Богема

От храма Христа Спасителя к Берсеневской набережной перекинули мост. Здесь островок в излучине Москвы-реки сходит на нет, и строения кондитерской фабрики не самого ясного назначения тоже кончаются. Для кого построен новый мост, можно только догадываться. А пока полузаброшенные здания отдали владельцам коллекций современного искусства. Вот они-то и могут, кажется, ходить по мосту. Только они этого не делают. Мост пуст.

Вечереет. Сегодня по случаю открытия культурного центра Арт-стрелка здесь собралась большая тусовка. В ангарах висят, лежат, стоят объекты, фогографии, инсталляции. На их дверях написаны названия галерей. На большой площадке перед галереями фланируют экстравагантные личности, делая вид, что узнают друг друга, а кое-кто и, правда, знаком. Частота рукопожатий и поцелуев поделенная на количество квадратных метров территории порядка 10-15 в секунду.

Здесь бродит большой лысый человек с голыми пятками и во фраке, к нему все подходят, обнимают и целуют его, страстно, как паломнический символ предстоящего и неизбежного возвращения к месту поцелуя. Здесь на раскладушеке в самой середине площадки лежит парочка. Пока она туда не возлегла, на брезенте красовался Аполлон, писаный маслом, а под ним слова: "лучший представитель генофонда" или что-то в этом роде.

Половина лежащей парочки- абсолютно оранжевая. Это стройная особа женского пола лет тридцати-сорока. На ней оранжевые джинсы, оранжевая куртка, оранжевые босоножки на оранжевой платформе, видна оранжевая футболка из-под куртки, и ремешок на джинсах точно такого же оранжевого цвета. Рюкзачок за ее плечами – прозрачный с кантами и ремешками оранжевого цвета. Все находящееся в рюкзачке - исключительно оранжевое. Оранжевость – везде абсолютно идентична, ни малейшего отклонения ни в тоне, ни в интенсивности. Абсолютно соответствует всему и цвет ее волос и ногтей.

Прежде чем лечь на раскладушку, оранжевая дама бегает за известным искусствоведом, стремясь получить его визитную карточку, а когда наконец получает, другая дама начинает уверять ее, что надо было сразу же обратиться к ней, уж она-то с этим искусствоведом “ради бога!”. Оранжевой даме решительно непонятно, почему надо было обращаться к той даме, поскольку она видит ее впервые.

Дама “Ради бога” совсем не молода, а пожалуй, вовсе и не дама. Не в смысле пола, боже упаси! Нет, просто очень уж красны ее руки, оборудованные кубачинскими браслетами и кольцами. И очень уж вызывающ блеск ее глаз. Впрочем, она несомненно хороша собой, а лицо безукоризненной лепки позволяет ей носить прилизанную гелем гладкую маленькую голову, делая всю ее невероятно стильной и западной. Вот она расцеловалась с молодым брюнетом - судя по усам и черным глазам: голову его аккуратно обтягивает черная косыночка. Ну, как ты добрался? – спрашивает “Ради бога”. “Отлично” – на всякий случай отвечает он, будучи, похоже, не вполне в чем-то уверенным. Он знакомит ее со своим другом, а «Ради бога» знакомит их обоих со своей не запоминающегося вида подругой. Друг усатого в большой кепке. Лицо и шея покрыты грубыми шрамами. «Ради бога» рассказывает что-то о своем сыне, «Не запоминающаяся» рассказывает что-то о своей дочери. «В кепке» сообщает, что скоро на стрелке снесут хозяйственные постройки и возведут нечто элитное - то ли оффисное, то ли жилое. Вскоре становится понятно, что усатый в косынке практически не догадывается, как в действительности зовут “Ради бога”, и откуда они с ней знакомы. Чуть позже, впрочем, выясняется, что буквально вчера они были на вернисаже у общей знакомой.

Через пять минут вся компания (за исключением “Не запоминающейся”, всем свом видом показывающей, что она тут ни при чем), курит по кругу марихуану, отойдя от основной массы для профилактики на безопасное расстояние.

Вот ходит парочка, даже тройка. Маленькая женщина, совсем еще ребенок со свежими следами совсем еще недавних юношеских прыщей на непудренном белом лице. Мужчина, по возрасту годящийся ей в папы, – худощавый и маленький, как мальчик, в несвежем песочного цвета пиджаке с лицом арабского типа. На его груди под пиджаком припеленуто лиловой тряпицей крохотное существо. Над пуговицей между перекрещивающимися лиловыми концами виднеется шелковистая темная шерстка. Пара охотно показывает всем желающим и остальные части существа. Тряпица раздвигается и из нее выглядывает крохотная головка новоржденного человечка недель трех от роду. Пиджак расстегивается – и видны крохотные синюшные ножки, прилепленные к худощавым папиным бокам. Женщина-ребенок светится материнским и супружеским счастьем и рассказывает всем желающим, что ребенок – настоящий Петров (Иванов, Сидоров), просто копия, и разумеется, будет художником, как папа, имея ввиду маленького мужчину, светящегося рядом с ней. Вот и все друзья говорят ей – ваш “хомячок” – настоящий Петров (Иванов, Сидоров)!

К компании курящих марихуану на дымок прибивается совсем уж забулдыжного вида робкий и просительно-развязный тип. Подруга “Ради бога”, явно не довольная обществом, ухитряется увести словоохотливую напарницу от шрамированного в кепке и усатого в косынке. Тут же “Ради бога” обнимается с холеным человеком с аккуратно положенным тоном на лице, выкрашенными в естественный цвет волосами и поразительно похожими на настоящие, белыми зубами. “Холеный” просит “Ради бога” привезти ему из Милана какой-то журнал, в котором опубликована какая-то статья о нем. “Ради бога!» – отвечает «Ради бога». "Холеный" достает из-под мышки допотопную большую общую тетрадь доперестроечного вида и крупными кривыми буквами записывает телефонные номера. В тетради несколько цветных фотографий. "Моя дочь"- сообщает «Холеный» о высокой черноволосой барышне на фото, демонстрируя достижения стоматологии. «Холеный» раскланивается и вскоре уже опять использует свою общую тетрадь по важному назначению.

«Не запоминающаяся» указывает «Ради бога» на женщину в тюбетейке с замысловаьтой фамилией, ученого секретаря известного музея, и делает светскую улыбку, но та ее не узнает и не считает нужным улыбаться в ответ. «Не запоминающаяся» делает реванш и знакомит «Ради бога» с приятелем, недавно ставшим главным редактором нового радиоканала. «Ради бога» делает реванш и знакомит «не запоминающуюся» с экстравагантной личностью в байкерском прикиде, впрочем, совершенно не понимая, кто это. Личность в байкерском прикиде спрашивает:"Куда едем, к вам или ко мне?". "А как вас зовут?" - выясняет «Ради бога». «Царь Борис» – оскорбленно краснея, заявляет претендент на всеобщую известность. “Ради бога” предлагает светский компромисс - пойти куда-нибудь попить кофе. “Царь” величественно растворяется в темнеющем сентябрьском воздухе.

«Ради бога» приглашает усатого на спагетти, он отпрашивается до завтра. Она для верности сама набивает свой номер в память его мобильного, рассчитывая более на надежность техники, не подверженной алкоголизму, чем на его память. Он говорит, что, возможно, завтра телефон еще не отключат за неуплату.(Все-таки человек - хозяин вещей!)

Над рекой угасает теплая осень, в вечерних огнях не столь оскорбительно бетонным кажется Храм напротив. Не утоленные желанья, похмельный поиск и надежды, всплеск материнских чувств, удовлетворенная усталость или полное разочарование - кого что – гонит потихоньку отсюда. Толпа постепенно меняет конфигурацию, как след от давно пролетевшего самолета.