Ужас Артура Мэйчена

Артур Ллевелин Джонс (Arthur Llewellyn Jones) родился в историческом месте. Это маленькая деревушка с названием Карлсон-он-Аск. Когда-то это поселение являлось резиденцией короля Артура, и именно оттуда рыцари Круглого стола отправлялись на поиски святого Грааля. Рождение маленького Артура относится к 1863 г. Очень скоро он переберется в Лондон, но  описания холмов и дремучих лесов Уэльса постоянно будут фигурировать в его рассказах. Приставочку «Мэйчен» к его фамилии добавили родители. Есть предположение, что тем самым они хотели угодить богатому родственнику.
Лондонская жизнь не показалась Артуру медом. Работать приходилось много, только чтобы не умереть с голоду. Тем не менее, очень скоро он понял, что служба рассыльным, или учительство — это не то занятие, которое может принести ему душевное удовлетворение. Артур Мэйчен на все плюнул и сел переводить «Мемуары Казановы».
Чуть позже умер его отец, оставив сыну скромные сбережения. Это позволило Артуру ненадолго забыть о недоедании и всецело посвятить себя литературе. В 1884 году он закончил работу под названием «Анатомия табака» (мне так и не удалось выяснить, что это за работа, возможно, это даже не литературный труд).
В 1895 Мэйчен пишет повесть, которая стала одной из самых известных его работ. Эта повесть называется «Великий бог Пан».
Цепь событий этой повести начинается с опыта одного хирурга, посвятившего себя изучению «трансцендентной медицины». Этот врач делает молодой пациентке небольшую операцию, цель которой разблокировать (или вообще удалить) маленький участок мозга, который, по его мнению, является преградой восприятия истинного мира. Эдакая процедура по открытию «третьего глаза». Сам автор, устами своих героев, называет это «увидеть бога Пана». Последствия этой операции ужасны. Пациентка таки увидела Истину, и это  повергла ее в такой ужас, что она потеряла рассудок. Хуже того, спустя десять месяцев она родила дочь. Вот эта дочь и стала главным демоном повести.
Нужно отметить, что во всех рассказах и новеллах Мэйчена, поиски Истины заканчиваются плачевно. Вообще все работы Мэйчена имеют сходный сюжет — герой или героиня сознательно, или не осознано ищут выходы за пределы  видимого мира, а когда им это удается, происходит катастрофа. Мэйчен никогда не употребляет слова «ад» и «рай», но часто вспоминает дьявола. Пока в свет не вышла новелла Мэйчена «Белый народ», суть всех его произведений можно было свести к следующему: за границей познания сидит дьявол и ждет чересчур любопытного индивида, чтобы тут же заграбастать его и лишить человеческой сущности.
«Великого бога Пана» на родине Мэйчена не печатают. Скудные сбережения заканчиваются.  Умирает жена. Не печатают также и «Украшения из нефрита», и «Сад Авалона». Артур Мэйчен один против всего мира.
В 1899 году его друг Жан-Поль Туле делает перевод «Великого бога Пана» и пытается опубликовать его во Франции. Но это ему удается только в 1901 году. Впрочем, у французского читателя эта повесть тоже не вызывает энтузиазма.  Мэйчен временно бросает занятие литературой и идет работать актером в труппу сэра Фрэнка Бенсона.
Мироощущение Мэйчена — это смесь язычества, черной магии и алхимии. В разных рассказах их пропорции разняться, но всегда присутствуют. В его работах постоянно мелькают «ведьмы», «шабаши», «ритуалы». Частые и подробные описания шаманских танцев, химические препараты магического действия, артефакты и реликвии, оставшиеся от языческого Рима, куклы Вуду и философские камни.  Подробные описания мироощущения героев, идущих этой дорогой и, что самое важное, отслеживание изменений их мировозрения.
По большому счету Артур Мэйчен не был писателем в буквальном смысле этого слова. Литература для него — прекрасный инструмент, которым он умело пользовался, но не более. Все, что ему было нужно — показать  человечеству свою собственную вселенную. Мир, в котором мистический ужас Истины — единственная реальность.
Странный случай принес Мэйчену литературную известность. Во время первой мировой войны он немного работал журналистом. Газета «Ирвин Ньюс» заказала ему рассказ патриотического характера. Мэйчен, не особенно напрягаясь, написал новеллу «Лучники», которую опубликовали 20 сентября 1914 года, на следующий день после битвы под Моксом. В этой новелле Мэйчен выдумал эпизод боя, в котором святой Георгий во главе ангелов (которые оказались древними лучниками Азинкура) приходит на помощь британской армии. Каково же было его изумление, когда уже на следующий день после выпуска номера десятки солдат прислали в газету письма, в которых с убежденность фанатиков доказывали, что автор ничего не выдумал, и что они своими глазами видели этих самых ангелов.
Мэйчен вернулся в литературу, но печатать его по-прежнему не хотели. В 1915 он написал «Великое возвращение», а в 1922 «Тайную славу». Умер он в 1947 году, старый и бедный, подтвердив древнюю мудрость: «Поиски Истины не ведут к богатству». Уже после смерти  в 1948 году вышел в свет его сборник «Рассказы о страшном и сверхъестественном». Одна из новелл этого сборника называется «Белый народ».
Эта новелла сильно отличается от остальных работ Мэйчена. Написана она в том же стиле, и так же содержит все его обязательные атрибуты в виде воспитания из маленькой девочки полноценной ведьмы и т. п. Отличие в другом — Мэйчен в первой и третьей (всего в новелле три главы) главах раскрывает суть своего мировоззрения. Вдруг становится понятно, что все его повести и рассказы, написанные до этого, всего лишь примеры, которые приводятся в доказательство теории, которую в «Белом народе» высказывает главный герой.
Вот три фрагмента этого разговора:
"Вы знаете, я не могу больше выдержать это, - сказал он, - ваши парадоксы слишком чудовищны. Человек может быть величайшим грешником и все же никогда не сотворить что-нибудь греховное! Как это?"
"Вы совершенно не правы, - ответил Амброз. - Я никогда не выдумываю парадоксов; жаль, но они просто не получаются у меня. Я лишь имел в виду, что человек может понимать изящный вкус Романо Конти, и все же при этом никогда не выпить пива по четыре пенса за кварту. Не более того. И это скорее трюизм, чем парадокс, не так ли? Ваше удивление по поводу моего замечания - следствие того, что вы не осознаете, что такое грех. Да, имеется своего рода связь между Грехом с заглавной буквой, и действиями, которые обычно называются греховными: убийством, воровством, прелюбодеянием и т.д. Почти такая же связь, что имеется между букварем и беллетристикой. Но я верю, что это неправильное представление - оно почти универсально - происходит в основном от нашего взгляда на этот вопрос сквозь социальные очки. Мы полагаем, что человек, совершающий зло по отношению к нам и своим соседям, должен быть очень плохим. Таков он с социальной точки зрения; но разве вы не можете представить того, что Дьявол в его сущности является исключительным уделом и страстью лишь уединенной, индивидуалистичной души? Действительно, среднестатистический убийца - в качестве только убийцы - никоим образом не означает грешника в истинном смысле этого слова. Он - просто дикий зверь, от которого мы должны избавиться, чтобы сохранить собственные шеи от его ножа. Его следует классифицировать скорее как тигра, нежели грешника".
"Это кажется несколько странным".
"По-моему, нет. Убийца убивает не от положительных качеств, а от отрицательных; у него отсутствует кое-что, чем обладают нормальные люди. Дьявол, разумеется, полностью "положителен" - только его позитивность находится на неправильной стороне. Вы можете поверить мне, что грех в исконном, присущем ему смысле, является очень редким; вероятно, было намного меньше грешников, нежели святых. Да, ваша точка зрения очень хороша для практических, социальных целей; мы, естественно, ощущаем склонность думать, что лицо, причиняющее нам неприятности, должно быть очень значительным грешником! Очень досадно обнаружить свой карман опустошенным, и мы объявляем, что вор - очень большой грешник. По правде говоря, он - просто невоспитанный человек. Конечно, он не может быть святым; но он может быть, и часто таковым и является - бесконечно лучшим созданием, чем тысячи тех, кто никогда не нарушал отдельные законы. Я допускаю, что он служит нам большой помехой, и если мы захватываем его, то вполне надлежащим образом наказываем. Но между его неприятным асоциальным действием и злом имеется чрезвычайно слабая связь".
…
"Вы удивляете меня, - произнес Котгрейв. - Я никогда не задумывался об этом. Если это действительно так, нужно перевернуть все с ног на голову. Стало быть, истинная сущность греха заключается в..."
"Во взятии неба штурмом, как мне представляется, - сказал Амброз. - Мне кажется, что грех - это просто попытка проникнуть в другую и более высокую сферу запрещенным способом. Вы можете понять, почему это случается столь редко. Есть лишь немногие, кто действительно желают проникнуть в другие сферы, выше или ниже нашей, дозволенными или запрещенными путями. Люди, как это можно заметить, в основной своей массе являются просто вместилищем разных свойств, с определенным сроком жизни. Поэтому существует совсем мало святых, и количество грешников (в исконном смысле, определенном нами) столь же невелико. И тем более редко встречаются гении обоих этих типов. Вообще-то, возможно, быть великим грешником тяжелее, чем великим святым".
"Имеется что-то глубоко неестественное в Грехе? Вы это имеете в виду?"
"Точно. Святость требует столь же огромных или почти таких же больших усилий, но она проявляется в том жизненном пути, который когда-то был естественным. Это стремление восстановить тот экстаз, который существовал перед Падением. Но грех - это усилие, направленное на то, чтобы достичь экстаза и знания, которые принадлежат лишь ангелам, и предпринимая эти попытки, человек становится подобным демону. Я сказал вам, что простой убийца - не истинный грешник, и это верно; но и настоящий грешник иногда может быть убийцей. Жиль де Рец - пример тому. Так что вы видите, что, в то время как добро и зло неестественны для человека, каким он стал в наше время - социальным, цивилизованным существом, - зло неестественно в намного более глубоком смысле, чем добро. Святой прилагает усилия восстановить дар, который человечество утеряло; грешник пробует получить нечто, что никогда не принадлежало людям. Короче говоря, он повторяет Падение".
…
"Только что, говоря о книге Китса, вы использовали слово "несознательно". Бывает ли когда-нибудь греховность несознательной?"
"Всегда. Это должно быть так. Она в каком-то смысле подобна святости, и гений в греховности схож с другими видами гениальности. Он представляет собой некоторое вознесение или экстаз души; превосходящее усилие, чтобы преодолеть границы обыкновенного. Так, превосходя их, греховность превышает также человеческое понимание. Способность, которая могла бы принять этот грех во внимание, оказывается ниже его. Нет, человек может быть беспредельным и ужасным беззаконником, и никто никогда не догадается об этом. Я скажу вам, что зло в этом определенном и истинном смысле является редким, и я думаю, что оно становится все более редким".

Есть нечто символично, в том, что суть своего мировоззрения Мэйчен прятал до самой смерти. Кто знает, может в поисках Истины  он, идя по тропе своих героев, также наткнулся на непреодолимый Ужас.
Богословам и ересиологам следует вписать имя Мэйчена в свои книги. Из окаменевших догматов о зле и грехе он вывел по истине новую трансцендентную формулу.

***
Х.Л.Борхес: «Мейчен никогда не писал для того, чтобы кого-то поразить, он писал потому, что жил в странном мире и прекрасно это чувствовал и осознавал. «Алхимия слова», которой он владел во всей полноте, позволяла ему оживлять на страницах своей прозы замутненные, полустертые временем образы давно забытых легенд и традиций, чересчур схематичные формулы "тайноведения", превращая их в "живое чудо". Чудо, которое "исходит из души"».
Г.Ф. Лавкрафт. («Сверхъестественный ужас в литературе»):
«Из ныне живущих создателей космического ужаса, вознесенного на высочайшую художественную вершину, немногие, если вообще кто-то найдется, могут соперничать с разносторонним Артуром Мейченом, автором нескольких дюжин коротких и длинных рассказов, в которых элемент тайного ужаса и надвигающегося кошмара передан с несравненной реалистической точностью и живостью… Однако факт остается фактом. Его мощные сочинения об ужасном начала девятисотых годов уникальны и определяют целую эпоху в истории жанра».