Котяра

Дождь глухо барабанил по шиферу, а внутри сараюшки было сухо и уютно. Она смотрела на мокрую улицу в просвет между досок и грустила. Совсем еще подросток. С непропорционально большими ушами и ногами, нескладная, игривая и ласковая, хотя и абсолютно дворовая. Сколько же счастья было еще в ее жизни. Пока еще было. Пока она не совсем выросла и погрязла в насущных заботах.
А он гордо и надменно шагал мимо, совсем не обращая внимание на дождь и на ее восторженные глаза, так явно наблюдающие за ним из-за неплотно приколоченных досок.
Он был великолепен. Богат, всем, чем может одарить природа, нагл, той восхитительной наглостью, присущей аферистам и везунчикам, и полностью доволен жизнью. Даже под дождем!
Ей тоже захотелось пройтись под дождем, не став моментально жалко-мокрой и непристойно худой. Хотелось задрать высоко тоненький пока хвостик и плевать на всех с высоты хотя бы вон того желтого дома. А все эти наглые кошки сидели бы под крышей сараюшки и отчаянно завидовали ей, такой самоуверенной и, возможно, красивой. Они стали бы красивой парой. Возможно когда-нибудь… Не с ней, и в другой жизни. Скорей всего так.
Котяра лениво изогнулся, продемонстрировав великолепные мускулы и ни капельки не напрягаясь, запрыгнул на окно сарая.
Она отпрянула, забилась в угол и зашипела от моментально задушившего страха. Потом подумала и лениво повела головой, приглашая войти в свое убежище, совсем как взрослая, опытная кошка.
Котяра не подал вида, что вообще ее заметил и, просочившись под досками, по-хозяйски прошествовал внутрь.
Кошечка трепетала, захваченная неведомым доселе чувством не то, что бы страха, а скорее предчувствия чего, то нового, важного, значительного. Одновременно захотелось, и привлечь его внимание, и спрятаться от такового. Но, твердо решив вести себя совсем по-взрослому, она присела, подобрав под себя не подчинявшиеся ей лапки, и прищурилась. Пусть он, наконец, поймет, кто же здесь хозяин.
А Котяра и не думал обращать на нее внимание, ну или очень хорошо это изображал. Он прошел по мягкому песку, настороженно втягивая воздух и брезгливо одергивая запачкавшиеся лапы и вдруг, ну совершенно неожиданно, уставился на нее.
Киса же в это время разглядывала песок под пушистой грудкой, думала о припрятанном ужине, и только лишь краешком суженных глаз следили за гостем. Того, что он резко обернется, она не то, что бы не ожидала, а просто не допускала такого поворота событий. На это надо было как-то реагировать, и Киса аккуратно подала голос. Мяв, получился глухой и писклявый. Ну, во, пронеслось у нее в голове, опозорилась.
Но Котяра так скорей всего не посчитал. Он подошел чуточку поближе и тоже плюхнулся на песок. Этот жест предполагался быть лениво-грациозным, но Киса с удивлением обнаружила, что вблизи Котяра не так уж раскошен, а скорее толст чрезмерно, да и облез порядком. Но надо было держать спинку, и Киса еще больше прикрыла глазки и опять подала звук.
Котяра явно чего-то выжидал. И Киса с зарождающейся  тоской начала понимать – чего.
Они посидели еще немножко, и Киса сдалась. Она легонько поднялась и направилась в темно-укромный уголочек сараюшки. Там было спрятано ароматно-подтухшее куриное крылышко – роскошный ужин для одинокой киски – подростка. Она, в отличие от Котяры, лап запачкать не боялась и ловко отрыла затаенное богатство. А дальше все стало примитивно гадко и чудовищно несправедливо.  Жирный, наглый и такой огромный, по сравнению с ней, Котяра даже не подумал отдать дань уважения хозяйке. Крылышка не стало буквально за долю секунды.
Потом он, уже неторопливо, умылся и так же, как и пришел, выскользнул на улицу, где уже кончился дождь.
Киса отчаянно жалела сама себя, свою глупую первую, скоротечную и так несправедливо-неудачную любовь.