Мария Устюрт, или случай в пустыне

Её звали Маша, а полное имя было Мария Устюрт. Нет, не подумайте, что это каламбур, или игра слов, имеющие отношение к шекспировской героине. Так звали небольшую среднеазиатскую черепаху, которую я привез дочке в подарок. Машей назвала ее дочь, а Устюрт добавил я сам, по названию пустыни, в которой черепаха была подобрана. Так и получилось: Мария Устюрт. Теперь была весна, Маша проснулась, напомнив о своем существовании шлейфом известкового цвета жидкости, оставленной на ковре. Весной черепахи очень активны, они даже не ползают, а бегают. Машина активность проявлялась в очередной попытке перелезть через мою ногу. И вот этот комочек жизни, заключенный в первобытную роговую оболочку, приблизил меня однажды к той черте, за которой начинается путь к смерти. Точнее, приблизил не только меня, а сразу нескольких человек. Впрочем, слушайте…

1.
Точно с таким же упорством, с каким Маша пыталась перелезть мою ногу, наш автомобиль ГАЗ-66, карабкался на северный чинк1) плато Устюрт. Подъем начался почти сразу после полноводного, заросшего камышами мутного арыка, который символизировал границу жизни и нежизни. Словно в подтверждение этому по обе стороны дороги, потянулись, похожие на сказочные городки, разноцветные мазары2), будто скрашивая печаль при вступлении в царство мертвых. Сзади нас оставалась пестрая россыпь кишлачных хозяйств средь сложной сети арыков, а впереди – Устюрт, одна из величайших пустынь, раскинувшаяся между Каспием, Сарыкамышской впадиной и Аралом. Как и в любой пустыне, жизнь теплится на Устюрте лишь по краям, да вдоль железной дороги, прорезающей плато с юго-востока на северо-запад.
Наш водитель Володя, армянин азиатской закваски, являл собой удивительное сочетание технаря-самородка и прекрасного кулинара, вооруженного практичностью и хозяйской хваткой. Перед поездкой мы долго осматривали Володину машину, и нашли, что это был лучший образец техники подобного рода в здешних местах. Я давно понял, что автомобили азиатского региона, как правило, служат отражением отношения своих хозяев к вещам, равно как и к жизни. В этих машинах порой все держится на каких-то проволочках, болтиках, которые в шутку называют «узбекской сваркой». И вот, у водителя такой машины вырабатывается целая система приемов вождения, неподвластная простому смертному. Он уже не способен, порой, сам справиться с управлением и,  вынужден брать с собой помощника, который выбегает из машины, чтобы подкрутить гайку на колесе, вытереть на ходу лобовое стекло, по которому уж много лет не ездили «дворники», или, наконец, замкнуть два болтающихся оголенных провода об руль, чтобы сработал сигнал. Володина машина была полной противоположностью. Он с гордостью демонстрировал нам внутреннюю отделку будки, укрепленный особым образом кузов, а так же намертво привинченную сзади ручную лебедку для экстренного вытаскивания машины. Вершиной всего был умывальник, прикрученный к бамперу. Но все-таки Володя слукавил, о чем мы уже узнали в пути. В его машине был существенный недостаток, а именно, безнадежно севший аккумулятор – поголовная болезнь всех здешних автомобилей. Об этом недостатке мы уже узнали в пути, через два часа, когда остановились первый раз менять колесо. Колесо, кстати, тоже оказалось убитым, и блестело настолько, что глядя в него, впору можно было бриться. Тут сработал тонкий володин расчет – поскольку мы уже в пути, отказываться от машины бессмысленно, тем более, вряд ли на весь городок нашелся еще такой же смельчак и безумец, который на своих «узбекских болтиках» рискнул бы пересечь плато Устюрт.
Преодолев последний уступ, машина, наконец, влезла на плато. Впереди раскинулось необозримое, слегка всхолмленное пространство. Справа от нас садился гигантский солнечный диск. Не предвещая ничего плохого, мирно стрекотали колонии цикад. Нам предстояло пересечь Устюрт с севера на юг, преодолев более трех сотен километров, отобрать геологические пробы и вернуться обратно. По скоростному шоссе расстояние в один конец преодолевается за два-три часа, у нас же на это ушло три дня. Темнота в Средней Азии наступает очень быстро, сразу после захода солнца. Мы стали искать место для ночлега, дабы не плутать в темноте по незнакомой пустыне. Вообще то, становиться на ночлег можно было где угодно, ибо маловероятно найти на Устюрте что-либо иное, кроме пустынной равнины. Но для володиной машины дело обстояло иначе. Машину нужно было ставить под уклон, чтобы утром её можно было завести. А вот уклона то и не было. Был медленный, но верный подъем вверх. Проехав еще несколько километров, Володя поступил просто: он развернул машину носом вниз и подготовился таким образом к утреннему запуску.

2.
Утром после завтрака Володя отпустил тормоза «шестьдесят шестого» и машина плавно покатилась вниз. А ну, как не заведется? Нет, завелась, благо спуск впереди долгий и длинный. Рисковый, конечно, Володя водитель, но мы в него верили. Казалось, скажи он заклинание, и машина поедет.
Езда по пустыне интересна первые два часа. Потом она превращается в рутину и скуку. Тянутся бесконечные гряды холмов, поросших верблюжьей капустой, изредка мелькают яркие пятна маков, да радуют глаз островки свежей зелени. Но это ненадолго. Пройдут две-три недели, и беспощадное солнце превратит эти краски в унылое желтовато-грязное колючее однообразие.
В кабине сидит Рустам с компасом. С периодичностью в пол-часа Володя, не глуша двигатель, останавливает машину, Рустам выходит из кабины и начинает проверять направление.
Тогда из будки высовывается Пухов и обращается к воображаемой публике:
– Рустам проверяет, на Западе ли садится солнце. Рустамчик, ну компас-то переверни наоборот, – поддевает он в шутку коллегу.
Однажды за окном нашей будки проплыли беспорядочно валяющиеся тросы, буровые трубы и кучи накопанной земли – результат вандального нашествия на Устюрт геологов и буровиков. И опять – холмы, урочища, иногда пески, колючки. По всей будке катались пластиковые бутылки с водой – кроме того, что у нас была двухсот литровая бочка, мы наполнили водой еще и огромное количество бутылок. В первый день после обеда мы случайно заметили за окном будки уже знакомую картину – тросы, доски, трубы. Володя затормозил, Рустам выпрыгнул из машины и стал внимательно изучать колею, по которой мы ехали. Похоже было, что мы дали круг и вернулись на тоже самое место. Пухов схватился за голову и не переставал сокрушаться, как же так удалось сбиться с пути, имея компас, карту и спидометр. Тем не менее, это был первый урок пустыни.
Из-за сомнений, дали ли мы круг, или же попали просто на похожий геолого-буровой развал, а так же из-за внезапно опустившегося тумана в течение всего оставшегося дня была неопределенность, где мы находимся, хотя генеральное движение по компасу мы держали на юг. Вдалеке показалась геодезическая вышка с гнездом наверху. Человеческие сооружения в пустыне выглядят нереально и природа всячески старается подстроить их на свой лад. Я залез на вышку в надежде найти там какие-нибудь координаты. Впрочем, изначально это было бесполезно, ибо геодезисты никаких координат на вышках не оставляют. Мы не совсем уверены даже были, правильно ли нанесена сетка на карте, или же по тайным соображениям наших стратегов все координаты были сдвинуты. Я заглянул в гнездо. На удивление, там шла бурная жизнь – два страшных красных длинношеих птенца клекотали, видимо просили поесть, там же лежали два еще целых яйца. Где-то рядом, наверное, кружат их родители, которых не видно из-за тумана. Нет, все-таки пустыня живет своей жизнью вопреки придуманным нами штампам.
В какой-то момент вдруг стали попадаться невысокие столбики в ста метрах друг от друга. Они тянулись как-будто с севера на юг. Странные были эти столбики и мы не смогли объяснить их иначе, чем границей между Казахстаном и Каракалпакией. Потом в колее попалась бутылка из-под водки.
–«Урус Арагы. Разлито в Ак-Тобе ». Актюбинская, значит,– пояснил Володя, знаток всех местных наречий и диалектов. Потом попалась еще одна – теперь уже красноводского разлива. О чем свидетельствовала эта бутылочная почта пустыни? Что, народ здесь ездит. Ездит из Туркмении в Казахстан и обратно. А столбики – это действительно была граница, которая нужна только чиновникам. Передвинь ее на сотню километров вправо или влево – никто этого и не заметит, и все так же будет палить солнце и будут бушевать зимние ураганы над безжизненным Устюртом.
Под вечер туман рассеялся, солнце садилось справа от нас, значит, мы все-таки правильно ехали, на юг.

3.
На следующий день мы увидали клубы поднимающегося до самого неба черного дыма. Володя затормозил и высунулся из кабины:
– Вон паровоз впереди, давайте карту смотреть.
По карте железная дорога должна была быть в двухстах километрах сзади нас и если бы это была действительно она, то получается, что целые сутки вместо юга мы ехали на север, а солнце и показания компаса были не более, чем театральным спектаклем. Пухов посмотрел на дым и вновь схватился за голову:
– Ну какой паровоз, это же торнадо3)!
На всякий случай карта все же была разложена. Пухов с достоинством и точностью фехтовальщика поставил посреди безбрежной пустыни точку, в которой мы находимся. И нужно сказать, что его предположения блестяще оправдались: к середине третьего дня мы увидели вдалеке южные чинки Устюрта. Как в океане, при приближении земли, стали кружить птицы. Наконец, ослепительным зеркалом засверкал солончак, лежащий на отметке минус тридцать метров ниже уровня моря. Спустя еще некоторое время машина уже мчалась с бешеной скоростью по ровной поверхности шора4), словно перевоплотившись в испытуемый образец спортивного автомобиля на соляном озере где-нибудь в Неваде. С космической быстротой удалялись, напоминающие слоеный пирог, отроги Устюрта. Но такая скорость была отнюдь не вызвана Володиным желанием побить заморские рекорды. Солончаковые болота – вот чего боялся водитель. Порой едет вот так машина по солончаку – глядишь, и нет ее, торчит одна кабина. А блестящая соляная корка – одна лишь декорация, под ней болото, соляная трясина. Доводилось ли вам перебегать речку по тонкому льду, который толст ровно настолько, что ломается сразу же вслед за вами? Тут самое главное не останавливаться и успеть добежать до противоположного берега. В таком же положении оказывается и едущий по солончаку автомобиль. Одному Аллаху известно, в каком месте предательски кроется болото. Вот почему наш водитель стремился побить рекорды, сделанные на соляных озерах штата Невада.
Когда машина выбралась на безопасное место, Володя остановился, чтобы передохнуть, неизменно поставив машину носом по склону. Во время чаепития он стал рассказывать, как однажды в солончаке увяз целый караван машин: одну засосало, другая вытягивает, а ее тоже засасывает. Так всех и засосало. А наутро мороз, хорошо, водители успели дойти до какого-то туркменского аула. Он любил рассказывать подобного рода водительские байки.
4.
Нашей следующей задачей было пополнить запасы воды. Прошло уже пять дней, как мы выехали, впереди еще была неделя работы, да обратный путь через плато. Недалеко от солончака на нашем пути, как в сказке, возникли три колодца – в одном была вода соленая, в другом – горькая, в третьем – горько-соленая. При таком богатстве выбора пресная вода отсутствовала. Конечно, можно было протянуть и на имеющихся запасах, но неприкосновенный запас воды в пустыне быть должен. А его-то у нас и не было. Мы понадеялись на Ак-Дере, туркменский поселок впереди, но и там с водой обстояло не лучше. Воду туда привозили по расписанию раз в неделю, люди платили за нее, и даже за деньги поделиться водой не горели желанием. У каждого хозяина был свой бак воды с огромным замком. Мы покидали Ак-Дере ни с чем. Я присмотрелся к домам. Как они здесь живут? Где-то читал, что люди в пустыне даже умываются песком. Во дворе без единой травинки, у самого крайнего дома, молодая туркменка в невероятно ярком, словно маки в пустыне, длинном платье, доила одногорбого верблюда…
Рельеф теперь изменился до неузнаваемости. Во всю ширь пространства маячили в дымке красноцветные столовые горы, зеленели склоны, весело пели степные птицы. Веером от дороги расползались черепахи. Словом, весна в полной мере вступала в права, чтобы, вдохнув во всякое живое существо или растение свою живительную силу, дать возможность либо просуществовать до следующего года, либо расцвести пышным цветом, дать потомство и погибнуть.
Через неделю, нагруженные пробами, мы возвращались той же самой дорогой. Миновав пустынные, печально освещенные луной, без единого огня, туркменские аулы, утром мы оказались у знакомых уже трех колодцев. Воду оставалось набирать только здесь. Словно дегустаторы Международного винного салона где-нибудь в Барселоне, мы беспристрастно, по очереди, пробовали воду. Памятуя, что из трех зол выбирают меньшее, все сошлись на обычной соленой воде. Наполнив бочку, уже через час мы вновь заползали на Устюрт.
Здесь пустыня тоже продолжала цвести. Звонко пели птицы. Над белоснежными чинками южного склона Устюрта плавно кружились орлы. Расцвела верблюжья капуста, собрав вокруг себя целую армию жужжаще-стрекочущей братии. И только черепахи куда-то подевались. То ли предчувствуя изменение погоды, то ли повинуясь еще каким-то своим биологическим часам, они просто исчезли. Я обещал привезти дочке черепаху и очень огорчился их исчезновению. Ведь было же море черепах возле Ак-Дере, а я понадеялся на Устюрт. Но черепахи пропали. Теперь я сидел в кабине вместо Рустама и смотрел в оба. Я попросил Володю, чтобы тот затормозил, если увидит черепаху. Клонился к концу первый день обратного пути через Устюрт.

5.
Прошла половина следующего дня, а черепахи так и не появились. Будущая Мария Устюрт возникла совершенно неожиданно. Она одиноко копошилась прямо в серой грязной колее. Володя остановил машину, не заглушая двигатель. Я вылез и взял черепашку в руки. Теперь она навеки прощалась со своим домом, с родным Устюртом. Я чувствовал себя, словно завоеватель, который лишает родины свою пленницу. Но дочка, она ведь так хотела небольшую черепашку! Терзаемый совестью, я залез в машину.
«Господи,– думаю. – В конце-концов, тысячи и тысячи черепах живут в квартирах, и ничего. Создадим ей нормальные условия, оборудуем место, где она смогла бы греться…»
И тут произошло что-то непонятное с мотором. Он вдруг забарахлил, захлюпал, дернулся и … Наступила тишина. Володя наклонил кабину, покопался в моторе, и вслед за этим выругался колоритным армянско-узбекским выражением. Из будки вылезли заспанные Пухов, Рустам и Павел Витальевич. Осмотревшись и увидев, что мотор заглох в самой низине безвестного урочища, остатки сна с них как рукой сняло. Володя стал опять копаться, устранил какую-то незначительную поломку, но от этого было не легче. Заводить мотор как-то ведь надо. Попробовали с рукоятки завести – бесполезно. Вращая рукоятку впереди, пытались хоть немного вывести машину на уклон. Но машина зарывалась в песок и все наши попытки были тщетны. Через час бесполезного труда мы пили чай и обсуждали, что имеем в реальности. А в реальности мы имели: машину с севшим аккумулятором в центре пустыни, в любую сторону иди – выйдет не меньше ста километров до ближайшего жилья, двадцать литров пресной воды и бочку соленой. Ну, оставались продукты еще. На соленой можно готовить. Ага, только обопьешься потом. Двадцать литров воды на пятерых – это слишком критичный запас. День, максимум два дня. Меня мучила совесть, что все случилось из-за моей черепахи, но это был лишь случай. Если машине суждено было сломаться, она бы сломалась. Но сломалась она в самом неподходящем месте – в самой низине. Вот и следующий урок, который преподнесла нам пустыня. Как раз стало припекать солнце и пить захотелось еще больше. Но ведь не бывает совсем безнадежных ситуаций, если только ты не падаешь в пропасть вниз головой. Павел Витальевич вспомнил, как на Севере они с приятелем вытаскивали вездеход, который утопили в болоте. Произошло это, понятное дело, отнюдь не на трезвую голову. Но протрезвели быстро, соорудили нечто вроде ворота из буровых штанг, прицепили трос и за три дня тихо-тихо вытащили вездеход, перебрали залитый мотор и ничего – поехали дальше. Мы стали думать в этом направлении. Вспомнили Архимеда с его точкой опоры. Ведь сзади же была лебедка. Зацепившись за что-нибудь, мы бы медленно, но верно, смогли бы вытащить машину на пригорок. Попытались вбить лом в почву, но в песке он просто не держался. Не было точки опоры. Наш взор остановился на геодезической вышке, которая стояла как раз на вершине пригорка, в сотне метрах от машины.
–Вот за нее бы,– предложил Володя,– да троса не хватит.
Размотали трос до конца. Да, не хватает очень много. Лишь на треть расстояния вытягивает трос.
6.
Мы стали действовать в другом направлении. В конце концов, есть же дорога, по которой ездят. Конечно, это условно можно было назвать дорогой. Видимо, в сезон дождей здесь так развозит, что многочисленные глубокие колеи в своем хитросплетении образуют полосу шириной в несколько километров. Кому как удобнее, тот так и едет – и остается эта колея на многие годы. Правда, за все время переезда через Устюрт мы ни разу не встретили машин, если не считать легковушки чабанов, мелькавшие на краю плато в самом начале пути.
Мы взяли с собой сигнальную ракету и решили дойти до вышки и посмотреть, что мы имеем вокруг. Мы ничего не ожидали увидеть нового, кроме все той же пустыни. Светило солнце, цвели редкие цветы, жужжали насекомые, бегали ящерицы, зеленела трава. Но эта была утонченная обманчивость жизни. Это была их, а не наша среда обитания. И все мы прекрасно понимали, что воды нам хватит при самом экономном раскладе на два дня.
И тут случилось чудо. Видать, небеса проявили к нам свою благосклонность, ибо из-за дальнего холма заклубилась пыль, а чуть немного времени спустя, показалась машина. Ехала она, похоже, по параллельной колее, на расстоянии не более километра отсюда. Мы замахали руками и помчались вперед. Пухов потом поотстал, Рустам остановился, чтобы выпустить сигнальную ракету. Я же и Павел бежали к машине. В какой-то момент мы достигли ближайшего расстояния до машины, но потом она стала удаляться. Мы в оцепенении остановились. Одно из двух – водитель или нас не увидел, или же не пожелал останавливаться, приняв нас за какую-нибудь охрану или таможенников. Сработал инстинкт самосохранения. Машина клубила вдалеке еще с полчаса и, наконец, исчезла из виду.
Мы с грустью побрели обратно. Получается, встретить машину – это только полдела, вопрос – остановится ли она. Люди везут свой груз и пекутся о его сохранности и собственной жизни.
Наступил вечер. Нужно отдать должное моим спутникам, никто не пребывал в панике и никто никого не винил, ибо каждый осознавал свою вину в той мере, в какой он допустил подобную ситуацию. Нам нужно было настоять на покупке аккумулятора сразу после того, как выяснилось, что он отсутствует. Нужно было набрать с собой еще запас воды, а не надеяться пополнить его в пути. Все таки, не в первый раз в Азии.
Мы сидели у костра и обсуждали планы. Снарядить трех человек и идти через плато к ближайшему поселку, найти машину и с ней вернуться. Слишком много «но». Предположим, найдем мы машину, а как выйти к этому же месту, когда здесь один холм похож на другой, а их здесь – тысячи? Стоп, а карта с компасом для чего? Да, как хорошо, оказывается, начинает соображать голова в экстремальных ситуациях. Ну ладно, а вода? Соленую пить? Идти по пустыне двести километров – это ведь какой нужно иметь запас воды! И дай-то бог его хоть на себе унести. И вообще, нужно подумать, как сперва из соленой воды сделать пресную. Наши мысли перекинулись на эту тему. Я почувствовал, что в кармане что-то закопошилось. Я сунул руку – это была одна из виновниц нашей вынужденной стоянки. Я вытащил черепаху и опустил ее на землю. Почуяв опять волю, она резво помчалась прочь от костра.
–Нет,– говорю,– теперь-то ты будешь вместе с нами из этой истории выкарабкиваться.
С этими словами я потянулся к ней и опять положил черепашку в карман.
7.
Утром мы сделали опытное приспособление для опреснения воды. Налили полкотелка горячей солёной воды, поставили туда кружку, положив на донышко чистый камень, чтобы кружка не плавала, а котелок плотно обвязали полиэтиленом, получилась полиэтиленовая крышка. Котелок выставили на солнце. Конденсат, который появится на внутренней стороне полиэтилена, должен быть пресным. На середину положили камушек, получился такой вогнутый конус, с которого вода будет капать в кружку. Пока мы завтракали и обсуждали планы, воды натекло с треть кружки. Мы попробовали – это была абсолютно пресная вода. Такой опыт нас слегка взбодрил. Володе было поручено оборудовать еще несколько таких опреснителей из всей имеющейся в наличии посуды. На сегодня решили опять попытать счастья со встречной машиной, поскольку идти по пустыне без воды все равно было бессмысленно.
Мы разошлись по обе стороны колеи. Рустам с Пуховым пошли в сторону вчерашней машины, я же с Павлом Витальевичем в противоположную. Зашли за один холм, другой. Оглянулись, чтобы не потеряться. Мелкими порциями пили воду – так меньше наступает обезвоживание. Зайдя на очередной холм, внизу мы увидели знакомый нам техногенный хаос среди раскуроченной земли. Подошли поближе – повсюду валялся керн, буровые трубы, консервные банки. Я поднял банку. По выбитой дате установил год, не раньше которого возникло это безобразие. Нога зацепилась за обрывок троса, полузанесенного песком. Трос, трубы… И тут перед моими глазами выплыла березка, обычная русская березка, наполовину сломанная, к вершине которой был привязан стальной трос.

8.
…И я вспомнил случай, произошедший пару лет назад. Мы ехали на заброшенный рудник, затерявшийся среди башкирских гор и лесов. Была уже поздняя весна, но здесь, в горах, все еще просыпалось, таял снег и весенняя распутица была в самом разгаре. По пути мы заехали на отвалы старой хромитовой шахты. Такие шахты разбросаны по всему Уралу – во время войны лихорадочно, без разбора из подобных шахтенок добывали хром, вольфрам, молибден, ванадий... Теперь раны, нанесенные земле, затянулись, на отвалах вырос лес. К нам навстречу вышел пастух-башкир, по внешнему виду которого сразу было видно, что человек сильно страдает похмельем и спасти его может только бутылка водки. Он умолял нас отвезти его в поселок. Но поселок был в двадцати километрах обратного хода.
–На обратном пути закинем, брат, – говорим мы ему, – но сейчас не можем. Видишь, пробы едем отбирать? Работа...
Он продолжал ныть, делал страшное лицо, но у нас был лимит топлива, да и времени мало.
–Нет,- говорим.– Все понимаем. Извини уж. Было бы что с собой, налили бы тебе сто грамм, но у нас самих нет.
Было тяжкое перестроечное время.
–Тогда желаю вам несчастливого пути и чтобы вам по дороге в шахту провалиться!
Такого оборота мы не ожидали. Ни до, ни после нам не приходилось слышать подобные слова. Даже самый захудалый казахский аул провожает придорожным плакатом «Ак жол!» 5).
И не проехав трех километров, мы увязли в весенних ручьях в каком-то перелеске. Промучились часа два, потом водитель сообразил – намотал трос на ступицу колеса, а другой конец пытался привязать к березе. Но трос не доставал. Тогда он подрубил березку в сторону машины, она наклонилась, и трос теперь можно было привязать к вершине. Машина, словно Барон Мюнхгаузен, вытащила из болота саму себя, медленно вращая колеса и наматывая трос на переднюю ступицу, березка же сыграла здесь роль удлинителя. На обратном пути мы хотели пастуха взять с собой, но он со злостью отказался.
9.
И вот теперь, глядя на буровые штанги и обрывки тросов, я вспомнил эту березу. «Берем,– думаю про себя,– соединяем тросами штанги и трубы, благо их много. Получается своеобразная цепь, которая должна дотянуться до вышки, словом, та же самая березка!». Я поделился своей идеей с Пашкой. Отличная идея. Мы прикинули на глаз – вроде должно хватить по длине и помчались к машине.
Володя возился с самодельными опреснителями и ему удалось надоить уже литра полтора. Мы рассказали ему о нашей находке и идее. Володя обрадовался, стал кричать Рустаму с Пуховым, которые маячили вдалеке. Теперь оставалось, собственно, дело техники. Мы дружно перетащили нужное количество труб, обрывки троса и соорудили некую гирлянду, которую прицепили одним концом к тросу лебедки, а другим – к геодезической вышке. Стали крутить лебедку – трос натянулся и машина медленно стала выкарабкиваться из песчаной ямы на бугор.
Еще через пару часов мы уже ехали, бурно обсуждая наше избавление. По возвращении решили подарить Володе новый аккумулятор. Черепаха постоянно норовила выкарабкаться из кармана. Я вытащил ее и выпустил прямо на спальный мешок, на котором она не преминула оставить шлейф известковой жидкости. Тоже, наверное, переволновалась.
Москва
Июль-ноябрь, 2004


Примечания.
1) чинк – обрыв у плато
2) мазар – могила в Средней Азии и Казахстане
3) торнадо – разновидность смерча в пустыне
4) шор – поверхность высохшего соляного озера
5)Ак жол! – Счастливого пути! (дословно – «белый путь»(каз.))