Испытательный полигон

Борис Стрельников

ИСПЫТАТЕЛЬНЫЙ ПОЛИГОН

И возведя Его на высокую гору,
диавол показал Ему все царства
вселенной в мгновение времени,
и сказал Ему диавол: Тебе дам
власть над всеми сими царствами
и славу их, ибо она предана мне,
и я, кому хочу, даю ее; итак,
если Ты поклонишься мне, то все будет Твое.
От Луки 4,5-4,7

 Из-за высокого роста ему приходилось сгибаться, влезая в машину. Он откинулся на спинку заднего сиденья и сразу же закрыл глаза. Замелькали цветные картинки: какие-то круги, полосы, точки, потом их постепенно затянуло серой пеленой. Машина, урча сверхсильным мотором, плавно двигалась вперед, покачиваясь на поворотах. Ехали уже больше часа, когда, открыв глаза, он увидел темные сосны, вплотную подступавшие к дороге.
 У контрольно-пропускного пункта стояли два автоматчика. Один из них, нагнувшись, сквозь толстые бронированные стекла цепким натренированным взглядом обшарил салон и махнул рукой. Шофер плавно подрулил к серому кубообразному зданию, вылез и открыл ему дверцу машины.
 На ступеньках здания его встретил знакомый врач с добродушной лисьей улыбкой в ослепительно белом халате, из-под которого была видна военная форма.
 - Как вы себя чувствуете?
 - Проверяйте, - коротко ответил он, зная, что процедуры не избежать.
 После врача к нему подошел технический руководитель и лаконично, толково сообщил особенности предстоящего.
 - В крайнем случае, условный знак тот же, - закончил руководитель.
 В сопровождении руководителя он прошел в большой зал, где лучи солнца, проходя сквозь стеклянные стены и потолок, играли в голубоватой воде узкого бассейна, уходящего под низкий свод в противоположной стене.
 Он стал раздеваться, снял пиджак, туфли, хотел снять рубашку.
 - В рубашке и брюках, - напомнил руководитель, сам раздевшийся до плавок.
 Вдвоем они спустились в воду по грудь и побрели к противоположной стене. Под сводом было темновато, они прошли еще немного и остановились перед металлической перегородкой. Перегородка тихо вибрировала, чувствовалось, что в ней действует какая-то мощная непонятная сила.
 - Наберите воздуха, - сказал руководитель, - подныривайте и всплывайте.

 Яркое жгучее солнце ударило ему в глаза. Перед ним расстилалась бесконечная водная равнина. Он повернул голову назад и увидел берег, невысокие горы, зеленый склон, затем пальмы и песок.
 - Полчаса, - подумал он, и поплыл. Он плыл совершенно бездумно, из головы улетучились трудные размышления, постоянная настороженность, оставалось лишь чистое чувство наслаждения прохладной, нежно обнимающей его водой, жарким солнцем, своим крепким телом. Он проплыл примерно половину в хорошем темпе, как вдруг знакомый безотчетный страх откуда-то из глубин его я - возник, разросся и внезапно заполонил все. И сразу же обмякли мускулы, отяжелело тело, сбилось дыхание. Небольшая волна гребнем хлестнула в рот и нос.
 - Спокойно, спокойно, - властно, непререкаемо, так же, как он умел приказывать другим, он приказал себе. И страх медленно, рыча и огрызаясь, как собака, признавшая превосходство хозяина, уполз внутрь.
 Доплыв до берега, он устало растянулся навзничь на теплом песке и закрыл глаза. Когда он открыл их, увидел стройные женские ноги, уходящие ввысь, к голубому ясному небу. Симпатичная молодая женщина опустилась на корточки и посмотрела встревоженным взглядом в его лицо.
 - Вы тоже оттуда?
 - Да.
 - Какое несчастье, я чувствую, что больше никого не будет, ведь прошло столько времени. Я здесь уже часа три. И никого, ничего на горизонте. Но как вы думаете, где мы находимся?
 - Понятия не имею. Думаю, что где-то в тропиках. Нас, наверное, уже ищут.
 - Я тоже так думаю. Что ж, будем ждать. Вас как зовут?
 Он представился, не поднимаясь с песка. Ленивое теплое блаженство постепенно входило в него. - А вас?
 - Зовите меня Мари. Сколько событий за последнее время. Но уж этого я никак не ожидала. Я вообще, к стыду своему, никогда не летала на самолете, не приходилось, и вот, первый раз лечу, и катастрофа. Как страшно было, когда самолет загорелся и стал падать. Я успела еще о многом подумать, пока он падал, особенно одна дурацкая мысль донимала, что лучше бы это случилось на обратном пути из Бразилии, после отдыха, и вдруг раздался треск, и меня выбросило наружу.
 Она сидела на песке, набирала полную пригоршню крупного розового песка и медленно высыпала.
 - Я как-то скользнула по воде, потом зарылась в нее со страшной силой, потеряла сознание. Очнулась от этого жуткого взрыва, пламя слегка опалило меня. Я захлебывалась, но пловчиха я хорошая, кое-как доплыла до этого берега. А с вами как было?
 - Примерно так же. Только мне попался под руки большой деревянный кусок. Я был сильно оглушен и не мог плыть самостоятельно. Пришлось часто отдыхать, держась за этот кусок.
 Он говорил и искоса поглядывал на нее, на ее красивое озабоченное лицо, которому придавало большую прелесть привычное выражение доверчивости и доброты. Черты лица некрупные, точеные, кожа гладкая и свежая, взгляд очень серьезный и ясный.
 - В женщине, как и в еде, главное не красота, а свежесть, - неожиданно подумал он.
 - Я не заметила вас в самолете, но лицо ваше мне как будто знакомо. Вы, может быть, киноартист?
 - Нет, я член правительства.
 - Шутите. Я бы видела ваш портрет в газетах.
 - Правительства, которое правит.
 Мари глядела, задумавшись, в голубую даль. Он вскочил на ноги бодрый, жизнерадостный, отдохнувший.
 - Вот что, Мари. Пока нас ищут, мы не должны умирать с голода.
 - Честно говоря, я уже давно хочу есть, - призналась она. - Вот на этих пальмах что-то висит, может быть, это кокосы. Но как их достать?
 - Это самые настоящие кокосы, - весело воскликнул он. - А ну, подождите минуту.
 Он углубился в лес, прошел с десяток шагов и увидел широкие, как слоновые уши, листья бананов. Сорвал несколько больших связок, желтых, сочащихся липким соком, затем подобрал с земли парочку увесистых камней.
 Вернувшись, он сложил бананы у ног Мари, отошел к ближайшей пальме и бросил камень вверх, в пылающее небо. Камень ударился о ствол, отскочил и вернулся к его ногам. Второй бросок был удачным, несколько орехов, упав, врезались в песок. Он разбил орех ударом о камень и преподнес половинку с белым соком Мари.
 Мари с восхищением смотрела на бананы и кокос.
 - Ловко это у вас получилось. Мне кажется, что мы в раю, где не надо никаких усилий, чтобы получить пищу.
 - Ошибаетесь. На бананах и кокосах долго не протянешь. Но не будем думать о будущем, это всегда омрачает настоящее.
 Они ели истекающие сладким дурманом, желтые, как солнце, бананы и запивали их кокосовым молоком. После еды Мари растянулась на песке в тени пальмы, а он пошел к обрывистому склону, поросшему густой невысокой травой. Осторожно, нащупывая рукой углубления в склоне, он стал подниматься вверх.
 Где-то на середине склона он протянул руку и бережно сорвал цветок с нежно-розовыми лепестками. Спускаться оказалось труднее, но помогали углубления в скале размером как раз под ступню.
 Подойдя к Мари, он торжественно вручил ей цветок. Она уже давно сидела и, затаив дыхание, следила за его восхождением и спуском.
 - Самый красивый сорт орхидеи - "Ванда". Вам повезло, Мари.
 - Знаете, что, - она посмотрела на него своим прямым серьезным взглядом. - Не хотелось бы говорить банальности, но вы - настоящий мужчина.
 - Стараюсь, - бодро ответил он. - Вот что, Мари, я вижу, солнце уже клонится к закату. Эта песчаная площадка, на которую мы выплыли, вдоль берега с двух сторон окружена мангровым лесом. Вы знаете, что такое мангровый лес? Это илистая топь пополам с корнями деревьев. Видите, деревья стоят у самого края воды. Если мы будем куда-либо пробираться вдоль берега - нас или засосет, или мы переломаем ноги. В чащу леса, на ночь глядя, я бы тоже не рискнул углубляться.
 - Что же делать?
 - Ночевать здесь, дорогая. К счастью, я человек курящий и в кармане брюк, чувствую, лежат сигареты и, что в данных обстоятельствах более существенно, зажигалка.
 Он вытащил из кармана совершенно размокшую пачку и миниатюрную ярко-желтую зажигалку.
 - Но прежде всего в лес, за валежником. И не отходите от меня, здесь такие заросли, и что они скрывают, кто знает.
 Целый час они прилежно трудились, натащив большую кучу хвороста, больших обломков сухих деревьев. Один белый отполированный солнцем обломок он положил в середине песчаной площадки параллельно берегу, на него они и уселись, порядком уставшие и вспотевшие. Солнце, хоть и под низким углом, палило, раскаленный песок источал струи жара, колебавшие воздух.
 - Хорошо бы искупаться, - помечтала Мари.
 - А что мешает?
 - У меня нет купальника.
 - Знаете что, раз уж нас свели здесь чрезвычайные обстоятельства, я думаю, можно пренебречь некоторыми условностями. Я отвернусь, а вы раздевайтесь и полезайте в воду. Я вслед за вами. Выходить из воды будем в том же порядке. Идет?
 - Идет, - весело тряхнула головой Мари.
 Когда он подплыл к ней через некоторое время, она застеснялась:
 - Меня, наверное, видно.
 - Ничего не видно, - возразил он. - И бросьте вы эти глупости. Всего несколько часов назад вы могли расстаться с жизнью, а сейчас думаете о пустяках.
 Освежившись, они опять уселись на теплом бревне. Совместная работа сняла с них скованность знакомства, они уже непринужденно болтали, рассказывая каждый о своей жизни.
 - Вы знаете, я до сих пор думаю, что все это мне только снится, - задумчиво говорила Мари. - Выиграла в какую-то дурацкую телевизионную лотерею путевку в Бразилию. Как мне завидовали подруги! Но больше всего ощущение сна завладело мной после посещения врача, когда мне сделали прививки. Стало легко и приятно, и такое чувство, что я смотрю красочный стереофильм. Потом это чувство прошло, особенно когда я шлепнулась в воду...

 За разговорами незаметно подошел вечер с багровым солнечным закатом. Темнота наступила внезапно, как только последний луч солнца исчез за горизонтом. На черном бархатном небе, как бриллианты на бальном платье красавицы, засияли, замерцали крупные звезды, спелым желтым бананом повисла над лесом луна.
 В лесу смолкло щебетание птиц, но поползли непонятные шорохи, треск, шипение и всхлипывание. Вдруг там кто-то пронзительно захохотал, потом заохал, забормотал нечленораздельное.
 - Пора. Он наломал тонких прутиков, сделал из них на песке маленький шалашик и просунул внутрь высохшую под солнцем обертку от пачки сигарет. Щелкнул зажигалкой, огонь с обертки жадно метнулся к сухим прутикам. Через несколько минут, потрескивая и разбрызгивая веселые искры, перед ними радостно заплясало красное пламя. Он непрерывно ломал руками и ногами сучковатые ветки и подбрасывал их в костер, пока на песке не накопилось достаточное количество рдеющих углей. Тогда он притащил несколько более крупных стволов и положил их сверху. Огонь сразу как бы опешил, притих под навалившейся тяжестью, но потом красные языки выбились из под стволов и благодарно стали лизать свежую пищу.
 - Вот теперь все, - сказал он. - Теперь будем только постепенно двигать эти стволы.
 - Я не знаю, что бы я делала без вас. Мне кажется, я сидела бы сейчас, дрожала от голода и страха, и ждала бы, когда меня кто-нибудь сожрет.
 Как бы в поддержку словам Мари, из джунглей раздалось свирепое рычание, и на песок вышел, медленно и неуклюже переваливаясь и задирая к небу голову с острыми клыками, черный, какой-то необыкновенный зверь, смесь медведя с собакой, выглядящий здесь под тропическим небом нелепо и от этого еще более страшно.
 Не теряя времени, он выхватил из костра подходящую головешку, подбежал к зверю и сунул ее в оскаленную морду. Зверь взвыл, и мотая мордой побежал назад в джунгли, а он вернулся к Мари.
 - Вы что, и не испугались совсем? - удивился он, глядя на ее спокойное лицо.
 - Нет, - ответила она. - Может быть, моя способность пугаться была исчерпана взрывом самолета. Или вообще, обилием впечатлений этого дня. А может быть...
 Она подвинулась на дереве и прислонилась к его плечу.
 - Я чувствую себя необыкновенно спокойно с тобой. Я, как маленькая девочка, сидящая на коленях у сильного, доброго папы.
 Он поцеловал ее голову, почувствовав запах сухой полевой травы от ее прокаленных солнцем волос.
 Она подняла голову и он стал быстро, крепко целовать ее лицо, солоноватые от морской воды губы.
 - Нет, - горячечно прошептала она, - не спеши, я научу тебя, ты почувствуешь меня всю.
 - Подожди, - она удобнее устраивалась на дереве, - послушай меня, наберись терпения, сиди молча и жди. И оно придет, к тебе оно обязательно придет.
 Она приблизила свои губы к его губам, и постепенно, легко, без нажима, все увеличивала соприкосновение губ, пока они полностью не прижались, всей своей нежной поверхностью.
 И замерла. Так проходила минута за минутой. Сначала его отвлекали треск веток в костре, шорохи джунглей. Потом он стал все больше чувствовать влажную, теплую, незнакомую, тонкую кожицу губ, ощутил легкие покалывания, как будто что-то очень приятное перетекало в него, расслабляющее томление охватывало его, не прикасаясь к ее телу, он стал слышать гулкий стук ее сердца, ток горячей крови и частое дыхание, и вдруг он остро почувствовал ее всю, молодое упругое тело со всеми его тайными женскими уголками, ее возбуждение и ее готовность принять его.
 Желание затопило каждую клетку его тела, он приподнял ее и положил на теплый песок.
 Потом они, обнявшись, обнаженные, молча смотрели, как играют языки пламени в то затухающем, то вновь оживающем костре, и казалось, что можно так вечно смотреть на игру огня и обнимать, чувствовать друг друга.
 - Мне кажется, что мы с тобой в раю, - сказала Мари. - Ты Адам, а я твоя Ева.
 Под утро он проснулся, подложил веток в костер. Мари крепко спала на подстеленном платье, на боку, вытянув руки и ноги. Языки пламени качались от легкого ветерка, дующего с океана. Свет от костра бегал по ее красивому телу, делая его еще более красивым.
 Он повернулся, быстро добежал до берега и бросился в прохладную воду. Выйдя, он оделся, подошел к обрывистому склону, по которому он еще недавно лез за орхидеей, последний раз взглянул на нее и нажал на кнопку, спрятанную в траве. В склоне открылась замаскированная дверца и он вошел в нее.
 Во время проверки врач спросил его:
 - С ней как всегда? Стереть память?
 - Не надо, - сказал он, немного задумавшись, - все равно ей никто не поверит.
 Врач неодобрительно покривил губы, но ничего не сказал.

 Через час он уже сидел у себя в кабинете.
 Когда он сменил своего предшественника, ему не понравился классический интерьер: дубовые панели, паркет и прочее.
 - Я хочу что-нибудь современное, модерн, - пожелал он. Это желание не вызвало никакого возражения в хозяйственно-административном отделе, все вновь назначенные руководители поступали так, каждый начинал свою деятельность с переделки кабинета.
 Он сам нашел проектировщика, своего бывшего товарища по колледжу, модного художника-абстракциониста и дизайнера. Бывший дружок заломил порядочную цену, да еще считал, что делает крупное одолжение.
 Прошла неделя, он зашел в переделываемый кабинет и не обнаружил почти никаких перемен, только предметы и стены как-то неустойчиво дрожали и текли в глазах. Сам дизайнер сидел за его письменным столом.
 - Как дела? - хмуро спросил он. - Я что-то не вижу работы.
 - Стреляй в меня, - сказал дизайнер.
 - Что?
 - Я сказал, стреляй в меня.
 Он вынул браунинг, постоянно лежавший в боковом кармане пиджака, и выпустил три пули подряд.
 Дизайнер спокойно сидел за столом. Пули как будто растворились, даже на стенке вокруг головы дизайнера не было никаких отверстий.
 - Теперь спрячь его.
 Он положил браунинг в карман, дизайнер нажал кнопку на столе и вдруг предметы и стены как бы поехали перед его глазами. Стол с сидящим за ним дизайнером оказался в другом месте, правее от того, куда он направлял пули.
 Он был заинтригован.
 - Ничего особенного, - небрежно пояснил дизайнер. - Волоконная оптика плюс голография. Я подумал, что это тебе пригодится. Остальную мишуру: облицовку, картины, - сделаем быстро.
 Он перестал вмешиваться в работу друга. Действительно, это могло ему пригодиться.
 Его воспоминания прервал звонок. Звонил начальник.
 - Ты отдыхал на полигоне? Как отдохнул?
 - Хорошо.
 - Мне сказали, что у тебя был приступ сентиментальности. Это ни к чему. Ну, я поправил.
 И положил трубку.
 Сразу же по селектору позвонил его секретарь: - С вами хочет поговорить жена.
 - Хорошо, соедини, - вздохнул он, предвидя очередные нудные выяснения отношений.
 - Ты хотя бы раз в неделю мог ночевать дома, - с места в карьер понесла жена.
 - Я занят работой.
 - Что это за постоянная работа ночами?
 - Не твоего ума дело.
 - Прости, но ты же знаешь, как я скучаю, и дети тоже, - жена, моментально перестроившись, перешла на жалобное нытье.
 Все это повторялось уже не в первый раз, и до чертиков ему надоело.
 - У тебя все? - сухо спросил он.
 - Я разведусь с тобой, - голосом провинциальной драматической актрисы воскликнула жена.
 - Разводись.
 Он положил трубку. Черта с два она разведется, думал он. Разводиться ему не хотелось, лишние хлопоты, да и с детьми отношения осложнятся. Никуда она не денется, она слишком привыкла к комфорту, к возможности не ограничивать свои все возрастающие потребности отсутствием денег. А главное, - главное даже не в этом. Она в круге, в определенном, строго очерченном круге своих подруг и знакомых, с четким иерархическим распределением мест, связанным с положением их мужей, из которого она будет безжалостно выкинута сразу же после развода. Такова их жизнь, высших чиновников государства, и она, его жена, отлично понимает это.
 Новая блестящая мысль пришла ему в голову, а не подкинуть ли ей любовника. Подыскать подходящую кандидатуру в Особом департаменте, из тех молчаливых сообразительных молодых людей, готовых выполнить любую акцию, любое поручение. Собственно, вспомнил он, мысль эта не его, подобной проблемой как-то поделился на закрытом банкете после изрядной порции горячительного один из его коллег. Эффект, рассказывал коллега, поразительный. Жена отвяла, а когда молодой человек по истечении времени испарился, и жена по старой привычке принялась за свое, коллега только туманно намекнул на что-то, как жена отвяла вторично и насовсем.
 В дверях неслышно возник его секретарь.
 - Что еще? - спросил он.
 - Тут, понимаете, нестандартный посетитель. Изобретатель. Изобретение свое референтам показывать не хочет, рвется наверх. Мы таких, как правило, отшиваем, психически ненормальные, но этот производит серьезное впечатление. Уже полгода его маринуем, может примете из любопытства.
 - А, черт с ним, давай! - после разговора с женой хотелось отвлечься.
 В кабинет вошел седой высокий мужчина с правильными чертами лица, но изрезанным глубокими морщинами. Чувствовалось, что и жизнь потрепала его, и сам он обременяет свой мозг незаурядными мыслями. Взгляд его был спокоен и проницателен. Да, он не похож на сумасшедшего изобретателя с бегающим взглядом и суетливыми движениями.
 - Уберите голографию, - сказал изобретатель, - я хочу разговаривать не с изображением, а с живым человеком.
 Он нажал кнопку и пригласил его к столу. В руках изобретатель держал небольшой механизм, похожий на самую обычную мясорубку, только чуть побольше.
 - Я придумал аппарат, который избавит человечество от голода, - спокойно сказал изобретатель. - Не буду рассказывать вам о его устройстве, оно достаточно сложно. Зато принцип действия необыкновенно прост: вы закладываете сюда (он указал на возвышающийся металлический раструб) любое неорганическое вещество, затем вращаете ручку и на выходе получаете фарш, который можно употреблять в пищу. Не скажу, что вкус его всегда приятен, это зависит от исходных ингредиентов, но утоляет голод. Никаких источников энергии, кроме вращения ручки. Хотите, могу продемонстрировать?
 - Пока не надо, - он вяло махнул рукой. - А почему вы не хотите пойти обычным путем, запатентовать ваше изобретение, найти изготовителя или самому открыть фирму по производству вашего прибора?
 - В этом приборе, - изобретатель положил на него руку, - вся моя жизнь, долгий мучительный путь к истине, где маленькие радости сменяются большими разочарованиями, где неверие в успех, как мышь, днем и ночью подтачивает здоровье, сушит кожу, бесцветит глаза, здесь отказ от простых человеческих радостей, и бессонные ночи и тревожные дни, этот прибор - это моя любовь, мой ребенок, смысл всей моей жизни. Я не лишен человеческих слабостей, тщеславие - не худшая из них. Теперь, когда я достиг своей вершины, я хочу все вкусить сполна - почестей, славы, богатства.
 Вы же понимаете, как мое изобретение повлияет на мир. Миллиарды людей живут на земле, и всех их объединяет одно - они хотят есть. Они согласны на скучную, а иногда опасную работу, для того чтобы накормить себя и семью, но до сих пор еще массы людей умирают от голода.
 В юности я прочитал рассказ писателя Кнута Гамсуна "Голод". Меня поразило, что писатель изобразил не физические, а нравственные муки голодающего. Затем я видел, как царь-голод правит миром, как он калечит человеческие судьбы. Бедная красивая девушка выходит замуж за богатого старика, умный отдает свой талант на службу ничтожеству, и нет такого унижения, на которое не пошел бы человек ради куска хлеба. Но пришел конец угнетению, рабской зависимости человека от собственного желудка, наступает царство свободы. И я хочу стать кумиром всех этих людей, хочу, чтобы они молились на меня, своего спасителя. И поэтому я хочу не просто продать свое изобретение, я хочу власти, я претендую на важный пост в государстве. Думаю, я заслужил его.
 - Да, действительно, на сумасшедшего непохож, - думал он, внимательно разглядывая изобретателя. - И умен, с ходу раскусил голографию. Да только, видно, ум специфический, технический, о власти ничего не знает. Но опасен, черт знает что может натворить.
 - Ну что ж, из вашей краткой, но содержательной речи я хотел бы выделить следующее. Конечно, не только голод является единственной потребностью человека, но вы правы в том, что она определяющая. Даже секс уступает ей. Тепло? - но, пожалуй, проблема голода как раз наиболее остро стоит в странах с теплым климатом, - Африка, Китай, Индия, да и борьба с холодом не мучит человека с такой изнурительной ежедневностью. Приобрел раз в год, или даже в несколько лет, теплую одежду и - живи.
 Поэтому я согласен с вами, что ваше изобретение революционно, оно потрясет мир, как ни одно другое. Куда там до него печатному и ткацкому станку, паровому и электрическому двигателю, и радио, и телевидению, и самолетам, и спутникам. Оно, вы правы, освободит человека от самой занудной и обременительной заботы.
 Итак, человек стал свободным. Но нужна ли ему свобода? Человек склонен к жестокости и насилию, необузданному удовлетворению своих инстинктов. Разумом он понимает, что не может жить сам по себе, он просит, он требует, чтобы им управляли, и в то же время его темное, подсознательное толкает его к бунту, анархии. Государство держит его в узде, не дает ему распоясаться и творить беззаконие. И одним из поводьев, укрощающих человека, является голод. Будет ли свободный от голода человек счастливее? Сомневаюсь. Да знаете ли вы, что и без вашего изобретения человек мог бы жить лучше уже сейчас, если бы не бессмысленные войны, постоянно идущие то в том, то в другом месте, если бы заводы производили не кучу оружия, а сельскохозяйственные машины и удобрения. Нет, задача состоит не в том, как накормить человека, а как управлять человеком, как, если хотите, укротить его!
 Воодушевленный, он вышел из-за стола и стал расхаживать по кабинету. Изобретатель молча глядел на него.
 - Но главное, на что вы посягаете, это на стремление к власти. Нет голода, нет и власти над людьми. Да знаете ли вы, что такое власть? Власть - самое великое из наслаждений, испытываемое человеком. Из пеленок человек стремится к власти и всю жизнь эта мучительная страсть сопровождает его. Не удается властвовать над массой, он стремится стать господином в семье, жена хочет повелевать мужем, а муж женой, оба они мучают указаниями детей, желая сформировать их по собственному усмотрению, как бы желая им добра, а на самом деле осуществляя свои властные стремления. Некоторые хотят почувствовать себя хозяевами хотя бы бессловесной собаки.
 Ни вкусная еда, ни роскошная одежда, ни секс, ни богатство не заменят упоительного чувства власти над себе подобными. Вспомните Александра Македонского, Наполеона, Гитлера, Сталина и ... нет им числа. Ради чего Македонский и Наполеон терпели лишения, разделяя тяготы походной жизни со своими солдатами, подвергали себя риску, находясь в самом пекле сражений? Разве Гитлер и Сталин утопали в роскоши и неге, а не довольствовались в быту самым необходимым? Да, были и такие правители, которые не отказывали себе ни в чем, если им это было нужно, но главной их потребностью была власть, власть в чистом виде, а не сопутствующее власти богатство и удовлетворение всех потребностей. Власть, безграничная власть над душами и телами ликующих при их появлении масс, преклонение беснующейся толпы перед вождем, угодливая лесть и страх придворных, обожествление - вот что греет душу властолюбца. Взгляните вокруг - все общество пронизано вертикальными нитями власти, и даже в Библии, если вы внимательно ее читали, Бог жаждет, как простой правитель, прежде всего власти над душами людей!
 Он вдруг резко остановился, затем подошел к столу и сел.
 - Извините, я, кажется, увлекся, - сказал он скучным голосом.
 - Итак, вы хотите войти в правительство, а между тем ваше изобретение делает существование этого правительства бессмысленным. Нет, я не могу и не хочу оказать вам поддержку, хотя и признаю ваше изобретение гениальным. Но оно опасно для общества.
 - Нет, не говорите ничего, - сказал он, видя, что изобретатель что-то хочет сказать. - Все уже сказано.
 Он нажал одну из многочисленных кнопок на пульте. В кабинет зашел молодой мужчина спортивного типа.
 - Проводите изобретателя, - сказал он. - По высшему разряду.
 Изобретатель встал, и не попрощавшись, пошел к выходу. Вслед за ним вышел молодой мужчина.
 - Минуточку, - окликнул он изобретателя в коридоре. - Вам нужно отметить пропуск. Пожалуйста, зайдите сюда.
 Он подвел изобретателя к одной из безличных, различающихся только номерами дверей, одной рукой приоткрыл дверь, а другой ловко, с неожиданной силой, втолкнул изобретателя в комнату. Дверь он моментально захлопнул, а изобретатель, ошеломленный, стал озираться посреди абсолютно пустой комнаты. Вдруг паркетный пол под ним быстро разъехался, а изобретатель, судорожно прижимая к груди свой прибор, полетел вниз.
 Под ним в чудовищной глубине тускло блестели металлические сочленения. Вот человек ударился об них, и они, как бы проснувшись, заворочались и, чавкая, стали поглощать человеческое тело. Гигантская мясорубка дробила кости, перемещала и перемешивала их с мясом. Через несколько минут глубоко под землей из решетчатого отверстия, выходящего в канализационный туннель, вылезла и шлепнулась в сток мягкая розовая масса. Зловонный поток подхватил ее и понес дальше в темное пространство.

 Они летели на вертолете, он и его начальник, невысоко над однообразной местностью, напоминавшей африканскую саванну. Вертолет вел один из молчаливых молодых людей, так часто сопровождающих их в работе, или на отдыхе, и оказывающих разнообразные услуги. Он и начальник держали в руках карабины. Стрекот вертолета мешал разговаривать, поэтому они обменивались короткими репликами.
 - Сегодня у нас будет хороший отдых, - сказал начальник и вытер платком лысину, взмокшую от пота. - Охота - настоящее мужское занятие.
 - Да и в стрельбе надо поупражняться, - поддакнул начальнику он.
 Местность стала меняться. Появились холмы, каменистые уступы.
 - Смотри, - оживился вдруг начальник. - Вот он. В расщелину забился, хитрец.
 Начальник прицелился и выстрелил. Пуля ударилась в щебенку и взметнула фонтанчик мелких камней.
 - Попробуй ты, - сказал начальник.
 Он выстрелил, но тоже не попал.
 - Нет, так мы его не возьмем, - решил начальник. Он дал команду пилоту, и пролетая над расщелиной, сбросил гранату.
 Граната скатилась по склону в расщелину и через минуту расщелина заволоклась дымом. Оттуда, надсадно кашляя, выскочил человек в оборванной одежде и побежал по направлению к саванне.
 Он прицелился.
 - Подожди, - сказал начальник. - Пусть побегает.
 Человек бежал по саванне, пригибаясь и оглядываясь на вертолет.
 - Кто они такие, - спросил он.
 - Убийцы-маньяки, террористы, безнадежные наркоманы. Их доставляют сюда наши спецслужбы.
 Вдруг человек резко повернулся и побежал обратно.
 - Ну нет, к расщелине мы тебя обратно не пустим, - добродушно улыбнулся начальник.
 Огнем из карабинов они преградили ему дорогу. Одна из пуль, видимо, задела беглецу руку. Человек опять побежал в саванну, но уже не размахивал правой рукой, она у него висела.
 Уже полчаса человек бежал по саванне, сопровождаемый вертолетом. Вдруг человек сел посреди желтой выгоревшей травы. Как видно, устал и решил смириться со своей участью.
 Но это не входило в планы пассажиров вертолета. Оттуда сбросили гранату и человек, протирая глаза, кашляя и спотыкаясь, побежал. Внезапно человек ускорил свой бег. Впереди блеснула река, за рекой густой массой зеленели деревья.
 - Надеется спастись, - подмигнул ему начальник.
 Человек добежал до реки и сходу бросился в воду. Тотчас же темно-зеленые бревна, лежащие на обоих берегах реки, зашевелились, и плюхнувшись в воду, поплыли к человеку.
 - Крокодилы, - сказал он начальнику.
 Начальник нахмурился.
 - Я против жестоких сцен. Ты должен помочь этому человеку.
 Вертолет завис над серединой реки. Он тщательно прицелился. В окуляр оптического прицела он увидел плоское, грубое, обожженное солнцем лицо, на котором рельефно отразились низменные страсти, владевшие им. Он плавно нажал курок. Голова плывущего погрузилась в желтую мутную воду. Прошло несколько минут, над водой никто не показывался.
 Назад летели недолго.
 - Славно поохотились, - сказал он начальнику.
 - И выполнили важную социальную задачу, - с важным видом поднял палец вверх начальник.
 Солнце опускалось к горизонту. Они вышли из серого кубообразного здания, направляясь к машинам.
 - Я доволен тобой, - сказал начальник. - Ты правильно решил вопрос с изобретателем.
 - И еще, - сказал начальник. - Я думаю, что этот вечер и ночь ты должен провести вместе с женой. Все должно быть гармонично и уравновешенно. Не нужно лишних эксцессов, ведь она требует от тебя немного.
 - Хорошо, - ответил он.
 Они прошли каждый к своей машине, миновали пропускной пункт с автоматчиками и поехали по широкой дороге в город, к бешеной пляске огней, к бешеной пляске страстей в многомиллионном городе, одном из миллионов диких, великолепных, неистовых, процветающих городов, расползающихся по нашей терпеливой планете, к своим делам, к своим страстям, из которых самой важной, самой нужной казалась им власть.