25 кадров. Кадр второй

***

Серо-фиолетовый поднебесный зал был скромно расписан золотом. Копотно-черные уродливые подсвечники озарялись мягким янтарным светом. Сизая дымка лучами высвечивала мозаичный пол сквозь остекленный купол.
Терпец наслаждался этой давящей, развратно-депрессивной обстановкой. Тягучая мелодия обвивала колоны, растворяя желания всего мира в неге и покое. Вдруг двери распахнулись, и, цокая новыми штиблетами, в помещение прошествовал Темный. Оскал, небрежный взмах, затем окружающий взгляд. Глаза сразу же впились в коленопреклоненную фигуру, что согбенно молилась в круге решетчатого солнца. Хламида переливалась всеми оттенками белого.
Бронзовый зашипел:
- Опять ты! Слабый, никчемный доброволец души и плоти! Что тебе здесь надо? Пошел вон, милостивец! Мне мерзко даже мучить тебя, ошибка!
Скачками проклацав к сжавшейся фигуре, размахнулся и со всей силы ударил словом в вялые очертания. Тот дернулся, затем начал обволакивать себя молитвой. Стервец взвизгнул и пребольно вонзил свое слово в глаза известного. Фигура замерла, после наконец-то подняла взор на мучителя.
- Ооооо… нееееееет! – прошептал элегант, - ты же больше не… Что с тобой?
В глазах молящегося плескались ужас и невыразимое отчаяние. Расширенные очи казались двумя бездонными колодцами. Разочарование, скорбь, смирение – все было в них, плескалось, стремясь затопить разум существа.
Темный медленно отступил и опустился в кресло. Ошарашено посмотрел на брата. Молец улыбнулся и протянул ему глиняную пиалу. Затем произнес:
- Ну как, впечатляет?
Мрачник смог только кивнуть. Затем, свернув-скосив шеей-глазом на дно пиалы, он опрокинулся и закашлялся.
- Как ты сделал такое с ним? Он же никогда, мразь, никогда! не поддавался. Я так и не смог обуздать в нем это. Но ты? Как ты…
Серебряный улыбнулся теплом старого шерстяного носка.
- Очень просто. Я провел два урока, истории и геометрии. Рассказал ему кое-что до, показал после. Представляешь, что с ним было?
Темный с размаху грохнул пиалу о стену. Коленник вздрогнул и оглянулся на сидящих. Резко захохотав, к нему бросился Бронзовый:
- Что, страдалец? Видел проект? Чертеж видел? Наслушался о малых и великих созданиях? Понял, наконец, каково быть слепцом в царстве зрячих, а, жалочь? Где же теперь весь твой гонор? Все твое Всепрощение и Грехоотвод? ГДЕ???
Хламида сжалась и завопила. Глаза, ранее воткнутые в землю, разорвали небо, стараясь вырвать оттуда забвение. Стеклянный купол натужно хрустнул и со звоном рассыпался хрустальным снегом. Светлый небрежно повел рукой, и Крестомолец исчез.
- Все никак не привыкнет. Хочет узнать, есть правда, нет ее. Уже третье столетие вымаливает.
- Не сказал?
- И не думал даже. Не нужно ему знать о первом проекте. Вдруг догадается… тогда станет невыразимо скучно.
Стервец покивал и глянул в пол. Место, где недавно выстаивал гость, казалось протоптанным, как лестница в метро.
- Троесотие прошло… Нет причин волноваться, брат. Он обречен.

***

Внизу, в обитой войлоком клетке, разорвав рот и душу, вопил пациент номер 7329-33. Белое стадо окружало клеть, всячески переговариваясь.
…какстолькодержаться… лекарстведынетводы… внемсиласлабость… ногиотбилничегохотьбы… святойпостоянномолитсякричитконечно… пропадаетверишькамерытак… ценнонаучноеоткрытие… никогоневолнуеткомунужен… праволюдарамтакнельзя… нупойдем… сидитнетдела… ладно.

- Жаль его. Шприцы, электрошок, медицинские препараты и физические воздействия не влияют на него. Да простит его Господь.

В клетке, созданной для сумасшедших самими сумасшедшими, окутанный безумными врачами и полубезумными сестрами, падая в пасть сомнения и неизвестности, обреченно стенал и слезился единственный из людаров.