Двадцать третий бидон Кандитату в президенты...

Смех и слезы
(Пометка клиники: рецидив синдрома «П»)

                Смех

     Новенький наконец заснул. Он лежал в реанимационной одиночке под взглядом гипнотизера, высвечивающегося на экране монитора. Штатный гипнотизер в это время находился в удалении от парапациента, лежа в супружеской постели со старой парапациенткой.
Спать не пришлось, его покой нарушили лорды, подсунув под дверь палаты петицию: «Мы прозрели! Онемение погубит всех! Мы знаем про вас все!»
«Б» метался по постели, сбрасывая на пол одеяла и подушки. Качаясь от внезапного пробуждения, он подошел к зеркалу и увидел измученное и перекошенное страдальческой улыбкой лицо.
«Неужели это я?» – выразили недоумение его глаза…
Что-то потянуло его к семейному альбому, который полагался необходимым в заведении и укладывался в сумку, авоську, чемоданчик при отъезде из нормального мира.
Взглянув на себя,  запечатленного в детстве, глядящего с черно-белой фотографии из блаженной немоты прошлого, он воскликнул:
– Неужели это я? –  и упал на ворсистый ковер.
Телефон, который поставили ему на грудь лорды, не умолкал. В сомнамбулическом состоянии он поднял трубку. Звонил директор программы. Он умолял срочно приехать, так как огромная толпа митингующих буквально обложила подъезды студии.
«Вернуть «правдоруба»! Не душить четвертую власть!
Не отдавать Курилы японцам, Крым – киевлянам! Приватизировать Гольфстрим! Куросио повернуть вокруг и пропустить в Берингов пролив!
Юрия Деточкина, популярного героя кинофильма «Берегись автомобиля», назначить начальником налоговой полиции!
Землю отдать трактористам. Трактористам дать тракторы!
Летчикам дать самолеты и поесть!
ГИБДД разрешить брать штрафы на месте!» - бушевала толпа.

«Артист! Они уже здесь, под нашими окнами, а мы за вашими дверьми!» - кричали лорды.
«Мы предупреждаем вас, - или вы с нами, или толпа, наигравшись, раскусит вас, и тогда вас ждет пустота, забвение. Вы окажетесь на свалке.
На свалке общества и истории!
Еще не поздно! К окну приставлена пожарная лестница. Решайтесь! Промедление смерти подобно!» – процитировал напоследок лорд Прокмен, наконец-то подобравший отмычку к двери палаты, и, жутко захохотав, обрезал телефонный провод и исчез в проеме окна.
Пациенту «Б» снова надо было облачаться в «А». Он увидел шефа, внимательно разглядывающего в бинокль его окно, из которого выпрыгнул на водосточную трубу черный кот. Шеф стоял в окружении личностей в черных длиннополых пальто, шляп и кепок, принадлежность владельцев которых к определенной категории лиц не вызывала сомнения.
Подчиняясь логике событий, «А» мог комфортно спуститься по лестнице, доехать – куда довезут, и сказать,  что нужно.
«Но не то, что думаешь!» - застонал несчастный потомок найденыша бродячей труппы, ступив в оконный проем,  и полетел.
Справа от него летел желтый, а слева – синий дельтаплан,  оба походили на летающих крокодилов.
– Какой сегодня день? – спросил желтый.
– Пятница! – ответил синий.
 – Надо же, третий день летим, и все – пятница! – задумчиво сказал желтый.
Над Тауэром, после того, как они пересекли гринвичский меридиан, «Б» спросил, - не замерзнут ли они, так как впереди была Гренландия, на что дельтапланы, почему-то промолчали.
– Кажется, это здесь! – сказал синий, показывая на льдину с красной палаткой, около которой стояла телекамера, а вокруг нее бегали люди с кастрюлями, крича: «Суп готов!»
– Похоже, да! – отвечал желтый, начиная делать вираж для приледенения.
Синий открыл клапан и стал обмякать и, обмякнув, содрал с себя маску и превратился в главврача Нудистова, сидящего в креслице дельтапланериста с моторчиком за спиной.
Желтый, проделав тоже самое, превратился в «Крепыша».
«Крепыш» возглавлял отдел по борьбе с синдромами. Он с жутким хохотом проговорил: «Суббота, 30 марта. Справа – деревня Домкино, слева – Тверь. Суп готов!».
Пациента сопроводили в огромную штабную палатку, где за столом, времен Людовика IY, восседала «И», Истомина, «ИО» всех, по прозвищу «Истязалова».
– И, что ж ты, милый, задержался? – запела она на мотив «Враги сожгли родную хату», на что Нудистов пропел в тон ей и на тот же мотив мягким баритоном:
– Извольте-ка вы расписаться, доставлен в целости объект! –
«Оперетта» закончилась тем,  что он снял такие милые блестящие стальные браслетики с рук пациента.
– Предупреждаю вас, коллега, что у объекта хронический синдром «П», с непредсказуемыми по времени рецидивами – добавил он,  но уже тихо.
– Любит кукольный театр и, вообще, - сентиментален. Поэтому мы и поставили макет Тауэра силами безработной киностудии имени Горького, чтобы он чего не заподозрил. И,  вверяя его вам, надеюсь на гуманное обращение, – завершил главврач.
Он привычно не обращал внимания на пациента, у которого как раз и начинался приступ, так называемого синдрома «П», о котором он никогда бы так и не узнал, если бы не попал в клинику Нудистова, научные разработки которого не оставляли никаких шансов ни одному человеку остаться без какого-нибудь синдрома, исключая, естественно, только самого разработчика.
Пациент, принадлежавший к четвертому поколению «П-синдромников», был рожден нормальным, без «фиги», но с уже ослабленным иммунитетом против вышеописанного синдрома.
Он с удивлением разглядывал «фиговые листочки», прикрывающие «торжествующую норму», и поэтому относился к обязанностям очень серьезно.
Ему и сейчас предстояло превратиться в «артиста» и поверить в то, что он скажет перед телекамерой, установленной на льду. С ним уже работали гримерши, в руках он держал текст, напротив, вперив в него немигающие глаза, сидел гипнотизер.
На льдине все затихли!
Стоя перед телекамерой, одетый в костюм полярного путешественника на фоне нескольких лохматых дворняжек, собранных в кучу остатками супа и развернутого дельтаплана, возле которого лежал прирученный белый медведь из тверского зверинца, Арлекинов, который был на самом деле Бездарь-Безродновым, он же – пациентом, произнес первую вступительную фразу, так надоевшую и набившую оскомину за годы его работы:
«Уважаемые зрители нашей программы!
Я приветствую вас из далекого Заполярья, с земли Санникова, с Мыса Доброй надежды, куда занесло меня в поисках той правды, которую вы все ждете!»
Бедный «А» не знал, что говорить дальше, но постепенно роль захватывала его, и он, вдохновляясь с каждой фразой, продолжал:
«Я ее еще не нашел, но близок к ней. Чувствую, что она где-то есть и, по-моему, рядом!» - при этом он посмотрел на Истязалову,  стоящую близко, но не в кадре.
«Я близок к ней и вернусь к вам с ней! И она всегда будет с вами!
Путешествие идет без «сучка и задоринки», если не считать, что в первой же деревне за кольцевой дорогой маня задержал патруль нашей славной милиции, зачислив меня в категорию «бомжей».
Это Горький, он же Пешков, мог бродить вместе с Шаляпиным по своей родине куда угодно с посохом, и их никто не останавливал. А вам не дадут неорганизованно пройти даже до ближайшего поселка.
Это Чехов мог себе позволить просто съездить на Сахалин, Гоголь – просто в Италию,  Пушкин – просто в Болдино, Радищев – просто в Москву из Санкт-Петербурга, или наоборот. А мы? Кто мы? Бомжи!
Но нет ничего правильней, чем бомж в поисках правды!
Я видел алмазы только на ночном небе в полярную ночь! Я видел алмазы в оружейной палате на шапке Мономаха!
Где алмазы? Где сокровища наших недр? В недрах? Отвечаю,  – они везде!
Вы,  дорогие зрители нашей программы,  вы и есть алмазная россыпь среди массы пустой породы «незрителей» нашей программы!
Ни один алмаз не принесет столько радости, сколько даст вам общение с нами. Одна только весть, что вагоны с алмазами уже в пути, доставит вам радость, не сравнимую с той, которую вы испытаете при виде алмазов.
Так вот, - они в пути! И доедут! И когда мы покроем алмазами, вместо асфальта, все дороги и тротуары, жизнь наша станет прекрасна, как небо севера в полярную ночь.
Я встретил на льдине одного скандинава, который согласился продать нам Гольфстрим. Все дело только в доставке. Скоро, скоро мы увидим его. А там возьмемся и за Куросио!
Насчет Цунами уже идут переговоры. Проблемы только с упаковкой, но это дело недалекого будущего. Реальным сроком его доставки можно рассматривать конец реконструкции Москвы, а это в нашей компетенции. Вот, когда завершим, - тогда и прибудет. Предполагаю, что его поместят внутри статуи Петра первого.
Насчет Сирокко давно достигнуты договоренности с индонезийским племенем «Дуй-Сух-Вей». Они согласны дунуть, но у сирокко очень низкая проходимость, - вязнет на наших дорогах. Дальше Пензы не пройдет.
Лучше нацелить усилия на Пассаты.  Только благодаря им Кук обогнул Африку, Магеллан открыл Соединенные Штаты Америки, Америго Веспуччи – Бермуды, даже не подозревая о существовании России с Татарстаном, Башкирией и Мордовией,  дружественных нанайцев и чукчей.
Встретил я в пути и немца, старого друга. Настоящие друзья познаются в беде. А беда наша – тайга! Так вот, скоро они избавят нас от нее. Позвали на помощь братьев финнов из-за линии Маннергейма, венгров и болгар, бежавших когда-то с русской равнины от туров и зубров, обглодавших наши заповедные леса в районе Грязей под Воронежем.
Миром – на чужую беду! Венеция давно стоит на наших мореных дубах, и недалек тот день, когда на них будут стоять и сидеть все, кроме нас. И мы, наконец, вздохнем свободно без дубов, кедров, берез, кленов, елей, сосен, осин, ольхи, тополей, ясеней и можжевельника. Среди русского раздолья, приволья и тишины.
Дорогие зрители именно нашей программы,  доверительно и по секрету, передаю привет от Лукойи, ну, помните сказочника по имени Оле! Он писал с натуры портрет снежной королевы, когда я прибыл на северном олене. Он назвал гениальной идею избавиться от нефти и газа. В Амстердаме давно уже все ездят на велосипедах и полной грудью вдыхают чистый воздух равнины, по которой бегают радиоуправляемые коровы с колокольчиками, потому что от их звона увеличиваются надои молока.
Испанец с соседней льдины, прямой потомок Дон-Кихота, потерявший кошелек на Ярославском вокзале, тоже просил передать, что с фанерой все в порядке. Ее много! Хватит на всех!
Представьте, дорогие зрители именно нашей программы, что у каждого в недалеком будущем будет свой маленький фанерный самолетик, сделанный из отходов наших буков, грабов, кедров и лиственниц.
Не надо чугуна, стали и сплавов! Они препятствуют подъемной силе крыла.
Каждый сможет летать на изящных фанерных коробочках куда угодно, хоть в Австралию и даже улететь навсегда! Захотел –и улетел из этого прекрасного раздолья, приволья и тишины.
Для тех, кто решится улететь навсегда, предусмотрены и совсем небольшие самолетики, - два на ноль, запятая, пять, обитые ситчиком и перевитые лентами, в сопровождении беспилотных  фанерных бумерангов, в виде венков, брошенных когда-то в Дунай.
ГИББД тоже пересядет на фанерные самолетики, только другого цвета, желтого с фонариками и будет следить за воздушным порядком и брать штрафы на месте, в виде баллончика с кислородом, которого не будет хватать из-за нарушения озонового слоя и отсутствия хлорофилла, содержащегося в листве деревьев, пущенных на диваны и карандаши.
Когда все куда-нибудь взлетят, на свободную от лесов, туров, зубров и кабанов равнину придут турки, очень любящие нас со времен Ататюрка, и построят большой магазин за взлетной полосой, в котором будут продавать кожаные шлемы, куртки и перчатки для полетов.
Пограничники не понадобятся. Таможенники тоже! Чиновники пересядут на дирижабли, чтобы руководить отлетами в мир иной.
И настанет тот долгожданный консенсус, которого так долго и упорно добивалось человечество, - форма носа, разрез глаз и цвет кожи будут не видны за скафандрами, защитными очками и турецкой кожей.
Разговаривать будет не надо! Достаточно покрутить пальцем у виска,  в случае нарушения коридорчика,  или показать им же, пальцем вниз – на посадку,  вверх – на взлет, схватиться за горло при обгоне, демонстрируя нехватку времени. Можно еще, сняв перчатку, послюнявить палец, высунуть его из кабины самолета, дабы проверить скорость полета и направление ветра,  чтобы невзначай по воле стихии не занесло на встречную полосу шоссе – в чужой авиакоридор.
Отношения полов решат китайцы, - кому и сколько иметь детей.  У них в этом вопросе - большой опыт. Стыковка разнополых самолетиков тоже предусмотрена, но под наблюдением с дирижаблей.
  По кольцевой дороге на верблюдах будут бегать палестинцы, которым не хватило места и фанеры.
В опустевших гаражах-ракушках будут жить террористы, выходя на пустыри с рогатками в руках в надежде сбить что-нибудь.
Насчет золота и доллара! Спешу утешить вас, дорогие зрители именно нашей программы,  – их полно. Доллары печатаются, золото добывается, плавится в слитки. Они едут! Вагонами!
Вагоны в пути, но вот с рельсами туго. Приходится перекладывать задние рельсы вперед. Эта работа финансируется из статьи «Содержание заключенных «центробанком», размещенным на большом белом дирижабле».
Статья вся иссякла, в связи с непредусмотренным увеличением контингента и конвоя, поэтому, приходится изыскивать средства непосредственно на месте перекладывания рельс.  То есть из вагонов со слитками, отпиливая от них небольшими порциями, на что также приходится тратить часть долларового запаса, который еще печатается.
Так что, не волнуйтесь, дорогие зрители именно нашей программы, – все в порядке! Задних рельс переложить  вперед осталось меньше, чем уже переложено, и вагоны скоро прибудут. Тогда мы и подсчитаем остатки слитков, чтобы обменять их на печатаемые доллары.
Что касается переноса гринвичского меридиана за Урал! Проблемы, в принципе, нет! Англичане давно предлагают перенести Урал за Гринвич, но тут возник маленький пассаж. А что же тогда будет на месте старой доброй Англии?
Большинство англичан придерживается того мнения, что, чтобы превратить Тобол в Темзу, Пермь – в Дублин, а Березняки – в Ливерпуль, нужны подъемные. А их у старого друга нет.
«Но старый друг, – лучше новых двух!» – как говорит пословица. И, поэтому, дорогие зрители именно нашей программы, для вас найдется решение.
Давайте хотеть! Кто хочет, тот добьется! Королева согласна! Пермяки, березнякане – тоже!  Тюменцы не возражают, при условии сохранения Ла-Манша и уничтожения комаров.
Поэтому мы и открываем на средства гренландских китобоев новый клуб, по типу Пиквикского, членом которого может стать любой из зрителей именно нашей программы.
Для вступления в члены этого замечательного клуба достаточно заполнить анкету и представить на конкурс пересказ восемьсот пятидесяти восьми частей сериала, демонстрация которого с успехом проводится нашим каналом по понедельникам и пятницам в течение десяти лет. При наличии компьютера это сэкономит ваше время, - «дабл ю,  точка ру», и вы у заветной цели!
Там же вы получите информацию об устройстве эллипсоида вращения, близком к геоиду, гринвичском меридиане, теории Дарвина, теории относительности, сере Ньютоне, Шекспире, Салтыкове-Щедрине, эвтаназии, клонировании и последствиях техногенеза Земли.
Если после полученной информации, вы останетесь сторонниками переноса чего-либо, куда-либо, то обращайтесь непосредственно на наш канал, где позаботятся об исполнении ваших желаний и помогут добраться до реки Тобол, от которой до Гринвича рукой подать.
Сам же я, не удивляйтесь, не вернусь к вам, пока не завершу задуманное путешествие. Предстоят интересные встречи с шаманами, ведунами и жителями Магадана. Уж они-то знают,  где правда, которую вы с нетерпением ждете!
Желаю всем здоровья и успехов в интересных начинаниях по воплощению задуманного! Давайте хотеть!
Когда я вернусь, то поделюсь впечатлениями. Не унывайте и расходитесь по своим гнездышкам к своим телеприемникам. Я жив и добуду то, ради чего пошел! До встречи!» – завершил текст пациент.
«Молодец!» – сказала с облегчением Истязалова, поднося чашку кофе артисту Арлекинову.
Но артиста уже не было! Он стремительно падал. Вверх!
Как падают вверх? О, это вопрос вопросов! Упавшие вверх на него не отвечают, а не упавшие – не знают, как на него ответить, хотя и догадываются.
Артист падал вверх не в переносном, а в прямом смысле. Справа летел синий крокодил, а слева – желтый!
– Какой сегодня день? – спросил синий.
– Какая разница! – ответил желтый.
– Счастливые часов не наблюдают, – продолжил он, разглядывая болотце, посреди которого стояла избушка, на крыше которой была труба, из которой валил дым.
– Присядем,  – предложил желтый. 
– Давай,  – согласился синий.
Приболотившись, крокодилы внесли пациента в избушку и положили на печку, на которой лежала древняя старуха с одним зубом во рту, на груди которой сидел черный кот с желтыми глазами.
«Пошпи!» - прошептала старуха. И сон охватил измученного артиста.

                Слезы

«Бомж! Бич! Бом! Бум! Ш-ш-ш-ш!» - шипело что-то. «Прошнишь!» - шипела старуха с одним зубом во рту,  тряся артиста за плечо.
Из темного угла за печкой светились желтые глаза черного кота. В углу, еле заметный, безучастно отражал комнату глазок камеры скрытой видеосъемки. А за окном избушки,  в лиловой стыни зимнего болота, шло сражение.
Сражались «те» и «эти»! Сообразить сразу за кого он, пациент не успел, потому что «те» победили «этих».
По утоптанной в снегу тропе к избушке направлялись «те». По их походке сразу можно было определить, что они не «эти».
Артист спросонок не успевал соображать,  и ему, в общем, было все равно,  кто - «эти», и кто – «те», так как ни «те», ни «эти» не сулили ничего, кроме очередной неизвестности.
«Ш-ш-ш-ш!» – шипело что-то. Это старуха распаковывала свертки с эмблемой в виде красного креста и полумесяца – посылку с гуманитарной помощью, оставленную дельтапланеристами.
«Отвернишь!» - потребовала она, сдирая с себя черную юбку и кофту с вытянутыми и заштопанными рукавами, сбрасывая неровно обрезанные валенки и доставая губную помаду.
Пропев за спиной артиста  «Взвейтесь коштрами шиние ночи!», старуха прокричала звонким голосом «Будь готов!» и щелкнула пациента по затылку барабаном.
«Пора «братьшя за ум», - исправить двойку по поведению! Зря, что ли, мы тебя утащили из под шамого ноша «тех»?
«Здравствуйте, Марья Петровна!» - машинально ответил артист скороговорку из школьного детства.
Перед ним, приложив палец к губам, сидела на коленях, так как стоять в пространстве между печкой и потолком было невозможно, его бывшая классная руководительница, бывшая старшая пионервожатая школы, бывшая преподавателем бывшей литературы у бывших комсомольцев бывшей страны.
– Вы?
– Я! Не удивляйшя. Промедление шмерти подобно! Жизнь дается человеку один раз! И прожить ее надо… не как «те» или «эти», а как надо! – проговорила она, подавая ему пионерский галстук и барабанные палочки.
 Когда они ворвутшя, ты проговоришь: «К борьбе за дело Ленина-Шталина будьте готовы! И начнешь бить в барабан. Я возьму на плечо метлу и пойду под бой барабана штроевым шагом, запев: «Шлушай, рабочий, война началашя!»
Пока они будут шоображать, что мы этим хотим шказать, ты произнешешь «Но пашшаран!  Патриа о муэрте!», дернешь за кольцо погреба в полу избушки с криком: «Живыми не шдадимся!»
Из погреба взметнетшя телекамера нашего канала ш рекламой антрацита под нашим болотом, которым возгорятшя мартены для выплавки чугуна и штали на душу нашеления нашей необъятной штраны с плотноштью нашеления в одну душу на што квадратных километра.
Учти, что миллионы телезрителей в этот момент, затаив дыхание, ждут интервью главного тренера, где он должен шообщить, почему пропущены шемь голов в наши неприштупные ворота.
А тут, как раз мы с антрацитом! Ушпех! Повальный для «тех»! Рекламой антрацита мы компеншируем затраты на покупку избушки на болоте и траншляцию футбольного мачта из Гренландии. Избушка заштрахована. Недалеко топитшя баня на «березовшких» углях! А черный кот – не кто иной, ты не узнал, он – Черный, предшедатель концерна «Юнона на авошь», производящего надувные машки и надувную жвачку, воздух которых, покидая оболочку, ошвежает полошть рта до приятного ощущения шобственных зубов, которым не нужно уже зубных щеток.
Не подведи! Ты подавал надежды, и я похлопочу перед вышшим педагогическим шоветом о переэкзаменовке за третью четверть по теме «Что делать?», в которой ты неправильно иштолковал третий шон Веры Павловны, предшказав ей будущий брак ш Обломовым и эмиграцию Штольца».
Как она была прекрасна! Привет - послание из ушедшей юности!
«Как будто юность бывает не ушедшей?» - подумал пациент, вспоминая юность, которую только потом называют юностью, когда приходит осознание той глупости, называемой юностью.
Антрацит произвел впечатление. И когда  и «те» и «эти» парились в бане на «березовских» углях, подсчитывая синяки и ссадины, украсившие истинных борцов за свободу слова, а старуха накрывала стол для «послебанной» пирушки, пациент тихонько смылся от этих умников.
 Он вышел из болотной ольхи под лунный свет, вспыхнувший над чистым снегом в полосе бездонного небосвода над лесной дорогой. Черный кот не пошел дальше лесной кромки.
Луна, снег и он! Один! И он заплакал, но не оттого, что ему было хуже, чем всегда, - просто снег и луна на русской равнине ничего кроме слез и не должны вызывать.
Куда он шел? К халату, душу, тапочкам, чтобы утром, одевшись, чисто выбритым, снова ехать к чисто выбритым, одетым и вежливым и снова играть в игру под названием «пуп земли». И снова разочароваться, увидев «пупов», едущих в метро, автобусах, авто к своим «пупским» назначениям затравленными, отчужденными и грустными.
В кармане похрустывала внушительная пачка дензнаков – гонорар за антрацит. Ветки заснеженных елей тяжело свисали над лесной дорогой; на дорогу выскочил заяц, явно не ожидавший в этот час встречи с этим смешным человеком, глаза которого напомнили ему зайчиху, увезенную егерями в зоопарк.  Заяц как раз бежал к соседу зайцу, поделиться содержанием,  дорогого его старому заячьему сердцу письму от нее.
В этом письме зайчиха передавала привет и поклон всем зайцам их угодья.
Заяц достал письмо и перечитал его; она писала, что кормят сносно, но дома лучше бы было. Единственно, чем они там живут, – это борьбой за права человека. Единственный человек, за чьи права они там борются, и этим как-то скрашивают пустоту своих клеток, она назвала директора, милого человека, очень похожего на него, зайца. Его все обманывают и обкрадывают. Этого, кроме них, зверей, никто не видит, и, поэтому они не могут этого оставить так. Тем и полна их жизнь, а иначе бы она давно вернулась бы или умерла. На последнем собрании профсоюза травоядных и млекопитающих они решили бороться до своего конца, или до победного. Так что умирать пока нельзя. Дороги обратно в лес по городу ей не перенести, – не выдержит.
А в остальном,  все сносно, – зайчата скучают по лесу, но научились бить лапами в барабан и нажимать кнопки компьютера. В лесу этому не научишься.
«Не их ли директор сбежал в лес?» – подумал старый мудрый заяц и, оттолкнувшись ногами от твердого наста дороги, сиганул в чащу.  Человек, как будто угадав мысли зайца и, наконец-то, улыбнувшись, продолжил путь, когда из-за поворота лесной дороги, прямо на него вырулил, скрежеща, колесный трактор «Беларусь», потрепанный и обшарпанный в схватках за урожаи,  но не потерявший собственного достоинства, потому что был  единственным на ближайшие пять квадратных километров.
Конкурентов у этого, «видавшего виды» ветерана не было,  да и управлял им на всю округу единственный и всегда пьяный тракторист – мастер на все руки. В его генах бушевали страсти русской равнины, завещанные конюхом вдовы троюродного брата племянника истопника фрейлины последней императрицы.
– Леха! – представился он, резко опустив рычаг тормоза,  отчего трактор вильнул в сторону и замер под лунным светом, паря радиатором.
Стало тихо-тихо.  Так тихо, что заныло в ушах от неожиданного звонка мобильного телефона, засветившегося в руках Лехи.
– Капитан Николаев слушает! Продолжаю поиски объекта. Пока - не обнаружен! Есть, при задержании не допускать грубости и рукоприкладства! Есть, доложить немедленно! – проорал Леха и, пьяно подмигнув,  протянул руку для знакомства.
– Слышал, голубок, как о тебе заботятся, чтобы запереть в клетку? Не подумай, что я с тобой чикаться стал бы. У меня, это тебе не у Пронькиных! Кляп в рот, – на плечо и к командиру за очередным званием. Но у меня дети, понимаешь! У командирского сына есть самокат и снегоход, а у моего ботинок худой. Так что есть предложение. Десять! – потер он большой палец об указательный и средний.
– Десять… и разбежались! Ты меня не видел, я тебя не нашел! – завершил он свой аргумент,  достав из телогрейки «Герцеговину Флер», любимые папиросы любимого наркома, когда-то перевыполнившего план по добыче антрацита.
Увидев большой палец, трущийся об указательный и средний, пациент ожидал резкого движения большого пальца, могущего бы сложить «фигу», но, не дождавшись, он разжал свою и достал пачку дензнаков.
«Коллега не состоялся!» – грустно констатировал он.
И когда луна осветила клише первого президента США на купюре,  лежащей сверху, что-то подхватило пациента и…

Наступило пасмурное утро.  Грустный Киселев прощался с телезрителями на неопределенное время в связи с закрытием программы. «Свободу слову!» – проговорил он.
На экране не выключенного телевизора появился неунывающий «Буратино» с огромным золотым ключом – ему все дозволено.
Уважаемые читатели, довожу до Вашего сведения, что никакой палаты лордов, так же как и санаторно-оздоровительного комплекса имени товарища Зигмунда Фрейда, в реальности не было, и нет. Но очень может статься!
Если вы согласны, то смею утверждать, что вы здоровы и советую остановиться на этой странице. Дальше не читайте, – скучно! Если вы не согласны, то да здравствует «фига», и поехали дальше.