клей

Я медленно дышу. Тело застывает и покрывается тонкой корочкой клея. Воздух забивается в грудную клетку и жужжит там как муха в паутине. Я не вижу ламп, но знаю, они повсюду натыканы и пялятся, достают до внутренностей и сжигают. Слышится стук каблуков. Он раздаётся по коридору эхом и молотком дробит мозг на мелкие кусочки, потом острым концом протыкает каждую клетку и вынимает по дюйму памяти. Я не помню, сколько времени я тут нахожусь. Стук каблуков сменяется надрывным смехом. Шаги стихают и уходят вниз по лестнице, а смех остается и ещё долго царапает ухо.
Я вижу безвыходные тоннели метро, длинные волосы и ниточки крови на шее. Дышу ей на глаза и протираю платком. Взгляд проясняется, но также безмолвствует. Толстая баба напротив берёт ребёнка на руки и начинает душить. Она ненавидит детей, а этого в особенности. Поезд резко тормозит и останавливается. Пассажиры затихают и задумываются. Я трогаю её тело, прозрачное и гладкое, как стекло, беру в руки, и оно ломается по изгибам. Потом достаю Миллера и долго читаю. Выключается свет, но я продолжаю читать. Лица вокруг искажаются в муке сомнений, некоторые, догадавшись о чём-то, не выдерживают и начинают метаться по сторонам в поисках выхода. Кто-то выбивает окно и выбрасывается, за ним все остальные. Женщина выбрасывает трупик ребенка и достаёт корзину с вязаньем.
Я поднимаюсь по эскалатору, а другие спускаются партиями вниз, и им ещё хуже, но я бы с радостью обменялся с ними направлением. Наверху в воздухе висят капельки неба, и рот разъедает улыбкой. Повсюду пахнет клеем. Пальцы скользят по поручню, и не удаётся упасть. Я не помню, как я оказался здесь.