За летом листопад

Эта история случилась в самом конце августа. Давно отшумели те ливни и снег закрыл те желтые листья. Потом снег растаял и случилась весна, потом было лето и снова осень. И еще не один раз наш шарик облетел вокруг солнца, и снова падали желтые листья, а история запомнилась почему-то. И вот теперь, на склоне лет, я пытаюсь воссоздать события тех давних дней в силу слабых сил моих.

***
Зябкий ветерок вползал по утрам в приоткрытое окно, заставляя меня ежится под тонким одеялом. Этот легкий ветерок шелестел листьями в лесу за окном, а утреннее солнце играло тенью листвы на потолке моей комнаты. Солнце будило меня и, просыпаясь, я пытался разглядеть что-то в хитросплетениях теней на потолке, но видел разве что улыбку Чеширского кота. Иногда я мог разглядеть и самого кота и иногда хвост, но мне почему-то не хотелось о нем думать. Он был мне даже противен почему-то, и скучен своей вальяжностью - я был молод тогда и думал по утрам совсем-совсем о другом.

Впрочем, о чем бы разном я не думал по утрам, а думать мне положено было только о том, как бы пораньше сдать годовой отчет по своей теме в рамках общего отчета лаборатории. Если вам хотя бы однажды приходилось составлять годовой отчет, то вы поймете, как это невыносимо безрадостно пытаться связать единой мыслью все совершенно не связанные между собой кривые эксперимента, все интерпретации, все разговоры в курилке... да мало ли! Кривые не спрямлялись ни в простых, ни в двойных логарифмических координатах, мысли разбегались, как стая ворон от палки, а неведомая мелодия издалека, рычание мотоциклов да лай собак за окном довершали свое губительное дело.

Отчет не двигался, висел над головой, застыв в одной точке, как полярное солнце над тундрой, и ничего нельзя было с этим поделать. Часам к одиннадцати утра солнечные пятна переползали на шторы, и, бросив последние косые блики на пол, солнце уходило за крышу дома. И тогда в комнату приходили тени. Иногда в это же время в комнату приходила белка. Она прыгала на соседский балкон с веток большой березы, что росла у самого окна, потом перепрыгивала на подоконник, и, быстро пробежав вдоль стены, усаживалась на рабочий стол. Ей иногда перепадало что–нибудь от вчерашнего чая, шоколад или печенье, и, пошуршав обертками на столе, она убегала обратно в лес. Лес был прямо за окном, таинственный и влажный от утреннего дождя, поднимаясь вверх огромными колоннами берез. Однажды белка принесла морковку и положила ее на стол. На другой день, впрочем, она передумала: пришла в положенное время и забрала морковку обратно.
 
Солнечные пятна еще весело плескались в яркой зелени листвы за окном, но время уже неумолимо двигалось к five o’clock, и я решил поставить чай. Отодвинув пачку исписанных карандашом листков, я встал из-за стола.

В это время постучали в дверь. Было время отпусков, и никто не приходил ко мне днем, кроме белки. Я открыл дверь. На пороге стоял весьма рослый парень и весело улыбался. Под правым глазом у него, как медаль за храбрость, сиял здоровенный фингал, а двухдневная щетина и помятая одежда дополняли картину.
 - Я ищу девушек, Лену и Наташу, – объяснил он.
Улыбка у него была более чем жизнерадостная. – Они сказали, что живут здесь.
 - Может быть, и живут, – подумав, ответил я. – Вот только мне про это ничего не известно.
Он тоже слегка задумался.
 - Я ехал целый час на электричке, – сказал он. - Они пригласили меня и сказали, что живут здесь.
 - Сочувствую, – сказал я. – Посмотрите этажом ниже, может быть, они там живут.
Он ушел, а я со злорадством подумал о соседке внизу. По вечерам она пиликает на скрипке, и ходит гулять с очень противной собачкой.

Я вернулся к столу, пытаясь сосредоточится на только что написанной карандашом фразе: «…отсутствие релаксации тока в МДМ структуре несомненно доказывает куперовскую природу поляронного взаимодействия…». Странная это была у меня привычка писать карандашом, но что поделаешь – каждый пишет, как может. Пора было ставить чай, и я включил чайник. В дверь постучали настойчиво и громко. Я вздохнул и пошел открывать.

Все тот же загадочный незнакомец стоял на пороге, но вид его был довольно озадаченный. В черных кудрявых волосах у него запуталась стружка - похоже, он успел исследовать не только первый этаж, но и добраться в подвал до столяра дяди Васи.

 - А, - сказал я. – Маша и Наташа. Они не живут здесь. Давно уже не живут. Может быть, и жили когда-то, но теперь не живут. Уехали за границу. Или в Сыктыквар. Я не помню, право.
 - Лена и Наташа, - сказал он. Он еще не обиделся, или уже не обижался. – Мне, честно говоря, нужна только Лена. Без Наташи я бы обошелся.

Было в нем какое-то неуловимое обаяние, странное, а белозубая улыбка и победно светившийся фингал под глазом говорили о том, что так просто он отсюда не уйдет. Натура вполне сосредоточенная и целеустремленная.
 - Проходите, Семен - сказал я. – Поговорим.
Он прошел и сел на диван, глядя на меня весело, как молодой щенок на попугая. Только что ухо не свисало.
 - Ну и? – спросил я.
 - Откуда вы знаете, что я Семен? – спросил он, все так же радостно улыбаясь.
 - Я все знаю, – сказал я серьезно. Не хватало мне еще объясняться с ним из-за таких мелочей.
 - А что Вы пишете? – спросил он, помолчав.
 - Годовой отчет, – сказал я.
За окном шелестела листва берез. Помолчали. Чайник закипел, и я выключил его. Он с интересом листал лежавший на диване толстый журнал. Это был «Solid State Physics», последний номер.
 - Я пять лет учил в школе немецкий, а ничего не понимаю, – пожаловался он, напряженно вглядываясь в текст.
 - Бывает, - сказал я. Помолчали еще.
 - Я не буду пить чай, – сказал он. – Я пойду, пожалуй.
 - Конечно, – сказал я.- Отчего нет?
Он пошел к двери, но перед тем как выйти, спросил. – А почему я Семен?
 - Не знаю, - сказал я. – Так показалось почему-то.
 - Я приду еще, – пообещал он, перед тем как выйти.

Я безнадежно посмотрел на лежавшие на столе, исписанные и исчерканные листки бумаги, на разбросанные рулоны с кривыми от самописцев и формулы на них же. Из этих формул сечение захвата полярона получалось размером с галактику. До сдачи отчета оставалась неделя, самое большее.Можно было наконец заварить чай и успокоиться на этом. Я пошел искать заварник.

Раздался отчетливый стук в дверь.

Я подошел к окну и вылез на соседский балкон. «А что собственно стучать?» – подумалось как-то напоследок: «Дверь то все равно не заперта». И уже не оглядываясь, я забрался в комнату соседок через открытую балконную дверь. Никого из них не было дома, только рассыпанные гербарии на столе. Они пускали меня таким путем к себе домой, когда я забывал ключ. Теперь я воспользовался им для того, чтобы выйти. А их наружную дверь я просто захлопнул, что мне всегда позволялось. Теперь настал мой черед стучать в собственную дверь. Открывать ключом мне как-то не хотелось.

Дверь открыл хмурый незнакомец Семен. Джинсы и майка на нем были все также помяты, и так же светилась синевой двухдневная щетина. На диване рядом с журналом «Solid State Physics» валялся обкусанный карандаш, которым он делал какие-то пометки.
 - Слушаю – сказал он, недоверчиво вглядываясь в мое лицо. Синяк у него под глазом был почти незаметен.
 - Я девушек ищу, – сказал я. – Машу и Дашу.
 - Не числятся, – бросил он хмуро, и отвернулся к столу, где по-прежнему лежали мои листки, исписанные формулами. Кажется, он не мог найти тот первый, с которого все начиналось. Он перебирал листки и так и эдак, и не похоже было, что он нуждается в чьей-то помощи.

Шелестел листвой загадочный и темный лес за окном, а Семен по-прежнему сутулил спину, сосредоточенно перебирая листки и кальки с чертежами. Похоже, что мне вообще здесь делать было нечего и, тихонько закрыв дверь, я пошел на улицу. Все шло своим чередом. Не пройдет и недели, а какой-нибудь отчет ляжет шефу на стол. Может быть, он будет называться “Особенности поведения полярона в дисперсной галактической среде”, может быть еще как-то.

Это и неважно, в конце концов.

А мне пока можно погулять по дорожкам парка, где ветер заметает под скамейки первые желтые листья, и почувствовать, как они шуршат под ногами. И можно больше не думать о Чеширском коте, а просто смотреть, как крадется в траву за голубем обыкновенный серый котишка, и как он заранее радуется предстоящей добыче. У меня еще много всего впереди.
 
Целая неделя сентября, по крайней мере.