Русалочьи бега часть 7 последняя

* * *

Открыла я глаза уже в чистой белой комнате. Абсолютно белые потолок, стены и постель, на которой я лежала, говорили о том, что я в больнице.
- Детка…
Я услышала это слово и чуть снова не потеряла сознание.
- Детка, я думал, что мы тебя уже потеряли, - подсел ко мне Сергей. – Ты никак не приходила в себя. Я чуть не убил главного.
В голове у меня стучали барабаны. А в желудке разыгралась революция. И я поняла, что долго была без сознания не только из-за той гадости, что дал понюхать мне Андрей Семенович, а еще и из-за того, что не ела ничего со вчерашнего обеда. Кофе можно было не брать в счет, его вымыло, когда мне промывали желудок.
- Сережа, я хочу уйти отсюда.
- Нет, главный сказал - ты очень слаба и тебе надо остаться здесь на ночь. Я буду ухаживать за тобой.
Весь этот лепет, словно я была несмышленым ребенком, уже надоел мне, и я попыталась встать, но мои ноги и руки были туго привязаны к постели.
- Почему меня привязали?
- Тебе нужен покой, не волнуйся.
- Сергей, посмотри на меня. Я что, сумасшедшая?
- Детка, - Сережа, наконец, сменил тон на нормальный, - ты сама виновата. Тебе не зачем было влезать во все эти дела.
- Какие дела?
- Послушай, ты здесь и еще жива, только потому, что я его очень просил.
- Главный – это Андрей Семенович?
- Да… А ты не перестаешь лезть не в свои дела даже в таком положении.
- Зачем вы все это делаете?
Сережа промолчал.
- И что же теперь будет со мной?
- Ну, если ты будешь послушной девочкой, мы что-нибудь решим.
- А что должны делать послушные девочки?
- Во-первых, ты должна рассказать, где твой дружок…
- А дальше?
- Есть два варианта. Первый – главный может или убрать вас обоих, или стереть вам память, хотя стереть память не удастся. Вас ведь послали в командировку и будут выяснять, где вы были. Вам можно просто вместить чужую память и все. Хотя незаметно убрать легче всего – какая-нибудь катастрофа, и решение всех проблем. Никто не докопается. Но есть еще второй вариант и он мне больше нравится, потому что его придумал я. Ты останешься здесь, со мной. Будешь делить маленькие радости моих будней и праздников, мою работу и дом, - он провел пальцами по моим губам. – Если ты останешься со мной, главный никогда тебе ничего не сделает, потому что я ему нужен.
- А что будет с Ником?
Сергей побагровел от злости.
- Сдался это Ник тебе! Как только его найдут, я сам с ним разберусь.
Я устало за крыла глаза. Как в дешевом фильме. Ну, и попала  я в переплет. За окном уже темно, значит, мы расстались с Никитой не меньше, чем пять часов назад. Где он сейчас? Что с ним? И что делать дальше? Для начала надо было освободиться от ремней на руках и ногах. Я открыла глаза и попросила:
- Сережа, я хочу кушать.
- Без проблем, - парень мило улыбнулся.
Минут через десять он вернулся с кучей булочек и огромной чашкой горячего чая.
- Это все, что я нашел.
Он поставил поднос себе на колени. О, Господи! Сережа, кажется, сам собирался меня кормить.
- Эй, у меня есть руки.
- Боюсь, что не смогу тебе их развязать.
- Ну, Сережа, я буду пай-девочкой.
На его лице не дрогнул ни один мускул, тогда я изменила тактику и масленым голосом проворковала:
- Мы ведь одни. Как же я смогу со связанными руками высказать тебе благодарность за такой шикарный ужин?
Сережа расцвел как подснежник среди снега, расстегнул ремни, сковывающие мои движения, и приготовился принимать благодарность.
- Я покушаю, а потом… - попыталась растянуть я час расплаты.
Сергей послушно сел и с обожающим видом стал терпеливо ждать, когда я поем. Булочки не лезли мне в горло, и я медленно жевала, растягивая «удовольствие». Сережа смотрел на все это, как на бесконечную рекламу перед интересным фильмом – смотреть больше не можешь, а выключить боишься, чтобы не пропустить долгожданное начало.
Количество булочек на подносе катастрофически уменьшалось. Я мысленно уже приготовилась к худшему, но дверь в мою комнату открылась, и появился Андрей Семенович со своим черным чудовищем. Он кивнул Сереже, даже не глянув на меня. Сергей вскочил и помчался к выходу, а главный осмотрел комнату и кинул на меня кота:
- Бегемот, сторожи! – фраза повисла в воздухе и дверь закрылась.
«Все это было бы смешно, когда бы не было так грустно». Кот сидел у меня на груди, уставившись своими желтыми глазами, прямо в мои. Весь его вид говорил о решительном нраве.
- Бегемотик, - сделал я слабую попытку.
Ответом мне был нервный рык. Кот наклонил голову и приготовился к прыжку, а поскольку его когти были рядом с моим лицом, я не стала рисковать. Где-то внизу амбулатории стоял странный шум, похожий на борьбу, но Бегемот занимал меня больше, чем эта возня. Наконец дверь открылась, но кот не сводил с меня глаз, и я тоже побоялась отвести от него взгляд. В палату что-то влетело, потом вошли Андрей Семенович и Сергей. Главный взял Бегемота как ребенка и в знак похвалы почесал у этого отродья за ушком. Я, наконец-то расслабилась и перевела взгляд на Сергея. Вид у него, надо сказать, был не самый лучший. С носа сползали две струйки крови, под глазом намечался приличный фингал.
- Этой ночью мне не хочется, а завтра утром я с вами побеседую, - Андрей Семенович направился к двери. – Сережа, сделай все так, как было.
Сережа снова застегнул на мне ремни.
- Извини, детка. Мне бы очень хотелось провести эту ночь с тобой, но ты наделала столько глупостей… - он направился к двери, потом опять повернулся ко мне. – Не знаю, может, мы его убили, приношу свои сочувствия. Но дрался он неплохо.
Сергей кивнул на пол рядом с моей кроватью и вышел. В дверях щелкнул замок. Я спустила голову вниз и увидела рядом кровавое месиво, отдаленно напоминающее Ника.

* * *

Первым ощущением было, что сердце стукнуло в левый висок и отразилось в правый. Я обессилено откинулась на кровать, и к горлу подступил комок. Если б я только умела плакать, но ныть могла только моя душа.
- Черт, ну и дерутся эти шкафы, - тихо прозвучало под кроватью
Я снова свесила голову вниз. Ник слабо улыбнулся мне окровавленными губами.
- Никита! – только и смогла крикнуть я.
- Ш-ш-ш. Мне так нравится, когда ты так произносишь мое имя, но им не стоит знать, что я еще на этом свете.
Мне было дико неудобно держать голову в таком положении, но и оторвать глаз от Тимошенко я сейчас тоже не могла. Наконец он пошевелился и осторожно встал.
- Почти в порядке, - прошептал он, разминая косточки, - по крайней мере, руки у меня не связаны.
Да и вид у него был не такой ужасный, как показалось вначале. Через несколько секунд мои руки тоже были свободны, но я прижала их к груди, боясь дотронуться до Ника и в то же время, желая этого всем своим существом.
- Подумаешь, пару синяков, - попробовал отшутиться Никита и подвинулся ближе.
Я не стала заставлять просить меня дважды и показала, как сильно я за ним соскучилась и насколько рада его видеть. Пяти минут для проявления чувств было мало, но пора было выбираться отсюда.
Зря мы обшаривали каждый сантиметр этой комнаты – выхода не было. На окне стояла решетка, а дверь была закрыта с той стороны на крючок.
- Никита, что с нами будет?
- Не знаю, - он опустил глаза.
- Мы умрем? – попыталась я поймать его взгляд.
- Вряд ли, но…
- Но?
- Было бы не честно тебя обнадеживать, эти ребята не шутят, но ты ведь, надеюсь, не истеричка?
- К сожалению, нет.
- Интересно, сколько времени у нас осталось?
- Мне все равно сколько, лишь бы вместе, - прошептала я.
- Я бы хотел пообещать тебе, что мы будем вместе всегда – и на том и на этом свете, и в этом и в ином мире, в болезни и во здравии, и даже смерть не разлучит нас. Я сделаю для этого все, что будет в моих силах.
- Сейчас я хочу, чтобы ты сделал только одно и думаю это в твоих силах.
- Что? – приготовился он выслушать меня.
Я улыбнулась и расстегнула верхнюю пуговичку на своей рубашке. Ник схватил меня за руки.
- Я не хочу, чтобы это было здесь.
- В другом месте нам может это не удаться.
Никита придвинулся ко мне ближе.
- А если ты потом об этом пожалеешь?
- А если я уже никогда не успею этого сделать?
Бездонная синева глаз повергла меня в пучину. Я тонула и спасения мне не было.
- Ну, ладно, - наконец выплыла я, - что я тебя уговариваю, как девочку…
Пуговичка на моей рубашке застегнулась снова.
- Ну уж нет… - и Ник повалил меня на кровать.
Я минут пять побарахталась для приличия, а потом прошептала ему на ушко: «Иди ко мне, скорей…»
Если бы моя мама узнала, что впервые я пересплю с мужчиной в сельской больнице, прямо на смирительных ремнях за несколько часов или несколько минут до возможной смерти, она бы вообще меня не рожала.
Когда я открыла глаза, в палате нас было уже пятеро. Над кроватью в нацистской позе стояли Андрей Семенович, Сергей и тот шкаф, что промывал мой несчастный желудок. Ну и взгляд был у Сережи, скажу я вам. Он смотрел на меня, как муж, вернувшийся из командировки на день раньше.
Я легонько толкнула Никиту. Он открыл глаза и с непониманием уставился на троицу стоящих. И вдруг, как ни в чем ни бывало, повернулся ко мне и спросил:
- Любимая, ты приглашала этих ублюдков?
Я отрицательно помотала головой. Тогда Ник вежливо обратился к тем троим:
- Господа, могли бы и постучать.
Ответом ему был кулак Сергея.
- Ах, да, - не каясь, продолжил Никита, - забыл, что мы не в столичном люксе.
Андрей Семенович еле сдержал Сергея от второго ответа. Вместо этого нас заставили одеваться в их присутствии. Никита так и сделал, а потом прикрыл меня одеялом, и выражение его лица при этом ясно говорило, что он голыми руками удушит первого, кто ко мне посмеет приблизиться хоть на шаг. И я была благодарна ему за это.
- Типа я не видел твоей татуировки, - хмыкнул Сережа, но Андрей Семенович остановил его строгим взглядом.
- Ну что, журналисты? – Последнее слово звучало в устах главного как грязное ругательство. – Всю жизнь мечтал, чтобы обо мне узнал весь мир, писали в газетах, показывали по телевизору. Вы тоже, наверное, не лишены этого чувства, раз лезете в самые грязные и скандальные дела. Ну что ж, я вас за это не осуждаю. Более того, я удовлетворю ваше болезненное любопытство. Я покажу вам все, что здесь происходит. Какое наслаждение для моего гения и таланта, я, наконец, даю интервью журналистам.
А через несколько секунд он с действительно сочувствующей миной добавил:
- Жаль, что я никогда не смогу увидеть его в газетах.
Сергей и стоящая рядом с ним куча мяса и мускул засмеялись.
И нас повели на экскурсию. Пока мы шли по коридору, Андрей Семенович восторженно рассказывал:
- Вы, конечно, как люди умные и цивилизованные знаете, что такое «зомби». Впервые таких людей стали возрождать из мертвых на Гаити. Сначала их умерщвляли, примешивая в пищу из рыбы двузуб яд, степень воздействия которого в пятьсот раз превышает цианистый калий. Таким образом, наступала как бы клиническая смерть. А через несколько дней умершего похищали с кладбища и «возвращали» к жизни. Сейчас это сделать гораздо легче, ведь есть помощник – компьютер. На экране компьютера, так же как на экране телевизора кадры меняются с частотой двадцать четыре кадра в секунду. Я создал программу, выводящую на экран двадцать пятый кадр со специальной цветовой комбинацией. Человек при этом погружается в своего рода транс, при котором мозг теряет контроль за работой всего организма. Конечно, невозможно избежать и трагических исходов, как было с Линдой. Боже, как я обожал эту девочку, но она пила «Наяру» и изменяла мне. Я не хотел ее убивать, я хотел отучить ее от выпивки. Но у некоторых людей подсознательное восприятие меняющихся узоров приводит к изменению сердечной деятельности. Артериальное давление то резко возрастает, то резко падает, в связи с этим, естественно, резко меняется нагрузка на сосуды головного мозга, и они не выдерживают… Девочка моя. Если б она хотя бы не пыталась сбежать… Но с другой стороны, что значит несколько смертей для целой цивилизации! Ведь не секрет, что в некоторых странах 15-20 лет назад вставляли 25-й кадр с коротким рекламным текстом в киноленту, заставляя кинозрителя отдавать предпочтение тем или иным товарам. Но дальше эксперимента дело не пошло, а у меня пошло. Компьютерный психоанализ – страшнее атомной бомбы и эффективней аспирина при головной боли. Любое существо всего лишь клубок информации. Когда человек болен, значит, какая-то ниточка этой информации порвана. А с помощью компьютера ее можно связать. Но вместе с тем, отдавая через эту машину определенные команды, можно абсолютно изменить мировоззрение человека и даже из кота сделать в душе собаку.
- Значит, Вы свято верите в то, что лечите людей? – перебила я его.
- Да! Я великий доктор. Я почти что Бог, я возвращаю людям то, чего они уже и не надеются получить. Я возвращаю им жизнь. – Андрей Семенович засмеялся.
- Нет, Вы не Бог. Бог не просто дарит людям жизнь. Он вселяет в их тела души, чтобы они могли радоваться жизни, любить…
- Страдать, - перебил он меня. – Все это ерунда. Болтовня восторженной молодежи. Мои люди не знают печали, боли, горя.
- Значит, они не знают и счастья…
Мы спустились в какой-то подвал, и пошли по ступеням еще ниже.
- Вы не убедили меня и когда-нибудь сами поймете, что я был прав. Вернее могли бы понять… м-да, неоднозначная ситуация, - главный ухмыльнулся. – Но я продолжу свой рассказ. Интервью, так сказать. Самым большим моим творческим успехом был известный вам шаман. Мы с Витей дружили с детства, только он пошел по тропе своего отца, а я, тогда еще студент-медик, штудировал книги по электронике, психологии, психодиагностике, пока, в конце концов, не «заболел» компьютером. Когда Витя попал в автокатастрофу, я сам вытащил его на этот свет. Боже, аппаратура в те времена была просто смешной, а это мой первый эксперимент. И он удался так, как больше не удавался ни один. Витя мало того, что вернулся к жизни, к нему еще и вернулось ощущение собственного «я». Кроме того, у него обострились все чувства, он стал, чуть ли не ясновидящим. Потом долгое время у меня не было ни места, ни денег для работы, ничего. Опять-таки помог Витя. Он лечил людей, ему платили деньги и вот, наконец, моя мечта осуществилась. У меня есть лаборатория, помощники и все, что нужно в жизни. Через год, максимум полтора, я закончу свои эксперименты и предоставлю миру свои методы – метод лечения и метод наказания. Не будет ни больниц, ни тюрем…
- А сколько людей еще умрет в процессе ваших опытов? – перебил его Никита.
- Они умирают не зря. Вся их информация, хранившаяся в памяти, весь жизненный опыт, остались в электронном виде. Эти люди будут жить в других людях, которых все равно не исправят тюремные решетки. Мой же метод стирания негативной информации, сделает их чистыми и непорочными.
Андрей Семенович толкнул дверь справа.
- Вот вам первый пример моего детища.
В комнате на не застеленной койке сидел тот человек, которого я встретила во дворе гостиницы еще первой ночью. Он повернул к нам свою лысую голову и снова безразлично уставился в окно.
- Этот человек, - продолжил Андрей Семенович, - когда-то попытался ограбить меня на улице, теперь это – самая безобидная и тихая в мире обезьяна. Уровень развития не выше, чем у черепахи.
Я содрогнулась от этих слов и ноги стали ватными. Чуть не упав, я крепко схватила Ника за руку, и только ощутив рядом сильную мужскую ладонь, почувствовала себя немного лучше.
- Из нас вы тоже сделаете черепах? – поинтересовался Никита.
- Ну, зачем же, мне не нужны ссоры с прессой. Я просто почищу вам память и заложу в нее кое-что. Вы приехали сюда за статьей о шамане? Завтра вы уедете с такой статьей и такими воспоминаниями в голове, что не снились ни одному журналисту.
- Но, конечно, безопасность нашу при этом Вы не гарантируете.
- Конечно, вы очень сообразительны. Откуда же я знаю в каком состоянии ваши сосуды. Есть надежда, только на то, что вы оба молоды.
Нас снова отвели на первый этаж амбулатории и завели в ту комнату, где стояли два компьютера.
Андрей Семенович включил машины и повернулся к нам, перепуганным насмерть.
- Сейчас я приготовлю вам кое-что, чтобы легче воспринималась информация, - потом он обратился к своим помощникам, - Артур, ты поможешь мне, а Сережа побудет с этими милыми голубками.
Когда безумный гений и шкаф по имени Артур вышли, Никита быстро проговорил мне по-французски:
- Попробуй отвлечь его внимание на несколько минут.
- Что ты сказал? – повернулся к нему Сергей.
Я же в этот момент схватила Сережу за руку и сделала вид, что срочно падаю в обморок.
Пока эта чувствительная бестолочь охала надо мной и обмахивала, Никита обеими руками бегал по клавиатурам компьютеров. Андрей Семенович, может быть и гений, но почему-то не верит в такое чувство как любовь. Мне даже стало жалко Сережу, так он надо мной убивался. Про Ника он явно забыл. Думаю, что даже если б ему сейчас вздумалось уйти, он смог бы сделать это абсолютно беспрепятственно. Но мерный стук по клавишам говорил сам за себя.
Наконец, мое любопытство пересилило меня, и я открыла глаза, чтобы посмотреть, что делает Ник. Увидев фразу, напечатанную на экранах, я поняла, что он собирается уничтожить операционную систему. С торжеством в душе я перевела взгляд на Сережу.
- Детка, ты меня напугала, - выдохнул мой «спаситель». – Я так люблю тебя. Если бы ты согласилась остаться со мной, Андрей Семенович не был бы против.
Я перевела взгляд на Ника. Он как раз нажал на последнюю клавишу, и оба экрана разом моргнув, погасли. Как же легко вывести эту уникальную вещь из строя. Я улыбнулась, и это нас подвело. Сергей тут же обернулся, и мы узнали, что бывает с быками, когда они злятся. Сережа налетел на Ника, словно последний держал в руках шпагу и красную тряпку. Они оба закатились под стол и громыхали там так, что аппаратура подпрыгивала. По-моему, им нравилось там качаться. Я уже не разбирала, дерутся они или просто обнимаются, поэтому спокойно вытащила обе дискеты и засунула их туда, где женщины имеют обыкновение прятать кошельки и любовные письма. Потом я взяла стул и, подождав пока из-под стола мелькнет спина Сергея, обрушила на нее всю свою силу. Ничего знаменательного и ожидаемого мной не произошло, просто это сплетенье рук и ног человеческих выкатилось, наконец, из-под стола и продолжило бой на открытой местности, давая мне возможность любоваться, этим зрелищем.
Когда Сергей стал одерживать верх, навалившись на Никиту и лупя его куда попало, я не выдержала и навалилась на всю эту кучу. Сережа от неожиданности вскочил, я же, не успев расцепить руки, так и повисла у него на шее, не давая дыхнуть. Ник вскочил и… Не знаю, наверное мы бы, все-таки победили, но в комнату ворвались Андрей Семенович и Артур и растащили нас, как котят по разным углам.
Потом всем троим, была прочитана лекция о хорошем поведении в помещении. Да, Андрей Семенович любил порядок, в этом его не упрекнешь. Отчитав нас и погрозив пальчиком, он повернулся к компьютерам и ахнул. Всё. Дальше и мою, и Сережину, и Никитину память выключили  одним взмахом кулачка Артура.
Когда я очнулась, единственным местом во мне, которое я ощущала, была голова, гудевшая как паровоз. Это место, к тому же было и единственным, свободно двигающимся, все остальное было крепко привязано к вертикальной балке. Постепенно ко мне возвращались ощущения, и я поняла, что нахожусь в сарае. Ник был тоже привязан к этой балке. Артур и Андрей Семенович стояли рядом. Сергей, наверное, отходил в амбулатории. Сверху, с крыши сарая, капал дождь. Все вокруг было таким серым и безжизненным, что невозможно было понять, утро это или вечер.
- Ну вот, Артур, устроим им несчастный случай. Думаю, на похороны придет множество скорбящих людей. Я тоже постараюсь не опоздать.
Мы с Ником стояли спиной друг к другу. Ник повернул голову ко мне, я сделала то же, и мы смогли видеть глаза друг друга.
- Ярослава, я все время хочу у тебя спросить, - спокойно произнес Никита, - когда вернемся, ты выйдешь за меня замуж?
От неожиданного предложения умолк даже Андрей Семенович.
- Я была бы очень рада, - улыбнулась я Нику.
Андрей Семенович поправил очки и со злостью прошептал:
- Они думают, мы играем с ними. Этот дождь льет уже почти сутки. Еще максимум час и этот домик смоет по глине прямо в море, а на море сегодня волны. Одним словом, я вам не завидую.
- Только знаешь, - спокойно продолжил Никита задумчивым голосом, - пусть на тебе будет длинное платье с открытыми плечами и туфельки на таких высоких тоненьких каблучках, чтобы стучали при каждом шаге.
Все это было так мило и так не вовремя. Артур отвел руку для удара, но Андрей Семенович остановил его.
- Пусть порезвятся перед смертью. Только я на этот цирк приду посмотреть уже в самом конце, - и они вышли.
В сарае воцарилось полное молчание. Я слушала, как барабанит по дырявой крыше дождь, и ни о чем не думала. Темноту прорезала молния, и тут же эхом отозвался гром. Где-то по обрыву вслед за звуком зашуршал оползень. Нас могла ожидать та же участь.

* * *

- Я не шутил, Ярослава, - прервал мои прислушивания Ник.
- Тогда вытащи нас отсюда, и я пойду за тобой хоть на край света.
По моему лицу сбежала холодная капля и закатилась за воротник. «Интересно, дискеты еще в моем тайнике?» - подумала я и попыталась подвигаться, чтобы ощутить их. Дискеты, похоже, были на месте, но не это обрадовало меня. Наверное, бесчувственное тело трудно привязывать в вертикальном состоянии, поэтому меня связали не очень крепко, по крайней мере, я могла пошевелить немного руками. Тогда я стала постепенно продвигать свои руки к узлу сбоку.
- Я не знаю чем нам помочь, - Никита не замечал моих махинаций, - когда я увидел эти фотографии… На одной из них, где в сарае сфотографирован труп Линды, я увидел перстень Андрея Семеновича и сразу понял, что ты попадешь в ловушку. Я даже фотографии бросил, помчался за тобой, но тебя уже не было. Тогда я пошел искать хоть какую-нибудь помощь. Все напрасно. Эти люди хорошо устроились. Уверен, что все село зомбировано с помощью телевидения, а уж милиция – тем более. Тогда я решил идти за тобой сам, но эти парни сильны как терминаторы. Теперь мы здесь…
Не знаю, сколько бы пришлось еще выслушивать изливающуюся на меня депрессию, но мои руки, обломав четыре ноготка, наконец-то справились с узлом.
- Свободу попугаям!!! – восторженно заорали мы, освободившись от веревок.
 Но радоваться было рано. Дверь в сарай оказалась запертой, вход в туннель надежно заблокирован. Оставалось открытым только окно в мир скользкой глины и ливня. Можно было, конечно, без труда разобрать этот домик по досточкам, но слишком велика была вероятность того, что при первом же ударе, мы все скатимся в бушующее море. Положение уже начинало казаться безвыходным. Крыша почти не держала воду. Мы были с ног до головы мокрыми и очень несчастными, к тому же от каждого более-менее сильного порыва ветра, дом угрожающе наклонялся в сторону обрыва. Я чисто механически достала дискеты и спрятала их во внутрь высокого ботинка, в надежде на то, что там они промокнут меньше. Не знаю, о чем я тогда подумала. Может о том, что когда-нибудь мой труп найдут и разуют. Потом я обессилено опустилась на мокрый пол.
- Еще один самый страшный день в моей жизни.
Никита присел передо мной на корточки.
- У меня был выпускной бал в школе, а у папы в этот вечер была какая-то очень важная встреча. Мама тогда уже целый месяц была в Венеции и вдруг позвонила утром и говорит, что приезжает и к ужину будет. Вырваться она смогла всего на одну ночь и когда узнала, что мы не сможем провести этот вечер с ней, ужасно расстроилась. Мы с папой долго думали, как загладить свою вину и придумали. Всю спальню мы украсили мамиными любимыми маками. Их было ровно сто. Сто огромных красных маков. Я вернулась в шесть утра. Папы еще не было. Я до сих пор помню запах, стоявший в комнате. У мамы пульс уже еле прослушивался. Если бы я пришла на полчаса позже, она так и умерла бы с букетом маков в руке.
Мои слова прозвучали как приговор, потому что вслед за ними небо озарилось молнией и тут же, как кара небесная, прозвучал выстрел грома. Я вскрикнула и с ужасом уставилась на то, как вспыхнул рыжим огнем соседний угол.
Это было ужасно и непостижимо одновременно. Сарай, промокший от ливня до последней щепочки, вдруг стал охватываться огнем, как бикфордов шнур. Мы прижались к балке по середине, и мой крик почти заглушал раскаты грома.
Не знаю, то ли от моего крика, то ли ливень все-таки сделал свое дело, но дом стал постепенно крениться и вдруг понесся вниз. Я много раз каталась на американских горках, но при этом на меня никогда не сыпалась горящая солома, и затылок не стукался так больно об деревянные доски. Если бы я смогла сосредоточиться, то, наверное, использовала бы этот момент для того, чтобы помолиться об успокоении душ рабов божьих Тимошенко Никиты и Александровой Ярославы, но Бог мне этого момента не дал. Дом раскололся на две части и разлетелся в разные стороны, а мы покатились дальше, воспевая ту минуту, когда мне удалось развязаться. Приземление было таким неожиданным, словно это земля поднялась и огрела нас своей мокрой лапой. Я видела как рядом сыплются горящие доски и куски глины. Но не поднялась бы сейчас ни за какие удовольствия Вселенной.
- Эй, ты как? – тихо спросило то, что упало рядом.
- Не знаю, - еле прошептала я в ответ.
- Я тоже, - Ника, наверное, одолевали те же чувства, что и меня.
И как это в фильмах главные герои умудряются сразу же вскакивать и совершать очередные подвиги? Зря я задала себе этот вопрос. Ровно через минуту я узнала, как им это удается. Справа от меня раздались чавкающие шаги, и прозвучало всего одно слово, сказанное даже не нам, а коту-телохранителю, но это слово заставило нас подскочить как ужаленных.
- Убей, - приказал Андрей Семенович.
Я даже не оглянулась, и Ник, по-моему, тоже, не говоря уже о том, чтобы договориться, но мы оба без единого звука вскочили и бросились обратно на обрыв. Ноги и руки скользили по глине, я вдавливала пальцы в грязь, а потом подтягивала непослушное тело. А в ушах только и стоял кошачий рык. Один раз я уже почувствовала зубы на правой ноге, но Ник, взбирающийся рядом и чуть ниже, оторвал эту тварь от меня. Кот съехал на землю и тут же снова начал свое восхождение. Ему это удавалось довольно успешно и когда мы уже почти взобрались на плато, он настиг нас и бросился на Ника. Никита закричал и стал медленно съезжать с обрыва вниз. Я быстро влезла на ровную поверхность и протянула ему руку. Но у меня ничего не получилось, теперь мы съезжали по глине все трое. Я цеплялась ботинками и свободной рукой, за что только можно, но все было бесполезно. И вдруг мои пальцы нащупали что-то вроде обнажившегося корня дерева. Я уцепилась за него и думала только об одном – какая рука у меня оторвется первой, правая или левая. Медленно, миллиметр за миллиметром выбирались мы из оврага. Наконец появился Никита, уже хрипящий от смертельной хватки этого чудовища, вцепившегося в горло. Я попыталась оттащить кота, но он отдирался только с куском Никитиной шеи. Думать, что делать дальше, не было времени, и я вгрызлась зубами в черную мокрую тушу. Ощущение не из приятных, но кот попытался увернуться и отпустил Никиту. Как только он это сделал, я стала лупить его кулаками, куда попало, а потом завершила дело ботинками. Наконец, Бегемот перестал шевелиться, но я, помня о количестве кошачьих жизней, не стала рисковать, взяла кота за хвост и, стоя на краю обрыва, помпезно крикнула вниз Андрею Семеновичу:
- Забери своего вонючего ублюдка.
После этого я раскачала кота за хвост и бросила. Но Бегемот, почему-то, полетел назад, а я на подкосившихся ногах понеслась с обрыва вниз. «Ну, всё», - почти успела засветиться на табло моего мозга красным цветом мысль, но в самый последний момент Ник поймал меня за шиворот и втащил обратно. Я все-таки встала и завершила начатое дело. Мокрое тело кота, благодаря пинку моей ноги полетело к своему безутешному хозяину.
Я повернулась к Нику. Дела обстояли – хуже некуда. Из рваной раны над ключицей фонтанчиком пульсировала кровь.
- Боже, спустилась я на колени, и из моих глаз впервые после младенческого возраста брызнули слезы.
Я оторвала оба рукава и низ своей рубашки и попробовала остановить кровь, зажав рану.
- Тебе надо уходить, - прохрипел Никита.
Я чувствовала, что сейчас у меня начнется истерика.
- Уходи, они могут вернуться, - Никита стал отрывать мои руки от себя.
- Замолчи, - слезы не давали мне говорить, - ты же обещал, что женишься на мне, а сам.
Никита улыбнулся, и я воспрянула духом.
- Мы пойдем вместе, ну, давай же, вставай. Прижми рукой тут посильнее, а второй обопрись на меня, и пойдем. Мы дойдем до какой-нибудь базы, люди помогут нам.
Через полчаса страшных усилий мы отползли метров на пятьсот. Никита был совсем без сил, да и я не выглядела молодцом. Пришлось привалиться к дереву и перевести дух. Я поменяла окровавленные тряпки, оставив от наших обеих рубашек почти одни воротники.
- Ярослава, а как тебя звали там? – прохрипел Никита.
- Не разговаривай.
- Ну, как?
- Где как, но Ярославой меня называли только родители. Вообще-то, друзья называли меня Росс или Джерри. Джерри Алекс.
- Как мышонка?
- Да.
- Когда мы поженимся, я тоже буду звать тебя мышонком.
Последние слова утонули в звуке выстрелов.
Мы переглянулись и поняли, что надо идти дальше. Ник еле переставлял ноги, но почему-то не хотел закрывать рот.
- А где лучше жить, здесь или там?
- Ну, видишь ли, там я привыкла, что в шкаф за одеждой можно входить, а не протискивать руку, - ничего лучшего я сейчас придумать не могла и добавила, - зато здесь у меня есть ты.
- Тогда, раз я такой хороший, можно мне один нескромный вопрос?
- Лучше б ты помолчал… ладно, давай свой вопрос.
- У тебя правда есть татуировка?
- Это не татуировка, а ошибка молодости. В пятнадцать лет мне приспичило обрисовать себя маленьким рыжим дракончиком с красным сердечком на хвосте. Никогда не прощу себе.
- А я не прощу себе, что Сергей видел его, а я нет.
- Я тебе потом покажу…
Еще через полчаса мы увидели небольшой приятный домик. Я постучала. Внутри было тихо. Дверь оказалась открытой, и мы ввалились туда. Не знаю, чей это был дом, но уйти я сейчас отсюда не смогла бы даже под угрозой смерти. Выстрелы были уже близко. Слышались чьи-то голоса. Наверное, за нами шли. Никита уже закатывал глаза от усталости. Я встала и потащила его к единственному месту в этом домике, где можно было спрятаться. Это был старый полуразрушенный шкаф. Внутри висела старая мужская рубашка, окутанная паутиной. Я втащила туда Ника, залезла сама и закрыла дверь.
- Вот видишь, - прошептал Ник, - в наши шкафы тоже можно входить.
Я закрыла ему рот пальцами и скорее догадалась, чем почувствовала, что он поцеловал их.
Потом Ник либо заснул, либо потерял сознание, потому что его голова безжизненно склонилась ко мне на плечо. Слезы бежали по моим щекам, не хуже ливня на улице.
- Только не умирай, - прошептала я и добавила, - не умирай без меня. Потерпи немножечко. Сейчас они придут, и я тебя догоню.
Я не слышала никаких звуков, как оглохла. Поэтому, когда дверца шкафа распахнулась, я от неожиданности заорала. Передо мной стоял тот паренек, что был у фотографа, когда мы приносили проявлять пленки, но кем он был для меня, другом или врагом, я не знала.
- О, боже, - воскликнул парень, - Сергей, иди скорей сюда.

* * *

Услышав это имя, я все поняла и потащила на себя рубашку, чтобы взять тремпель на котором она висела – единственное оружие, оставшееся в моем распоряжении. Но к шкафу подскочил невысокий светленький паренек в бронежилете и высоких ботинках. Глянув на нас, он выматерился и достал чемоданчик с красным крестом. Еще двое ребят, одетых так же как Сережа, вытащили бесчувственного Никиту из шкафа. У меня было такое впечатление, что опустели не только мои руки, но и душа.
- Не бойся, Русалочка, иди ко мне, уже все позади, - обратился ко мне парень, обнаруживший нас.
Я привстала и обрушила на него все слезы, невыплаканные за двадцать с лишним лет.
- Миха, его надо срочно в больницу, - прозвучал рядом голос.
 И это было последнее, что я услышала.
Открыла я глаза опять в больнице. Только это была уже не та блестяще-белая амбулатория. Это была самая обыкновенная больница с серыми стенами и жесткой кроватью. Я даже обрадовалась маленькому тараканчику на потолке.
Надо мной склонилось улыбчивое сероглазое лицо моего спасителя.
- Как вы нас нашли? – спросила я, и сама не узнала свой голос.
- Это все мое любопытство, - извиняясь, произнес парень. – Простите, меня зовут Миша. Алексеенко Михаил Иванович. Капитан специального подразделения милиции. Я думал, на тех фотографиях будете Вы, а там кроме Вас еще такие вещи… Я в отпуске был на базе отдыха, как увидел фотографии, сразу помчался в город к своим ребятам. Пока разрешение выпросил, думал, не успеем уже. Я сразу догадался, что этот парень бросил фотографии, потому что Вас спасать помчался.
Парень! Все сразу обрушилось на меня с новой силой.
- Что с Ником? – вскочила я.
А дальше… Это был шестой день моей командировки, моей кошмарной командировки. День, обстоятельства которого можно втиснуть в одну строчку. День, который останется для меня самым ужасным, самым нелепым. День, который я не забуду никогда.
Просто зашел врач и безразлично-сочувственно покачал головой. И Миша сразу опустил глаза и взял меня за руку. А я поняла, что Ника больше нет. Это был сон, иллюзия. Ужасный сон. Прекрасный сон. Мираж.
Я откинулась на подушку и закрыла глаза.
- Если Вам когда-нибудь будет нужна моя помощь… - Миша оставил мне свой номер телефона и вышел, бросив меня со своим горем наедине.
Пережить это больно, но описать еще больней.
Я не захотела быть с тем, с кем могла быть и не смогла быть с тем, с кем хотела. И в этом смысл моей жизни. А может Андрей Семенович прав? Не ощущать ни счастья, ни горя, ни боли, ни радости – может в этом главный кайф для человека?