Данил бритов письмо читателя в редакцию областного журнала о све

Уважаемая редакция!
Хочу поведать вам дивную историю, приключившуюся со мной многое время назад, а годков тому уже десять-пятнадцать минуло. Попали мы с приятелями в передрягу, когда на охоту пошли с охотою. Дело было так…
В лес мы вошли с гиканьем, чего на охоте не подобает, но все же, мы выпивши были. Как только порог лесной переступили, так и стихли – у нас уговор: мы в молчанку играли, кто первый слово проговорит, тому, значит, за пойлом в магазин бежать, а это верст пять. Брели мы цепью, а потом гуськом, крадучись промеж деревьев и кусточков зелененьких. Зверя не было, как будто сгинул, наш перегар почуяв. И тут впереди забрезжил свет, вроде поляна, но только про нее никто раньше не слыхивал. Молча порешили на ней перекур устроить, табачок был отменный у Кузьмича. И еще у Антипа пузырь за пазухой грелся. Таранька у Петра Петровича Петрова была, мы ею закусывали ранее.  И вот разбили мы на полянке бивуак наш, разложив на травке завихрастой и шелковистой нашу снедь немудреную. Выпили-закусили-закурили, и солнышко препекло-разморило нас. Под сосною мы и соснули.
А проснулись мы темно – неужели ночь? Ан нет, звезд и луны не видать, ничего не блестит, даже сопли и слюни товарищей моих. И вообще ощущение такое, что умер и на тот свет попал. Хотя там не был, и знать не знаю, как там все устроено. Но показалось. И жуть, как страшно сделалось. Я давай кликать дружков своих, а они здесь рядом и все откликнулись, орут все, что не видят нихера. Странно это было, и ужасно страшно.
Сначала пришло ощущение, что просто мы спим все и видим один сон, но,  ущипнув себя, стало ясно, что не сон это вовсе. Что же это было спросите? Не отвечу вам, но расскажу, что было дальше.
А дальше-то оказалось, что все мы в тесном помещении – комнатушка малюсенькая, стали мы лбами сталкиваться, на ноги поднимаясь. Шишек набили, а потом нашли дверь или проход куда-то. Через эту дыру попали мы в коридор. Плакали мы, хотелось выбраться отседова, но где ж выход? Мы не знали и стали шариться в поисках.
Мы метались по коридору, как сперматозоиды в матке. Толку было мало; мы задевали углы, бились в стены, расшибая в кровь лбы. Глаза наши не видели, то есть мы были абсолютно слепы. Дефектом своим мы были обязаны то ли сивухе, которой разговелись, то ли яркому солнцу, что было снаружи. А ведь мы искали выход, выход именно к солнцу.
Странно было осознавать, что выход где-то рядом (ведь не строют у нас дома без окон без дверей, даже тюрьмы и те с окошками решетчатыми), но найти его невозможно. Эта мысль пугала своей такой безысходностью, если можно сказать, безвыходностью нашего положения. Но…
…мы не теряли надежду. За это но мы и держались, крепко вцепившись в него ручками своими, косточками обтянутыми в сухую кожу, всю потрескавшуюся и в волдырях от работы на химзаводе нашем местном, что кормит нас и поит.
Вожака среди нас не было, хотя Фомич и был бригадиром, а Петров Петр Петрович вообще занимал руководящую должность, был он замом начальника по АХЧ. Но не было среди нас вожака, который способен был бы повести нас за собой. Каждый из нас в равной степени мог стать этим вождем, но все мы были в одинаковом положении, поскольку были незрячи. Вот и мыкались. Тыркались. Хотели солнца, но не знали, где оно.
Мы ощупывали стены на предмет нахождения двери или окна на худой конец, не было ни того, ни другого, ни тем более третьего, потому что третьему и взяться неоткуда было.
Мы пробовали определить выход по теплу – там, где выход, по нашему разумению должно было быть горячо, мы снова играли в детство, играли в жмурки. И опять нам не везло, потому что стены были одинаково холодны. Холод – это то, что было здесь внутри главным. Главнее холода была темнота, но мы ее не ощущали, потому что не видели мы ее, глаза наши были слепы.
Холод и темнота не отпускали нас. А мы хотели уйти отседа.
Томились мы в темноте долго. Но вдруг, неожиданно для нас всех, мы почувствовали жар. Горячо стало нашей сухой коже, прямо отдернули мы руки свои, дабы не обжечься. Что же было это? До сих пор не знаем, и знать не можем, поелику глаза наши были не зрячи. Только весь фокус в том, что в скорости нашли мы выход из темноты той проклятой, вышли на свежий воздух, который заглатывать стали, словно не дышали более возможного под водою. Прохлада свежести показалась нам теплотой неописуемой после холода темноты ужасной.
Ладно. Врать не буду, да только все равно не поверите. А вышли мы из темноты и увидали солнце – прозрели мы, спала пелена с наших глаз и радовались, как детки малые, как котятки. Вот, а, обернувшись, не увидели ничегошеньки, не было позади нас входа-выхода из темноты… что же было это за приключение с нами? Испытание? Может. Но тайной для нас осталось это время в темноте.
Выбрались мы на свет божий, и не до охоты нам – приключение такое всю охоту отбило. Побрели мы обратно, к магазину, чтобы выпить и стресс наш снять. И с первым стаканом упал камень с души, и легше стало, и повеселело вроде. О том не говорили мы, молча сговорившись не вспоминать, как сон дурной.
Такая вот история моя. Такое вот очевидное и невероятное. Верить или нет, дело ваше, но, ей богу, правда это все. Одного прошу, чтоб напечатали вы рассказ мой, или дали бы разъяснение какое-нибудь научное, если есть таковое.
С глубочайшим почтением, ваш читатель Пузлыков Андроний Варфаламеевич.