Речка из истории Шевченко на Волыни рус

Речка из истории
   /Шевченко на Волыни/
 
   
  Рассказ
 
   
  Крестьянин ехал лошадьми неторопливо, поэтому вопросительный взгляд путника не ускользнул от внимания.
  -Далеко за Кременец собрались? - по-украински спросил аккуратно одетый барин лет тридцати. На плече у него висел какой-то плоский сундучок, подмышкой держал то ли завернутые бумаги, то ли великоватое зеркало.
  Встретить показного человека, который бы говорил не по-польски и не по-русски, было в диковинку. Приостановив коней и заинтересованно окинув взглядом незнакомца, извозчик уточнил:
  -А вам, если изволите, куда дорога стелется?
  -Вообще-то я привык почтовыми... Но утром, пока достался из Почаева, опоздал к отправке. Вот и думаю: где пешком, а где, может, подвезут. Все же таки Кременец - город уездный. Мне бы до Вербы, на почтовую станцию.
  -Э, я только на полдороги, но хотите - подвезу. А там рядом путь из Радивилова, кто-то встретится.
  Умостившись на телеге, Тарас Шевченко рассматривал покрытые осенней позолотой замечательные края, вспоминал теплые встречи в Почаеве с остроумным настоятелем лавры Григорием, обдумывал, насколько удалось за несколько дней передать на четырех рисунках вид той несравненной святыни. Интересный край - Волынь. Это же оттуда, из Почаевской горы, от Успенской церкви, он впервые смог заглянуть аж через австрийскую границу и хотя бы издалека увидеть и зарисовать далекий монастырь на холме, кажется, Подкаменский.
  -А вы почему из Почаева завернули аж на Кременец? До Вербы лучше было бы напрямик, - нарушил молчание крестьянин.
  -Хотел еще раз взглянуть на замок Боны, на храмы, на строительство палат для лицея. Да и путь здесь шумный. Я и в Почаев через Кременец ехал недавно.
  -Значит, странствуете?
  -Можно и так сказать. Хотя я по службе: имею задачи зарисовать давние памятники, церкви.
  -Для выставок? Значит, в свертке не зеркало?
  -Не зеркало, рисунки здесь. А это, в сундучке, краски, кисти, - улыбнулся Тарас, и его бакенбарды, которые переходили в обрамляющую бородку, додали обличью какого-то непосредственного, доверчивого вида. - Но картины не для выставок. Печатаю на продажу. Этот край уже полстолетия как от Польши перебран Россией, а кто в ней знает Волынь? Да и вся Украина наша мало изучена.
  Крестьянин согласно кивнул. I снова легло молчание.
  Если бы все так просто было! Не было бы, Тарас, у тебя добрых помощников Будкова, Стороженко, Михаила Грабовского, князя Цертелева - смог ли бы воплощать замыслы про "Живописную Украину"?
  ...Заговорили о здешнем быте, о налогах, настроениях людей.
  -Такие, как я, из свободных людей, еще скрежещем зубaми, но терпим, - взвешивал слова извозчик. - А крепостным голод и холод, ей-богу, выжить не дают. Вот говорите: в России мы; да, в России, а польские помещики как властвовали здесь свыше двухсот лет, так и властвуют. Народ бунтует, не хочет повиноваться ляхам. Может, слыхали: к границе, в Радивилов, на всякий случай вызвано дополнительное войско?
  Повозка подпрыгнула на колдобине и съехала с пути к перелеску.
  -Я вас посреди дороги не оставлю. Там мое село Пустые Иваны, или Пустоиванное. Заеду на минутку домой, а затем подвезу до дороги на Вербу.
  За перелеском открылись поля, речка с еще не пожухлой под конец октября буйной травой. Она разукрашивала высокие берега, устилала широкие заплавы.
  -Пляшивка или Пляшева на нее говорят, - объяснил крестьянин.
  -Так это та речка, которая известна гибелью казацкого войска в 1651 году? - заинтересовался Тарас. Вспомнился рассказ Николая Костомарова, который странствовал где-то здесь два года перед этим.
  -Речка одна и та же, только до Берестечка отсюда верст десять будет, не меньше.
  -Ну, вы езжайте, а я вот пройдусь, рассмотрюсь, полюбуюсь, вспомню наших лыцарей-казаков.
  -Ждите вон там, за селом, я быстро...
  Как это он село назвал? Пустые Іваны? В самом деле, пусто и голо живется здешним Иванам. Да и где им по-людски живется по всей изгоревавшейся Украине? Вот бы братьев Никиту и Иосифа выкупить из крепостничества, да где взять денег. Сестра Мария, из трех года слепая, где-то изнемогает, болезнями обсаженная, может, пока он вот ездит, ее Бог к себе забрал...
  А природа на Волыни красивая всюду. Речка будто растворяется в окружающих лугах, не подступиться. А ставки - будто все небо в них залюбовалось. Возле села, больше похожего на хутор, увидел криничовину. Источник бил упруго и жизнерадостно, выказывая свою неистощимую силу. "Будто народ наш" , - мелькнула мысль. I еще подумалось: он - будто олицетворения героев-казаков, чей свободолюбивый дух пробивается сквозь толщу лет и по сей день поит жаждущие души, не давая им затянуться тиной волячьей покорности.
  Отложив картины и сундучок, присел, зачерпнул полные пригоршни звонкой воды и пил ее так, будто с ней передавалась ему сила казацкой вольницы.
  Подъехал крестьянин.
  -Добрая у нас вода. Говорят, тут ее пил сама Иван Богун, когда с полком направлялся от Вишневца на бой к Берестечку.
  -Попил и я - и будто зачаровала она меня потребностью взглянуть на берестецкие поля, - сознался Тарас, - Как туда достаться?
  -Если так, готов вас подвезти до городка Козин. Это недалеко. Там и замок Тарнавских попутно увидите. Хотя, впрочем, смотреть в особенности нечего: Богуновы казаки добрый "пир" там устроили, когда из-под Берестечка отходили. Одни пепелища остались, замок как следует так и не отстроили. А от Козина, не сомневаюсь, таки дальше чем-то подъедете.
  Видимо, сама судьба подсказывала: надо ехать, все кругом так живо говорило о казацком прошлом; надо не минуть возможности и увидеть то трагическое поле, попробовать осмыслить ту славу и неславу, помолиться за павших; тоскливо склонившись над их костьми, промолвить: "Мир вашим душам, наши святые праведники".
  ...Со временем Шевченко, засев за повесть "Варнак" и вспоминая, наверное, из поездки 1846-го и Пустоиванное, вложит в мировосприятие своего героя такое:
  "Сижу, бывало, себе и любуюсь на прозрачннй небольшой ставок, увенчанный зеленым очеретом и греблею, усаженною в два ряда старыми вербами, пустившими свои ветви в прозрачную воду. А ниже гребли старая, как и ее хозяин, мельница об одном колесе, с сладко шепчущими потоками. На поверхности пруда плавают гуси и утки... На берегу, около гребли, маленький челнок, опрокинутый вверх дном, а под навесом старой мельницы развешена рыбачья сеть. А кругом хутора - дубовый лес непроходимый, только в одном месте вроде просеки, как будто нарочно для полноты пейзажа. Й в эту просеку далеко на горизонте синеют, как огромные бастионы, отрасли Карпатских гор.
  Я оживал, глядя на эту прекрасную волшебницу природу.
  По временам навещал меня Прохор Кичатый... он чуть было не попался в руки полиции в Кременце...
  Я думал, как бы только собраться с силами и пуститься прямо в Почаев помолиться святой заступнице почаевской».