В Сахаре Зинаида Фомина

Прямая, как стрела, дорога в Сахару. Наш автобус мчится на хорошей скорости под палящим африканским солнцем. Впереди дорога кажется мокрой и покрытой большими лужами воды, но подъезжаешь ближе и видишь, что ничего этого нет, а просто ровное и мягкое идеальное асфальтовое покрытие. А вокруг — море песка, которое находится в постоянном движении и в разных местах принимает то форму высоких штормовых волн, перекатывающихся и сыпучих, то — мелкие бризовые волны и уж совсем штиль — ровная, как скатерть, желтовато-серая поверхность. Европейцу этот пейзаж кажется диковинным и красивым и запечатлевается на всю жизнь. Промелькнула разрушенная крепость — остатки былой мощи. Показалось невысокое сооружение, похожее на колодец, подъезжаем — перед нами, как на столе, большая разрисованная карта Сахары, кто-то позаботился о путниках.
Путешествие продолжается при кажущемся однообразии пейзажа. Далеко на горизонте высится домами и пальмами город, но через минуту-другую он исчезает. Мираж. Наконец — настоящий оазис: высокие финиковые пальмы, красивые глиняные дома в арабском стиле, утопающие в зелени и цветах, при них бассейны с голубой водой, и гостиница. Усталые и пропылённые, мы входим в прохладный и затемнённый холл, как показалось, будто в освежающий ручей. И каково же было наше изумление, когда за невысокой перегородкой для администратора мы услышали чистую русскую речь. Ленинградка, заброшенная судьбой в глубь Сахары, похожая теперь на француженку, оказалась хозяйкой гостиницы и одновременно администратором. Звали её Наташа. Удивление было обоюдным. Здесь редко появляются русские, да ещё в таком количестве — целый автобус врачей и инженеров. Она улыбалась, как и положено администратору, и не могла сдержать радости встречи с соотечественниками. Россия, как давно это было...
Разместив нас и всё уладив, Наташа, вернувшись домой, не могла ничего делать, руки не слушались, она была под впечатлением встречи. Еле дождалась вечера, поспешила в отель.
После первого впечатления от оазиса, огромного количества ярких цветов, попробовав фиников разных сортов, русские собрались в холле. Они не скрывали своего любопытства и, может быть, ведя себя несколько бестактно, засыпали вопросами новую знакомую. А она, усталая от постоянного напряжения пребывания среди арабов и вынужденная скрывать свои чувства, с радостью выплеснула всё накопившееся за годы жизни, проведенные вне Родины. Детство в Ленинграде, учёба в Политехническом институте, знакомство с иностранными студентами. В группе из Алжира был один студент по имени Мухаммед, она вызвалась ему помочь с русским языком, ходила с ним в библиотеки, делала курсовые и, конечно, он влюбился в неё со всей пылкостью араба и благодарностью иноземца. Наташа по молодости не понимала, что такое бескорыстие с её стороны может завести слишком далеко. И начался русско-арабский роман. После окончания института было продолжение уже арабо-русского романа. Наташа поехала с ним в Алжир. Любила ли она его? Она не знала точно. Он ухаживал за ней, подражая русским юношам, дарил ей цветы и конфеты, после каникул привозил золотые украшения и загорался страстью, как спичка. Хотя был в их группе юноша, который интересовал её, но он был слишком робким и застенчивым, так и не успела она узнать его поближе. А этот Мухаммед, познакомив её с мамой и братом в городе Аннабе, увёз её вглубь страны, где были свои законы и порядки. Он занялся торговлей, как и принято было там, и часто уезжал, оставляя её одну. Вскоре он привёз вторую жену, потом и третью. “Наташа, прости меня, но я должен соседям показать, что я богат, ведь торговля финиками и золотом идёт хорошо, у нас богатство измеряется тем, сколько жён я могу купить, за скольких могу заплатить богатый выкуп. Но ты не волнуйся, в большой вилле места хватит всем, а ты у меня самая любимая жена” — пытался оправдаться Мухаммед. Она должна была уже вот-вот родить и, разрыдавшись, упрекнула мужа: “Не ожидала я от тебя такого, да и не говорил ты мне, что у вас допустимо многожёнство, для меня это оскорбительно, у нас же так не принято”. А через некоторое время Наташа родила сына. Наследник — это святое, и муж был ей благодарен и любил её больше всех, ведь она была белая, а это для араба — двойная гордость.
Вот так она оказалась зажатой со всех сторон, в одиночестве и одна со своими мыслями и разрывающими душу воспоминаниями о своих родителях, о родном городе и о том юноше, который мог бы стать её любовью. Но жизнь текла и надо было, несмотря ни на что, приспосабливаться. Как-то, когда муж склонился счастливый над колыбелькой, где, утопая в белых кружевах, лежал смугленький, но с европейскими чертами лица малыш, Наташа решительно сказала: “Знаешь, Мухаммед, сейчас не средневековье, и я — образованная женщина. Если ты хочешь, чтобы я осталась с тобой, я должна заняться каким-нибудь делом”. Мухаммед, помня, какая она была способная студентка в институте, вынужден был согласиться: “Хорошо, работай, хотя у нас это не принято, но я тебя и сына никуда не отпущу”.
Здесь в каждом доме свой замкнутый мир и единственное общественное место — отель с редкими приезжими, но это окошечко в иной мир. Набравшись смелости, Наташа предложила сначала делать финансовые отчёты и постепенно превратилась в приветливого, улыбчивого администратора со знанием арабского, французского и русского языков. Дела у неё ладились, и настроение улучшалось. Оказывается, можно и так жить. Кто знает, как повернётся её судьба?
Далеко за полночь, потрясённые её рассказом, русские, обменявшись с ней адресами, поспешили по своим номерам, ведь очень рано утром надо было встречать восход солнца, а здесь, по словам их новой знакомой, это необыкновенно красивое зрелище.
А Наташа, в приподнятом настроении возвращаясь домой, думала, что приятных воспоминаний о встрече с соотечественниками ей хватит надолго.