Кудри шерстят

Кто-то прижимает меня к своей груди, я чувствую запах льняной рубашки и чего-то очень родного. Солнце светит в огромные чистые окна. Нет штор. Совсем нет штор. Приятные для глаз кремовые стены комнаты впитывают в себя солнечные лучи. Я щурюсь. Мне тепло и очень хочется выразить свою любовь за этот солнечный и теплый день. Но я не могу. Я еще не научился говорить.
Первые годы моей жизни, были больше похожи на мультипликационный фильм. Мои глаза очень сильно воспринимали краски. Краски были намного насыщенней, чем сейчас. Я смотрел и не мог насмотреться. Меня привлекало все, что было разноцветным: мелки, наклейки на холодильнике, зеленые листья, накрашенные ногти, розовые очки и… Список длиной в вечность. Еще я очень любил, что-то очень большое и коричневое с жесткой шерсткой. Как мне кажется, это был большой игрушечный медведь, но очень не похожий на медведя. У него вообще ничего с медведем общего не было. Но все вокруг называли его «медведь». Еще я помню треск радиоприемника над моей головой. Очень старый приемник, кажется «SONY», в коричневом кожаном футляре, с хромовой панелью. Мне уделяют очень много внимания и времени.
Все происходит очень спокойно. Очень плавные движения людей в теплый солнечный  день. Большая фарфоровая кружка стоит на выкрашенном в кремовый цвет подоконнике. Еще на нем лежала маленькая сумочка и стоял какой-то цветок, но его убрали. Я видел, как его подняли и перенесли в другую комнату. В сумочке лежало что-то очень белое и очень воздушное. Я тронул это пальцем, палец провалился вглубь – мягкое. Да мягкое и все же ослепительно белое. Еще там лежали такие небольшие квадратики серого цвета. Я вытащил один. Так интересно! Совсем не мягкое, можно предположить что упругое. Но в руке гнется и никак не удерживается. Очень скользкое и липкое, когда долго рассматриваешь. И еще оно красится. Темные пятна по всему подоконнику. Красные и темные пятна, необыкновенно красивые. Липкие и узорчатые. Было видно даже какие-то клеточки и полосочки. Такие разнообразные пятна. Я смотрел и не мог насмотреться. Никогда еще в моей маленькой жизни мне не встречалось такая необычность. Твердое и скользкое упало и никак не поднималось с подоконника. Я пытался поддеть пальцем но «скользкое» выскальзывало из под пальцев и сильно пачкало руку. Воздух в «мире» подоконника наполнился новым для меня ароматом. Внезапно чьи-то руки меня подхватили и куда-то понесли.
Мне по-настоящему было жаль, что так резко оборвался одно из самых необычайно красивых моих воспоминаний.

***
Много лет спустя я понял, что за твердые пластиночки лежали в сумке. Это был набор лезвий. Я как-то умудрился снять с одного из них бумажную обертку и как первоклашка чернилами, весь вымазаться в своей собственной крови. Она была вкусной. Да, это я тоже помню.


II
Никак не могу найти, где еще одна часть меня. Еще вчера она была здесь, а сегодня ее нет. Эта часть исчезла рано утром, и я не могу ее найти. Я смотрел в шкафу и под кроватью, я даже заглядывал в страшный чулан, но «части меня там тоже не было». В ящике с игрушками я не смотрел, потому, что «Часть меня» была очень большой, чтоб туда поместиться. Наверное, она куда-то ушла?
Однажды «часть» вернулась. В этот день был большой праздник, все веселились и «часть» тоже. Правда, у нее был очень уставший вид. Но, в общем, смотрелась даже очень и ничего.
Прошло несколько недель, может даже месяцев. Я и моя мама ехали в автобусе и рассматривали улицы сквозь толстое стекло. Я сидел у нее на коленях, и она обняла меня рукой. На днях я общался  с такими же детьми как и я во дворе. Они мне показывали своих мам. У них мамы совсем не похожи на мою. Все разные и совершенно другие. Моя такая большая, мягкая. Очень ласковая и своя, а у них мамы какие-то чужие. Я сказал ей о том, что у остальных детей мамы другие, не такие как она. Совсем не похожие. Она прижала меня к себе и уткнувшись в мои кучерявые волосы, поцеловала меня в макушку. Я почувствовал, как она выдохнула воздух. Моя, не такая как все…. Можно даже послушать, как она дышит. Мы очень долго ехали и я уснул.

III

Мой папа приехал из командировки. Тогда это называлось «ПОРАБОТЕ». Я не знал что такое «поработе», но мне это очень не нравилось. Вернулась «часть меня»!!! Он долго был рядом, потом уезжал, потом опять долго был рядом, потом опять уезжал. Однажды он привез мне много цветных фломастеров в пластиковой упаковке. Ни у кого из моих друзей я таких не видел. Рисовать я решил сначала только каким-нибудь одним, в противном случае они бы быстро закончились. Детская логика - святое незнание. Но, в конце концов, не выдержал и рисовал всеми. Рисовал я в основном корабли. Я всегда рисовал что-нибудь одно: либо корабли, либо звезды. Такие же звезды, как та, которая нарисована на глобусе, только больше. Фломастеры заканчивались, и я с сестрой заливали внутрь духи, чтоб они опять могли краситься. По дому разносился аромат, от которого все кроме нас могли потерять сознание.
Я думал, что в мире одни люди больше ростом другие меньше. Так вот сестра моя, была больше. «Поработе» она тоже не исчезала, так что времени у нас на обоюдное созерцание было воз и маленькая тележка. Еще у меня была «Ляля» или «Ля-ля». Она была меньше ростом и очень похожа на ухтитухти.
Вообще их много было и все меня любили. И я их любил. Особенно любил, когда по голове гладят и «кудри шерстят»!

***
Я сижу  в углу комнаты и смотрю на лунный свет, падающий из окна. Я месяц как не курю, пью Табэкс. Все, что-то пытаюсь себе доказать. Сижу в том самом городе, который когда-то был для меня всего лишь звездой на старом глобусе. И как прежде, он для меня ничего большего не значит.
Глобуса уже давно нет. В последний раз я видел его в жерновах мусорной машины. И звезды тоже нет.
Однажды «поработи» сделало то, что, наверное, и должно было сделать. Оно навсегда заставило исчезнуть «Часть меня». Там где сейчас «Часть меня», я с матерью посадил березу. Шел осенний дождь, природа плакала, а мы зарывали в землю корни молодого дерева. Береза уже выросла большой и красивой. Я подозреваю, что ее корни, где-то в глубине земли, там, где темно и мокро, сплелись с «Частью меня» и возможно им вместе не так одиноко.
Мама стала маленькой, но все такой же своей и родной. Целует меня так же, как когда-то давно, в макушку. Только мне приходится наклоняться. Это бывает очень редко. Когда меня отпускают с работы, и я возвращаюсь в свой родной город, в котором родился. Сестра воспитывает двух детей на берегу озера Онтарио. Я не видел ее четыре года. Но все еще надеюсь увидеть.
Чего я хочу?
Я хочу продолжения! Хочу открыть глаза и увидеть, как «я двадцать лет назад» смотрит в них и у него все хорошо. Он или она, просыпается утром у меня на груди и видет солнечный свет таким красивым, каким его можно увидеть только в детстве. Знает, что такое Ухтитухти, строит домики из кубиков, ищет меня, когда я на работе, рисует звезды или корабли, не задумываясь о том, что они значат в реальной жизни. И любит, когда  «кудри шерстят».

                Pero 19/11/04 3:28