Кто хотел посмотреть

                Проводнику в психоделический мир,
                которого я боялась потерять,
                посвящается.
- Хочешь посмотреть? – спросил Поэт.
Два шамана в священную ночь подглядели напиток богов. Всевершители сначала разгневались, а затем решили посмеяться над человеческими существами и снабдили шаманов всеми компонентами небесного коктейля, приложив к тому же подробный рецепт на вечных скрижалях памяти.
Я помню только слова якутского старика, который сидел в инвалидной коляске в углу просторной дорого обставленной комнаты:
К светлому божеству Айыы
Поднимаемся, поднимаемся Мы,
Дети светлого божества Айыы,
Пойте гимны божеству Айыы! *
А ещё он просил, чтобы я не уходила.
Небесные Коровы ходили табунами и недоверчиво заглядывали в окно. Медведица знала, что они всегда чувствуют наперёд, когда что-то меняется, они беспокоятся, но никогда не смеют помешать.
Дым листьев табачного куста клубился и уплывал в Вечность.
На предплечье Художника свернулся дракон.
Все точно знали, что напиток скоро будет готов, ведь этому покровительствуют боги-насмешники, незримо притаившиеся в настенных пейзажах.
Священный напиток разлит. Медведице, как девушке, достаётся меньше всех. Одно из условий божественного рецепта – испить одновременно, что и исполнили шаманы, Медведица, Поэт и Художник. Правда, кто-то мелкими глотками, а кто-то залпом – не суть важно.
Медведица догадывается по вяжущему вкусу, что в коктейле есть сок травы (которая растёт в саду небожителей) с ярко-зелёными листьями, похожими на раскрытую  человеческую ладонь, но шаманы никогда не расскажут полного рецепта, который поведали им сами боги…
Ещё боги заботливо предупредили, что их напиток не будет скоро воспринят примитивными человеческими телами без отвара самых верхних и нежных листочков индийского чая. Шаманы приготовили всё.
Взгляды скользят по лицам в ожидании проявления божественности. А пока: чай и печенье, шоколадное и ванильное…
- Это что? Это можно есть? Это сладкое? – вопрошает Поэт у Медведицы, указывая на пачку маисовых хлопьев.
Смех вырывается из глубин, заставляя ответно содрогаться, и распадается на бесчисленные осколки. Или это не смех?.. Что-то нежно сжимает в объятьях и согревает. Горячий чай уже не кажется таким горячим.
Теперь Медведица точно знала, как смеются боги, когда выпьют коктейля. (Или когда подглядят, как это делают люди).
Она вопрошающе смотрит на остальных и… не понимает. Мир начинает слоиться и становится похож на срез шоколадного торта. Звуки, изображения, запахи, тактильные ощущения – всё обретает свои отдельные измерения, ориентироваться в которых крайне трудно. Стоит освоиться в одном – появляется другое, а старое на время пропадает. Стакан чая превращается в бочку, а кусочек печенья – в обломок доски… Медведице страшно произносить слова, которые обретают новые и новые смыслы.
Боги самодовольно хихикают.
Сердце безумно бьётся в грудной клетке, воздух с молочным запахом душит. Руки, беспомощно дрожа, хватаются за край стола. Шаманы и Поэт куда-то исчезли. Медведица внезапно понимает, что через мгновение она умрёт, что точно то же чувствуют люди в последние секунды жизни. Вот она уже видит себя со стороны, согнувшейся над столом.  «Господи, пожалуйста, я хочу жить!..» - пытается вдохнуть больше неподвижного воздуха. Бытие предстаёт во всей своей полноте. На короткое мгновение смысл жизни приоткрывается. Каким наивным и невинным совершенством она была! Мёртвое тело будет брошено в пустой квартире. Зачем убила себя?! Ещё чуть-чуть и…
- Художник, мне страшно, - Медведица хватает его за руку, чтобы он не уходил. Она не может внятно объяснить, что с ней происходит, весь смысл вкладывается в одно слово «СТРАХ».
 Художник бархатным голосом уговаривает не боятся, а просто видеть все реальности в совокупности, жить в них. Ему не в первый раз доводиться пить коктейль богов. Дракон играет кольцами своего тела на его руке. Человек ласково пытается объяснить Медведице, которая ничего-ничего не хочет понимать, мир, каким видят его боги. «Почему хорошо всем, кроме меня?.. Зачем я вообще это сделала?!»
- Позови Поэта. Пожалуйста, позови Поэта!.. – ей кажется, что этот человек должен непременно её понять и успокоить.
Художник сначала не хочет двигаться с места, но скоро погружается в неизвестность.
Потолок кажется бугорчатым и со звёздочками, пыльная стеклянная люстра грозится вот-вот рухнуть. Реальности поочерёдно сменяют одна другую в строгой последовательности, никогда не путаются и не пересекаются (увы!). Но вот холодная волна, словно иглой, прошивает их все на короткое мгновение. Медведица удивлённо понимает, что это – музыка. Никогда ещё звуковые волны не были настолько объёмны, рельефны и прекрасны. Только кифара Орфея могла издавать такие звуки, когда её золотых струн касались пальцы фракийского музыканта. Поэт выплывает из нереальности:
- Что с тобой?
- Мне страшно. Зачем вы напоили меня этим?!
Глаза Поэта приобретают всё более насыщенный зеленовато-синий оттенок и волчью колкость.
Боги покатываются со смеху, уцепившись за нарисованные берёзки и деревянный мостик в лучах заходящего солнца.
Медведица начинает понимать, что происходящее с ней – действие небесного коктейля. Но это чувствует только одна из многих реальностей Медведицы. Другие же истошно кричат: «Где я?.. Что будет дальше?.. Это сон! Не верь им, ведь это не может происходить!..» Они спорят между собой и никак не могут определиться.
Возвращаются и шаманы. Их нереальная реальность мягкая как сахарная вата. Она смешит и тянется бесконечно долго.
Если угодно, можно остановить взгляд, позвать Вечность, и она непременно явится.
Кто-то что-то спрашивает, говорит, Медведица пытается слушать, но, отчаявшись, закрывает лицо руками. Это голоса из другого измерения, которое она не в состоянии понять.
Горячий чай уже допит. Кусочек печенья так и остался возле чашки. Можно оттолкнуться и удерживать стул на двух ножках, совершенно не боясь упасть. (Упасть куда? Ведь всё вокруг такое расплывчатое и мягкое!)
Музыка периодически сшивает реальности, словно костяная игла шкуры тюленя, но эти моменты становятся всё короче и короче… «Господи, она прекрасна! Как речные волны на рассвете…» У звука есть цвет. Иногда он как тоненький листочек тропического растения или блик на холодной лимонной корочке, а порой – красная вспышка прожектора.
Чей-то голос: «Надо прогуляться».
Медведица слышит его как затухающий звон колокола. Или шаманского бубна?..
В её мысли врывается дивная фантазия: Поэт, шаманы и Художник уходят, а она расслабленно падает на пёстрое ложе, засыпая сладким как шербет сном, в то время как боги поют на ухо песни, о которых соловей мог бы только мечтать… Но Медведицу куда-то зовут, а мечты так и остаются мечтами.
Обстановка меняется перед глазами фрагментами сна, который вовсе не сон…
- Я не смогу идти.
- Ты сможешь идти, - голос Поэта звучит как из другого измерения, многократно задевая каждую реальность и ни в одной не задерживаясь. Голос совершенно иной, как всё новое, бесконечно манящий, требующий познания, но и пугающий, как всё неизвестное.
Лестничная клетка сумрачного подъезда скатывается вниз бетонным серпантином.
Сумасшедший старик кормит крошками Небесных Коров, но Медведица уже не замечает их, всего лишь вспышку, очередную смену декораций.
Улица шумит морским прибоем, и асфальтовая дорожка покачивается палубой яхты. Волна за волной и… Стоп. Дорожка закончилась. Щебечущие птахи поперхнулись.
Медведица и Поэт стоят, разглядывая тополя. Боги шепчутся в изумрудных бликах, покачиваются на ветвях, падают и снова взлетают. Стволы никогда так изящно не чернели, а листья не зеленели желанием жить. Но Медведице кажется, что всё может вот-вот перевернуться, оказаться нереальностью, сном, измениться до неузнаваемости, хотя и понимает, что уже изменилось…
- Вот, - сказал Поэт, - поздравляю тебя с новым миром!
- Новым миром?! Этим… Я не понимаю, как ты мог… как ты мог жить в нём!.. – у Медведицы не укладывалось в голове, что обычный, каждодневно устойчивый, предсказуемый мир можно променять на эту безумную пляску вещей, карнавал звуков, запахов, новизну пониманий, хочется закричать: «Верни всё как было! Ведь ты всё можешь!..»
Прохожие проплывают тенями, фоном компьютерной игры. Изредка крупный план захватывает их лица и испуганные глаза.
- Фу! Что ж вы здесь стоите! Помойка же рядом! – просвещает появившийся из-под земли шаман.
И правда, восхитительная вонь! Можно разобрать по ингредиентам, представить каждый, его давешнее и настоящее состояние, вдохнуть вяжущий аромат…
Поэт и Медведица отходят в сторону вслед за шаманом, не забывая выругать запах.
Дорожка снова покачивается корабельной палубой, а автомобили грозятся столкнуться или разбить окружающее об асфальт воздушной волной…
Художник надвигает зеркальные очки-шлем, готовясь к футуристическому путешествию по лабиринтам нереальной реальности. Медведица смотрит в чёрные стёкла и видит своё отражение. Мягкая волна, до этого не покидающая, вдруг рассеивается. Абсолютная ясность как у эпилептика во время припадка. Любая малость, явившаяся не к месту, способна разбить сгустившийся мир вдребезги. Медведица видит людей, которые просто разговаривают и иногда смотрят на неё, машины просто едут по шоссе, а прохожие просто проходят мимо. Она пытается вдохнуть воздуха в надежде продержать это состояние как можно дольше, но со сковывающим ужасом догадывается, что мягкая волна вот-вот вернётся и…
…Шаман обращается северным волком, который стоя посреди завьюженной тундры, сыто облизывает чёрную каёмку губ. Малейшее движение – и он кинется, но просто так, ради забавы. Волк размывается на фоне вечернего снега и проваливается в серые глаза шамана.
Поэт поправляет на переносице затуманенные стёкла и становится мистическим существом, обладающим абсолютным знанием, навсегда сокрытым для остальных. Чистый Бес, проводник в потусторонний мир. Глаза истекают бархатной синевой виноградной грозди.
…Ещё немного и волчья стая двинется в путь, поднявшись с сухого рассыпчатого снега.
- Ну что, идём?
- Мне кажется, что я не смогу идти, - неуверенно говорит Медведица.
- Всё нормально, ты выглядишь как совершенно нормальный человек, - опустив очки и внимательно вглядевшись в неё, говорит Поэт.
«Не верю. Всё врёт» - думает Медведица, воспринимая свои догадки как неизбежный и истинный факт. Остаётся только вздохнуть и податься вслед за остальными.
Асфальтовая дорожка разворачивается светло-голубым ковриком, уводящим в бесконечность. Коврик медленно покачивается и сужается к горизонту. Прохожие высвечиваются прожектором внимания на мгновение, кажется, что их лица полны ужаса или надменного любопытства, но на самом-то деле (а это самое смешное!) они не догадываются, что существуют только по воли шаманов. Или богов? Которые неотступно следуют за людьми, пустившимися в путешествие по асфальтовой дорожке…
Медведицу не покидает одна мысль, что всё окружающее может вот-вот исчезнуть, и на его месте появится что-то совершенно противоположное. Она этого панически боится. Скрыться может всё что угодно, но только не Поэт. Боги не будут слушать уговоров и слёз, они просто не пропустят без него обратно, в мир людей. И тогда прежняя жизнь, которая кажется прожитой бесконечное число вечностей назад, не наступит снова. Поэтому Медведица старается не терять его из вида, снова и снова убеждает себя, что он рядом.
Поэт рассказывает ей про новый мир, говорит, что его не надо бояться… Одна из её реальностей осознаёт правоту этих слов, другая ставит под сомнение, третья – категорически опровергает. Но это всё не важно, пусть будет что угодно, но только бы Поэт не исчезал…
…Стая переждёт, пока одному из волков не станет легче. Он лежит под елью и видит, как охотник в бурой шкуре и деревянной маске с узкими прорезями для глаз целится в медведя.
«Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь… восемь… Восемь секунд это много для дорожки в сквере или мало? Странно, почему я никогда не считала?..» - спрашивает одна Медведица из параллельного мира другую. Реальность постоянно требует проверки на саму себя.
- М-да, вот так идёшь, идёшь и кажется, что это будет вечно… - вздыхает Поэт, и его голос выключает общий гул.
Медведица дотрагивается до рукава его рубашки, чтобы убедить себя в очередной раз… Или, может быть, не дотрагивается и ей это только кажется. Любая мысль тут же всплывает перед глазами, приняв желаемый образ.
- Пожалуйста, не бросай меня!..
- Я тебя не бросаю.
В сквере невозможно найти скамейку: эфемерные мамаши выгуливают своих чад, развлекают их погремушками и бетонным фонтаном, плюющимся сверкающей жидкостью. Голубые еловые ветки водят по пёстрому лабиринту и не дают путникам присесть.
Ах, вот же! Пустая скамейка. Окружающее на миг обретает неподвижность, а прохладный воздух снова освежает, подобно воде из горного ручья. Медведица озирается вокруг, становясь медвежонком, впервые вышедшим из берлоги на прогулку. Поэт просит, чтобы она огляделась вокруг себя, поняла насколько красиво окружающее. Она недоверчиво вглядывается в лазурные хвойные деревья, пирамидками взмывающие в небо и держащие его на пушистых лапах, разочарованно отворачивается, потому что страх перед новым миром берёт верх. Медведица разглядывает Поэта, его прекрасные глаза... Ей хочется глядеть так  целую Вечность или даже дольше. Как будто ели поделились с ними цветом своей хвои. Но приходится иногда отворачиваться. И тогда окружающее снова становится мягким, слоящимся и нереальным. Медведица пытается слушать и понимать Поэта, но это выходит редко: некоторые его слова оказываются в одном параллельном пространстве, остальные – в другом. Но даже это не важно, главное – он рядом, а значит, мир существует!..
Это очень утомительно смотреть по сторонам. Но если закрыть глаза, ниточка с реальностью обрывается, и Медведица оказывается наедине с собой. В чёрном пространстве несколько белых звёздочек, которые ничего не освещают. Здесь царит постоянство, никак не распространяющееся ни на что внешнее. Но голос Поэта достигает и чёрной комнаты. Медведица нехотя открывает глаза.
Художник и шаман сидят с ней и Поэтом. Медведица видит: всё прекрасно и совершенно. Всё кроме неё. Это похоже на обман.
Она смотрит в зеркальные стёкла очков Художника. В них – мир чётких линий и образов параллельной реальности: Медведица, Поэт, шаман и ярко-синяя дорожка. Они наблюдают по ту сторону тёмного стекла и тоже что-то переживают, думают, внимательно смотрят на своих двойников… Отражение притягивает, но Медведица отворачивается, чтобы сверить два мира.
Говорят о ней. (Или это только кажется?) Художник интересуется, что она чувствует, светится улыбкой доброты. Но жест сочувствия встречен как издёвка, неуместное любопытство.
То, что происходит, определённо, не может быть, потому что быть не может. Очередные бесплодные попытки связать звенья цепи памяти прерываются адской жаждой. Богам надоело смеяться, они решили мучить.
Поэт не уходит, пока он тут. Но ему очень надо уйти.
- Я хочу пить… - Медведица просто озвучила факт.
Всем куда-то нужно: Художнику  в странствие по бетонным лабиринтам, шаману в запредельные высоты непознанного,  Поэту - в офис жены. Но не бросить же так беспомощное существо на скамейке, одно в чужом мире?! Тем более, что оно умоляет об этом… Если нужно, оно готово вцепиться коготками и не выпускать кого-нибудь из них. Но в первую очередь – Поэта.
Спор. Злобный спор кому идти за водой. Монетка летит вверх, не успевает перевернуться и падает на ладонь Поэту. Георгий самозабвенно ввинчивает копьё в змия. Конь устал делать вид, что он скачет.
Какая странная монетка… Покоряя Сибирь, Ермак случайно обронил её в ягель. Женщины племени увидели там светящийся в полдень огонёк, взяли и отнесли шаману, который через много-много полярных зим подарил медную монетку Поэту.
Медведица про себя решила, что пусть выпадает хоть орёл, хоть решка, она одна на скамейке не останется. Даже с шаманом или Художником…
Поэт отсчитывает купюры и протягивает Художнику. Мгновение остановилось, хотя оно и не было прекрасным. Медведица дотронулась до руки Поэта, зажавшей деньги. Прозрачные и глубокие глаза Вечности снова наблюдают её. Конечно, Медведица именно сейчас должна сказать что-то самое важное (она пока не решила что), но не произносит, потому что проводник в новый мир умеет читать мысли. Поэт всё понял. Что? Да просто всё.
Каким-то образом прикосновение совпало с чьим-то вопросом о минеральной воде. Получилось как будто в тему.
Художник и шаман как два бодрых оленя поспешили в тундру за минералкой. Правда, не без предварительного напоминания о чужой жажде.
Прохожие уже давным-давно не интересуют Медведицу. К чему думать о призраках потустороннего мира?.. Но иногда эти призраки позволяют себе смотреть укоризненно или насмешливо, безразлично или заговорчески. Как странно они похожи на забытых и умерших знакомых…
Глаза закрыты – чёрная комната. Открыты – слоящийся мир. Ели тянутся вверх и источают аромат жизни. Поэт ждёт шамана с Художником: он опаздывает в офис.
Да и ещё раз да. Медведица уже слышала про неповторимость этого мира, она даже верит (Поэту нельзя не верить), может, когда-нибудь потом она вспомнит его с сожалением, грустью, но теперь она только боится. Боится себя в нём. Как узнать, происходит ли на самом деле то, что ты делаешь? Или это только бесконечные отзвуки фантазии?.. Она не хочет сделать сейчас то, о чём пожалеет, если когда-нибудь вернётся в прежнее состояние. Медведица снова и снова спрашивает у Поэта, зачем он это сделал. Ответы теряются в памяти, чтобы никогда не быть восстановленными… Она даже упрекает его, ведь сказать что-то надо, а описать, что чувствует – невозможно.
- Сколько времени прошло? С тех пор… как они ушли? – Медведица обводит сонным взглядом сквер.
Поэт выпрямляется и смотрит на циферблат.
- Да минут двадцать, – он выжидающе поочерёдно вглядывается в разные дорожки, исчерчивающие сквер вдоль и поперёк.
Медведица знает, что если б не она, Поэт уже давно был бы в этом проклятом офисе или хотя бы направлялся к нему. Ну что ж, ей очень жаль, что так вышло…
Время то исчезает, то ненадолго появляется. Чтобы не потеряться в какой-нибудь из сменяющихся реальностей непременно нужно связать себя с одной из них. Иначе умрёшь и проснёшься в новом мире. Ещё один  в добавок к бесчисленным имеющимся! Это уж слишком… Медведица недолго думая кладёт подбородок Поэту на плечо. Ну теперь-то не исчезнет как во сне! Вот… как спокойно и замечательно!..
- А-а, наконец-то и они!
Художник и шаман появляются из-за дерева и подпрыгивающими походками срезают путь прямо через газон. Как щебечущие птахи они перебивают друг друга, стараясь донести подробности путешествия в дальние края, приземляются на скамейку.
Медведица неотрывно следит за голубыми бутылками с долгожданной жидкостью, но воспитание и расслабленное состояние не позволяют вырвать одну из них. А как хочется! Шаман и Художник как будто специально дразнят её…
Но сильные руки Поэта наконец-то отвинчивают синенькую крышечку «Аква Минерале» и протягивают бутылку Медведице со словами: «Это тебе». Он утверждает, ощущения от этого напитка теперь должны быть незабываемыми.
Колючие пузырьки микроайсбергами царапают нёбо и язык, но почти не утоляют жажды.
Пташки Художник и шаман на этот раз улетают навсегда. Ну и пусть, без них как-то спокойнее.
Стрелки на белом циферблате часов Поэта неумолимо отсчитывают минуты, которых не существует. Офис ждёт.
- Хм, вот иногда такое бывает… Всё вдруг становится таким чётким… И тогда я начинаю разглядывать каждый листочек, - низкий бархатистый голос Поэта звучит так, что кажется, нет ничего более искреннего на свете.
Поэт провожает Медведицу. Сопротивляться бесполезно.
На тротуаре, перед тем, как перейти дорогу, Медведица смотрит на Поэта, как будто прощаясь навсегда. Теперь-то уж точно ей придётся остаться одной в этом мире.
- Всё-таки зря ты меня бросаешь так…
- Почему?..
……………………………………………………………………..

Белая «Барракуда» вспарывала клиновидным носом упругие чёрно-голубые волны и брызгалась пеной, когда Медведица опускала руку за борт. Наверное, белая лодка сейчас вовсю щурилась и улыбалась горячему ветру, как и её пассажиры. Противоположный берег вырос внезапно, и «Барракуда» стукнулась носом о прибрежную гальку, потом немного проползла по ней вперёд и, издав стон, застыла в неподвижности.

Отброшенный «Rolling Stones» подрагивал глянцевыми страницами. Тонкие, мечтающие дорасти до купола неба, сосны качались, задевали друг друга узорчатыми ветвями и одаривали сухой, пропахший хвоёй воздух, едва слышимым шёпотом. Каждая микрочастица бытия напряжённо звенела от переполняющего счастья. Медведица видела, как стройные стволы сужаются, уходя вверх. Всё суета, кроме сосен, заливаемых солнечным светом. И что прикасается к ним хотя бы взглядом, становится раз и навсегда частью Вечности. Светло-серые, почти голубоватые, маленькие птички скользили по соснам с такой ловкостью, будто для них не было разницы где верх, а где низ. Аккуратненькими клювиками они залезали под рыжевато-коричневую, поразительно рельефную и насыщенную цветом жизни кору, взмахивали ультрамариновыми веерами крыльев и перелетали на другой ствол. Медведица, как никогда, слышала малейший шорох маленьких птичьих коготков, хвоинок, падая, добавляющих себя в общий ковёр гармонии, следила за шёлковыми паутинками, плывущими в нагретом воздухе (паучки, конденсировавшиеся из утреннего тумана, соткали их к полудню из дыхания засыпающих ночных птиц)… Ещё немного, ещё чуть-чуть этого счастья, и она бы не выдержала. Всё, к чему стремилось и стремится человечество, сейчас здесь. Счастье, гармония – тусклые слова, тень засушенного цветка на дымчатой стене прокуренной комнаты, неудачные вербальные попытки передать непередаваемое. Но они вдруг стали бесконечно понятны и просты.
Когда я вернулась, старик бредил. Он щурил свои раскосые глаза и говорил с кем-то невидимым, взволнованно вглядываясь в меня: «Солнечная страна просветлела. -Люди божества Айыы, как вы живете? -Мы хорошо живем, тебя ждем. -Я ничего не вижу. –Так надо, ничего нет».*
Не существовало ни Вечности, ни времени, Медведица, блаженно прикрыла глаза и улыбнулась самой себе.