Снежный человек

Говорят, жизнь в Европе исключительно комфортна. И это - действительно так. С некоторых пор в Старом Свете все стало размеренно, удобно распланировано и… до невозможности скучно. Территория, на которой когда-то селились орды воинствующих дикарей – безжалостных варваров, гуннов и бриттов, вдруг как-то незаметно, под действием губительного влияния цивилизации превратилась в просторную теплую вольеру - среду обитания тихого, законопослушного существа под названием среднестатистический европеец.

В этой современной цитадели порядка и спокойствия уже почти не осталось места благородным понятиям увлекательного приключения и смертельной опасности. Порой кажется, что единственное место, где европейцы смеют еще изредка пытаться рисковать – это фальшиво-кричащие залы казино и преувеличенно-официальные - фондовых бирж. Это - элитарный риск. Все - дистиллировано и продезинфицировано. Вход по клубным карточкам или пропускам, обязательно - смокинг и бабочка, или деловой костюм с галстуком. Любой шаг - только по правилам. Галантные менеджеры встретят, все пояснят, не дадут совершить ошибки: «…Мистер желает рисковать? Советую мистеру поставить на красное. Мистер желает сильно рисковать? Рекомендую покупать бумаги Дженерал Электрик, - завтра они могут сильно вырасти в цене...»

О другой, непричесанной и опасной реальности, полной ярких событий и неразбавленных чувств, той, что течет за пределами их охраняемых особняков и офисов, европейские обыватели предпочитают осведомляться из интернетных сайтов, телевизионных передач или со страниц желтой прессы, которую они, смущаясь, полу-тайком покупают у уличных торговцев.

Эти виртуальные путешествия – еще один, милостиво оставленный потомкам древней азартной Европы аттракцион - приключение без риска, чем-то сродни безопасному сексу. Разве это не очаровательно - находясь на позволительном удалении от страшной, но притягательной оборотной стороны жизни, иметь возможность удовлетворить сокровенное желание, - отсюда, из своего безопасного мирка, открыть заветную щелочку и на секунду оказаться там, за стеной и живо ощутить всю эту обворожительную неприглядность.   

Роберт Айртон, в быту - просто Боб, слыл достойным представителем армии информационных угодников, подвизавшихся на ниве удовлетворения маленьких слабостей и тайных страстей европейского обывателя. Талантливый корреспондент популярного лондонского издания  «Международные расследования», в своих многочисленных репортажах он искусно интриговал, пугал и завораживал, завоевывая среди кичливых европейских снобов все новых и новых поклонников. 

«Расследования» заимели весьма серьезные позиции в капризном и многосложном бизнесе европейской околополитической журналистики, занимая выгодную нишу возмутителя общественного спокойствия. Журнал всегда имел свою, особую точку зрения на основные политические проблемы, отличную от монотонной бубниловки толстых политических еженедельников. Его публикации намеренно содержали четко рассчитанную долю эпатажа, вызова и намека, впрочем, по возможности, без нарушения неписанных, но жестко отслеживаемых властью границ дозволенного. Дела шли в гору, издание узнавали и ждали уже и за пределами Европы, тиражи увеличивались, заставляя конкурентов скрипеть зубами от зависти. Главный редактор шутил, что даже в Советской России ему удалось распространить насколько экземпляров своего детища, и все тамошние читатели на следующий день были вызваны в КГБ. 

На редакцию работала целая команда высококлассных журналистов, но Боб Айртон выделялся даже на фоне своих успешных коллег. В журнале не без легкой зависти поговаривали, что этот ушлый малый благодаря своей хватке из любого прошлогоднего материала о собачьем дерьме сделает убойную сенсацию на злобу дня.

Успехи в работе обеспечивали покровительство главного редактора,   Старика, как называли его в журнале, что в свою очередь давало весьма ощутимые дивиденды. К слову, в свои неполные тридцать лет Роберт уже имел приличную четырехкомнатную квартиру в центре Лондона, престижный «Додж» и солидный счет в банке – залог благополучия семьи – молодой жены и дочери.

Расположение руководства давало также и определенную свободу действий: журналист имел возможность выбирать заказы «пожирней», и порой откровенно пользовался этим, отправляясь куда-нибудь на край света, где, закончив работу, еще некоторое время банально отдыхал за счет редакционного бюджета.

Впрочем, редакционные задания Роберт отрабатывал добротно, и в отсутствии пользы от него мог бы говорить только откровенный недоброжелатель. За последние два месяца он дал журналу как минимум четыре сильнейших многополосных материала, которые, говорят, обсуждали даже на слушаниях в парламенте. В своих отношениях Роберт и редакционные боссы соблюдали неписаное правило взаимного ненападения: Роберт не страдал присущей большинству преуспевающих журналистов звездной болезнью и не кричал повсюду о своей исключительности, а редакция не напрягала его лишний раз без надобности и не доила как корову, оставляя его про запас как тайную козырную карту для наиболее ответственных заданий.

В этот раз с самого начала все пошло по-другому. Неожиданный звонок выдернул Роберта из постели, - ни свет ни заря, в субботу. Звонил сам Главный. Какие там привилегии! Журналисту жестко, без объяснений, было предложено через полчаса прибыть в редакцию. Естественно, все планы на предстоящий викенд летели к черту. Роберту оставалось только гадать, что такое страшное могло стрястись в доброй старой Англии субботним утром, и почему нельзя было начать рабочую неделю нормально, с понедельника. Он попытался вспомнить, не провинился ли чем в последнее время перед редакцией, но никаких серьезных грехов за собой так и не нашел.

Как бы там ни было, шеф всегда прав, и наскоро побрившись, надев строгий, в тон начальственному звонку, пиджак, но – в качестве маленького личного протеста - джинсы (все-таки – это была его законная суббота, что бы они там себе не думали), с завистью посмотрев на мирно спящую жену, Боб поспешил вниз, к машине. 

«За окном - Лондон», - выйдя на улицу вспомнил он невеселую шутку насчет непредсказуемости английской погоды. Сейчас она звучала как нельзя кстати. Выдался тот мерзкий осенний день в преддверии зимы, когда со всей пронзительностью ощущается человеческая уязвимость природе, подвластность капризам островного климата.
На улице сплошной стеной лил холодный дождь. С каким-то неприятно-живым, змеиным шипением сыпал он на дорожный асфальт, грязными фонтанами струился из водосточных труб и полноводными потоками несся по пустынным улицам. И Боб жертвенно стоял посреди этого нескончаемого стихийного бедствия, - без зонта, насквозь мокрый, еще не до конца проснувшийся и злой, тщетно пытаясь открыть никак не поддающийся замок машины. А потом, все-таки совладав с дверью и заведя мотор, -  исступленно жал на газ, вымещая злость на своей безответной железной лошадке, выжимая из нее последние силы, чтобы успеть на ковер к Главному.

Посмотрев на счетчик, он понял, что бензина не хватит, и нужно заправиться. К назначенному времени он определенно не успевал.
      * * * *

В общей сложности, опоздав на час, вконец запыхавшийся, мокрый, он влетел в кабинет главного редактора. При других обстоятельствах и в отношении другого подчиненного Старик, пожалуй, не постеснялся бы в выражениях, но сейчас он лишь пробурчал что-то неопределенное насчет разболтанности пишущей братии и важности выполняемых издательством задач.
Все-таки, шеф где-то чувствовал свою неправоту, понимая, что вытащил бедолагу Боба буквально из-под одеяла, и попытался немного сгладить ситуацию, похвалив журналиста за последний репортаж. Похвала прозвучала достаточно сухо, но Роберт знал из своих источников, насколько взрывным оказался его материал о похождениях  очаровательных польских проституток в Лондоне и их покровителях в руководстве столичной полиции, содержавший почти открытый намек на одного из замминистров Хоум-офиса, как хорошо раскупался тот номер, и нисколько не обиделся на Старика. Пусть притворяется себе на здоровье. Главное - это Роберт уже почувствовал - разноса не предвидится. К тому же, в начальственном кабинете находился еще кое-кто, - маленький, сухонький старичок, и, по-видимому, весь этот словесный антураж начальства предназначался в первую очередь именно ему.

А Главный все рассказывал что-то пространно-пафосное о роли журнала в обеспечении национальной демократии, но Роберт его не особо слушал. Он с искренним удивлением рассматривал человека, с появлением которого был связан весь сегодняшний аврал. Гость, как минимум, оставлял странное впечатление.

Это был не совсем типичный для продвинутого журнала посетитель – какой-то слишком «правильный». На старичке был напыщенный, доисторического покроя костюм с блестящими литыми пуговицами, такой же странный, «средневековый» галстук, затейливо завязанный на откровенно застиранной, старенькой, но до неприличия наглаженной  белой сорочки, из ворота которой змеилась тонкая шея с внушительным кадыком. Все это оканчивалось вверху маленькой плешивой головой с редкими седыми волосами по бокам и морщинистым стариковским личиком посредине, из тех, про которые говорят - «печеное яблоко». На «яблочке» блуждала елейная улыбка и выражение крайней заинтересованности во всем, что бы не сказал Главный. В отличие  от журналиста, старик так ни разу и не оторвал взгляда от хозяина кабинета, даже чтобы оглядеть вошедшего, мерно поддакивая в такт его речи кивками головы.

- Действительно, странный малый, - заключил по итогам своего исследования Боб, - что-то не очень он похож на почитателя журнала «Международные расследования». Такому бы преподавать в женском колледже или в церкви паству причащать, а его зачем-то занесло на фабрику скандалов. Впрочем, - резонно подумал журналист, - клиенты у журнала всегда были разные, посмотрим, что скажет Главный.   

- Ладно, хватит о рутине, обсудим наши перспективы, - будто прочитав его мысли, хитро прищурившись, перешел к делу хозяин кабинета. Уверен, что обрадую тебя, Боб. Мы вновь как никогда нуждаемся в тебе – журнал, человечество и… мировая наука. Насколько я знаю, ты сейчас в отличной форме и не особо загружен.

Роберт хотел было возразить, что именно сегодня-то он как раз и был занят…   занят собой, своей семьей, занят тем, что пытался хоть как-то восстановиться после месячного шатания по лондонским борделям и общения с агентами полиции, но… поразмыслил, и лишь улыбнулся в ответ.
Главный оценил его язвительную улыбку и – старый Мудрый Змей, по-отечески, лучезарно улыбнулся в ответ, показав, что он все понял.

- Окей. Я знал, что ты не откажешь любимой редакции, которая тебя вскормила… и продолжает кормить. - Корпорация «Доктор Павлов и благодарные собаки, - съязвил про себя журналист...

- Планируется небольшая командировка, - продолжал Главный, - максимум на неделю-две, к тому же  в пределах Европы – всего несколько часов лету. Для тебя это – легкая прогулка. А к тому же, оцени, это –  Австрия, - сплошные альпийские луга и лыжные курорты. Заодно и отдохнешь. Но главное – это тема. Настоящая бомба! Это – твой счастливый билет в журналистике!!!

- Внимание, - он сделал замысловатый жест рукой, обращаясь к невидимой широкой аудитории, единственными осязаемыми представителями которой в кабинете были Боб и странный старик - мировое сообщество поручает Бобу Айртону историческую миссию - он отправляется в рискованное путешествие – на встречу с таинственным Демоном гор - Снежным человеком!...

Увидев непонимающе-унылое выражение на лице Роберта, он продолжил свой яростный натиск: - Нет, ты только представь… Снежный человек. Вот он, ускользнувший от всех преследователей и натуралистов. Живой! Огромный, волосатый Биг-фут!!! Прячется буквально в двух шагах от Трафалгар сквэр.  И ты – первый, кто расскажет о нем миру… Вот это – новость! Вот это – шар в лузу! Европа вздрогнет. Это тебе не девки на Даунининг Стрит.

- Непостижим человек, - заключил (опять же про себя) Роберт, - ровно пять минут назад он меня хвалил за этих же самых девок.

- Да, кстати, Боб, познакомься, Сэр Альфред Боул, эсквайр. Член Лондонского научного общества – это он автор исследования, которое тебе необходимо доказать своим новым репортажем-подвигом. Заметь, к делу проявляет внимание и члены королевской семьи. 

Старик, не прекращая улыбаться Главному, закивал часто-часто, как хороший китайский болванчик, приветствуя журналиста. Как это ему только удается так кивать и улыбаться - одновременно в две стороны? Роберт сухо, кивком головы ответил старику - много чести для  всех этих внеплановых визитеров.

- Ну вот, карты понемногу раскрываются, мистер наука. Теперь понятно, откуда ветер дует. Значит, ваши коллеги - кабинетные черви из Академии наук раскопали что-то в дремучих архивах и предвкушают теперь возможность заработать себе хороший научный капиталец. Причем, как обычно, въезд в рай предполагается осуществить на горбу усталого, невыспавшегося журналиста. А с другой стороны, Бобу предоставляется возможность развеять этот очередной всплеск человеческих суеверий, вывести на чистую воду нечистоплотных деятелей науки и посыпать горький пепел на белесую голову этой самоуверенной кабинетной крысы. Но…только не сейчас. Дайте  отдохнуть хоть несколько дней, - взмолился про себя Боб. – И непонятно все-таки, почему именно мы - «Глобальные заговоры, мы же не редакция «Дискавери ченел», шел бы, дед, туда со своими реликтовыми животными. Нет, здесь что-то не чисто.

Все эти рассуждения Боба никак не повлияли ни на благостный настрой речей главного редактора, ни на ширину резиновой улыбки седовласого гостя, ибо их уши не услышали ни единого из его едких эпитетов. Дело в том, что Роберт Айртон действительно имел привычку пройтись по поводу отдельных решений руководства или вообще - побурчать насчет всяческих типов, которые пытаются сделать из него безответную тетушку Салли - козла отпущения, но делал это исключительно про себя, оставаясь для руководства образцом здорового конформизма.

А потому, не замечая, или все-таки - делая вид, что не замечает – молчаливое «фэ» подчиненного, Главный еще некоторое время блистал красноречием. Он еще раз прошелся по величию миссии, напомнил Бобу про доверие редакции, поздравил с выпавшим на его долю журналистским счастьем, посетовал на свои немолодые годы, а то он и сам бы…. 
- А может, чем черт не шутит, - попробовал подбодрить себя Боб, - может, в этих научных обществах не зря коптят небо, и через две недели я возвращусь в Хитроу героем, препровождая присмиревшего волосатого вервольфа на цепи и в элегантном наморднике по коридорам аэропорта посреди слегка ошалевшей туристической публики. Ха!! – тут же укоротил он сам себя, - как бы не так! Нашей Мэри да кабанчика поймать! Ему ли не знать, насколько в Европе давно уже все подсчитано, обмерено и обвешено. Откуда там взяться неучтенной зверюге. Наверное, померещилось науке, и волна пошла…   

Но, в общем, Роберта уже посетило ясное понимание сути создавшегося положения и его, Боба, в этой связи перспектив. В том смысле, что, как не крути, решение за него уже принято, и ехать все равно придется, а потому нужно деликатно намекнуть Старику, чтобы тот заканчивал ненужную говорильню, и дал возможность сосредоточиться на подготовке к командировке. «Но, - Боб тихонечко поклялся себе, - он еще обязательно припомнит кое-кому все эти субботние бдения».

А тем временем, также прочувствовав, что щекотливый момент с объявлением непростого задания уже позади, и сопротивление журналиста сломлено, Главный сам стал закругляться и потихоньку выставлять Боба из кабинета. Он говорил теперь спокойно и четко, не оставляя подчиненному времени на возражения, как бы отдавая последние указания и одновременно прощаясь. 

 - Уверен, с нашей помощью ты скоро превратишься в звезду мировой величины. И можешь не благодарить. Только учти, времени на сборы тебе - по минимуму. Выступление нашего высокого гостя в Лондонском научном обществе  - через месяц, так что для поиска весомых аргументов в поддержку доклада - две недели. С вылетом, я думаю, задерживать не будем: летишь завтра. Подробности задания получишь у начальника своего отдела. Да, кстати, не забудь захватить альпинистское снаряжение. Альпы – не пляжный курорт. …Я надеюсь, научное сообщество по заслугам оценит вклад журнала в изыскательскую работу, не так ли, мистер Боул. Гость, довольный, вновь живо закивал в ответ.   

- Снюхались старики. Ворон ворону глаз не выклюет. Честно говоря, Роберт все еще был зол на Главного. Тот мог бы не выставлять его полным идиотом непонятно перед кем. Хотя… неуверенность Главного, нервозность, с которой тот всучивал журналисту эту треклятую командировку, будь она неладна. Главный же - отнюдь не простачек, и просто так любезностями не разбрасывается. Видимо, - это ответ за какую-то деликатную услугу. А если так – то хватить ворчать, надо выручать Старого. То есть сделать приличный материал и закрыть вопрос. Слетаем, посмотрим и напишем, - не впервой. Единственная проблема – странная тема. Боб  смотрел на вещи трезво и не слишком-то верил ни в снежных людей, ни в ведьм, ни в горбатых гоблинов. Ему понятнее были страсти по безжалостным арабским террористам и ушлым русским шпионам. Он ясно видел, что «снежная» тема никак не тянет на скандал. Более того, эта информация скорее всего вообще окажется пустышкой, и вот тогда – скандал уже обеспечен, но – самому журналу. Или – журналисту. По всему - лучше бы в эту ловушку не лезть, а деликатно отказать. Но разве всунешь свои мозги в чужую, тем паче начальственную, голову.

- Ладно, - настраивал себя на мирный лад журналист, - пусть  - ссылка, пусть – глупая тема, пусть - провинциальная Австрия, переживем! К тому же, шеф в чем-то прав, - может, это как раз то, что нужно ему сейчас - зеленые альпийские луга с мирно пасущимися на них белыми барашками, заснеженные вершины гор, эдельвейсы, романтика, курорт. Может, действительно, посчастливится хоть немного отдохнуть. Благо ученый старикан не напросился ехать вместе. Вот уж точно была бы пытка - с таким попутчиком. А репортаж… если уж так надо, он откопает им и драконов, и оборотней, и даже трехголовых инопланетян, и  пусть они пугают ими друг друга после хорошей дозы виски.

* * * *

Альпинистское оборудование, лыжи и ружья он взял дома. Специфика прошлых редакционных заданий позволила ему в свое время хорошо освоить все это не вполне журналистское снаряжение. В качестве теоретической подготовки он еще съездил в университетскую библиотеку и плотно посидел в Интернете. Толстую папку с материалами научного старика вместе с авиабилетами и инструкциями по взаимодействию с местной туристической фирмой ему передали в отделе. В итоге Боб оказался более чем подкован по теме бытия «снежной» части человечества, и, честно говоря, мог бы уже написать неплохой материал об этих таинственных Ети и без обязательной экскурсии в австрийскую глушь.

Рейс был намечен на полдень следующего дня. Перед отлетом он еще раз посмотрел материалы и фотокопии, переданные ему в редакции. Роберт рассматривал эти стариковские «доказательства» с откровенным скепсисом: вот явно подделанный след огромной человеческой ноги на снегу, вот клоки шерсти непонятного зверя на ветках выкорчеванного с корнем дерева, подпись под снимком – шерсть человека-медведя, и, конечно, «козырной туз» коллекции – сделанные, нечетко, издалека, фотографии, на которых угадывались несколько двуногих силуэтов, вроде тех, какими обычно пестрят свидетельства о пришествии инопланетян. К этому прилагалась безыскусная журнальная статья уже благополучно почившего автора начала века о том, как он наткнулся на логово Снежных людей во время своих скитаний по альпийским лугам ( - Что, казалось бы, там делать нормальному журналисту?!), и как ему с трудом посчастливилось уйти живым из лап кровожадных оборотней.

- Определенно, ничего конкретного на этих снежных людей у научного старика нет, - просмотрев еще раз статью, отметил для себя Роберт, - а снимки, вообще, по качеству и манере исполнения, больше похожи на древние гравюры с соответствующей степенью достоверности. Закончив предварительный осмотр материалов, он пошел на посадку – до вылета оставалось полчаса.

      * * * *

Когда самолет начал опускаться в австрийском Инсбруке, было уже совсем темно. Внизу, в котловине, окруженной заснеженными горами, разместилось с десяток кварталов, окруженных скалами – вот и весь город. Что удивительно – черные горы были опутаны сетью светящихся точек, как будто стая светлячков высыпала ночью погулять по склонам Альп.
- Это местных дома, - пояснил сидящий рядом пассажир, - сидят себе весь год в горах без связи с внешним миром - запасутся летом продуктами и живут в одиночку, плевать на все хотели.

«Мистер Б. Айртон из Лондона» было написано от руки на картонной табличке, которую держал маленький, крепко сбитый человечек в куртке - аляске. Поздоровались. Боб передал встречающему чемодан с багажом, не доверяя, сам взял «специальное» снаряжение, и они направились из здания аэропорта. На улице их ждала машина – не ахти какая, но Боб и не рассчитывал на лондонский шик, для таких мест уже хорошо, если машина на ходу. Маленький абориген же с нескрываемым любопытством рассматривал заморского пассажира. По-видимому, такие клиенты, как лондонский журналист, у него здесь случались не часто.

Он оказался на удивление говорливым, этот крепыш-австриец, будто родился не в здешних - северных, скупых на эмоции широтах, а где-нибудь в горячей словоохотливой Италии. Не дав Бобу и рта раскрыть, он сразу же перешел в словесное наступление.  «Господин Айртон, как там в Лондоне? Видимо совсем тепло, - господин Айртон легко оделся, - на понятном, но с жутким акцентом, английском трещал шофер. - Я сам за границей не был, говорят, у вас в Англии – как в парнике - повсюду кондиционеры, круглый год – смог, даже зимы не бывает.

Роберт только и смог, что усмехнуться, - милая старая провинция, Лондон для них – как Марс, - а вслух парировал, - А у вас здесь, в Австрии, можно подумать, вечная зима?

- Про Австрию не скажу, - тут, в Инсбруке, как и везде в Европе, - все средненько, - ни тепла, ни холода. А мы - не совсем австрийцы – мы тирольцы. В Тироле – действительно, зима так зима, - снежная, трескучая.
- А Тироль - это где? В Италии? – искренне удивился Роберт.
- Тироль, это ни здесь, ни в Италии, он – сам по себе.
- А-а-а…понятно. - только и нашелся, что ответить Роберт, а про себя еще больше подивился непростым перипетиям местной географии.

Погода и впрямь была хоть и не лондонская, но – типично европейская, по сезону, - накрапывал дождь, на земле лежала грязная снежная кашица. На воздухе было неуютно - холодно и сыро. Боб поспешно спрятался в машине и включил обогреватель. - Ну что – поехали?

Машина тронулась и уверенно заскользила по узким городским улочкам, гулко стуча колесами по грубой брусчатке. Шофер знал свое дело. Через полчаса они были уже за чертой города. Дальше шоссе резко уходило в гору.
- До места-то долго еще? - через какое-то время осведомился пассажир. - Не особо, еще часа два-три, я думаю, если только дорогу нигде снегом не завалило -  ответил шофер. - от этого здесь никто не застрахован - горы.
- Да, да, конечно, опять - эти ваши горы, - усмехнулся про себя Роберт, - и где-то в них вы спрятали своих снежных оборотней.

Узкая дорога петляла, забираясь все выше и выше. Вокруг стеной возвышался дремучий еловый лес, но постепенно, с каждым километром наверх, он редел, оставляя все больше проплешин, которые в конце концов объединились в одно большое жухлое коричневое поле. Наверное, это и есть альпийские луга, которыми славятся здешние места, - невесело подумал Боб, - только не зеленые они, а такие же бесцветные, как и все остальное вокруг.

Австриец (или все-таки тиролец?) рулил напористо, машина рискованно летела вперед по горному серпантину, нисколько не притормаживая на частых поворотах, так что порой у седока екало сердце.  Впрочем, нагретый воздух в салоне и мерная тряска в конце концов сделали свое дело – Роберт расслабился, и его сморило в сон. Очнулся он от легкого покалывания в висках, - видимо, они поднялись уже достаточно высоко. Шофер краем глаза заметил, понимающе кивнул.

- Известное дело, - доверительно сообщил он Роберту на своем каркающем немецко-английском, не отрывая взгляда от узкой виляющей дороги, - высота на голову давит. Даже мы, местные, - вроде бы привыкшие, а в там, на вершине – тоже чужие. А уж для заезжих это все – вообще одна блажь. И вам здесь, если по совести - искать нечего… Он на секунду повернулся к пассажиру, и, вроде бы невзначай, пристально посмотрел ему прямо в лицо, словно желая сказать что-то важное, но, не решившись, отвернулся, и надолго замолчал, сосредоточившись на дороге. Боб тоже сделал вид, что ничего не заметил.

Постепенно пейзаж за окном менялся. Пожухлые поляны остались далеко внизу. Появились белые цвета – снег и лед, покрывавшие с замерзшую землю. Слева от дороги теперь шла лишь глубокая пропасть. Город, из которого они выехали два часа назад, казался теперь одним большим серым пятном, и невозможно уже было различить даже отдельные дома. Но - как и прежде, справа от дороги, неприступно высилась каменная вертикаль горы, которая, казалось, так никогда и не кончится.

А вы еще поспите, легче будет, - откуда-то издалека услышал Боб голос шофера. - Время еще есть - осталось два перевала, вверх, вниз и еще раз в горку.
Предложение было излишним. Убаюкиваемый однообразным покачиванием, журналист мирно дремал в теплом кожаном кресле машины. Ему снилась какая-то фантастическая погоня в далеких заледенелых альпийских горах и глаза снежного человека, смотрящие на него из темноты.

      * * * *

Он так и не понял, надолго ли он отключился. Когда он открыл глаза, шофер уже выносил вещи из машины. Вокруг обворожительной белизной сверкал на солнце снег, было ясно и холодно - как и предупреждал местный, - они забрались выше смога.

Дорога здесь кончалась, и дальше шла лишь тонкая тропинка. Метрах в ста выше располагался добротный альпийский домик, разместившейся ласточкиным гнездом прямо на склоне горы. Дом понравился гостю, - крепко сбитый, двухэтажный бревенчатый сруб, - мореный дуб на фоне белых, в тон снегу, бетонных стен. Ради недельного пребывания в таких пенатах иные любители горных прогулок готовы, наверно, выложить тысячи полторы фунтов - один из тех – «ночных светлячков», которые он видел из самолета. На крыльце их встречал хозяин – здоровый, с хитроватой улыбкой, бородатый мужик, с женой и дочерью.

Роберт вышел из машины, размялся, огляделся по сторонам. Хорошо! Чистая, нетронутая природа, где воздух пьется как вино, а вода в лужах чище лондонской крановой, где не видно и малейшего намека на влияние города, - после вечно спешащего, делового Сити все это воспринималось крайне умиротворяющее. И в этой благодати Бобу суждено было прожить целых две недели. Что кривить душой, горная жизнь начинала ему нравиться.

Шофер о чем-то накоротке переговорив с хозяином, засобирался домой, объясняя привычное - Горы. 

Во время ужина обсудили дальнейшие планы. Хозяин вызвался быть и проводником, поскольку знал округу как свои пять пальцев. Договорились, что он расскажет Роберту все местные байки про снежных людей, а также покажет натуру - какие-нибудь бездонные пещеры или заброшенные развалины замков, где эти чудовища хотя бы теоретически могли сохраниться. Это был привычный стиль работы журналиста: сначала необходимо раздобыть «мясо», а уж потом, в муках творчества – изготовить из этого фарша красивую нарезку -  репортаж для продвинутой публики. Мужик откровенно хохотал над необычными просьбами журналиста. По его мнению, кроме как на языках у местных старух, снежным людям спрятаться здесь было негде. Он не мог скрыть удивления, что ради этого стоило ехать из самого Лондона. (Впрочем, Боб в какой-то степени был с ним согласен.) Ели и говорили до глубокой ночи. Боб делал заметки у себя в блокноте в перерыве между рюмками виноградной Граппы, закусывая отменно приготовленными хозяйкой кровяными колбасками и нескончаемой жареной картошкой под соусом странного вкуса из местных трав. Дойдя в конце этого празднества к себе в комнату, Роберт буквально рухнул в постель и тотчас уснул.

Он проснулся рано. Было ощущение легкости: голова оказалась на удивление ясной, а тело – бодрым. Опять же, странно, - очень хотелось есть, как будто он вчера не употребил за раз столько, сколько обычно не мог съесть дня за три. День за окном опять был ярким и солнечным. Боб выглянул в окно и просто позавидовал самому себе. Действительно, он много потерял бы, находясь в эту пору в дождливом Лондоне и не имея возможности воочию видеть эту красоту.

Собирались недолго, видимо хозяин действительно был докой по части походов по местным перевалам. Впрочем, чему удивляться – чем еще заняться такому здоровяку в горах. Роберт спросил про карту. Этот вопрос вновь вызвал снисходительный смешок хозяина.

- Мы здесь живем всю жизнь, и без карты дорогу знаем к любому месту. Вот спуститесь назад в город – там себе купите буклетов с картами, будет что полистать на обратном пути.  Роберт ничего не ответил, - Хозяин – барин, не понятно только, что он так рисуется, тоже что ли – горы на голову давят?

Они прошли далеко вверх, перегнули через перевал, долго бродили по заснеженным долинам и почти затемно повернули назад. Действительно, по пути им встретились какие-то расщелины, правда, не зловещие, а весьма живописные, годные больше для иллюстрации какого-нибудь туристического маршрута. Подумалось, - и вправду, если бы устроить здесь что-нибудь более-менее цивилизованное, - этот край бы преобразился, и деньги можно было бы грести лопатой, а пока он принадлежит лишь ничего не понимающим в бизнесе бородачам, таким вот как этот увалень – его хозяин.

Вечером Боб просмотрел вчерашние записи, сделал новые заметки, посмотрел сделанные за день снимки. Он пытался придумать интригу, которую можно было бы положить в основу статьи. Но врать, как и скатываться до неконкретных банальностей не хотелось. Мысли не шли в голову - видимо, он все-таки очень устал. Он разделся и опять же, в одно мгновение (что значит горный климат!) провалился в сон.

Потом день за днем они путешествовали вдвоем, избирая все новые маршруты. Постепенно погода испортилась, и радости от многочасовых хождений по горам поубавилось. Лыжи, тяжелые от налипшей снежной корки, почти не скользили. Холодный ветер вперемешку со снегом бил в лицо, опрокидывал, не давал идти. Казалось, что не только Ети, но и вообще никакое живое существо вряд ли смогло бы выжить в этих гиблых местах. А хозяин - как будто не замечал усталости журналиста - все шел и шел вперед, угрюмый житель непризнанной страны льдов и снегов. Иногда, сквозь усталость, Роберта посещало странное «де-жавю», казалось, что они уже проходили по этому маршруту в прошлый раз, кружа по безлюдным просторам Альп, но он относил это на однообразность местных пейзажей.

Подходила к концу вторая неделя, а новых ярких материалов для репортажа все не находилось. Боб уже начал понемногу уставать от бесконечных хождений со своим угрюмым проводником. Постепенно приходило осознание бесполезности дальнейших поисков в этих безлюдных заснеженных просторах. Хотелось поскорее возвратиться в Лондон, к семье, друзьям, наконец к Старику-редактору и забыть богом забытую альпийскую глушь.

В один из дней на исходе своего двухнедельного заточения в ледяной стране, он проснулся и не обнаружил, что он в доме один. Роберт не удивился - так уже было раз или два. Хозяин потом объяснял, что они с семьей ходили за хворостом вниз по склону, туда, где еще росли деревья.
Побродив по дому, он остановился перед дверью в комнату хозяина, где ни разу не был. Хозяин не приглашал, а сам он и не напрашивался.

Боба разобрало профессиональное чувство – обыкновенное человеческое любопытство. Он всегда любил оказываться там, куда его не приглашали. Дверь была закрыта на замок. Он  - просто для очистки совести -  наподдал посильней, и вдруг, против ожидания - дверь подалась. Войти, ну хотя бы одним глазком заглянуть в тайную обитель аборигена. Он оглянулся по сторонам, препятствий не было. С совестью он договорится.

Типичная комната охотника – чучело огромного медведя на стене, ружья, травы… У окна стоял большой стол,  на котором лежала большая карта. Странно! Он же сказал, что картой не пользуется, старый враль. Это становилось интересным.

Роберт приблизился к столу. Это действительно была карта местных окрестностей. Что еще более интересно, карта пестрела красными стрелками и нитями только что прошедших ими маршрутов.

Он смотрел на карту на столе, на нанесенные на ней их маршруты, узнавал в них места, где они уже были, и вдруг странная мысль вновь посетила его. При всей бессмысленности и хаотичности поисков, в их маршрутах была система. Как будто старательно его снисходительный проводник избегал определенных мест и наоборот, кружил в одном и том же квадрате, делая вид, что идет долго – долго… Зачем? С тем ли, чтобы его попутчик устал и отказался от поисков… Неужели он действительно подводил журналиста к мысли о бесполезности поисков. Так значит, ему не показалось! Каков хитрец! Но зачем это ему нужно? Деньги Боб должен заплатить ему только в конце, так что чем быстрее уедет журналист, тем меньший доход у него будет. Значит, для него, этого неотесанного мужлана, к которому в дом не постучалась еще цивилизация с ее нормальными товарно-денежными отношениями, его сытое спокойствие в своей снежной берлоге значит больше хороших денег? Вряд ли все так просто...

Роберт еще раз посмотрел на карту. - Ладно, борода тирольская, черт с тобой, я и сам собирался уже было закругляться. Но на последок попробую разок пройтись по твоим владеньям уже без опеки доброй няньки. Особенно там, куда ты меня никак не сподобишь довести. Посмотрим, где мы тут еще с тобой не хаживали? Он еще раз поглядел на карту. Взгляд скользил по топографическим знакам и остановился небольшом плато, отстоявшем от их стоянки километрах в десяти. Что было еще более странным, - это место, наряду с еще несколькими, было обведено на карте жирным красным карандашом.  Вот туда и наведаемся, - решил Роберт. 

По идее, ничто не предвещало успеха, было только интерес и… природное упрямство. Этот мозговой коктейль, он знал, часто оказывалось его шестым чувством, приносившим ему долгожданную удачу. Ну же, не подведи, родная интуиция…
Все тот же нескончаемый пейзаж, час, два, три часа бессмысленного карабканья по пояс в снегу с ненужными лыжами и тяжелым ружьем за плечами... И вдруг, вот она – награда! Вот оно - чудо! Он увидел следы. Огромные, клыкастые, с бахромой шерсти вокруг.

Мгновенно жизнь поделилась да «до» и  - «теперь». Теперь  - он весь превратился в слух, пригнулся, снял ружье с плеча, загнал патрон в патронник и медленно, с охотничьим азартом, двинулся вперед по следу.

И еще через пол часа он дождался его - мига своей славы. Он нашел их – этот спрятавшийся в альпийских горах «парк юрского периода». Метрах в пятидесяти, среди камней он увидел его – огромную волосатую тушу.  Ети сидел на четвереньках и с громким чавканьем уплетал какие-то коренья. Стараясь не быть услышанным, Роберт заворожено наблюдал. Зверь настолько был занят процессом поглощения пищи, что вовсе не замечал человека. Поодаль паслись еще с десяток таких же тварей, рывших снежную корку в поисках кореньев.

Боб пригнулся, попятился назад, но - поздно. Ближайший из зверей почуял чужака, - резко поднял морду, всматриваясь в туман. И он разглядел прячущегося в нем человека, ощерился страшной гримасой, угрожающе зарычал. Поняв, что обнаружен, Роберт поспешно снял ружье с плеча и направил его на зверя. Шутки шутками, а помирать здесь он вовсе не собирается. Патронов хватит на всех. А Ети, скалясь, уже шел на человека. Роберт прицелился. Попасть желательно ниже пояса. Все-таки не хотелось убивать, зверь нужен был живым. - А это, оказывается, самка, - присмотрелся он, - вон как груди бряцают по шерстистому брюху. Смотри-ка, злится, рычит, - зверюга.

Еще секунда – и … Кто-то сильно ударил его в плечо, выстрел пришелся в сторону. «Да ты что же это делаешь, душегуб?! Смерти нашей хочешь!!? - послышался вдруг совсем рядом разъяренный не то хрип запыхавшегося человека… не то рык...  Боб оглянулся и похолодел от ужаса. Прямо за спиной высился еще один  –  гораздо более высокий, - огромный, страшный… И он был уже слишком близко, чтобы успеть перезарядить ружье.

На него с ненавистью смотрели страшные, не мигающие, налитые кровью глаза зверя. Он вспомнил их – именно этот взгляд привиделся ему в забытьи, когда он мчался сюда на свою беду в трясущейся машине по скользкой горной дороге.
Роберт попытался уклониться и все же перезарядить ружье, но не смог – зверь не дал ему и секунды. Новый, огромной силы удар когтистой лапы обрушился на него, порвал куртку и сбил с ног, а ружье отлетело на несколько метров.

Он попытался подняться на ноги. Только бы уйти, избежать этих ужасных лап и клыков. Но зверь не оставлял ему и малейшего шанса. Его злобное рычание раздавалось прямо за спиной. Еще секунда, и чудовище запросто сожрет его живьем. Страх придал силы. Роберт сделал неимоверное усилие, и прыгнул наобум, куда-то в сторону, пытаясь в прыжке оторваться от страшного преследователя. Ему это почти удалось, как вдруг он почувствовал, земля уходит из-под ног, и он неумолимо скользит вниз по склону к краю утеса.

Из последних сил, хватаясь руками за воздух, он отчаянно пытался восстановить равновесие и остановить падение, но не смог. Через мгновение он, неуклюже распластавшись, летел вниз, в ледяную бездну. Ну вот и всё, - зажглась и погасла в мозгу последняя мысль. 
Дальше была долгая черная пустота.

Он очнулся внезапно и болезненно. Он лежал на своей кровати в том же хозяйском доме. Все тело ныло, а при попытке пошевелиться – боль утраивалась. К тому же – он был связан. Боб напряг глаза и смутно видел склонившееся над ним лицо хозяйки, и строго и одновременно участливо смотревшей на него. Боб попытался что-то спросить, но губы не слушались. Видимо, он был еще очень слаб – не то что двигаться, смотреть и думать было невозможно. Любая мысль отдавала резкой болью в голове. Хозяйка заметила, что он очнулся, приложила палец к губам, призывая его к молчанию, и позвала кого-то из глубины комнаты.   

«А, проснулся, бедокур! – над Бобом нависла огромная фигура хозяина. Это же он – это он был там, и чуть не убил меня, - в ужасе догадался Боб, попытался укрыться, но не смог – не пускали веревки, да и боль сразу же напомнила о себе.

- Небось, не трону, - хохотнул хозяин, но смех у него был жесткий, откровенно злой. Ну вот, что, гость дорогой, ты лежи, слушай и запоминай. А ты – цыкнул он на жену, - иди на кухню, постряпай там чего-нибудь, здесь мужской разговор будет».

- Так вот, - обратился он опять к бессильно распластавшемуся на кровати журналисту. - Не знаю, зачем ты к нам сюда приехал, но домой тебе возвратиться есть лишь один способ, и это я буду решать, отпустить тебя или оставить.   

- Ты тут подумай на досуге над моими словами, благо время у тебя будет, а я тебе сейчас скажу свое. Тебе виднее, конечно, как поступать и что думать, но я тебе напомню, что жив ты сейчас только моими стараниями. 
- Так это ты меня вытащил, - спросил Роберт.
- А то кто же. Лежал бы, мил человек, ледяной до весны в расселине, как в холодильнике, а потом бы с помпой твое чучело вытащили, чтобы похоронить. А зачем – и сам не знаю, жена вот попросила, не хочет грех на душу брать. Да вот еще, есть одна мысль – не хотим мы внимания, гибель иностранца, журналиста, - ни к чему это нам, вот и думаю с тобой кой о чём договориться. Ты слушаешь?  Боб кивнул.

- Тогда дай-ка я тебе кое-что объясню, мил друг. Может быть, ты что-то там и увидел в горах, инопланетяна в консервной банке или черта с рогами, да только, послушай ты меня, старого и поверь на слово: все это - бредни сумасшедшего, проломившего себе череп о трухлявый пенек. А правда во всем этом лишь то, что я тебя вот этими руками из расщелины бездыханного вытащил, а жена вот тебя, болезного – выходила.

- Вы – не люди, вы оборотни, - прошептал Боб.

- А ты, кажись, дурак упертый. Вроде все видел, а так ничего и не понял.  Ты послушай, да по совести посуди. Земля эта - наша. До последнего деревца, до жалкой травинки. Такие как ты здесь - раз в сто лет появляются, да и надолго не задерживаются. Не нравится вам здесь. Не развито, не современно. А мы, вот такие несообразные, живем здесь испокон веков, и еще долго проживем, если никто мешать сильно не будет. 

Ты же видишь, жизнь наша - тихая и неприметная, и шумиха твоя журналистская здесь ни к чему. Я хотел по-доброму с тобой разойтись – погулять, показать красоты. Так ты не хочешь, все норовишь в замочную скважину посмотреть. Уж как ты нас нашел – не спрашиваю, хотя смекаю, - дверь то ко мне в комнату так и не закрыл. Но – ты знаешь нашу тайну, и с этим нужно что-то делать.

 Знаешь, я тут с тобой лясы точу, а может – и не стоит того? Ты мне лично не жалок вовсе. Была б моя воля, то может, и по другому у тебя сложилось. Но – жена, дочь опять же, - бабы сердобольные, не дают мужику воли. Даром что ты их чуть не сгубил.

Так что вот тебе мое условие – поклянись. Ты нас забудешь. Выздоровеешь и уедешь по-хорошему. И нас забудешь. Без в ваших Европах жили, и еще сто лет проживут.

А если… - Роберт попытался возразить.

А ежели ты хитрить вздумаешь, то позволь тебя по-хорошему предупредить. Ты нас всех не знаешь, а мы тебя уже – как облупленного. Вот, и бумажки твои все просмотрели, пока ты тут, болезный, валялся.

Он показал ему его паспорт. - ты нас сумел найти, а мы тебя еще быстрей найдем – в следующий раз спасать некому будет - даже в Лондоне люди умирают.
Роберт через силу приподнял голову, взглянул в глаза хозяину. – Я не боюсь шантажа.

- Какой же шантаж, помилуй бог. Я и слова-то такого не знаю. Это просто возможность честно с тобой раскланяться, разойтись по хорошему. Вроде бы мы и пивали вместе, и в снега ходили – кажется мне, что все-таки человек разумный, сможешь меня понять. Поэтому, милый гость, рассматривай мною сказанное как добрую просьбу. Опять же, надеюсь, что ты человек слова, достойный значит, не обманешь, тех кто тебе жизнь спас. Слабая, правда, надежда, на честное слово журналюги?!  Что скажешь??

Роберт задумался. Он понял, что убивать его вроде бы не собираются, и понимал, что можно легко дать любые обещания, лишь бы сбежать из этого плена, только вот… он ведь действительно хотел убить их, а они спасли и выходили его. Впрочем, он еще слишком слаб, чтобы долго думать, и решил отложить решение столь щекотливого вопроса на потом, когда окажется в Лондоне.

Хозяин сидел рядом, ждал. Нужно было давать ответ, и Роберт решился.

«Я согласен, при одном условии. Если…. вы мне расскажете все до конца, только для меня, ну... хотя бы в самых общих словах».

Теперь задумался Хозяин, оценивающе глядя на него из-под тяжелых бровей. Потом усмехнулся, по-видимому, приняв какое-то решение.

Странные вы, пришлые, все-таки – шебутные какие-то. Вот ты – еще одной ногой в могиле стоишь, а опять носом крутишь, любопытствуешь, вопросы нескромные задаешь.

- Хорошо, - давай, слушай. Что тебе рассказать-то. Человек ты вроде не совсем глупый – кое-что подглядел, что-то само открылось, остальное и додумать можно. Да и секретов нет здесь особых. Вот он я - весь перед тобой - простой сельский мужик. Семья вот моя – две бабы глупые, старая да молодая. И всю жизнь живем здесь – на равнине не хотим и, наверно, не сможем. Без этого синего неба, без чистого воздуха, без гор. А я так вообще людей не очень люблю, когда много, особо, уж не обижайся - таких как ты, умников. И таких как мы - в горах немало наберется.

Ну а о том, что там, наверху ты видел, скажу просто. Это – тоже мы. Поймешь ли, - порой чувствую – так хорошо, что не передать словами, словно говорит со мной природа, запахами манит, шорохами, ветрами. И ведет тебя куда-то, как слепого, и совладать с собой не могу. И когда это наступает - другим становлюсь, ухожу далеко, брожу по горам. Бабы мои - тоже нашенская порода. Так и живем здесь, своим уставом. И вроде никому от нас вреда нет. Роберт поневоле улыбнулся этим словам.

- Ну, может и есть небольшой вред, да только тому, кто сам  напросится, - поняв улыбку Маркуса, хохотнув сквозь усы, ответил хозяин.

Вот, пожалуй, и всё, - но ты теперь должен пообещать. Мне. И им – которым ты чуть жизнь не порешил. Здесь. Перед лицом моей семьи. Своей семьей поклянись. Родители еще живы? Тогда и их здоровьем клянись. Жизнь за жизнь – а бог на небе все следит, и твою клятву в свои книги запишет. НУ!!?? Бабы, ну-ко быстро сюда, - крикнул он, и они мгновенно впорхнули в комнату, как будто ждали за дверьми. Клянись! – властно приказал хозяин.

Клянусь, - тихо сказал Роберт. а что еще ему оставалось.
Ну вот, теперь ты мой должник. Обещал, помни. И вы помните, - через плечо прикрикнул он на женщин. Теперь отдыхай, сил набирайся, дома тебя поди заждались. И помни!!! - Он погрозил больному огромным заскорузлым пальцем и отошел от кровати.

Да, да, я же дал слово, - от продолжительного нервного разговора, Роберт внезапно  почувствовал большую слабость, мысли закружились у него в голове и он вновь потерял сознание.

Через несколько дней он уже мог самостоятельно передвигаться с помощью палки-костыля, которую хозяин принес ему из своих новых странствий по горам.
И настал день расставания. Рано утром за окнами послышался гудок автомобиля. Как и в день его приезда, машина смогла  доехать лишь до маленькой площадки метрах в ста вниз от хижины. Роберт взял свои пожитки и кивнув хозяевам, стал осторожно спускаться по тропинке вниз.

Внизу его кивком приветствовал коротышка шофер, тот же, что привез его сюда из долины. Роберт только сейчас разглядел, что тот был очень похож на хозяина хижины, - такая же крепость фигуры, те же черты лица, подобие бороды, шоферу не хватало лишь великанской стати хозяина - но сейчас это почему-то нисколько не удивило его, - Тироль, мать его, горы. А среди Ети, наверное, тоже случаются миниатюрные экземпляры.

Он обернулся и посмотрел вверх. Муж с женой стояли на крыльце и смотрели ему вслед. Маркус остановился на секунду, махнул им рукой на прощание, и переведя дыхание, вновь двинулся вниз к поджидавшей машине.

Все-таки зря я вас, баб, слушаю, – не поворачивая головы, одними губами, задумчиво произнес хозяин, провожая взглядом удаляющуюся фигуру гостя. – Надо было оставить его там, в горах. Наведет он на нас беду. Не верю я ему.
Не мешай ему. Пусть уходит. Бог ему судья. – отрезала жена, и, как бы в дополнение к сказанному, больно сжала своими маленькими пальцами огромную мужнину ладонь.

Уже у самой машины Боб, почувствовав что-то, в последний раз оглянулся. Там, вдалеке, почти уже неразличимые, на фоне заснеженного склона, они все еще стояли на ступенях своего дома, провожая его, - мужчина и женщина, снежные человеки, которых он чуть не погубил, и которые спасли ему жизнь. Несмотря на расстояние, он заметил, как хозяин подносит указательный палец к губам, напоминая ему о его обещании.

Не беспокойтесь, - с какой-то странной грустью мысленно простился он с ними, - не беспокойтесь и прощайте. Хороните себя заживо в вашей милой глуши, стерегите свои тайны, а я - возвращаюсь домой.

Разгадка оказалась слишком простой. Вновь, как и всегда, он добился своего, но удача в этот раз не радовала его, как раньше. Наоборот, он ощущал, как все внутренности его почему-то сжались в холодный болезненный комок. Он попытался отвлечься, сосредоточиться на чем-нибудь хорошем, но мысли либо разлетались, как невесомый пух, либо причиняли острую боль, как маленькие, воткнутые в виски иглы. Так скверно ему, пожалуй, еще не было никогда.

Каким-то шестым чувством он понимал, что назад уже ничего не переиграешь. Ибо произошло нечто важное. Не там, на вершине, а внутри него, - в мыслях, в душе, даже - в жизни. И это что-то сыграло с ним злую шутку - он уже не чувствовал себя тем энергичным молодым писакой, без страха и упрека, легко ставившим на кон свою и чужие судьбы ради куража новых побед.

Словно открывшаяся ему в этих унылых горах странная правда сломала какую-то важную пружину внутри, и исправно работавший механизм вдруг дал сбой.
Вряд ли он захочет рассказать хоть кому-нибудь обо всем случившемся. И дело не в том, что он до сих пор не был уверен в реальности всех миражей, которые прибредились ему в отсутствие кислорода на далекой ледяной вершине. И не в честном слове, данном далекому бородатому аборигену. Просто его поразило осознание простой истины: найденная им в горах чужая тайна для этого маленького народца была в тысячу важней любой из праздных оценок, ожидавших ее там, внизу, на глянцевых обложках. А может, и в данном слове - тоже.

* * * *

Можно сказать, ему повезло с ранением, оно нивелировало неприятные последствия и возможные разбирательства в редакции, - его встречали как воина, пришедшего с поля боя. Сказалось и то, что злополученный научный дед, с которого все когда-то началось, сподобился получить свои тысячи фунтов премии (вот, черт возьми, в чем было дело!)за доклад о Ети и без поддержки в виде пи-ар акции журнала.

Все вроде бы благополучно разрешилось само собой. Он сумел утрясти это с Главным, и ни через неделю, ни через месяц после возвращения журналиста в Лондон планировавшейся статьи о снежном человеке в известном журнале «Международные расследования» так и не вышло. А еще через месяц Боба уже ждали новые темы и новые опасные задания. Жизнь не стояла на месте, а журнал должен был поспевать за ней. Но еще долгие годы в памяти Боба ярким зеленым огнем горели глаза зверя, оставшегося там, в Альпийских снегах, доживать свою странную двойную жизнь.

Инсбрук – Шнитц – Вермель - Москва – Валлетта,
2002 - 2004 г.г.