят только пух полетел. Приходила милиция, «прорабатывала» дядю Сашу. Но он и сам уж был не рад, что все так получилось.

Не знаю, какой бы был дядя Саша, не случись с ним на войне беды. Мне кажется, как большой и сильный человек, он был бы очень добрым. И защищал бы слабых. Как это часто бывает на Руси.

Но в то время он еще не справился со своей бедой. Да, наверное, он так с ней и не справился до конца своей жизни. И жил постоянно с внутренним напряжением, ожесточени-ем на свою беду, на свою судьбу. Но плохого, злого людям он не делал, и не хотел этого. Иногда только срывался.

Может быть, отчасти поэтому, дядя Саша любил насмехаться над поселковыми мужи-ками, своими собутыльниками. Это случалось обычно после посещения пристанционного бу-фета. И часто кончалось дракой. Но связываться с дядей Сашей «один на один» никто не хо-тел, уж очень он был сильный. Поэтому поселковые мужики действовали по принципу «семе-ро одного не боятся». Но дядя Саша не боялся и семерых.

Обычно он вставал к стенке или к забору, чтобы держаться одной рукой, а в другой держал костыль. И подзуживал противников: «Ну, давай, подходи, кто смелый!». Конечно, мужики тоже могли бы драться палками или еще чем, но это, с инвалидом, они считали не благородным поступком.

Когда терпение у мужиков кончалось, они подпаивали дядю Сашу, и, сильно пьяного, колошматили. Но опять же до определенных пределов, ногами не били, не увечили. А потом сами же находили подводу, и привозили избитого домой. Оставляя возле крыльца. И здесь дядя Саша иногда долго лежал, весь в синяках, пугая своим видом соседей. Пока кто-нибудь, кто посильнее, не утаскивал его домой. Или пока не приходила с работы тетя Маруся.

Губернатор моего города, уже в сегодняшнее время, придумал устраивать в Дни Побе-ды парад военной техники, на центральной улице города. Техники времен войны, танки Т-34, артиллерия, машины с пехотой, и другое. Все это свежеокрашенное, подогнанное, празднич-ное - красиво. По парадному «застывшие» в кузовах военных полуторок, на скамейках в два ряда, молодые солдатики. И музыка военного оркестра.

А я себе представляю такой парад по-другому. Идут много, много «Сашей Калини-ных». Ущербных, искалеченных войной людей, безногих, безруких, с другими видимыми и не видимыми ранениями. Идут не то, что бы толпой, скорее – беспорядочным строем, верени-цей. И в этой веренице музыка военного оркестра как-то пропадает и в тишине слышен толь-ко стук костылей об асфальт. У безногих калек какие-то гипертрофированно жилистые силь-ные руки. И отполированные до блеска в рабочих местах костыли. Головы людей как-то бес-порядочно поднимаются и опять пропадают в толпе, как водяные столбики от дождя в летней большой луже. Ведь инвалиды на костылях ходят не так, как здоровые, нормальные люди, у них какая-то ныряющая походка…

Сколько их, калек, было после войны! Но постепенно их становилось все меньше и меньше. Они уходили от нас, живых. И часто, не столько от телесных ран, сколько - от ду-шевных. Им трудно было найти достойное место в новой жизни.

Вот так и Саша Калинин. Все соседи, конечно, понимали дядисашину беду. И жалели его, как это обычно бывает, по-русски. Но относились к нему только, может быть, с чуть большим вниманием, чем друг к другу. Потому что война затронула всех.

У моих родителей погибли на войне: у отца – три брата, у мамы – два. В соседней квартире жили эвакуированные ленинградцы: женщина с тремя детьми - муж у нее пропал на войне без вести. В другой квартире жил тоже инвалид войны, ходил с палочкой. Его семья, убегая от немцев, попала под бомбежку. И сын после этого, мягко говоря, был немножечко «не в себе».

От войны пострадали все жители нашего дома, кто больше, кто меньше. Но у всех время как-то подлечило эти несчастья, страдания. А у дяди Саши беда все еще была живая, кровоточила. Жить в новом качестве, инвалидом, без ноги, дяде Саше было трудно. В боль-шом городе он мог бы найти себе работу, какое-нибудь занятие. А в сельской местности, в небольшом поселке – как ему достойно жить? Научился он сапожничать и чинил обувь всем в округе. Завел себе лодку и рыбачил в нашей небольшой реке. А рыбу продавал.

Но все это, по дядисашиным меркам, было совсем несерьезно. И поэтому не приноси-ло удовлетворения. А на что-то большее дядю Сашу не хватало. И поэтому он часто срывался со спокойной жизненной колеи.

В моей жизни дядя Саша принял вот какое участие. Он меня научил драться. Не тому, как лучше руками махать, или еще чем. А бойцовским психологическим качествам.

Дело было так. С одним хулиганистым пареньком у меня случился конфликт, причину я уже не помню. И он во всеуслышание обещал поколотить меня. Драться мне не хотелось, и какое-то время я уклонялся от встреч. Но однажды мы столкнулись нос к носу. Выхода не было, и наша драка началась. Но дрался я очень пассивно, противник на меня нападал, а я за-щищался. Но защищался хорошо.

Вокруг нас скоро стала собираться толпа, образовав круг. И почему-то никто нас не разнимал. А я надеялся, что нас разнимут. Но всем был интересен наш бой, и даже образова-лись две группы болельщиков, за меня и за моего противника. Пожалуй, у моего недруга бо-лельщиков было больше, уж очень он был напористый, молодой петушок. А это людям нра-вилось.

У моего противника с валенка соскочила галоша, и зрители посоветовали ему драться этой галошей. Пока он размышлял, я схватил галошу и превратил ее в грозное оружие. К тому же пассивность моя кончилась, я уже разозлился.

Зрители поняли, что нас пора разнимать. Потому что никто из нас не хотел сдаваться. Оказался среди зрителей и дядя Саша. Он вошел в круг, поддал костылем и мне, и моему про-тивнику, а потом повел меня домой.

-Ты плохо дерешься, - сказал он мне дорогой. - Если драться, то нужно драться зло. Или уж совсем не драться, а сразу сдаваться.
-Но я не хотел драться. Просто он меня заставил. А сдаться я не мог…
-Ну, раз заставил, так ты и дал бы ему сразу хороший отпор. Он бы тогда быстрее перестал быть смелым и напористым. А ты «ни бе, ни ме»! Хорошо, что хоть себя ты в обиду не дал. Но смотреть на тебя было совсем неинтересно.

А потом он добавил еще.
-Вы деретесь по-мальчишески, не по бандитски. Никакого оружия у вас не принято применять, ни кастета, ни ножа, ни ногами бить, и, слава богу. Ну, расквасят нос, наставят синяков, ссадин, одежду порвут. Но ведь не убьют, калекой не сделают. Поэтому нужно драться до победы. Ни в коем случае не трусить и не сдаваться. Пусть вроде не твоя победа, тебе больно, и нос разбит, и кровь идет, но ты не сдавайся, дерись. И тогда ты победишь. И все тебя будут уважать.

Не помню, пригодилась ли эта наука мне в драке. Особенно драчуном я не был. Но эти принципы, в которые я поверил, позволили мне уверенно держаться в мальчишеской среде. Конечно, тогда время было другое, не как сейчас. И даже действовало твердое правило: «Ле-жачего не бьют!»

А еще дядя Саша научил меня играть на гитаре. И петь. Научил своим цыганским пес-ням. И русским народным. И они, эти песни, жили со мной всегда. В начале - в школьной мальчишеской компании. Потом в студенческой. А потом остались на всю жизнь.

Сейчас я почти не пою. Даже про Соколовский хор у Яра. Эту песню петь нелегко, она больше для молодого голоса.

И не знаю я, жив ли дядя Саша. Когда дочка его, Лиля Зыкова, кончила школу, они решили всей семьей переехать жить на родину дяди Саши, в Узбекистан.

А я в тот же год уехал учиться. И больше мы не встречались. Говорили, тетя Маруся приезжала несколько раз в наш поселок. И рассказала, что дядю Сашу сильно побили. И он стал болеть после этого. Наверно, он думал, что и в большом городе, как в нашем северном поселке, если и побьют, то больше – любя, благородно. А в большом городе – более жестокие нравы. И побили его, не жалея. А может, он просто постарел, и сила в нем стала уже не та.

Что еще рассказать о дяде Саше? Чтобы вы его полюбили. Его, и других таких же. Или хотя бы помнили.

Может быть о том, как однажды он взял меня на рыбалку, с ночевкой на берегу реки. Возле старой мельницы. И мы спали, лежали рядом долго, на подстилке из еловых веток. Возле дымного костра, для защиты от комаров. И любовались ночным небом. И он научил меня определять время по звездам. Часов тогда у нас не было. По одной звезде-планете. Ко-торая всходила после полуночи из-за соседней горы, среди вершин угрюмых елок. И достига-ла своего ночного зенита по времени на границе ночи и утра. Когда пора нам уже было гото-виться к утренней рыбалке.

Я показал эту звезду и своим детям. На даче, когда самой дачи еще не было, она строилась. И мы спали тоже под открытым небом. И говорил, что это Звезда Саши Калинина. Потому что другой Звезды у Саши Калинина не было. Не успел он ее заслужить.

А песня, про Соколовский хор у Яра, - она имеет хороший конец. Может быть поэтому я и любил ее всегда. И Саша Калинин любил. А конец такой.

Всюду деньги, деньги, деньги,
Всюду деньги без конца!
А без денег жизнь плохая,
Не годится никуда.

Деньги дело нажитое,
Об них нечего тужить.
А любовь всего дороже,
Ею надо дорожить!

Народная песня - Соколовский хор у "Яра", текст песни

Соколовский хор у "Яра"
Был когда-то знаменит.
Соколовского гитара
До сих пор в ушах звенит.
Тройки лихо мчатся к "Яру",
Сердце рвалось на простор,
Чтоб забыться под гитару,
Услыхать цыганский хор.

Там была цыганка Зара.
Запоёт - прощай печаль!
Жизнь прекрасней станет сразу,
Всё за жизнь отдать не жаль.
Но судьба не пощадила,
Ведь она порою зла -
Как-то Зара простудилась
И, бедняжка, умерла.

В этот день все гости "Яра"
Не могли вина не пить.
Соколовского гитара
Не могла развеселить.
Струны жалобно стонали,
Хор уныло напевал
И все Зару вспоминали,
Всем бедняжку было жаль!

Соколов не вынес муки -
Больше всех по ней тужил,-
Взял свою гитару в руки,
Пополам переломил.
И теперь приедешь к "Яру" -
Грусть-тоска тебя возьмёт:
Соколовского гитара
Никогда уж не споёт.

Всюду деньги, деньги, деньги,
Всюду деньги без конца!
А без денег жизнь плохая,
Не годится никуда.

Деньги дело нажитое,
Об них нечего тужить.
А любовь всего дороже,
Ею надо дорожить!